А если я хорошу попрошу?

Дане слишком хотелось провести с Серёжей день на природе. Именно сегодня. Разгар июля, на улице жарко, на небе ни единой тучки. Дома сидеть уже невозможно, кондиционер не помогает давно, будто его и нет вовсе. И почему бы им хоть раз не сходить вечером к реке? Посидеть, искупаться, поесть. Даниил одобряет это всецело, а вот Серёжа отмахивается, наотрез отказываясь выходить из дома.

***

Серёжа ощущает на себе те самые несколько минут блаженства, когда, выйдя из душа, чувствуешь свежесть. Татищев сидит на диване, настраивая кондиционер, хоть и знает, что толку от него будет мало. Он даже не услышал, как подошёл Даня, хотя тот даже не крался. — Сергей Юрьевич, не хотели бы вы сходить на речку? — говорит Московский, подсаживаясь к Серёже и кладя голову тому на плечо, — неужели совсем нет желания посидеть на природе? — Дань, мы обсуждали это. — Обсуждали твое нежелание выходить на улицу? Сереж, дома очень жарко, а там вы сходим и развеемся. — Дань, нет. Татищев смотрит на Даниила сурово, явно показывая, что свое мнение он не изменит, что бы тот ни сделал. Московский глазки не строит — знает, что на Серёжу такое не действует. Рука ложится на бедро, поглаживает. Губы тянутся к уху и, опаляя горячим дыханием, Даня нашёптывает: — Сергей Юрьевич, — Московский кокетливо улыбается, — мне попросить по-другому? Недлинные ногти сильнее впиваются в кожу, что показывалась из-под домашних шорт. Зубы Московского кусают мочку уха, и он, прошепча что-то не очень внятное, спускается на пол, разводя ноги Серёжи в стороны, усаживаясь между ними. Татищев не может и вздоха сделать — полностью поддается чужим манипуляциям. Даниил пытается удерживать зрительный контакт. Он смотрит своими голубыми глазами так жадно, так воодушевленно... Серёжа сминает в полоску губы, не сводя глаз с Дани. Все произошло слишком быстро, из-за чего Серёжа пока медленно соображает. Приходит в себя только после того, как начинает чувствовать, что шорты с него постепенно сползают, оголяя нижнюю часть тела. Татищев приподнимат чуть таз, давая полностью стянуть с себя одежду. Теперь он точно осознает, как Московский вытянет его на природу. Даня, хватаясь за внутренние части бедер, сразу берет головку в рот. До этого полувставший орган начинает обливаться кровью. Даниил не торопится куда-либо: он, остановившись на головке, сейчас на ней только и будет зациклен. Татищеву до безумия нравится наблюдать за тем, как Даня неспешно двигает головой. Они все держат зрительный контакт, ни на секунду не отводя друг от друга взгляд. Серёжа заворожен полуоткрытыми голубыми глазами, что смотрят на него снизу. Настолько же Московскому хотелось вытащить Серёжу на природу. Даня наблюдает за блестящими черными глазами, что так яростно своим взглядам вцепились в его. Удерживают невидимой нитью баланс, удерживают, чтобы полностью прочувствовать друг друга. Татищев ждать уже не может: слишком долго Даниил задержался на одном месте. Рука ложится на блондинистую макушку, совсем-совсем слегка сжимая волосы. Он наклоняет Данину голову все на себя ближе, заставляя того брать глубже. Несмотря на то, что Московский начинает давиться, а его слюни стекать по подбородку, он все равно непрерывно глядит на Серёжу. Тот, в свою очередь, только шире улыбается, когда оттягивает чужие волосы, тем самым отрывая Даню от занятия. Но тут же он возвращается на прежнюю позицию. Московскому просто до одури нравится смотреть на вздыхающего Серёжу, который пытается показать, что он здесь доминант. Дане такой расклад не нравится, и он, шлёпая того по бедру, переводит одну руку к основанию. Полустоны разносятся по комнате. Даня ими наслаждается, будто слушает очередной повтор любимой песни. Хотя голос Серёжи явно будет лучше любой песни, когда-либо прослушанной Даней. Низ живота тянет, и Татищев уже просто не может смотреть на Даниила — так и хочется зажмуриться, откинуть назад голову, насадить того глубже. Когда Даня начинает ускорять темп, то Серёжа, полностью не сдерживаясь, стонет, откидывает голову, жмурится, а только после кончает. — Мог бы и предупредить, — Московский вытирает остатки спермы с уголков губ, украдкой смотря на Серёжу, — теперь пойдешь со мной на речку?