***
Сяо Синчэнь знал, что должен был сделать. Что должно было произойти еще тогда, но не произошло из-за продажности великих кланов. Было бы лучше, если бы все случилось два года назад, когда их пути пересеклись вновь; если бы вместо раненого незнакомца он обнаружил бездыханное тело. Если бы он понял еще тогда, если бы задавал больше вопросов и требовал больше ответов… Но он не стал. Он считал это благом — позволить тому оставить явно болезненное прошлое позади. А еще он думал, что тот покинет их, что их новый знакомый излечится и пойдет своей дорогой, а они с А-Цин — своей, и жизнь вернется на круги своя. Но время шло. Незнакомец все не уходил. Он никогда не спрашивал, можно ли ему остаться — просто вел себя так, словно об его уходе и речи быть не могло. И Сяо Синчэнь вздохнул с облегчением, он был счастлив, потому что с незнакомцем приятно было проводить время: он был умен, талантлив, смешил его, и даже А-Цин со временем оттаяла. Это казалось подарком судьбы, нежданной радостью. Лучом солнца, пробившимся сквозь тучи. Он этого не заслужил — как мог он обрести дом, когда Цзычэнь своего лишился, как мог найти покой, когда Цзычэнь его потерял. Но он успокаивал себя мыслью, что помогает, что делает хоть что-то хорошее, что его счастье никому не причинит вреда. Он не мог спасти мир, оказался недостоин тех высоких целей, которые ставил перед собой, но кое-что ему все же было под силу. И он позволил себе одной тихой ночью, движимый переполняющей его нежностью и непонятно откуда взявшейся смелостью, обхватить лицо своего друга руками (Чэнмэй, теперь у него было имя) и поцеловать его, проверяя, как далеко тот готов зайти в своих заигрываниях. Чэнмэй удивленно выдохнул Сяо Синчэню в рот, но потом одной рукой обхватил его за шею, а другой вцепился в ворот его ханьфу, будто не собирался отпускать больше никогда. У него были мягкие, такие теплые губы, и он целовал Сяо Синчэня, пока у того голова не закружилась от желания и от того, что его желали в ответ. Рот, полный лжи. Руки, омытые чужой кровью. Тело, которое он обнимал, ласкал и любил — и которое стало орудием, несущим огромное зло. — Ну а ты, Даочжан? Ты-то меня не оставишь? — Нет, — улыбаясь, отвечал Сяо Синчэнь. — Как же я могу? Ты без меня непременно угодишь в неприятности. — Ну да, наверно. Так ты, значит, стараешься ради общего блага? — Нет же, — сказал Сяо Синчэнь, чувствуя, что должен это озвучить. — Правда. Я… просто не хочу. Мгновение Синчэнь думал, что сказал что-то не то, но тут его друг уткнулся лицом ему в ключицу и рассмеялся — так, Синчэнь знал теперь, он смеялся, когда ему было неуютно. — Ох, — сказал он весело. — Какая же ты сладушка, Даочжан. Так бы тебя и съел.***
Ты не должен. Никто не узнает. Сюэ Ян никому здесь не причинял вреда. Он помогал Сяо Синчэню, охотился с ним. «Кому станет лучше, если он умрет?» — нашептывал ему голос в звенящей пустоте его разума. — «Что от этого изменится? Ты единственный, кто знает. Оставь это». Ядовитый голос. Эгоистичный голос. Совершенномудрый не имеет страсти. Сюэ Ян убивал. Этим он нарушил баланс в мире; неважно, станет ли кому-то лучше — равновесие должно быть восстановлено. Мертвецы из Байсюэ, клан Чан и кто знает сколько еще неупокоенных душ — все они заслуживали справедливости, чтобы их убийца был наказан. Он представлял Цзычэня. Как тот смотрит на него обвиняюще, преданный. «Как ты можешь даже задумываться о том, чтобы сохранить ему жизнь», — слышал он знакомый, дорогой сердцу голос. — «Неужели ты настолько эгоистичен, что отринешь все принципы ради своего мимолетного счастья? Позор!». И все же его тело сопротивлялось, предательски тянулось к Сюэ Яну, позволяло касаться и целовать себя и отказывалось что-либо делать. «Сегодня», — повторял он себе, — «сегодня я это сделаю», — и не делал ничего. «Сюэ Ян», — проговаривал он у себя в голове. — «Ты слишком долго избегал правосудия. Прими справедливый приговор». Стоило ли Синчэню связать его перед этим? Или лучше было бы дать ему шанс отбиться? Но будет ли от этого легче? От одной только мысли становилось тошно. Лежа в постели и обнимая Сюэ Яна за талию, он продумывал исполнение смертного приговора, пока его жертва мирно лежала рядом и… Нет, не жертва. Правосудие есть правосудие. Оно должно свершиться, а Сяо Синчэню просто суждено стать его орудием. Наверно, это правильно: он должен все закончить, ведь по его вине произошло столько несчастий. — Не вмешивайся в это, — говорил ему Цзычэнь. — Не встревай. Это не наше дело. Но он уперся и настоял. А Цзычэнь за это поплатился. И теперь он должен взять на себя ответственность, исправить ошибку. Если бы только все его существо не билось в отчаянии, твердя: «Я не хочу, не хочу, не хочу». Кто-нибудь, заберите у меня эту ношу. Не заставляйте убивать того, кто любит меня. Он мог попытаться убедить себя, что все было ложью, что Сюэ Ян тянулся к нему исключительно из злого умысла и прочее в том же духе, что это лишь притворство, игра, часть большого обмана. Но в глубине души он не мог в это поверить. Это должно произойти. Если бы только кто-то другой мог сделать это. Но никого больше не было.***
— А-Цин, — сказал он. — Я попрошу тебя о чем-то очень важном. Он отчетливо услышал ее смятение. — О чем? — настороженно спросила она. — Тебе это не понравится, — предупредил он. — Но, прошу тебя, мне нужно, чтобы ты сделала в точности, как я скажу. — Даочжан, — начала было она. — Я должен буду сделать кое-что очень опасное, — продолжил Сяо Синчэнь. — Мне нужно, чтобы ты покинула Город И, отправилась в Цзыян и ждала меня там. Он слышал, как она набрала побольше воздуха, готовая спорить, и поспешил продолжить. — Если через три дня я за тобой не приду, тогда… — Нет, — перебила его А-Цин. — Нет, я не уйду, что ты вообще собрался делать, я могу помочь… — Не с этим, — твердо прервал ее Сяо Синчэнь. — Я не могу… мне надо быть уверенным, что с тобой все в порядке. — Я этого не сделаю, — возразила А-Цин громче. — Ни за что, ты меня не заставишь. Я не буду мешаться, но я не уйду. — А-Цин, — отчаянно взмолился Сяо Синчэнь. — Пожалуйста. — И что мне делать, — помолчав мгновение, спросила А-Цин чуть дрожащим голосом, — если ты не вернешься? Сердце Сяо Синчэня сжалось в груди. — Есть храм, — сказал он. — В дне пути на север от Цзыяна. Я дам тебе с собой мешочек-цянькунь, чтобы ты ни в чем не нуждалась по дороге. Там… скажи, что Сяо Синчэнь прислал тебя из Города И. Они тебе помогут. А потом… я расскажу тебе, куда идти дальше. Его учитель примет ее. Она, конечно, не будет в восторге. Но и маленькой девочке в беде она точно не откажет. — Ты не можешь так со мной поступить, — сказала А-Цин в отчаянии, чуть не плача, и Сяо Синчэнь хотел бы сдаться, хотел бы сказать ей: «нет, ты можешь остаться, прости меня», но… — Пожалуйста, — повторил Сяо Синчэнь. — Ради меня. Сколько еще времени у него осталось? Сколько до того, как Сюэ Ян вернется? — Почему ты не можешь пойти со мной? — спросила А-Цин. — И попросить помощи в том храме? — Это… — Сяо Синчэнь сглотнул. — Это моя ответственность. — Что именно? Чудовище, которое я привел в нашу жизнь. Которому я позволил разгуливать на свободе. Которое я полюбил. — Я расскажу тебе, когда все закончится, — ответил он с тяжестью на сердце.***
Иногда — Сяо Синчэнь знал, — если человек страдал так сильно, что не мог этого вынести, не мог оправиться, единственным выходом было облегчить его муки, окончив его жизненный путь. «Убийство из милосердия», так оно называлось, и его всегда поражала абсурдность подобного сочетания. Почему бы просто не назвать это милосердием? Но для того, что должно было произойти, лучшего определения было не подобрать. Убийство из милосердия. Нежность милосердия и жестокая реальность убийства. Он должен был это сделать. Никто не говорил ему, как. Выбор оставался за ним. Когда Сюэ Ян вернулся, Сяо Синчэнь забрал у него корзину, поставил в сторону, а затем притянул его к себе и жадно поцеловал. Сюэ Ян удивленно замычал ему в рот, но тут же с готовностью потянулся навстречу, как всегда голодно отвечая на поцелуй. (Голод. Это слово всегда прекрасно подходило Сюэ Яну). — Ого, — задыхаясь, сказал Сюэ Ян, когда они оторвались друг от друга. — Вот это приветствие. Что на тебя нашло, Даочжан? — А мне обязательно нужна причина? — спросил Сяо Синчэнь. Ложь слетела с языка ужасающе легко. — Наверно нет, — ответил Сюэ Ян. Сяо Синчэнь слышал улыбку в его голосе, и его сердце дрогнуло, сомневаясь… Нет. Он снова поцеловал его, медленно и нежно. — А где А-Цин? — чуть рассеяно спросил Сюэ Ян, отстранившись. — Я попросил ее отлучится ненадолго, — ответил Сяо Синчэнь. — Чтобы немного побыть наедине. У него никогда не получалось врать. Но раньше у него и причин для лжи не было. — Даочжан, — радостно воскликнул Сюэ Ян. — Интересно, интересно. Какая-то часть Сяо Синчэня истошно кричала: «Не доверяй мне. Не верь. Заподозри хоть что-то…» Может, битва была бы более честным решением. Но ему казалось, что так было бы еще более жестоко. Если бы речь шла о нем… Сяо Синчэнь думал, что сам бы предпочел до последнего оставаться в неведении. — Ну так, — продолжил Сюэ Ян. — Что же ты намерен делать, теперь, когда мы остались одни? И снова боль, словно сердце пронзили мечом. — У меня не было в мыслях чего-то конкретного, — ответил он, очертив большим пальцем скулу Сюэ Яна, а затем позволив рукам безвольно упасть. — Разве что… Он осекся и снова поцеловал его, уложив ладонь ему на затылок и притягивая ближе — именно так, как тот любил. «Еще один раз», — подумал он. — «Всего один».***
Сяо Синчэнь пригвоздил запястья Сюэ Яна над головой и велел не двигаться — он не думал, что вынес бы его прикосновения, точно не сейчас. А затем продолжил доводить того до беспамятства, медленно и нежно. Он знал, что делать. Знал тело Сюэ Яна — что тот любил, на что откликался — лучше, чем кого бы то ни было, кроме разве что самого себя. Но и свои желания он познал именно здесь, благодаря Сюэ Яну, который вытаскивал их из него, как осколки из раны. — Пожалуйста, — едва не хныча, просил Сюэ Ян. — Пожалуйста, давай уже, ты меня убиваешь… Это почти сломило его. Почти. Он позволил воспоминаниям о Цзычэне — Цзычэне, плачущем кровью, Цзычэне, прогоняющем его прочь, дрожащим голосом велящем уходить и никогда не возвращаться — вести его дальше. Пусть эти воспоминания и сами едва его не уничтожили. — Нет, — бормотал он в мягкую кожу у Сюэ Яна на животе. — Еще нет. Было хорошо. Так чудесно, так ужасающе хорошо — как и всегда, как и все то время, что он верил в ложь. «А если…», — робко молила часть его, но он решительно от нее отворачивался. Когда все закончилось, он обтерся и поправил на Сюэ Яне одежду. — Беспокоишься за мое целомудрие, Даочжан? — спросил Сюэ Ян хрипло, расслабленно, как и все его тело. Сяо Синчэнь попытался представить его таким. Хотел бы он это увидеть, хоть раз. Но, разумеется, если бы он мог видеть… — Не хочу, чтобы ты замерз, — ответил он. Сюэ Ян рассмеялся. — Уж ты-то точно меня согреешь, — сказал он. Сяо Синчэнь едва сдержал всхлип. — Ложись ко мне на колени? — попросил он. И впервые услышал, как Сюэ Ян сомневается. — Что-то не так? — спросил он с едва заметной ноткой подозрения, но по большей части просто не понимая, что происходит. — Нет, — ответил Сяо Синчэнь, затем выдавил из себя улыбку и продолжил, — да, но ничего такого. Просто… просто небольшая хандра, не более. — Кажется, мне лучше поскорее от нее избавиться, а? — Это пройдет. Сюэ Ян скептически фыркнул. — Как скажешь, — ответил он, но, похоже, этого оказалось достаточно. Он подошел и развалился у Сяо Синчэня на коленях, упираясь затылком в живот. — Готов поспорить, помогает, — сказал он. — Такой вот я у тебя бескорыстный, приглядываю за тобой. «Почему», — подумал Сяо Синчэнь, злясь. — «Ну почему ты все усложняешь?». Неужели все с самого начала должно было закончиться именно так? Он нежно погладил Сюэ Яна по волосам, убирая пряди с лица и распутывая концы. Довольное мычание было как удар под дых. Его голова тяжестью давила на живот, тело в руках обмякло безвольной податливой массой. Беспечный. Расслабленный. Доверяющий. Болезненный ком из печали, злости, страдания и вины разъедал Сяо Синчэню сердце. «Я должен», — напоминал он себе. — «Я не могу позволить ему жить. Он слишком опасен. Он слишком много причинил вреда». — О чем задумался, Даочжан? — лениво позвал Сюэ Ян. — Я отсюда слышу, как ты загоняешься. — Я просто… — Сяо Синчэнь глубоко вздохнул, потом закончил. — Наслаждаюсь моментом. — Не могу тебя осуждать. Я вот точно не жалуюсь. — Нет, — ответил Сяо Синчэнь, обнимая Сюэ Яна за голову, пальцами ища ровно бьющуюся жилку на горле. Он призвал Шуанхуа и вынул его из ножен, тихо шепча. — Я и не думал, что ты станешь. Он легко провел тонким, остро заточенным лезвием Шуанхуа по горлу Сюэ Яна. Тот напрягся всем телом, издав хриплый вздох, быстро превратившийся в бульканье. Горячая влажная кровь заливала Сяо Синчэню руки, и тот выронил меч, ловя Сюэ Яна за запястья, которые тот вскинул, будто пытаясь остановить кровотечение. У Сяо Синчэня перехватило дыхание, и тот тяжело вздохнул, слушая, как Сюэ Ян умирал — вздрагивая и дергаясь, но постепенно замирая. Кровь насквозь пропитала одежды Сяо Синчэня. Казалось, он тонул в ее тяжелом запахе. А затем, с последним влажным, задушенным вздохом, все было кончено. Быстрый, гораздо более легкий конец, чем тот, что Сюэ Ян дарил бесчисленному количеству своих жертв. Было очень, очень тихо. Сяо Синчэнь чувствовал, как печет глазницы. Из его груди вырвался судорожный всхлип — эхо последнего вздоха Сюэ Яна, — а затем его прорвало. Он опустил голову и горько разрыдался, содрогаясь всем телом, громко, отчаянно и неудержимо. Ему будто вырвали сердце из груди. Почему, почему, почему, это нечестно, он же был счастлив… Ложь. Или нет, не ложь, но нечто, на лжи построенное, и Сяо Синчэнь повелся на него. Пустил убийцу, человека, который причинил Цзычэню такую сильную боль, в свой дом, свое сердце, свою постель, и все равно теперь чувствовал себя таким же предателем. Было больно. Было так больно, что ему казалось, он умрет, страдание и горе поглотят его целиком. Невыносимо. — Прости меня, — сказал он, неуверенный, перед кем извиняется. Цзычэнь. А-Цин. Сюэ Ян. Он потянулся за мечом и приставил лезвие к своей шее. Пусть все закончится.