Меня зовут Галерион!

Приветствую! На дворе 240-й год второй эры, меня зовут Ванус Галерион, и я ненавижу шутки над своим именем. Одна из самых безобидных из них гласит, что родители назвали меня так в честь своего излюбленного способа совместного упоения страстью, что, будь оно правдой, с одной стороны, даже трогательно, с другой, всё же чудовищно отравило мне жизнь и в значительной мере определило характер её течения на всей её продолжительности. На данный момент я переживаю переломный момент своей биографии и не могу предугадать, что будет со мной завтра, посему постараюсь вкратце изложить свою историю в назидание, дабы попытаться сделать этот мир чуть лучше, чему я и без того посвящал огромные усилия последние несколько лет. Итак, родился я в 210 году второй эры на дивном острове Саммерсет, земле прекрасных альтмеров, носителей великой культуры и обширных знаний о мироустройстве. Настоящая причина присвоения мне столь специфичного имени навсегда останется для меня тайной, поскольку мои родители погибли в ходе несчастного случая, когда я был совсем ребёнком, и меня без особой радости приютил дед по матери, бывший большим любителем похоти и столь же большим нелюбителем её последствий в виде отпрысков. Дед был неплохим мером и не смог позволить себе бросить меня на произвол судьбы, но в плане досуга или каких-то моральных наставлений я был обделён его вниманием, и единственная тема, на которую он охотно со мной общался - это его любовные похождения. Из порой неправдоподобно ярких рассказов о его эротических приключениях сложился бы увесистый сборник, и некоторые его басни я порой вспоминаю до сих пор, расходясь в улыбке от его фантазии. ...Как-то раз, когда нам с твоей бабкой было по 20, мы устроили пикник на берегу реки. Природа, романтика, все дела. Нагнали расслабления парой глотков шейна и потихоньку приступили к делу. Где-то в стороне отдыхали и другие пары, кто-то ловил рыбу, но нам было настолько здорово вместе, что плевать мы хотели, кто там нас увидит. Я для разогрева помял и отшлёпал её от души, даже оставил пару синяков, она в ответ тёрлась об меня как кошечка. В конце концов, полностью отдавшись удовольствию, она стонала во всю глотку - к нам даже подошёл один из рыбаков со словами "Что вы орёте, всю рыбу мне распугаете". Подходит и видит, как твоя обнажённая молодая бабуля самозабвенно скачет на моём жезле эйфории, и как её лицо отчаянно переливается всей гаммой ярких чувств. Замер как вкопанный. Я заметил, как на его штанах вот-вот появится внушительная дырень, и тут какой-то озорной задор меня дёрнул - короче, я предложил ему присоединиться. Тот живо пристроился к ней спереди, отняв у неё возможность издавать звуки, распугивающие рыб, и так мы с ним вдвоём бешено драли твою бабку с двух сторон друг напротив друга словно дуэлянты до самого заката. Выдохнувшись, но не выходя из позы, я впотьмах дотянулся до нашего шейна и угостил им рыбака, устроив застолье прямо на её спине. Так мы с ним отметили наше знакомство и начали дружбу, которая продлилась много лет... Поскольку в остальном ему было совсем не интересно со мной возиться, я был отдан в школу для сирот, где меня и других обездоленных детей обучали грамоте, счёту, истории - в общем, базовым знаниям и навыкам. Там я узнал, что у меня очень смешное имя, и благодаря нему стал объектом постоянных насмешек. Если во взрослом обществе многие хотя бы пытаются соблюсти приличия и скрыть своё отношение: подавить смешок, отвернуться в момент неспособности сдержать улыбку или воздержаться от очередной глупой шутки, то жестокие дети всегда рады продемонстрировать эмоции и остроумие, что я, будучи довольно чувствительным мальчиком, воспринимал весьма болезненно. Поэтому, когда сверстники весело проводили время за совместными играми и прогулками, я чаще всего одиноко зарывался в книги, где меня никто не беспокоил, либо, опять же, слушал уморительные басни деда. ...Благодаря связям отца в свои семнадцать я поступил на служение графу. Смотрел за его поместьем, где он проживал с семьёй, устраивал им трапезы, прибирался - в общем, типичная служба по дому. Помимо меня там служило ещё пятеро ребят - такой же молодняк, разве что один парень, Балинор, кажется, его звали, вернее, не совсем парень - короче, чуть моложе графа, одинокий, рано овдовел, долгие годы не мог справиться с потерей - в общем, грустная история. Периодически граф пускался в служебные разъезды - недолгие, по несколько дней - и мы оставались наедине с его женой. Прекрасная мудрая женщина несколько моложе него. У них была дочка, моя ровесница, но очень тихая и скрытная - я её почти не видел и не знал, как она проводит время. В какой-то момент, достаточно сблизившись с графиней, я узнал от неё, что у них с мужем уже давно не случается интимной близости из-за проблем графа в сфере мужского здоровья. Ну и, не особо сопротивляясь, согласился периодически позволять ей чувствовать себя женщиной. Ну, понимаешь, о чём я. Конечно, это происходило в тайне, и я даже изредка испытывал уколы совести, но тогда я был совсем молод, и жажда ярких ощущений во мне зачастую пересиливала моральные принципы. Потихоньку, по мере вхождения в моё доверие к нам присоединились остальные ребята. Все кроме несчастного Балинора, которому я считал лишним предлагать участие в подобном. И так я и четверо моих коллег устраивали вместе с графиней оргии, о которых невозможно забыть. Очень умелая женщина и при том чертовски проницательная - смотрит на тебя и, кажется, читает твои мысли. В общем, заводила нас неимоверно. Однажды граф покинул нас аж на целый месяц. Какие-то серьёзные государственные дела, всё такое. Ну и мы не дураки, устроили графине месяц ярких ночей. Когда до возвращения графа остался один день, решили, что последняя ночь удовольствий должна стать особенно яркой. Достали из погреба самое лучшее вино, накидали одеял и подушек, напустили благовоний. Заходим. Графиня уже готова и вызывающе смотрит на нас. Гасим свечи и приступаем. Трогаем её по-всякому, гладим, мнём, разогреваемся. Почти вслепую - в ночной темноте ж. В какой-то момент внезапно выясняется, что графиня не одна. Их двое. Это её тихая девчонка! А девчонка, как выяснилось, не промах. Да какой! Ещё лучше матери! Откуда такие умения?! Погружала нас в такие пучины блаженства, в каких я не бывал ни до, ни после! Ловко перемещаясь от одного к другому, на пару с графиней она мастерски держала всю нашу компанию на пике наслаждения. В ту ночь их чувственные губы без устали трудились до рассвета по первому разряду, а их прекрасные лица оросились мужским соком обильнее, чем, наверное, за всю их остальную жизнь. Даже бедняга Балинор получил свою порцию счастья - его мы предварительно обработали вином и позвали просто на вечеринку без оглашения деталей со словами, мол, тебе понравится. Клянусь, это была самая лучшая ночь в моей жизни... Главным моим обидчиком выступал Календил - высокий, крепкий, непоколебимо жизнерадостный мальчишка, компенсирующий отсутствие успехов в учёбе ежедневными упражнениями в болезненных юмористических уколах в мой адрес. А будучи, что называется, душой компании и заводилой, он с лёгкостью вовлекал остальных в это паскудное веселье. Я же, будучи тихим, замкнутым ребёнком, ничего ему не отвечал, а просто молча терпел. Максимум мог уйти, но тогда он со своей шайкой, которую составлял почти весь класс, нередко следовал за мной. Остальные же имена не стоят упоминания, ибо все их носители были безыдейными дурачками, ведомыми коммуникативным талантом Календила, и вряд ли стали бы разводить из моего имени такое представление без него. Разве что была девочка по имени Элинор. Ох, Элинор, как я был в неё влюблён... Божественное создание, словно сотворённое самим Магнусом, дабы воспламенять мягкие мальчишеские сердца, ослеплять их взор и поражать воображение. Я изображал её на многочисленных рисунках, посвящал ей стихи и писал о ней разнообразные рассказы от невинных и возвышенных, подражающих книжным любовным сюжетам, до предельно чувственных и откровенных в духе похабных историй деда. Но всё это - исключительно в стол, ибо она, зная о моих чувствах, не только не отвечала взаимностью, но ещё и громче всех смеялась над выпадами Календила в мою сторону, что невыносимо ранило моё сердце. Как же я сокрушался от того, что за столь прекрасной внешностью нет ни тени добродетели. Однако, спустя годы страданий по ней я всё-таки остыл и попытался образовать пару с другой девочкой, не знавшей до этого ни меня, ни моего имени, ни моего окружения. "Галерион? Какое красивое имя", - отозвалась прогуливавшаяся по аллее милая Альтарин. За время неспешной прогулки мы нашли общий язык и точки соприкосновения. Оказалась такой же как я тихоней и любительницей книжек. Продолжая разговор и постепенно сведя его к обсуждению романтических произведений, разместились на скамье у озера. Начал подумывать аккуратно коснуться её руки, как вдруг случилось то, что не должно было случиться. То, чего я не ожидал и отчаянно не хотел. Мерзавец Календил оказался в поле моего зрения. Тоже в компании барышни. Элинор! И обидно, и не удивительно. Двигались в нашу с Альтарин сторону. От неожиданности я напрочь потерял свою новую знакомую из поля своего внимания - оцепеневший от ужаса, я прирос к скамье в безмолвном предвкушении неминуемого конца. - Привет, ВАНУС! - ожидаемо выбросил этот паршивец, растянув свою гадкую физиономию в улыбке до ушей. - Что? - недоуменно усмехнулась Альтарин, - Ты его знаешь? Тебя зовут не Галерион? - Неееет, - ответил Календил, - его настоящее имя - ВАААНУС! - и тут этот засранец напару с Элинор заржали как дикие кони, а моя Альтарин хоть и отвернулась, но не стерпела и звонко захихикала. Не сдержав слёз, я как ошпаренный рванул домой. При том настолько перенервничал, что на бегу оставил на дороге длинный коричневый след, который, как мне потом сказали, ещё неделю напоминал тамошним проходимцам о моём позоре. Казалось, будто издевательский смех тех троих преследовал меня до самого дома. А потом ещё и неоднократно настигал ночью, когда я повторно переживал ту сцену во снах. Как такая приличная с виду девочка могла оказаться ровней им всем?! Что это за глупый, жестокий мир?! На том ужасном инциденте мои попытки романтических похождений оказались окончены. Я закрылся дома и вернулся в школу только спустя две недели, когда деду надоело смущать моим присутствием грудастых незнакомок, посещавших его обитель разврата, и он чуть ли не пинком выдавил меня на улицу. Конечно, Календил с радостью напомнил мне о моём фиаско, о котором уже успел разболтать всей школе, и поток издёвок удвоился. Тогда мне было 12, и до конца учёбы оставалось дотерпеть всего ничего, так что я старался утешаться мыслью, что скоро это кончится. И уже понимал, что буду делать со своей жизнью дальше. В ходе очередного чтива я открыл для себя такое явление как Орден псиджиков - древнее сообщество волшебников, занимающихся поддержкой достойных, по их мнению, политических фигур. И моё яркое воображение разродилось идеей стать видным представителем этого ордена, дабы прославиться своими подвигами и превратить своё имя из шутки в легенду. А то и в грозу всех негодяев, рискнувших нарушить ладный ход истории Саммерсета. Над моим именем перестанут смеяться. Его будут уважать. Его будут бояться! Да! К тому же, изучение и практика мистических материй показалась мне деятельностью, подходящей моей любознательной натуре как ничто другое. Окрылённый предвкушением грядущих приключений и новой жизни вдали от места, где надо мной смеялись, я собрался, выслушал последнюю порцию бредовых историй деда и отправился к ближайшему представительству Ордена в Рунсибей. ...В годы моей молодости был очень популярен певец по имени Эролай. Его чувственные, страстные, откровенные песни заставляли сердце биться чаще, а чле... эм, в общем, славный был певец. Большинство других деятелей искусства, знать и прочие высокие морды чуть ли не презирали его за пошлость, в то время как меры попроще вроде нас с твоей бабкой, наоборот, ломились на его концерты толпами и заполняли его залы до отказа. Его чудесное, чуть ли не волшебное пение настолько захватывало дух и взывало к чувствам, что ни одно его выступление не обходилось без соития парочек в объятиях, поцелуях, а то и кое в чём похлеще. Настоящий мастер своего дела - не просто блестяще исполнял номер, а подчинял аудиторию своей власти, заставляя её отбросить всяческие приличия и условности. Так, на одном его особенно удачном концерте буквально всё в зале располагало к романтике. И захватывающее пение, и одурманивающие благовония, и декорации, выполненные в ярких красно-розовых тонах. И так, в какой-то момент я почувствовал, как мои ладони невольно легли на колени твоей юной бабули, как её сочные губы соприкоснулись с моими, как наши языки впились друг в друга словно дуэлянты в смертельном поединке... И вот, она уже вовсю теребит моё орудие любви, заставляя его выплёскивать сок жизни во все стороны. Далее она спускается вниз и блестяще исполняет на нём своим умелым ротиком сладостную мелодию вожделения подобно тому, как маэстро Эролай исполнял её на наших ушах. Ну а затем мы сливаемся в единое целое, и все остальные парочки следуют нашему примеру. И лишь великолепный Эролай оставался на сцене в одиночестве, не прекращая задавать настрой всеобщему любовному помешательству... Однако, впервые оказавшись в Рунсибее и обнаружив себя среди незнакомцев, я не почувствовал облегчения. Ведь там я увидел то же, что наблюдал в родном месте всю свою жизнь. Лица. Много лиц. Очень много. Они не смеялись, не ухмылялись, не издавали пакостные выкрики, но всё равно казалось, будто они знают, кто я, и, едва оказавшись вне моего поля зрения, принимаются ехидно коситься, расплывшись в злорадной улыбке. Будто вот-вот среди них объявится выжженная в моём сознании мерзкая физиономия Календила и воскликнет что-то вроде "Смотрите сюда! Знаете, кто это?! Это ВАААНУС!!!" И все будут смеяться... Окружающая толпа разразится неудержимым хохотом, и я в очередной раз пожалею о том, что родился на свет. Настолько этот кошмар въелся в мой разум. Найдя, наконец, представительство псиджиков, я оказался несколько удивлён, увидев перед собой сочащийся гедонизмом особняк вместо монументального сооружения, источающего силу и благородство. Пышный разноцветный сад, виноградные лозы на стенах из белого камня, аккуратно стриженые деревья, высаженные в стройные ряды. Неужто псиджики такие эстеты? Я постучался, и меня встретил молодой мер, одетый изысканнее любого короля. Незнакомец поприветствовал бархатным тоном, я объяснился, и он пригласил зайти в дом, где меня окружила роскошь, не виданная более нигде и никогда. Одни стены покрывали огромные картины в золотых рамах, к другим прислонялись вычурные стеллажи с книгами, а центр гостиной занимало роскошное ложе из нежнейшей ткани, в котором хотелось утонуть. Мер велел располагаться поудобнее и чувствовать себя как дома. Я робко разместился в этом оазисе мягкости, тот вальяжно развалился рядом с бутылкой и парой бокалов в руках. Предложил мне "божественный нектар Артейума десятилетней выдержки", но я с неловкости отказался, и далее он выдал странный монолог. ...Ну и зря. Поверь, лучшего вина не сыщешь во всём Саммерсете! Безупречный рецепт, выработанный и доведённый до совершенства ладным коллективом виднейших виноделов и мастеров Старого пути. Стоит только пригубить, как забываешь обо всём! Просто бальзам для души! Ах! Чудесно!... Но почему столь юный молодой человек уже рвётся к свершениям? Неужели нет желания насладиться беззаботной жизнью? Спать до обеда, гулять днями напролёт, встречаться с девочками... Или с мальчиками - тут кому как. Каждому своё. В этом деле очень важно иметь наставника - того, кто станет твоим проводником и учителем в дивном мире чувственных удовольствий. Мне в своё время очень повезло встретить мера, терпеливо обучившего меня основам и тонкостям науки любви. Ах, дорогой мой любимый Минетил! Молодой и свежий, словно весенний ветер, несущий сочный аромат цветов! И вместе с тем сознательный и мудрый, будто добрый отец, что направляет и поддерживает. Как жаль, что наше знакомство оказалось столь скоротечным! Спи спокойно, ландыш мой. Ты навсегда остался молодым. Я тебя не забуду. Твой статный профиль, твои нежные руки... твои сладкие губки... твой... эм... ну да ладно... Он сделал пару глотков из своего бокала, неспешно поднялся, наградил меня тёплым взглядом и вышел из гостиной со словами "Скоро вернусь, а ты пока не шали, малыш..." Как помню, в тот момент я остался в полнейшем замешательстве, не понимая, что вообще происходит. Стоит отметить, что потом этот мер ещё сыграет свою роль в сценарии моей жизни, а пока он был лишь странным прохожим на моём пути становления одним из псиджиков. Звали его Эжелинд. Не успел я толком осмотреть предоставленный мне зал, как он вернулся в компании троих меров, одетых куда сдержаннее. Оказалось, я имел честь приветствовать высший совет Ордена во главе с самим Яхезисом! Моему удивлению не было предела. Как впоследствии выяснилось, под представительствами Ордена подразумеваются всего лишь жилые дома некоторых его служителей, рассеянные по всему Саммерсету, и каждый из этих домов содержит магический путь, ведущий прямиком в Артейум. А мастер реликвий Эжелинд отходил, дабы мгновенно переместиться на громадное расстояние в зал совета и вернуться в компании первых трёх лиц Ордена. Настоящее чудо произошло в нескольких шагах от меня! Итак, передо мной стояли четверо сильнейших магов Саммерсета. Осознав это, я проникся таким благоговением, что на миг даже забыл своё имя. Жаль, не навсегда. Представившись и переждав моё оцепенение, они ожидаемо начали с самого коварного вопроса. - Как вас зовут, молодой человек? - Меня зовут Галерион! - постаравшись скрыть неуверенность, выдал я. Но от главы ордена псиджиков нельзя скрыть ничего, потому далее они всё-таки вытянули из меня настоящее имя. И заставили ещё сильнее проникнуться восторгом, ведь их лица не повеселели ни на каплю. Затем между нами состоялся обстоятельный разговор, в ходе которого обозначенная приёмная комиссия выведывала подробности моей жизни, мои мотивы, мои знания. Их крайне впечатлило моё рвение, ведь обычно они сами ищут учеников, и поиски эти всегда весьма трудны, а тут мальчишка с горящими глазами заявился к ним сам, готовый ко всему. По завершении нашей беседы глава Ордена Яхезис обратился к мастеру реликвий Эжелинду, который в ходе неё не проронил ни слова, а лишь пристально разглядывал меня. - А что скажете вы, господин Эжелинд? - Я скажу, что однажды этот славный мальчик станет прекрасным юношей, а затем - великолепным мужчиной! Так начались лучшие годы моей жизни. Перебравшись в Артейум и пройдя сложный, специфичный обряд посвящения, я приступил к изучению магических искусств, обобщённо именуемых Орденом как Старый путь. Мне открылся не просто целый мир, а целая вселенная новых знаний и удивительных возможностей! Книги, поведавшие о псиджиках, не содержали в себе и сотой доли их таинств. Бескрайнее разнообразие способов управления материей и сознанием вскружило мне голову и поразило воображение. Каждый день я просыпался с невиданным энтузиазмом к продолжению познания хитростей мироздания и каждый вечер я отходил ко сну в предвкушении нового захватывающего опыта, ожидающего меня завтра. Однако, как бы я ни был увлечён освоением волшебства, проклятье моего имени продолжало неутомимой тенью преследовать меня. Моё искалеченное сознание старалось находить поводы для подозрений в любой ситуации. Да, все эти доблестные меры, объединённые общей миссией - от простого служителя до блистательного главы - ни разу не выразили даже подобия усмешки, находясь рядом со мной, но вот, он отвернулся, вот, он улыбнулся - и даром, что это банальная вежливость, вот, он, кажется, посмотрел на меня КАК-ТО НЕ ТАК, и сигнальный огонь тревоги тут же разгорался во всю мощь. Не получая прямого удара, я ощущал, как некогда обширная рана, хоть больше и не трогается, но всё равно не заживает. Потому я продолжал всячески стремиться к уединению. Но присутствовала среди всей этой толпы и душа, не вызывавшая подобных чувств. Такой же как я тихий молодой парень, отчего я приметил его далеко не сразу. Никогда не видел каких-либо эмоций на его лице, что можно было бы счесть за странность, но главное, что он не смеялся надо мной. В отличие от меня, его побуждения ограничивались постижением мистических материй - свершения его не интересовали. Однако, в остальном мы с ним оказались, что называется, родственными душами. Схожие досуговые предпочтения, схожие привычки, схожие таланты. Два увлечённых одним делом нелюдимых молчуна, мы очень быстро сдружились. Он стал первым и единственным близким мне мером за всю жизнь. Его звали Маннимарко. На протяжении нескольких лет мы с неудержимой страстью бок о бок осваивали и практиковали всё новые фокусы, делились впечатлениями и соображениями о том, как лучше достичь того или иного эффекта. Мы были двумя лучшими учениками, и порой наша страсть к учёбе сопровождалась здоровым соперничеством. В какой-то момент мы настолько сблизились, что стали делиться друг с другом острыми обстоятельствами своего прошлого. Так, в ходе очередной посиделки в его комнате я поведал ему о самых тягостных эпизодах пережитых школьных издевательств, в ответ на что тот изложил свою жуткую историю, что аналогично моей задала ход всей его жизни. ...Моя мама работала моделью в Университете Высоких Искусств. Позировала как перед начинающими живописцами, так и перед известными мастерами. Она была очень знаменита своей красотой - художники со всего Саммерсета жаждали если не заполучить её саму, то хотя бы запечатлеть на холсте. Один из них впоследствии стал моим отцом, и другие мужчины ему жутко завидовали. Я и сам часто засматриваюсь на её изображения, подаренные ей поклонниками. Вот, смотри. Идеальные черты лица - словно природа задумала её как некий эталон, который с разной степенью успешности пытается повторить в остальных женщинах. И безупречная фигура - длинные ноги, широкие бёдра, узкая талия, стройно, где надо, и пышно, где надо и сколько надо. После моего рождения - несколько более пышно, отчего её популярность у художников поубавилась, однако, отец, наоборот, стал от этого любить её ещё больше. Они почти не проводили со мной время, зато очень много времени проводили друг с другом. Постоянно запирались в своей комнате и предавались чувственным наслаждениям. Маленький я не понимал, чем они там занимались - мама часто кричала, нередко издавались звуки ударов, после чего она оставалась в синяках. Это сейчас я понимаю, что они просто настолько страстно увлекались друг другом, что с радостью сопровождали процесс элементами насилия, а тогда я думал, что отец бьёт маму и что однажды может начать бить и меня. И из-за этого жил в страхе. Однажды в ходе очередного акта их уединения звуки из их комнаты внезапно стихли. Заперевшись там на весь день, первую его половину они провели шумно, а вторую - в абсолютной тишине. Мне стало очень страшно. Я подумал, что отец убил маму. В итоге так оно и вышло. Слишком увлёкся насильственной составляющей развлечения. Ночью он выходил, чтобы поесть. А следующим днём мы уже стояли у её могилы. Только он и я. Похороны прошли втайне. Он молчал весь день. Я тоже не произнёс ни слова, потому что боялся лишний раз привлечь к себе его внимание. Всю следующую неделю мы тоже провели молча. Пока в какой-то момент он наконец не спросил: "Ты любишь маму?", отчего моё сердце ушло в пятки, а сам я крайне робко выдавил "Да". Затем он спросил: "А ты бы хотел, чтобы мама вернулась?", и я уже чуть менее робко повторил согласие, подумав, что он её сейчас как-то вернёт. Он взял две лопаты и повёл меня к её могиле. Тогда я ещё не до конца понимал, что такое смерть, и думал, что если мы сейчас выкопаем маму, то она окажется живой, и всё станет по-прежнему. Даже немного расслабился. Начали копать. Дело было ночью, и наше мероприятие освещал лишь слабый свет луны и звёзд. Откопали гроб, открыли. Мама лежала и не шевелилась. Отец взял её в охапку, приподнял, посмотрел на меня и снова спросил: "Ты любишь маму?". Не дождавшись моего ответа, он принялся судорожно её раздевать и, расплывшись в кривой улыбке, выдал дрожащим голосом: "Я о-очень люблю твою ма-аму! Я её обожаю!" Раздев её, сам спустил штаны и принялся сношать её мёртвое тело как заведённый. "Я обожаю твою маму!!!" - и дрыгался об неё так резво и отчаянно, что я подумал, что они сейчас взорвутся. Под утро, когда он закончил, мы повторно закопали мать и вернулись домой, снова погрузившись в молчание. Я решил, что у нас не получилось, и что, возможно, мы попробуем ещё раз. Однако, вскоре к нам пришла городская стража, получившая запрос о её пропаже. Они увели отца, и больше я его никогда не видел. Но сцену того, как он со сверкающими глазами и перекошенным лицом бешено насилует труп матери, я до сих пор наблюдаю во снах каждую ночь... Это откровение стало финальным шагом нашего сближения. Отныне мы знали друг о друге всё. Между нами отсутствовали тайны и конфликты. Лишь абсолютная открытость и полное принятие. Меня наполняло ощущение, что этот мер мне больше, чем друг, больше, чем брат, даже больше, чем любовь, хоть я и до сих пор не знаю, каково это - наслаждаться взаимными романтическими чувствами. Он был частью меня. Нас словно объединял какой-то свой мир, недоступный посторонним. Порой я даже начинал сомневаться в своей любовной ориентации, однако, стоило взглянуть на подаренное им полотно с весьма откровенным изображением его матери, как я мигом утверждался в своём влечении к женскому полу. С которым у меня ничего не складывалось, да. Хоть и встречались дамы, проявлявшие ко мне внимание путём как заинтересованных взглядов, так и даже откровенных приставаний, я отвергал их всех, тяготясь своим проклятьем и предельно ярко помня тот случай из детства, когда над моим именем посмеялась приличная с виду девочка. Однажды нас сочли достойными посвящения в самые сокровенные тайны Ордена. Среди прочего нам предоставили доступ к тайной библиотеке, содержащей знания как слишком опасные для открытого доступа к ним, так и вовсе запретные и хранимые исключительно ради понимания, чего стоит избегать. И мы с моим другом, подстёгиваемые неуёмной любознательностью, тут же ринулись осваивать новые горизонты. Сейчас я понимаю, что, не откройся нам эти тайны, всего дальнейшего бы не произошло, и я бы сейчас не прятался в ужасе от ожидающих меня перспектив. ...Ей всё равно, как тебя зовут. Ей всё равно, как ты проводишь время. Ей всё равно, каковы твои убеждения и каков твой характер. Она никогда не посмеётся над тобой. Не скажет тебе нет. Не будет ни в чём мешать. Она идеальна... Перед нами стояла красивая молодая дева. Парой дней ранее её похоронили, а в тот день мы с Маннимарко вернули её к жизни. Как печально, что такое дивное создание так рано покинуло мир. Она стояла напротив нас и смотрела прямо вперёд между нами, словно в пустоту. - Привет. Меня зовут... Ванус, - как же тяжело мне далось последнее слово. До дрожи в губах. До кома в горле. Она повернулась ко мне. Посмотрела прямо в глаза. Абсолютно пустой взгляд. Так смотрят на вязанку дров или утреннюю порцию овсянки. Ей и правда всё равно. Её бледную кожу покрывали темноватые пятна. Из шеи неторопливо сочилась какая-то жёлтая субстанция. Но это не отменяло её красоты. Я нежно коснулся её щеки, - Ты прекрасна, - добавил я в желании почувствовать какую-то отдачу. Но абсолютное безразличие не сошло с её лица. Её никак не тронули мои слова. Я обнял её за талию и прижал к себе. Холодная как и земля, из которой мы её изъяли. Она поддалась и подвинулась, но не прижалась. Просто заняла положение, в котором чувствовала равновесие. Я ощутил неестественную мягкость её кожи. Кажется, сожми я её посильнее, и она развалится. Аккуратно поцеловав её, я почуял запах разложения. Стало дурно. Не смог пересилить себя и продолжить. Передал эстафету своему другу. Маннимарко же охотно приступил без видимого отторжения. Даже лёгкие прикосновения оставляли на ней вмятины и синяки. По плечу ползла муха. С локтя начала отслаиваться полоска кожи. Маннимарко будто не замечал всех этих изъянов мёртвой плоти. Он попросил её обнять его, она обняла. Неловко и неестественно, будто ожившее чучело. Он попросил поцеловать его, она поцеловала. Она спокойно выполняла все его команды. Он велел ей раздеться, после чего приступил с ней к соитию. По его команде она принимала разные позы и выполняла разные движения. И тогда я увидел на его лице выражение, которого не видел никогда. Радость. Счастье. От его неловкого движения у неё отвалилась нижняя челюсть. Мне стало совсем жутко. Я отвернулся, стараясь не обращать внимания на исходящие от них звуки. По окончанию действа Маннимарко велел ей ложиться обратно в могилу, и она послушно легла. Закрыли гроб над её стеклянным лицом и зарыли обратно. - Что теперь с ней будет? - спросил я. - Её тело продолжит разрушаться, и скоро её сознание погаснет снова, - ответил мой друг каким-то невиданно спокойным, умиротворённым тоном. - Мы не зря это сделали? - Наоборот, то, что сегодня произошло, было очень правильно. Произошло ровно то, что надо. Несмотря на скорее отрицательное впечатление от произошедшего, я был доволен вместе с ним. Я был рад за него. Никогда прежде не испытывал этого чувства. Эмпатия. Мы продолжили возвращать к жизни мертвецов, не задаваясь никакими моральными вопросами. Маннимарко использовал умерших с целью плотского удовлетворения, я же лишь помогал ему, временами пытаясь выведать у них подробности их биографии в надежде послушать какие-то интересные истории, однако, большинство из них с трудом вспоминало даже своё имя. ...Как видишь, у меня получается всё лучше и лучше. Я уже могу идеально восстановить тело недельной несвежести, залатать все его повреждения, полностью изгнать из него дух разложения. Но столь же успешно восстановить разум мне не удаётся. Чем дольше мозг остаётся мёртвым, тем хуже в нём сохраняется сознание, и этот процесс необратим. Спустя неделю они уже не помнят и не понимают ничего. Поэтому чем раньше удаётся воскресить девчонку, тем проще и приятнее с ней обращаться. Эту похоронили сегодня, и в ней ещё осталась какая-то память о существовании. Когда я обнимал её, она не просто сохраняла равновесие, но и ластилась. И во всём дальнейшем процессе она тоже принимала активное участие, подстраиваясь под меня и своевременно меняя позу. Не то, что все эти трёхдневные брёвна. Лучше неё уже вряд ли удастся найти, поэтому я буду поддерживать в ней жизнь и дальше. И ведь знаешь, будь она ещё более свежей, она бы, наверное, даже сопротивлялась. Как сопротивлялась бы живая девка изнасилованию. Так что лучше неё просто быть не может. Да, я не отпущу её в мир мёртвых. Она моя... В тот момент началось наше с ним отдаление друг от друга. Я не горел желанием продолжать всё это, потому постепенно перестал сопровождать его в этих изысканиях, а он, в свою очередь, стал всё чаще проводить время с мертвецами. И тогда я снова почувствовал себя одиноким. Почти преданным. Меня будто обменяли на этих бездушных живых трупов. А вскоре Маннимарко и вовсе изгнали из Ордена - сразу как Совет прознал о его проделках. И больше я никогда его не видел. Впрочем, я не скучал и продолжал своё путешествие в мире магии. И в какой-то момент отметил, что действующая система магических знаний не рациональна. Она предполагает постижение каждого эффекта уникальным для него способом, в то время как мне стали очевидны некоторые закономерности, позволяющие условно разделить эффекты на группы, в рамках которых изучение одного эффекта способствует лучшему пониманию остальных. И таким образом, можно ускорить обучение магии и облегчить её применение в разы! Какое-то время я развивал эту идею в систему и по завершении с огромным энтузиазмом предложил её высшему совету Ордена, назвав её "Новый путь" в противовес действующему Старому. И каково было моё разочарование, когда её единогласно отвергли под предлогом верности древней традиции. Древней традиции! И как я ни пытался убедить Совет в рациональности своего предложения, стабильно получал твёрдое нет. Тысячелетние деды давно утратили интерес к освоению нового. Единственным, кто хоть как-то откликнулся на мою инициативу, был мастер реликвий Эжелинд - тот самый первый псиджик в моей жизни. ...Поверь, это бесполезно. До них не достучаться. Все они уже давным давно превратились в неподвижные монументы на страже нашей государственности. Они делают свою работу и делают её на отлично, а большего им и не надо. Видимо, за тысячи лет к стабильности настолько привыкаешь, что совершенно не видишь себя вне привычного уклада. Не так давно, лет пятьдесят назад я тоже предлагал нечто подобное. Даже составил внушительный фолиант с подробным изложением своих выводов и взглядов. Посвятил этой работе громадные усилия. Ожидал, что она произведёт революцию сначала внутри Ордена, а затем и во всём остальном мире. Ведь я сделал ряд осторожных предположений о возможностях применения магии вне деятельности Ордена. Появились бы новые профессии. Общество и культура Саммерсета приступили бы к преобразованию в лучшую сторону - в сторону прогресса! Но знаешь, какая судьба постигла мой капитальный труд? Ограниченный тираж для тайной библиотеки! Можешь это себе представить?! А... Ох уж эти вечера в тайной библиотеке... Двое молодых служителей, явившихся туда по разным делам и случайно встретившихся меж стеллажей... И под тусклый свет свечей... Ах... Эм, впрочем, не важно. За распространение магических знаний как минимум исключают из Ордена. По крайней мере, на словах так. А, зная, как совет дрожит над традициями и изоляционизмом, можно предположить, что не только исключат. Потому я, мастер реликвий, остался наедине со своей идеей сделать мир лучше... Меня захватила его идея и очень впечатлила его работа, которую я тут же отправился штудировать. Так я обрёл нового единомышленника. Не сказать, что он стал мне полноценным другом, но неплохим приятелем уж точно. Помимо служебных вопросов мы стали обсуждать и многие другие вещи. Временами он звал меня к себе домой, где угощал хорошим вином и рассказывал истории из своей жизни. И в итоге стал утешением как в разладе и расставании с моим другом Маннимарко, так и в одиночестве в принципе. ...Как-то раз, когда я ещё был простым служителем, к нам поступил один мальчик. Робкий и скромный, каким и я когда-то был. И вместе с тем чувствовалось, что внутри у него горит огонёк, который при должном напутствии превратится в необъятное пламя и с невиданной страстью вырвется наружу. По его взгляду, по его жестам... Дай такому раскрыться, и из бледного одуванчика он станет прекрасной розой, сводящей с ума своим ароматом. Однажды я предложил ему экскурсию по залу реликвий. Ах, видел бы ты этот взгляд! Эту томную борьбу стеснения и интереса! Проявив чудеса красноречия, я таки смог его уговорить... И был там в зале реликвий один предмет. Сейчас он утерян. Назывался палец бога. Но внешне он куда более походил на... эм... ну да ладно. И каких усилий стоило мне сдерживаться и продолжать рассказ, когда в моём поле зрения соседствовали этот предмет и тот чудесный мальчик... Под конец я оценил обстановку и таки перешёл к действиям. Ах, как же сладко он стеснялся! Но поверь, я умею расслаблять. И в тот момент не оплошал. А тогдашним мастером реликвий являлся высокий, грозный трёхсотлетний мер. Очень скрытный господин, да какой строгий взгляд - к такому и мертвецы приближаться побоялись бы. И вот, мы с этим славным юнцом в зале... И вдруг перед нами словно из воздуха материализуется тот господин. Я смотрю на него снизу вверх и пытаюсь понять, доживу ли я до завтрашнего утра или нет. И одновременно краем глаза вижу, как тот мой парнишка готов напрудить в штаны. И тут мастер смягчает взгляд, словно приветствуя любимых внуков, и говорит невиданно тёплым тоном: "Продолжайте, ребята. Не хотел беспокоить." Каково было моё удивление! Да скажу больше! Впоследствии я с этим господином... Ух! Славные были времена... А мальчишка тот продержался в Ордене совсем не долго. Но это уже другая история... Причуды Эжелинда были чужды мне по сути, но, как уже выяснилось, меня привлекало общество аутсайдеров, отчего его рассказы не доставляли дискомфорта. На тот момент я уже начал сомневаться в своём желании дальше присутствовать в Ордене. Моё обучение подходило к концу, и скоро я должен был приступить к полноценной службе. Ничто не мешало мне использовать в работе принципы выведенного нами с Эжелиндом Нового пути наперекор пресловутым тысячелетним традициям, однако, следовать ему без единомышленника виделось мне большой моральной тяжестью, а являвшийся мне таковым Эжелинд... Что ж, у любой истории рано или поздно наступает конец. ...Мы с тобой уже довольно долго дружим. Общаемся, видимся. Я чувствую, как ты одинок. Во всех смыслах. Я наблюдал твою дружбу с Маннимарко и видел твою расстроенность его исчезновением. Я замечал, как ты отталкиваешь дам, готовых раствориться в твоих объятиях. И я ощущаю твой интерес ко мне. Поверь, я понимаю, что к чему. Давай раскроемся и будем друг для друга чем-то большим, чем просто друзья. Расслабься и отдайся мне, и тогда я доставлю тебе море удовольствия... Ванус... Ванюша... От такого откровения меня бросило в пот. Стало быть, всё это время этот мер воспринимал меня совершенно иначе, нежели я его. Я не сдержался и ринулся прочь из его дома. Сперва - в Артейум, но, понимая, что дальнейшее пребывание в Ордене будет невыносимым, спешно покинул его и вернулся к простым мерам в Саммерсет. На том мои связи с псиджиками оборвались навсегда, ведь по невиданной случайности вскоре после моего ухода Артейум непостижимым образом исчез. Целый остров внезапно пропал, как если бы его и не было никогда. Такое случалось и ранее - когда-то очень давно, задолго до моего рождения, но я никак не ожидал, что это произойдёт именно в тот момент. Лишившись такой мощной опоры, власти Саммерсета принялись судорожно отправлять многочисленные экспедиции на поиски острова, но как бы те ни бороздили воды Абессинского моря и Эльтерического океана, успех обходил их стороной. И тогда я понял - вот мой шанс! Наконец, прославиться и превратиться из насмешки в легенду! Да! Ещё раз основательно проштудировав фолиант Эжелинда, предусмотрительно ухваченный из тайной библиотеки, я направился в Алинор. Там я добился встречи с высшими властвующими лицами, дабы предложить идею замены псиджикам. Новое сообщество, готовящее магов по новой, прогрессивной системе. Выслушав мой рассказ и оценив мои навыки, выработанные за годы обучения в Ордене, они согласились поддержать мою инициативу. И, после продолжительного обсуждение её реализации, а также бесконечных согласований и уточнений её деталей с множеством причастных чинов, я приступил к работе. Благодаря государственной поддержке мне за каких-то несколько лет удалось выстроить могущественное сообщество, имеющее отделения в нескольких крупных городах и включающее в себя десятки мастеров своего дела и сотни учеников! Взрастить полноценную замену стагнировавшему ордену псиджиков, как минимум сопоставимую с ним по мощи! А продуманная система Нового пути расположила к появлению специализаций, в рамках каждой из которых владеющие ими маги способны эффективно решать целый спектр схожих задач. Лечение, внушение, логистика, борьба с врагами и стихийными бедствиями - нет такой сферы деятельности, где услуги адептов Нового пути не были бы востребованы! И, самое главное, я добился своего! Архимаг Галерион, великий основатель Гильдии магов - так меня знал весь Саммерсет и произносил это имя с почтением! И лишь где-то в глубине своего сознания, для одного себя я оставался... - Ванус! - звонко прозвучало на весь гостиный зал Алинорского отделения Гильдии магов ясным утром 239-го года второй эры. Мер, в ком я не сразу признал своего бывшего одноклассника, стоял как вкопанный на пороге и возбуждённо пялился на меня. Нет. Этого не может быть... Я так старательно уходил от этого кошмара, но в тот день он безжалостно настиг меня снова. Некогда отчаянно кровоточившая рана, уже давно казавшаяся зажившей и оставившей незаметный шрам, с такой лёгкостью поддалась точечному воздействию, будто и не заживала вовсе. В тот момент мир перестал существовать. Осталось только это радостное лицо. Эта улыбка. Смех... И тогда я принял решение исчезнуть. Уйти в отшельничество. Больше никакой славы. Никакой известности. Казалось, лучшее, что могло бы со мной произойти - это забвение. А то и вовсе... Нет. Нашлась идея получше. Да какая! Чудесная, прекрасная идея! Какое-то время я рассуждал. Планировал. Собирался с мыслями. А затем начал готовиться... Прошло полгода. Я составил и разослал анонимные приглашения на встречу бывших одноклассников с просьбой обратной связи. Пообещал пышное пиршество, уютный вечер воспоминаний и незабываемое представление в конце программы. Идея казалась не очень надёжной, ведь кто-то мог не захотеть явиться, кто-то мог оказаться занят, кто-то - и вовсе покоиться где-то под землёй. Но, к счастью, большинство охотно отозвались. И, главное, среди них были те самые желанные имена. Что ж, славно! Зал на дюжину мест заказан, планировка выполнена. Сочные блюда и отменная выпивка будут ждать гостей. А больше всех их буду ждать я. Ждать как никого и никогда. Сегодня утром я явился в назначенное место, дабы лично проследить, чтоб всё было устроено как надо, а также... выполнить некоторые финальные приготовления. Закончив, я обнаружил, что все гости уже на месте. Уселись за огромный круглый стол, уминают яства, ведут бессмысленные разговоры и ни о чём не подозревают. Обхожу зал по кругу, оставаясь за занавесями, дабы незаметно осмотреть пришедших и расставить своих тайных помощников в нужных позициях. Итак, кто у нас тут. Алиндай, главный тупица - из тех, у кого на лице пылающими буквами написано слово "идиот". Фариндил, обладатель самого нелепого смеха в Саммерсете - зуб даю, если б не моё имя, главным посмешищем стал бы он. Пустышка Линдраэль, чья выдающаяся черта - абсолютное отсутствие выдающихся черт. Где же... а, вот он! Конченый мерзавец и по совместительству безнадёжное ничтожество по имени Календил. Стоило увидеть эту до боли знакомую морду, как сердце ушло в пятки. После стольких лет... В очередной раз убедился в том, что моё проклятье сильнее любых чар. Но сегодня, вот уже совсем скоро, я от него избавлюсь. О, да. Пробегусь по оставшимся гнусным физиономиям, и представление начнётся. Рядом с омерзительной рожей Календила... О боги... Что это? Неужели это... она?! Сказать, что она толстая - это не сказать ничего. Назвать её безобразно жирной - что назвать моровую болезнь лёгкой простудой. Это не тело, это необъятная, бесформенная гора сала и складок, прикрытая непонятным безразмерным полотном и увенчанная головой, между громадных щёк которой с большим трудом угадывается некогда стройная и прекрасная Элинор. Ну и дела... Во что же ты превратилась, моя несостоявшаяся любовь... С моей позиции не видно, но уверен, что её невероятная туша занимает как минимум два стула. А то и три. Как такое тело смогло добраться сюда? Неужели оно ещё способно передвигаться? В то время как остальные общаются, неспешно пробуя разложенные блюда, эта невообразимая масса плоти занимается тем, чем, похоже, непрерывно занималась все предшествующие годы - жадно поглощает всё, до чего может дотянуться. Словно заколдованная отчаянно пихает в себя всё съестное, не обращая ни капли внимания на происходящее вокруг. Это зрелище вызывает у меня невиданную ранее бурю ярких чувств. Сперва - шок и ужас. Далее - разъедающую горечь утраты чего-то прекрасного. А затем... неожиданно, но... возбуждение. Никогда не испытывал ничего подобного. Я хочу смотреть на это, не отрываясь. На то, как это вероломное создание своими руками погружает себя во мрак. Пожирать глазами это будоражащее зрелище... О нет, предательский холмик на мантии чуть ниже живота будет весьма не кстати! Надо отвернуться и успокоиться. Усмирить гуманоида, 20 пунктов, на себя. Порядок, можно выступать. Прохожу через главный вход, оказываясь у всех на виду и стараясь не смотреть... туда. - Смотрите! Ванус! - ожидаемо выпаливает главный негодяй Саммерсета. Все лица обращаются ко мне. Замечаю улыбки. Слышу смешки. Реакция далеко не столь бурная, как в былые годы, но достаточная для придачи мне железной уверенности в том, что я собираюсь сделать. - Сейчас я покажу вам, что такое В АНУС! Приступайте, ребята! В тот же момент из-за занавесей показывается толпа живых мертвецов, плотным кольцом окружая собравшихся за столом. Безжалостный инструмент моей мести, выкованный молотом запретных знаний из темнейших уголков тайной библиотеки ордена псиджиков. Последние полгода я усердно практиковал мастерство колдовства, освоенное вместе с Маннимарко и по счастливому случаю оставшееся в моей памяти, несмотря на продолжительное неприменение. Не успевают гости оторопеть, как бездушные слуги, призванные безропотно выполнять любые мои команды, неудержимо берутся за дело. По трое на каждого гостя, двое из которых хватают и удерживают тех мёртвой хваткой, а третий срывает штаны, обнажая их ягодицы, дабы тут же погрузить меж них своё окоченевшее знамя вожделения и держаться до тех пор, пока силы повторно не оставят мёртвые тела. Раздаются крики. Сначала вопли шока, а затем - то, ради чего я всё это устроил. Душераздирающие оды боли, столь же громкие и искренние, как и смех, издававшийся из этих поганых ртов много лет назад. Ни мольб о пощаде, ни ответных угроз - только отчаянный рёв ужаса и нестерпимых страданий. Да! Так звучит очищение души! Но эта сладостная мелодия мучений - лишь прелюдия к основному действу. Подхожу к Календилу. Его и Элинор мертвецы пока лишь держат, не насилуют. Для этих двоих у меня особые сюрпризы. Они что-то вопят, но я их не слышу, упиваясь своим триумфом. Громила с самым внушительным орудием страсти, какое я только видел, безразлично стоит рядом с моим главным обидчиком, ожидая команды. Велю ему приступать. И далее анус Календила буквально рвётся от неестественной нагрузки. А сам он разбавляет ладный хор звонких воплей совершенно нечеловеческим звуком, отдалённо напоминающий хрип. Мертвец беспощадно раздирает предоставленное ему обездвиженное тело, готовый заниматься этим до конца времён. Удовлетворившись этим сладостным зрелищем, я поворачиваюсь к Элинор. Два живых трупа героически трещат костями, удерживая это бескрайнее кладбище стейков и сладостей в вертикальном положении - уверен, чудовищной массы самого её тела уже достаточно для предотвращения бегства его обладательницы. От одного взгляда на эти невообразимые объёмы моя мантия вновь приобретает характерный рельеф. Я сбрасываю её, оцениваю обстановку и понимаю, что моего скромного жезла любви недостаточно, чтобы пробиться сквозь два обращённых ко мне титанических массива плоти. Приходится потратить какое-то время на превращение его во внушительных размеров посох путём аккуратного применения школы изменения и затем, наконец, применить его по задуманному назначению. Да! Это великолепно! Волшебно! И как я мог избегать такое удовольствие все эти годы?! Всячески соприкасаясь с прекрасной Элинор, чей некогда стройный стан безвозвратно погребён под неподъёмными пластами жира, я чувствую себя словно на вершине мира. Я великий Ванус Галерион! Я властелин вселенной! Долой безрадостное воздержание! Отныне ни дня без единения с женским телом!... Не знаю, сколько длилось это мероприятие, но покинул я его во мраке ночи, переместившись домой посредством возврата, школа мистицизма. И сейчас я пишу всё это под бледными огнями свечей, не решаясь ни посмотреть в окно, ни призвать полноценный свет из школы иллюзии. Ведь кто знает, какое наказание ждёт меня за то, что я сегодня совершил. Может, вся действующая смена городской стражи вместе с бодрствующими членами местной Гильдии магов уже стремительно маршируют к моему порогу. Впрочем, теперь это не важно, ведь я уже завершаю свой рассказ. Что же я буду делать дальше? Пока не знаю. Но оставаться в Саммерсете мне точно не стоит. Вероятно, отправлюсь на материковый Тамриэль и обоснуюсь там. Может, попробую отыскать Маннимарко - если не для возрождения былой дружбы, то хотя бы поведать финал моей истории. Уверен, он оценит. А мораль её такова: не рискуйте обижать других, ведь своей обидой вы можете породить катастрофу. За сим всё. Кажется, уже светает. Мне пора. Прощайте!