***
— Опять ты в этом мешке? — разозленно воскликнула леди в красных очках, когда Ким вышла из комнаты переодетой в свои любимые худи и лосины. — Это не мешок, мне просто удобно в этом… — устало проговорила Ким. — Берли, ты когда начнешь одеваться, как все девочки? Я тебе купила модные юбки, джинсы, блузки, а ты в одно влезла и не вылезаешь! Кимберли закатила глаза и, повысив голос, ответила: — Какая тебе разница?! Я не просила мне ничего покупать, тем более это уродство! — Ты как с матерью разговариваешь? — вдруг тише, четче, и от того более пугающе сказала женщина. По телу Ким пробежали мурашки. Этому она ничего не могла противопоставить. Бросив «извини», девушка развернулась и ушла в туалет.***
Уже за обедом девушка сообщила, что хочет что-то поведать маме, но застрявший в горле суп и последующий кашель прервал ее мысли и желания, поэтому Ким, вместе с Вансом, ушла, практически упорхнула из дома, так и оставив мать в смятении. Брат и сестра побежали к дому их розоволосой подруги, где уже был Маверик, а позже присоединились остальные двое. Обри не открывала дверь. И также не реагировала на камни и мелкий мусор, что бросал Анджел бросал в ее окно. Хулиганы кричали и звали ее долго, по меньшей мере минут пятнадцать, и тут мысль пронзила голову Ким. Последний раз она видела Обри, когда рядом был Кел. Конечно, этот придурок как-то виноват в состоянии ее девушки! Наполненная адреналином, Ким добежала до дома, где жил Кел — его адрес ей сообщил Микаэль, так как жил на одной улице с ним — и начала тарабанить в дверь, зовя Кела. Но дверь открыл не он, а немного испуганная женщина, по видимому, мать парня. Увидев лицо незнакомки, полное решительности и злобы, она случайно проговорилась, что Кел, вместе с братом, ушел на ночевку к Санни — он жил прямо в соседнем доме, в самом конце улицы. Туда и направилась Ким. Барабаня в дверь с удвоенной силой, Ким все-таки добилась того, что ее открыл ни кто иной, как Кел. При виде девушки его глаза расширились как монеты. — Ким?! И его рта вылетела яичница прямо на одежду Ким. — А-а-а! Сумасшедший! — завопила девушка, в ужасе смотря на грязную одежду. Как же это… Мерзко! Когда к Келу вышел его брат, Хиро, девушка неловко улыбнулась. Их розыгрыш с острым соусом в хиро-сэндвиче по сей день оставался самым лучшим… Кимберли объяснила ситуацию, и, выслушав, Хиро выдал: — Хорошо, мы скоро будем. Мы рады, что у Обри есть кто-то, кто о ней так заботится! Кимберли, покраснев, закрыла глаза руками, плюнула что-то невнятное и убежала обратно к дому Обри. Через минут семь пришла и троица ее старых друзей: Хиро, Санни и Кел. Тем временем, Ким пялилась на жирное пятно, оставленное на одежде. Она уже не могла терпеть, чтобы не переодеться. Подойдя к дому Обри, ее старые друзья немного поболтали друг с другом, Кел попробовал ее позвать, а потом Хиро нажал на дверную ручку, и дверь приоткрылась перед ним. Ким уже хотела остановить их, но поняла, что это, походу, все-таки лучший и единственный вариант достучаться до Обри. На самом деле, Ким даже не была уверена, что ее девушка у себя, или она… В любом случае, если Обри и будет злиться, то не на нее. Усмехнувшись, Ким проводила Кела, Санни и Хиро взглядом. Они вернулись скоро, вместе с Обри. Живой, здоровой, и даже вернувшейся к ней хаотичной энергией в ее бирюзовых глазах. — Обри! Ты жива! — воскликнул Анджел. — А вы что, уже хоронить меня собрались?! — Девушка усмехнулась и оглядела взглядом всех друзей. — Никуда вы от меня не денетесь! Ким улыбнулась. Маверик позвал Обри тусоваться, но та сказала, что сегодня проведет время со своими старыми друзьями. Что же там произошло за эти пару минут? Ким, спрятав легкую обиду, отпустила ее, но позвала на одну минутку разговора. — А? — Обри подняла бровь, подойдя к Ким. Девушка наклонилась к ней и прошептала на самое ухо: — Я хочу рассказать маме о нас с тобой. — О… И… И мне надо дать разрешение? — Эм, может? Обри лишь самодовольно ухмыльнусь. Когда ее позвал Кел, Обри напоследок хлопнула Кимберли по плечу и коротко попрощалась. Горькая обида заполнила сердце Ким, она поджала губы, размышляя о том, что Обри ее так резко променяла на своих друзей. Она еще и так ответила… Словно торопилась.***
Вернувшись домой, Ким решила приступить к необходимому сразу же, пока не передумала. Она переоделась, грязная одежда, пахнущая яичницей, отправилась в стирку. Попросив Ванса тихо посидеть в их комнате минут двадцать, Ким умылась, сделала несколько вдохов-выдохов и спустилась на первый этаж. Мама стригла бонсай в гостиной. — Ма-а-ам… Я хочу поговорить. — Берли? Да? Ким, случайно взглянув на ножницы в руках ее матери, почувствовала неприятную дрожь на спине. Она даже не среагировала на это дурацкое сокращение ее имени, которые использует только ее мама и пара дальних родственников. Девушка обошла маму так, чтобы стоять спиной к двери, ближе к выходу… — В общем, ну… Это очень важно, послушай… Леди в красных очках пробирающе смотрела на дочь. Она убрала ножницы, встала в твердую позу. От ее взгляда Ким резко забыла все, что хотела и собиралась сказать, и в ее голове остался лишь раздражающий гул ветра. Она нервно теребила палец ногтем другой руки, пытаясь отдереть мелкий заусенец. — Ну? Что там настолько ужасное? — Женщина на секунду улыбнулась. — Эм, ты, наверное, будешь в бешенстве… — Нет, милая, я все пойму! — Она заметила волнение на лице дочери, и будто сама им заразилась. Типичная родительская ложь… Что они все поймут, что не будут злиться… Ким набрала воздуха в грудь. — Моя подруга, Обри… Что-то мерцнуло в глазах женщина, она вскинула брови, поджала губы, и ее пальцы с идеальным маникюром сжали ткань одежды. Ким заметила эту реакцию, и в ее горле застрял ком. Проглотив его, ибо отступать уже было некуда, Кимберли воскликнула: — Это не моя подруга, мы встречаемся! Я в нее влюблена, и она в меня тоже! Ким зажмурилась и спрятала голову в плечах. Она ждала криков, или вопросов, хоть чего-то, но не молчания. Сердце колотилось в грудной клетке, его биение ритмично отдавалось в ушах. Приоткрыв глаз, девушка увидела, как ее мама, скрестив руки на груди, смотрит в сторону, будто раздумывая. — Серьезно?.. — наконец, подала голос женщина. — То есть ты… Из этих? Ким просто кивнула. Ей хотелось стыдливо опустить глаза в пол, но она заставила себя смотреть на маму. Но не в лицо… Раздался громкий, тяжелый, полный разочарования вздох. — Я так и знала. — Ее голос был спокоен, такой же громкости, как обычно, но слегка дрожал. — Кимберли, ты просто… Не перестаешь расстраивать меня. Женщина приподняла подбородок, смотря на дочь из-под своим очков. И тут Ким не сдержалась. Сжав кулачки, она отвернулась. Мыслями она была где угодно, но не здесь… — Эх… — Почесав переносицу, женщина прошла к дивану и присела на его подлокотник. — Почему ты просто не можешь быть нормальной девушкой?.. И тогда эти слова словно спустили предохранитель в мозгу Ким, и ярость наполнила ее до донышка. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но мама резко встала, и ее взгляд был сравним с огнеметом, испепеляющим за мгновение. — От тебя ничего хорошего ждать нельзя. Ни оценок, ни нормального поведения, ни помощи по дому! — Голос женщины стал немного громче, тверже, но она не кричала. — Походу, внуков мне не дождаться вообще. Мать успела приблизиться к дочери на некомфортно близкое расстояние, и та даже не могла сдвинуться. В голове начали копошиться мысли, которые она уже давно сумела спрятать, закопать. Действительно… Почему она такая? Ким почувствовала, как ее глаза намокают. Снова громко вздохнув, женщина ударила себя по лбу кончиками пальцев и отошла в сторону кухни. — Все, чтобы эта твоя «девушка» больше не появлялась в этом доме. Ким дёрнула плечами. Ее ноги сумели отклеиться от пола и сделать шаг. — Я не знаю, как с тобой дальше справляться… Ты просто… — Леди в красных очках отвернулась от Ким, и та успела проскочить мимо, к лестнице. Ей что-то крикнули в спину, когда девушка уже была на середине лестнице. Ее ноги тут же окаменели, и она не могла сделать больше ничего, кроме как обернуться. Мама поднималась к ней. В глазах ее сверкала ее вечная каменная строгость, сотканная из ее принципов, норм, взглядов, которые она никогда не была и не будет готова обдумать, пересмотреть и поменять, эта строгость, которая всегда преследует Ким, и которой она не могла прежде противостоять. — Я не договорила! — Что тебе надо? — стиснув зубы спросила Ким. Ее руки по обе стороны схватили перила лестницы. Мать стояла на две ступени ниже, так их глаза были на одном уровне. Воздух вокруг был заряжен напряжением и пробирающим холодом… — Мне надо, чтобы ты была нормальной. Не можешь быть лучшей или хорошей, то будь хотя бы нормальной! Эти слова ножом по сердцу ранили Кимберли. Она хотела убежать на улице, спрятаться где-нибудь, остаться в полном одиночестве, но лестницу преграждала мама. На мгновение перед глазами Ким оказалось будто предвидение, как она отталкивает мать, как ее ноги подкашиваются, и… Нет, до такого не дойдет. Ким резко закрыла лицо ладонями и смотрела на маму сквозь пальцы, как через решетку. Но сдерживать слезы эта решетка не могла. — Хватит, мне неприятно это слышать! Мама снова тяжело вздохнула и сняла очки, чтобы помассировать веки, брови, переносицу. Похоже, единственное, что унаследовала Кимберли от своей матери — это плохое зрение… — Хорошо, извини… Я спокойна, — выдохнула женщина и спустилась на пару ступенек ниже. — Я все еще тобой разочарована, но я уже поняла, что на тебя пытаться повлиять бесполезно… Делай что хочешь. Ким неподвижно смотрела в ее спину, медленно удаляющуюся, и, пока она не скрылась в своей комнате для медитации и йоги, девушка стояла. Яркий дневной свет из окна сзади освещал ее, и длинная тень спускалась по лестнице, окруженная частичками пыли. Неуютное и лживое чувство спокойствия медленно наполняло Кимберли. Вытерев слезы, она все-таки поднялась в свою комнату. Ленивая туша Ванса валялась на своей кровати, и глаза парня резко спустились с изучения текстуры побелки на потолке на очкастую девушку с красными глазами, бледными щеками и легкой дрожью в плечах. — Все ок? — коротко спросил он. — Да… Ага… Почти так, как я и рассчитывала, — проговорила его сестра, направляясь к письменному столу. Ким вытащила свой скетчбук со дна ящика, у крайней стенки, куда точно не должна была заглянуть ее мама ни разу в жизни. Черный фломастер неприятно заскрипел по бумаге, оставляя линии-зигзаги, бешенные штрихи и пятна. — Да, конечно, все супер… — шипела Ким. — Не ты же тут может полюбить только людей своего пола. Она нарисовала четверо неровных фигур. — Ты тут такой спортивный, не огрызаешься почти, в армию пойдешь. Настоящий мужчина! Красным фломастером она добавила по два кружка на двух фигурах. — Хороший маменькин сынок… Делаешь, что она хочет… Сдерживая слезы и крик, Ким чувствовала, словно ее горло было обтянуто колючей проволокой. Она зачеркнула черным фломастером две фигуры. И, заштриховывая фон, ненароком перекрыла и вторую половину. — Э-э-эй, К-Ким… — пролепетал Ванс. — Ты чего? Он встал и начал медленно подходить к сестре, выставив перед собой руки. Кимберли, сняв очки, шлепнулась лицом об стол. — Отста-а-а-ань! — прохрипела Ким, ее голос звучал так, будто она проглотила лист наждачной бумаги. Поняв, что попытка успокоить сестру будет бесполезной, лишней, и, скорее всего, лишь больше ее разозлить, Ванс вернулся в свою половину комнаты. До конца дня Ким ни с кем не говорила.