Драконья совесть

— СТОЙ! ПУСТИ! — Как пожелаешь. И он выскальзывает, срываясь в бездну, даже не крича, не бросаясь своими обычными угрозами и колкостями, не сияя неугасимым пламенем глаз. Безмолвно к смерти летит тот, кто называл его младшим братом. И тогда кричит Адамай. Вскрикивает, подскакивая на месте, глотая воздух, впиваясь когтями в собственные плечи. Юго неподалёку переворачивается на другой бок. Адамай смотрит на него загнанным взглядом и сглатывает. «ЮГО ТЕБЕ ЭТОГО НИКОГДА НЕ ПРОСТИТ!» Адамай сжимает когти сильнее, заставляя незажившие синяки и царапины отзываться отрезвляющей болью. После того как он узнал о предательстве Оропо, Адамай не мог отделаться от мысли о том, как сильно он попросту проебался. Воистину, благими намерениями… Как у него вообще хватило подлости так предать всех, кто были ему братьями и сёстрами… Как у него хватило глупости не понять все раньше?.. Адамай больше не может спать. Каждый раз, когда он закрывает глаза, перед его внутренним взором предстаёт какая-нибудь из его ошибок. Будь это леди Эхо, уводящая его за собой, или Ева, умоляющая его поговорить, или один из рыжих иопских воинов, которых он обрек на погибель. Которые выжили. И чей гнев он уже успел на себе испытать. Ребра все ещё ныли от каждого из их ударов. От Гроуви у дракона на скуле осталось тёмное пятно крупного синяка, от Голтарда — пульсировало болью вставленное на место вывихнутое колено. И это не считая всего прочего. Адамай сражался с ними лишь затем, чтобы иопские боги были спокойны — они бы не приняли свое отмщение, превратись оно в обыкновенное избиение. В остальном он был абсолютно согласен. Он совершенно заслужил это наказание. Адамай поднимается на дрожащие ноги, делая неровный вздох, и оглядывается. Полубоги лежат небольшой кучкой чуть поодаль. Амалия, с новорожденным Перседалем на рукам, сидит с Руэлем и детьми — коллективно они успокаивали маленького иопа, чтобы тот не разбудил своих измотанных родителей. Голтард лежит на полу, закинув ногу на ногу, ещё чуть дальше, невозмутимо посапывая. Адамай смотрит в сторону. Там, у одной из колонн, оставленные всеми в покое, полусидя, спят Сэдлигроув и Евангелина. Гроуви держит руки на груди, скрестив их, и сопит, уткнувшись носом в ворот своего плаща, от которого только ворот и остался. Ева спит рядом, во сне держа мужа за его настоящую руку, прижимаясь щекой к его плечу. Они выглядят такими спокойными и умиротворенными, что на мгновение Адамай холодеет. «Они не мертвы,» повторяет себе дракон, держась за крохи здравого смысла, сметаемые необъяснимой паникой. «Они живы. Все хорошо, они живы.» Но внутренний голос неумолимо повторяет нарастающее «убил. Убил. УБИЛ.» и сильнее прижимает к земле, заставляя сгибать, передвигать дрожащие ноги и поддаваться боли в колене. Адамай обхватывает рукой свое тело, справляясь с тяжелым давящим на ребра чувством, и сглатывает. Осторожно поднимает руку — он должен убедиться, просто должен, — и медленно тянется к плечу Гроуви. Пальцы дрожат на весу, а иоп не подаёт признаков жизни (разве что, дышит). Адамай холодеет, и тянется дальше, и вот, до кончиков когтей всего ничего, он чувствует исходящее от тела тепло (почему от мертвеца веет теплом?..), сейчас он коснётся его и самый худший кошмар окажется правдой… — Ты куда клешни тянешь, чешуйчатый? Адамай отпрыгивает назад, одергивая руку, и прижимает её к рёбрам. С плеча Гроуви на него недобро щурится глаз. Демон, шушу. Рубилакс. — Чего, болтать разучился? А раньше-то так горазд был языком потрепать. Мозгов прибавилось? — Я… — пытается выдавить Адамай, но шок все ещё крепко держит его за горло. Интересно, так ли ощущал себя Гроуви, когда драконий хвост лишал его воздуха… Адамай вздрагивает, роняя взгляд в пол. — Я просто хотел проверить, в порядке ли они. — В порядке, только тебе какое дело, рептилоид? — не стесняясь, отвечает Рубилакс резко, сильнее щурясь. — Вина взыграла? Ну так это она правильно, тебе, мудозвону, полезно иногда от угрызений совести помучаться. Адамай скалится, оскорбленный и переполненный болью, и тихо рычит: — А тебе-то какое до меня дело?! — Мне какое дело?! — шипит демон в ответ, злобно хмуря свое единственное веко. — Ты убил моего хранителя, украл и ранил его семью, и в целом протащил парня через ад! Ты хоть представляешь, в каком состоянии ты его бросил?! Адамай замер, сжимая челюсти до боли, широко распахнутыми глазами глядя на шушу. — Чтоб ты знал, сраная ящерица, умирать больно, — низко произносит Рубилакс. — И по твоей милости он умирал в муках, сомнениях и лютой к себе ненависти. Мне тоже было не весело, знаешь ли! Ты же меня на части разбил! Но это ещё цветочки, по сравнению с тем, что ты вытворил с Гроуви! Тёмные пальцы, созданные Рубилаксом, мелко дрожат, и Амадай не знает, демон ли это сдерживает свою злость, или Гроуви что-то снится. — Я пересобирал его заново, — продолжает Рубилакс с неприкрытой злобой. — Каждую сломанную тобой кость, каждый разорванный мускул — этот остолоп шёл защищать свою дочь С ПРОБИТЫМ ЛЁГКИМ! А если бы Элили не справилась? Если бы перетаскивала его менее аккуратно? Ты вообще соображаешь, что избил отца до смерти на глазах у ребёнка? Случись такое с тобой, что бы ты испытывал? Адамай снова сглатывает, не зная, что сказать. Он вдруг отчётливо вспоминает, каково ему было, когда погиб Гругаларогран. Он вдруг отчётливо помнит боль в сердце, пронзающую насквозь. — Я… — А ну заткнулся! — рыкает Рубилакс, и Адамай резко поднимает взгляд на него, и сжимает губы в тонкую линию. — Шуш, шушу… — ворчит Гроуви сквозь сон, и Адамай сильнее сжимает руки, игнорируя вспышки боли, последовавшие за этим. — Он нас слышит? — шепчет дракон испуганно. — Нет, просто чувствует, что я что-то делаю, — если бы Рубилакс мог отмахнуться, он бы отмахнулся. — Ева вообще без задних ног. Так что не ссысь, Адамай. Как сносить глубоко беременных в снег, так это мы можем, а как принять факт, что это сделал — так сразу башку в песок. Хорош великий дракон, ничего не скажешь. Адамай пристыженно отводит взгляд в сторону. — Я тебе вот что скажу, двуличное ты земноводное, — рычит Рубилакс снова. — Гроуви парень отходчивый, так что простить он тебя прощает. Но вот только я — нет. Так уж вышло, что я шушу, а шушу жаждут крови. Если посмеешь хоть один шаг не в ту сторону сделать — я тебя по земле размажу. А если я выразился недостаточно ясно — оглянись. Сначала Адамай не понимает, о чем демон говорит, но потом до него доходит, и по спине пробегают мурашки. Дракон осторожно косится через плечо, уже зная, на чей взгляд наткнется. Голтард пристально следит за ним из-под нахмуренных бровей, и в его взгляде читается то же, что и в голосе Рубилакса. — Интересный факт, змеюка подколодная, — добавляет Рубилакс, на этот раз тише. — Нашему с тобой общему знакомому иопоголовому сейчас снится, как его семью утаскивают от него, а его самого убивают. И ты мелькаешь и среди плохих, и среди хороших ребят. Так что окажи милость, свали в туман, пока я его не разбудил. Адамай только растерянно кивает и пятится, прежде чем развернуться. Но стоит ему сделать всего один шаг, как за его спиной раздаются шорохи и резкий вдох. Адамай поворачивает голову, глядя на очнувшегося Гроуви. Перседаль промаргивается, глубоко и рвано дыша. Поднимает правую руку, осматривая её, убеждаясь в том, что Рубилакс на месте. Затем скашивает глаза в сторону и долгое мгновение рассматривает спящую у него на плече жену. Евангелина фыркает во сне, притягивая его руку ближе. А затем Гроуви поднимает взгляд и натыкается на него. — Адамай? — тихо и удивлённо спрашивает иоп. — Ты чего тут? Адамай сжимает зубы. Вина жрет его изнутри, вместе со стойким ощущением неверия. Потому что Гроуви смотрит на него не с ненавистью и страхом. В его взгляде нет отчаянного непонимания. Только обычное удивление. Адамай отворачивается. — Просто проверял, как вы. Ваши дети с Амалией и остальными. Отдохните пока еще. Вам полезно будет. Гроуви беззлобно фыркает, приподнимая уголок губ в улыбке. — Да ты тоже бы поспал. Такие синячищи под глазами, кулаками не поставить. — Это мои метки, Гроуви, — закатывает глаза Адамай, тут же одергивая себя. — Я пытался, просто… Не спится. Гроуви недоуменно хмыкает. Адамай устало вздыхает в ответ. — Отдыхайте, Перседали. Я вас больше не потревожу. Уходя обратно на свое место, Адамай вдруг раздумывает о том, что Гроуви всегда был умнее, чем казался, когда ему это было нужно. И Рубилакс мог лгать ему сколько угодно, но дракон знал — Гроуви проснулся в ту самую секунду, когда Адамай сделал первый шаг в их сторону.