Фантомные боли

Этот сервер, за довольно малое время своего существования, может похвастаться огромным количеством событий, от войн и конфликтов, до героических спасений и просто приятных моментов. На каждом участнике все эти события оставили свой след, так или иначе, и Таббо не стал исключением. Помимо букета психологических травм, о прошлом ему вечно напоминает уродливый, охвативший почти всю правую часть тела шрам. Напоминание о том ужасном фестивале, что всегда будет с ним, ведь от шрама не избавиться, а пальцы заново не отрастить. Всё что он может, это прятать своё уродство за чёлкой, под одеждой, в карманах, хотя и смысла в этом нет. Все прекрасно знают о шраме, но барашку спокойнее скрывать это. И только перед одним человеком он не старается спрятать уродство, ведь вдруг, оно превращается в особенность, прекрасную черту, а протез на правой руке становится украшением, искусной работой. Невозможно считать этот шрам недостатком и изъяном, когда его постоянно целуют и говорят, насколько он необычно красив... Ранбу всегда помогал Таббо справиться с такими вещами, будто загоны или плохие воспоминания. И не удивительно, что он же был единственным, кроме Томми, кто знал о маленьком побочном эффекте всех этих особенностей. Сраные фантомные боли. Они случаются не так часто, но каждый раз ничем не лучше предыдущего. Каждый раз, парень во всех красках может ощутить и вспомнить момент своей смерти. Как будто бы он прямо сейчас стоит там, на сцене, а перед ним Техноблейд, уже нажавший на спусковой крючок. Его кожа разрывается, сгорает моментально или обгорает, покрываясь волдырями. Череп разлетается на маленькие кусочки, вместе со всеми внутренностями. Рука, которой он пытался прикрыться, ломается вдребезги, а два пальца этой же руки в момент отделяются от тела. Ушные перепонки лопаются. Всё его тело горит, он чувствует лишь ужасную, стреляющую, жгучую, давящую боль по всему телу и потом...всё кончается. Он умирает. Но если в прошлом он отделался несколькими секундами, хоть ему и казалось, что это продолжается часами, сейчас это и вправду может длиться около часа... Как же он это ненавидит Ночь. Приятная тишина, разбавляемая лишь завыванием вьюги за окном, вдруг резко разрывается тяжёлым и рваным вдохом. Таббо подскакивает на кровати, обхватывая себя руками и тяжело дышит. В панике его глаза бегают по комнате. Всё в порядке, он дома, но его тело говорит об обратном. Вся правая часть тела горит и ужасно болит. Парень не может это терпеть, ему хочется кричать от боли, разрывающей его, но он не один в комнате. Поэтому, сильнее сжимая плечи руками, он лишь тихо мычит, смыкая челюсти. На глаза наворачиваются слёзы, и он жмурится, да так что на обратной стороне век начинают плясать яркие вспышки. Он напряжён до предела, дрожит от боли, внутренне надеясь, что это всё скоро кончится. Из-за слёз становится тяжело дышать, но вместо того, что бы сделать глубокий вдох, парень задерживает дыхание. Всё, о чём он думает сейчас, это агония, в которой он застрял. Вдруг, чьи то холодные руки очень осторожно ложатся на его плечи, касаясь его собственных рук, делая жар в них более терпимым. — Таббо, дыши. Всё хорошо, я рядом, ты дома. Всё в порядке, — барашек услышал чей то тихий, бархатный голос совсем близко к уху, а всего через пару мгновений он почувствовал холодный поцелуй в лоб и наконец, вздохнул полной грудью, медленно открыв глаза. Он мало что видел, весь обзор заволокли слёзы, его тело всё ещё чувствовало лишь боль, пусть она и стала не такой жгучей, но он прекрасно слышал. — Это я, Ранбу, я рядом с тобой. Ты в безопасности, — монохромный говорил спокойно и мягко, передавая своё спокойствие Таббо. Он уже во всю обнимал того, поглаживая по спине, и целуя макушку. И это помогало. Далеко не сразу, но барашек наконец дал волю эмоциям, позволив себе, уткнувшись в чужое плечо, выплакаться. Сразу же на душе стало ощутимо легче, он даже как будто бы расслабился, но всего на секунду. Ведь тело до сих пор пробивала боль, он всё ещё держал себя за плечи, не в состоянии разжать рук, и всё ещё дрожал всем телом. Но по крайней мере, он мог дышать полной грудью. Таббо хотел что-то сказать, хотя бы просто позвать мужа по имени, но не мог вымолвить ни слова, лишь мыча себе под нос, и прижимаясь ближе к эндеру. — Всё хорошо, Таббо, всё хорошо. Ш-ш-ш... — как бы Ранбу не старался выглядеть спокойным, волнение в его голосе всё таки проскальзывало. Он чертовски боялся за мужа. Каждый раз, когда у того происходят фантомные боли, он ужасно переживает, видя как тот страдает и мучается от того, что уже не должно приносить боли. И он никак не может помочь, кроме как обнимать и успокаивать. Обезболивающее всегда лежит в ящике прикроватной тумбы, но Ранбу боится отпускать мужа... Приобнимая того за плечи, монохромный начал медленно отстранятся, дабы взять таблетки, но его тут же остановил чужой голос — Ранбу...н-не уходи, — дрожащим и тихим голосом произнёс шатен, умоляюще глядя на того, то и дело всхлипывая — Таббо...— эндер тут же вернулся к мужу, целуя того в лоб, — Я никуда не ухожу, я здесь. Мне нужно взять твои таблетки...возьми меня за руку, и ты точно будешь знать, что я здесь, — сжав левую руку барашка, парень вновь немного отстранился, ожидая, когда его возьмут за руку. И через какое то время, Таббо таки смог разжать ладонь, взяв чужую руку в свою и с силой сжав, боясь отпустить. Ранбу, прошептав "молодец", быстро наклонился к тумбочке, достав из шкафчика блистер с таблетками, и тут же вернулся к мужу. — Всё, я здесь, никуда не уйду, — попытавшись высвободить свою руку, что бы достать из блистера таблетку, монохромный столкнулся с мёртвой хваткой и отрицательным мычанием Таббо. Тот, видимо, больше не собирался отлипать от Ранбу, пока эта боль не утихнет. Она уже начала притупляться, значит, скоро должна совсем уйти...хоть часто это лишь знак того, что скоро снова стрельнёт, с новой, ужасной силой. И тело снова будет гореть. Пробыв какое то время в замешательстве, эндер начал пытаться одной рукой достать таблетку, и каким то чудом, это получилось. И таким же чудом он заставил Таббо это выпить. Тот кривился, отворачивался, прятался в плечо Ранбу, но в итоге проглотил лекарство, хоть и с трудом. Тогда, Ран наконец смог расслабиться, понимая что скоро чужая боль пройдёт. Он крепко обнял мужа, прижимая к себе и гладя по спине и затылку, тихо напевая какую то мелодию. Через какое то время, барашек перестал плакать и дрожать, обмякнув в чужих руках и навалившись на монохромного. Он не уснул, но чертовски устал. Наконец, он спокойно дышал, не чувствуя жжения в правой части тела, боли, которая стреляет во всех больных точках. Наконец, он больше не чувствовал боли в конечностях, которых уже нет. Барашек обнял мужа в ответ, зарывшись носом в свитер того. Он может сидеть так хоть всю ночь, и так, скорее всего, просидит...