Линька

Рождается новый мир. Тебе предстоит жить в нем.

Не как змею — как человеку.

-

(Биг Босс — Снейку)

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

К закату улыбаться и смеяться стало почти невыносимо. Когда же вверху замерцали звезды и поздняя ночь обернулась ранним утром, Отакон почувствовал, что разрыдается, если еще раз изобразит механический смех в ответ на очередную услышанную шутку или историю. Он и боялся, что его сочтут ужасным другом, и одновременно ему было все равно. В конце концов, свадьба Джонни и Мерил была праздником победы, праздником жизни в той же мере, что и свадьбой как таковой, и некоторая часть его желала к ним присоединиться. Но все остальные части помнили, что одновременно это и своего рода поминки по Снейку, и от этой мысли хотелось кричать. Он уже чуть не сломался, когда подошли прощаться полковник Кэмпбелл и Мэй-Лин. Полковник сказал, что староват для гуляний до рассвета, а юная специалистка по анализу данных радостно согласилась подвезти его до гостиницы. Пожимая Отакону руку, полковник смотрел на него слишком понимающе, слишком печально. Тогда-то Отакон и вспомнил, что Кэмпбелл был единственным гостем, который не спрашивал, где Снейк, когда свадебная вечеринка разгорелась, потом прошла, а Снейк так и не появился. — Всего вам наилучшего, доктор Эммерих, — произнес Кэмпбелл, глядя на него этими понимающими глазами, и Отакон до крови закусил щеку изнутри, чтобы не сорваться прямо там и тогда. Рядом с ними были другие. Рядом была Санни. Он не помнил, что ему в итоге ответил. И все же было чуть легче от того, что он не один знал… знал, что… (Он не хотел об этом думать. Не мог. Нельзя.) Обстановку разрядила Мэй-Лин, крепко и без предупреждения обняв его на прощание. Охнуть от удивления и неловко рассмеяться было проще, чем бороться с подступающей болью в груди. Он отреагировал на добрые пожелания и требования навещать («Ну конечно, все втроем! И Снейк, и Санни, и ты!»), или хотя бы звонить время от времени, невнятными обещаниями и заверениями («Конечно же, будем на связи»). Позже, махая уезжающей машине, он заверил себя, что почти не соврал. Он согласился быть на связи. О Снейке речи не было. Легче от этого не стало. Отакон смотрел в пространство, раздумывая, не будет ли подозрительно, если он сошлется на усталость и отправится спать (все лучше, чем изображать радость, которой не было), когда ему в ноги врезалось нечто маленькое, но тяжелое и едва не сбило с ног. — Что… — но даже при взгляде сверху легко было узнать серебристую шевелюру, даже когда девочка плотно прижалась к нему лицом. — Санни! Услышав свое имя, Санни подняла взгляд, и он опешил, увидев ее нахмуренное личико. — Что такое, Санни? — От тревоги что-то еще сильнее сжалось в груди, и Отакон безотчетно поднес руку к ее лбу, проверяя на жар, пытаясь понять, что ее изводит. — Устала? Ты ведь в это время обычно спишь… — Я в порядке, — заверила Санни, впрочем, не переставая хмуриться. — А ты как будто бы устал, дядя Хэл. — А… а, — этого ответа он не ожидал и поспешил ласково улыбнуться. Даже он чувствовал, что получилось не очень. — Ну, уже поздняя ночь… — Дядя Х-Хэл? — Вернувшееся заикание, уже почти пропавшее в его или Снейка присутствии, встревожило его еще больше — но не более, чем страх в ее глазах, когда она спросила: — Т-ты ведь не заболел? — Ах, Санни… — Какое там «не ожидал» — теперь его как будто ухнули кувалдой по голове. Отакон опустился на колени, поднимая ладони, лежавшие на плечах Санни, к ее лицу. — Санни, нет-нет, конечно, не заболел! С чего ты… — Просто… ты сказал, что Снейк болеет и что он уехал… — тут ее нижняя губа задрожала, — и вид у тебя усталый, и… — Санни, да нет же! — Отбросив колебания, он прижал девочку к себе, крепко обняв, зарывшись лицом в ее мягкие волосы и покачивая ее из стороны в сторону. «Болван, — обругал он себя, — безнадежный болван, ну конечно же, она переживает!» — Я… Я здоров. — Он хотел сказать «я в порядке», но слова встали у него в горле битым стеклом. — Немного устал, наверное, но… Санни, честное слово, я здоров. И я никуда не денусь. У его уха послышался сдавленный звук, чрезвычайно похожий на всхлип. — Правду говоришь? — тихо-тихо спросила она. — Ну конечно, правду. — Осторожно выпутавшись из ее объятий, Отакон взял ее за плечи. — Я похож на человека, который говорит неправду? Кажется, Санни не вполне поверила ему, но плакать в ближайшее время явно не собиралась. И то хорошо. Все еще пытаясь придумать ответ получше и жалея, что не обладает Снейковой обнадеживающей аурой, он уловил едва слышный ропот, который становился громче и громче, превращаясь из ровного гула в рокот двигателя и свист рассекающих воздух винтов. Когда он наконец поднялся на ноги и заметил навигационные огни, вертолет уже приблизился настолько, чтобы можно было различить его силуэт в ночном небе. Позади них стихли разговоры и замер смех. Спины выпрямились, руки потянулись к оружию, спрятанному под пиджаками. Вальсирующие Мерил и Джонни замерли посреди разворота и расступились, синхронно опуская руки к пистолетам. Мерил перехватила изумленный взгляд Отакона и дернула подбородком в сторону приближающейся воздушной машины. — Свой или нет?! — Понятия не имею! Решительно кивнув и яростно сверкнув глазами, она отвернулась, вперяя взгляд в небеса. Щелчок снятого предохранителя прогремел в ушах Отакона, словно раскат грома. — Дядя Хэл, что происходит? — Санни безотчетно прижалась к нему, выпучив глаза. — Ничего страшного, Санни. Просто держись рядом со мной, хорошо? — Он заставил голос не дрожать, осторожно заслоняя девочку собой. В «Кочевнике» было бы безопаснее… но должен ли он оставаться снаружи или пойти за ней? В схватке проку от него будет мало… Ругаясь про себя, он уставился вверх, щурясь в поисках хоть чего-нибудь, что подсказало бы, друг или враг нанес им нежданный визит. Когда на борту снижающегося вертолета стали наконец различимы знакомые буквы, у него едва не подкосились ноги от облегчения. — Это наш! — закричал он, пытаясь перекричать грохот винтов, надеясь, что остальные не станут стрелять. — Это летчик его возвращает, на нем… …улетел Снейк. Отакон прикусил язык, не дав словам вырваться, и горько усмехнулся про себя. Что он скажет, когда вертолет сядет и оттуда не выйдет Снейк? Объяснит им, что только что произошло? Снейк улетел на нем, чтобы найти безлюдное местечко и убить себя, потому что он самоотверженный идиот. Ну да, это их успокоит. Ему стало дурно. От всего — от несправедливости, от того, что он не может сказать другим. От обманчивого огонька надежды, попытавшегося загореться у него в груди при виде вертолета. Не будь идиотом. Ты же знаешь, что он не вернется. По крайней мере, после его объяснения все опустили оружие, убрав его по карманам и кобурам, и слегка расслабились. Не совсем: Отакон никак не мог отпустить Санни, по-прежнему притягивая ее к себе. Даже уверив себя, что это всего лишь их летчик, вернувшийся с пустым вертолетом, он не мог отделаться от подозрения. Возможно, они слишком привыкли к внезапным атакам за последний год, но кто бы их в этом упрекнул? Снедаемые тревогой и любопытством, они наблюдали, как вертолет заходит на посадку. Лопасти винта поднимали могучий вихрь, завывающий и свистящий в ушах. Носовой огонь погас, оставив лишь небольшие проблесковые огоньки, чье мигание выхватило из мрака открывающуюся дверь и фигуру, готовую спрыгнуть еще до того, как шасси коснулись земли. Отакон вглядывался, щурясь от ветра и недоумевая, кто это решил присоединиться к их празднеству, да еще так поздно. Но тут гость вступил в тусклый свет вокруг импровизированной свадебной дорожки, и Отакон перестал дышать при виде знакомого лица, которое не чаял увидеть снова. Снейк был в том же костюме, в котором уходил — черно-бело-сером, подходящем в равной мере для свадьбы и для смертного одра, и его волосы выбивались из приглаженной прически под вертолетным вихрем. Он пригнулся, чтобы ветер не сбивал с ног, и под взглядами собравшихся широким шагом направился к ним, поглядывая по сторонам, словно ища что-то. Наконец светлые глаза встретили взгляд Отакона, и по лицу Снейка расплылась улыбка — широкая, кривоватая, но настоящая. Искорка надежды, которую Отакон пытался подавить всего пару минут назад, запылала лесным пожаром, а его разум кричал: «Невозможно, его нет, его нет, он же сказал, что…» Но его глаза видели то, что видели, его сердце надеялось, несмотря ни на что, и он не знал, плакать ему или смеяться, или и то и другое сразу. Может быть, еще и покричать для верности. Санни было несравнимо проще. Она уже хохотала, отлипнув от Отакона и восклицая на бегу: — СНЕ-Е-ЕЙК! И Снейк — тот же самый Снейк, который ворчал, как трудно стало вставать с его стариковскими коленями — без колебаний присел на землю и поймал ее в объятия, слегка покачнувшись от столкновения, но устояв. Он уткнулся лицом ей в шею, а она визжала от радости. — Эффектненько явился, — откомментировал кто-то позади Отакона (Джонатан?..), посмеиваясь. — Да ну! Ты видел, что Дребин тут устроил? — У меня цветы были и ващще, — не вполне членораздельно вставил Дребин, борясь с собственным акцентом, выпивкой и весельем. — Ящщитаю, победа за мной. — И потом, он опоздал! Кто-то еще говорил, смеялся и снова говорил, но Отакон почти ничего не слышал за стуком собственного сердца. Ноги будто налились свинцом, но он двинулся вперед, пошатываясь, к девочке и к фигуре, которая не могла не быть привидением. …его нет, его нет, его нет… Нет ли? Двигатель вертолета был уже заглушен, когда он приблизился к ним, слыша, как тараторит, весело заикаясь, Санни, цепляясь за пиджак Снейка обеими ручками, словно опасаясь, что он растворится в воздухе, если его отпустить. — …Дядя Хэл сказал, что ты заболел и что тебе нужно п-п-побыть одному!.. — Правильно он сказал. — Снейк поднял голову, услышав шаги Отакона, и по его лицу пробежала какая-то смутная тень. Опустив Санни на ноги, он поднялся — все с тем же хрустом суставов, с той же гримасой, но он не издал ни звука, стоя слишком прямо, слишком неподвижно, и не сводя глаз с Отакона. Кажется, он даже не моргал. — Отакон. Стоя настолько близко, Отакон слышал его дыхание, ощущал тепло его тела, и черт возьми, даже сейчас ему не верилось, что Снейк не исчезнет от одного лишь прикосновения. Открыв и закрыв рот несколько раз, он проговорил ломающимся голосом: — Ты… Ты вернулся. — Да. — Снейк казался не менее потрясенным, чем он сам — растрепанный, запыхавшийся, с чуть вытаращенными глазами — и почему-то от этого было легче. От того, что не он один сейчас выглядит так, будто увидел привидение. — Ты… ты не… — Он даже не мог додумать фразу до конца, не то что сказать вслух. — Не смог, — пробормотал Снейк низким, почти совсем ровным голосом, переводя взгляд с Отакона на Санни и обратно — не забывая о ее любопытных ушках. — Не смог, а затем кое-что произошло… и я не стал. Краем сознания Отакон ощущал, как его трясет. Он не знал, с каких пор. — И ты не?.. — Не стану. Облегчение, внезапное и острое, накрыло Отакона яростной, почти мучительной волной. Звук, вырвавшийся у него из горла, в любое другое время был бы истерической усмешкой, но сейчас походил на всхлип — и ему было наплевать, наплевать на все, потому что отчего-то, услышав именно этот звук, Снейк наконец расслабился, сменив стойку смирно на что-то более естественное, и неуверенно улыбнулся шире. Звук — теперь уже точно всхлип — повторился, и Отакон, вскользь подумав «к черту», бросился к Снейку, чтобы крепко-накрепко его обнять. Даже если Снейк и удивился, он ничем этого не выдал. Его руки взметнулись с нечеловеческой быстротой, обхватывая худые плечи и спину стальной хваткой, и Отакон не пожалел бы, если бы впоследствии недосчитался ребер. Это стоило того, чтобы зарыться лицом в плечо Снейка, ощущая дрожащими руками, как бьется его сердце, сильно, мерно, по-настоящему, выбивая под пальцами ритм — живой, живой, живой. Такого душераздирающего облегчения он не помнил с тех пор, как когда-то вытащил Снейка из когтей верной смерти на дне реки, и тот выкашлял едва ли не тонну речной воды, прежде чем снова задышать. Разумом он все понимал. Правда. Сквозь слезы облегчения Отакон напоминал себе, что все понимал, про старение и про FOXDIE… Он сказал себе тогда, что это единственный логичный выход из беды, постигшей Снейка. Его внутренний ученый назвал это предсказуемым исходом. И все же он не хотел, чтобы Снейк принимал такое решение, каким бы неизбежным оно ни было. — Дядя Хэл? Маленькая рука потянула его за штанину, и звонкий голосок Санни, дрожащий от беспокойства, спросил: — Дядя Хэл, почему ты плачешь? — В-все хорошо, Санни, — выдавил Отакон сквозь слезы, каким-то образом рассмеявшись. — Это я от радости. Он почувствовал, как Снейк подрагивает от низкого, вибрирующего смеха, но ему было совершенно все равно, потешаются над ним или нет. Он даже не стеснялся того, что плачет навзрыд на глазах у всех, бесстыдно шмыгая носом Снейку в плечо. Все, что он ощущал, — бесконечное счастье и облегчение. Он ощутил это еще яснее, когда к ним вплотную подошла Санни и обняла их обоих за ноги.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Поговорить об этом им удалось не скоро. Снейка встретили непривычным ему энтузиазмом (в основном от перевозбужденного Джонни) пополам с беззлобным ворчанием по поводу его опоздания — он воздержался от намеков, что вернулся лишь чудом, — и он вынужден был пожимать руки, не гнуться до земли от могучих дружеских похлопываний по плечам и вновь и вновь обниматься с Санни, прежде чем оживление спало достаточно, чтобы дать ему возможность тихонько сбежать от всеобщего внимания. И тогда наконец, наконец он смог отвести Отакона в сторону, подальше от гостей, которые уже переключились друг на друга, чтобы поведать ему, что же произошло на кладбище. Рассказывал он по кускам, часто и надолго прерываясь. Когда он добрался до момента, где готов был вот-вот нажать на крючок (не упоминая ни о тяжести пистолетного ствола во рту, ни о свисте пули, пролетевшей мимо уха), Отакон с шипением втянул воздух сквозь зубы и до боли сжал пальцами запястье Снейка. Рассказывая о появлении Биг Босса, живого, и об их разговоре, как равного с равным, Снейку пришлось замолчать на секунду, чтобы напомнить себе: это было взаправду, это не было галлюцинацией, сотканной его отчаявшимся сознанием. Он говорил и говорил, обращаясь к руке Отакона, лежащей, словно якорь, на его плече. Когда он кончил рассказывать, наступило молчание, во время которого оба пытались осознать произошедшее. Они наблюдали, как поодаль заканчивается вечеринка и гости собираются разъезжаться. Мерил препиралась о чем-то с Дребином — наверняка о том, стоит ли ему вести БТР в нетрезвом виде. Рядом стоял Джонни и прятал ухмылку, наблюдая, как его супруга на лету пресекает любые протесты. Джонатан поднял визжащую Санни на закорки и громогласно ругал Литл-Грэя, который пытался вскарабкаться вслед за ней, а наблюдающий за ними Эд громко хохотал. В конце концов Отакон заговорил: — Значит, FOXDIE умрет… вместе с тобой. — Да. — Снейк провел руками по брюкам, борясь с поползновением закурить. — Не будет никакой эпидемии или чего-нибудь такого. — Не будет. — И ты узнал все это из разговора с мертвецом. Теперь курить хотелось необычайно. — Не то чтобы совсем мертвецом. Видимо. Отакон резко повернулся к нему, и на его лице боролись неверие и истерический смех. — Видимо?! Снейк беспомощно пожал плечами, тоже немного развеселившись. — Я не знаю, что еще тебе сказать, Отакон. — Я тоже не знаю! — Отакон сорвался на крик и сразу замолчал, глубоко вдыхая и закрывая лицо ладонями. — Ну почему с тобой все не как у людей? — приглушенно пробормотал он. — Мне-то почем знать, — ответил Снейк, не в силах сдержать кривую усмешку. Приятно было видеть, что не его одного это приводит в исступление. Ну неужели все не могло быть просто и понятно, хотя бы напоследок? Очевидно, не могло. Не для него. Их отвлек громкий смех, и они подняли глаза на Санни, опасно сползающую с плеч Джонатана и хохочущую до слез, в то время как Эд тщетно пытался стряхнуть с себя Литл-Грэя, повисшего у него на локте, как пиявка. — Думаешь, надо им сказать? — в ответ на вопросительный взгляд Отакона Снейк указал подбородком на веселую компанию. Подумав с минуту, Отакон медленно покачал головой. Вид у него был усталый, но довольный. — Нет. Думаю, не стоит. — Не стоит? — Они ведь не знали, — пожал плечами Отакон, многозначительно подняв брови. — Про FOXDIE… и они не знали, что ты… ну, ты понял. И они всегда считали, что Биг Босса нет в живых. А теперь… — Теперь — нет, — закончил за него Снейк. — И FOXDIE больше не угроза. Незачем их пугать. — Да. Именно. — Все вернулось к нулю. Сказав это, он внутренне содрогнулся от чувства дежавю. Потребуется много времени, чтобы это число вновь стало для него всего лишь числом. А не человеком. Началом и концом. — Снейк? Вопросительно хмыкнув, Снейк посмотрел на Отакона. Посмотрел внимательнее, заметив бурю эмоций на его лице. — Отакон? Отакон слабо улыбнулся, несмотря на подозрительный блеск в глазах. — Я просто… хотел… Я рад, что ты не стал этого делать. В смысле, я помню, что мы об этом… договорились, — он протер рукавом лицо, едва не сбив очки, и вновь поднял на него извиняющийся взгляд. — Я все помню. Но весь этот день я думал… я просто думал, что ты уже не вернешься, и… от души жалел, что не помешал тебе уйти. Сердце Снейка так и провалилось. Повинуясь порыву, он протянул к Отакону руку, потом вздохнул и вновь убрал ее. — Отакон, я… Я даже не подумал, как тебе будет тяжело. Прости меня за все. Иногда ему катастрофически не хватает слов, проворчал про себя Снейк. Со вздохом он нашел кратчайший способ обобщить все, о чем думал. — Я тоже рад, что не стал. Кажется, помогло. Отакон поднял взгляд, и в уголках его губ теплилась настоящая улыбка. — Правда? — Правда. — Некоторым усилием Снейк криво ухмыльнулся. — Или ты считаешь, что я бы промазал с такого расстояния? Отакон издал не то очередной всхлип, не то полузадушенный смешок и несильно ткнул Снейка в плечо. — Я не собираюсь смеяться над тем, как ты чуть не умер! Тоже усмехаясь, Снейк потер плечо — по правде говоря, он даже не почувствовал, — и ободряюще потрепал Отакона по руке, не обращая внимания на вялое «невозможный ты человек» в ответ. — Снейк! Подняв глаза, он осторожно оживился при виде отчаянно машущего им Джонни. Такой уровень энтузиазма был Снейку… непривычен. — А они уезжают, между прочим, — хмыкнул Отакон. — Ага, — отмахнулся Снейк, с кряхтением поднимаясь на ноги. — Сейчас вернусь. Завидев его, Санни заулыбалась до ушей. Улыбка, впрочем, тут же переросла в чудовищный зевок. — Упс, юной леди давно пора баиньки, — отшутился Джонатан, снимая девочку с плеч и осторожно ставя на землю. Протирая упорно слипающиеся глаза, Санни тяжело оперлась на ногу Снейка, чтобы не упасть прямо тут. — Снейк, а д-давай еще обезьянку заведем? Удивляться внезапной просьбе Снейку пришлось недолго: ухмылка Дребина и самодовольное уханье Литл-Грэя (если обезьяны вообще способны на самодовольство… а впрочем, кто их знает) были красноречивее всяких слов. Не смутившись, он слегка взъерошил ей волосы и ответил: — Отакона попроси. Когда Санни не двинулась с места и вцепилась в него еще крепче, он смягчился. — Я тебя догоню. Это ее устроило. Она кивнула, разжала руку и пошла назад к ожидающему ее Отакону, машá по пути взрослым в ответ на их прощания и пожелания. — Отличная девчонка, — сказал Джонатан, и Эд согласно кивнул. С удивлением отметив, что эти слова предназначались ему, Снейк принял комплимент наклоном головы. — Она замечательно несла букет. — Мерил, закончив свой разговор, повернулась к Снейку. Она уперла руки в боки, окинула его взглядом и подняла бровь. — На свадьбе. Той самой. Которую ты пропустил. — Нда, — согласился Снейк. Немного поразмыслив, он прибавил: — Простите меня. Мерил хмуро смотрела на него, потом закатила глаза и хмыкнула. — Честно, я уже не удивляюсь. На моей памяти ты ни разу не являлся вовремя. — Эй!.. — Наверное, это смотря с какой стороны смотреть, — весело добавил Джонни, ухмыльнувшись под прищуром Мерил. — Эм-м-м, ну, может, мы просто никогда не были на нужной… стороне? К своему изумлению, Снейк невооруженным глазом видел, как расслабилась Мерил, глядя на своего… мужа. Свирепое выражение пропало с ее лица, словно никогда там и не ночевало, и глаза лучились светом, которого он за ней прежде не замечал. Поначалу новость о том, что Мерил — точнее, Мерил и Джонни — собираются жениться сразу после всего этого кошмара, удивила его, но теперь он видел, что… Да. Эти двое вполне способны найти свое собственное счастье. — Отакон в порядке? Вопрос Мерил застал его врасплох. Снейк не сразу понял, к чему она клонит. — Да. — Объяснишь нам, что это было, или?.. От внезапного допроса атмосфера переменилась в одночасье. Зашаркали ноги, послышался чей-то деликатный кашель. Снейк и ухом не повел. Он был утомлен и разбит, но это не смогло бы заставить его раскрыть все карты. — Нам всем было трудно последние несколько дней. Мерил еще с минуту изучала его, потом сказала со вздохом: — Упрямый ты осел. — Кто б говорил. Вы ведь сразу на медовый месяц, так? — Не самый изящный способ сменить тему, но изощряться не хотелось. — Хм-м? А, ну да! — Джонни расцвел еще пуще, с удовольствием глотая наживку. — Хотя мы еще не знаем, куда едем, это должен быть сюрприз… — Мы могила. — Эд картинно «застегнул» рот. — Не люблю я сюрпризы, — буркнула Мерил, не переставая улыбаться уголками губ. — Но, да, кажется, нам светит медовый месяц. — Но прежде чем поехать, мы хотели бы вас поблагодарить, Снейк. Второй раз за разговор Снейка выбили из колеи. Он нахмурился. — Поблагодарить? Этого он не ожидал. Джонни со смехом кивнул — и с каких это пор он так уверенно ведет себя со Снейком? Да и с кем бы то ни было? Кажется, свадьба пошла на пользу не одной лишь Мерил. — Поблагодарить, да. В конце концов, если бы не вы, нас бы здесь теперь не было. Никого из нас. Нас бы не было… опять бессмыслица. Это он про задание? Снейк нахмурился еще сильнее. — Не выполни задачу я, выполнил бы кто-нибудь другой. — Чего? — Теперь из колеи был выбит Джонни. Улыбка сползла с его лица, и он недоуменно склонил голову набок. — Задача… да нет, я не о том… Я о нашей первой встрече! Вам тогда ничего не стоило меня убить, но вы не стали. И я благодарен вам за это. — …Я понял. Он ничего не понял. Он же просто не нажал на крючок. Просто пощадил охранника, который был настолько добр и наивен, что из-за лужи кетчупа на полу испугался за пленника. За своего врага. Убивать это невинное создание казалось подлостью, и он просто… не стал. Это не стоило ничьей благодарности. Мерил, похоже, была с ним согласна, иначе не хохотнула бы: — Он спас мир, а ты благодаришь его за это?! — Но ведь если бы не он, мы бы не познакомились! — заступился за него Джонни, но его глаза тут же смягчились. — И не поженились бы, верно? — Ну ребя-ят, — прервал их Джонатан со смехом. — Потише там! — Э-э, ладно-ладно! Ко всеобщему веселью, Джонни покраснел как рак, одновременно пытаясь направить на приятелей свирепый взгляд. В конце концов он сдался и рассмеялся сам над собой, потирая шею. — Э. Да. В общем… ну. Просто хотел сказать… спасибо вам, Снейк. За, э-э, за все. Снейк уставился на протянутую ему руку, затем поднял взгляд на обоих новобрачных, наблюдающих за ним с одинаковыми улыбками. Позже он спишет это на внезапную сентиментальность человека, который совсем недавно смотрел смерти в глаза, но сейчас он просто действовал. Сжав протянутую руку Джонни в своей, он поправил: — Дэвид. Повисла пауза — недолгая, но значительная. Был четко виден момент, когда они осознали сказанное. На лице Мерил не отразилось почти ничего, но ее глаза слегка расширились и засияли чуть ярче. Джонни же не сумел скрыть своего недоумения, затем удивления и наконец чего-то похожего на благоговение, открывая и закрывая рот, который в итоге растянулся в улыбке до ушей. Снейк не мог не улыбнуться в ответ. — Меня зовут Дэвид.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Прощаться со множеством людей подряд — как выяснил Снейк тем поздним вечером, перешедшим в раннее утро, — было не менее утомительно, чем встречать их. К тому времени, когда свадебный бронетранспортер (не худшая, если подумать, замена лимузину) наконец отъехал, все его кости ныли от усталости, и он ни о чем не мог думать, кроме сна. Он вяло удивился, обнаружив, что Отакон ждет его на том же месте, где он его оставил. Тот выглядел не менее вымотанным, чем он сам, — моргая красными от слез и бессонницы глазами, нетвердо стоя на ногах — но встретил подходящего Снейка улыбкой. Санни задремала, устроившись у него на руках и склонив головку ему на тощее плечо. — Мне ее забрать? — спросил Снейк как можно тише, стараясь не разбудить. — Нет-нет, я сам. — Отакон помотал головой, тряся волосами. Тут он сощурился, вспомнив о чем-то. — Слушай, а ты не в курсе, с чего Санни вдруг захотела завести обезьянку? — Без понятия. — Благодаря утомлению ему удалось сохранить нейтральное выражение лица, как ни хотелось ухмыльнуться. — Ага-а. — Судя по тому, как Отакон закатил глаза, этот номер с ним не прошел. Фыркнув, он повернулся ко входу в «Кочевник». — Что ж, разговоры об обезьянах и всем таком прочем можно отложить на будущее. Сейчас уже сил нет спорить. Заготовленный было ответ потерялся где-то на полдороге, и Снейк замедлил шаг, пока не остановился как вкопанный. Я умру? Умирают все. Это не предотвратить. От этого не сбежать. Будущее. Брошенное вскользь его другом, это слово вернуло его к забытой было за нахлынувшим облегчением реальности, будто звук оружейного выстрела. Возможно, он и вернулся к жизни, подумал Снейк, но никакого будущего у него нет. Потеряв свой источник света, он — тень прежнего мира — рано или поздно растает. Жизнь была пожалована ему лишь взаймы, и крайний срок, хоть и смутный, по-прежнему висел над его головой дамокловым мечом. Ему оставалась только одна задача, одна миссия, которую он должен был завершить под тиканье обратного отсчета. Но Отакон и Санни… Он смотрел, как Отакон скрывается где-то в недрах «Кочевника», все еще бережно неся девочку на руках. Эти двое — совсем другое дело. У них было будущее, они не были бессмысленными тенями. И они никак не заслужили вновь наблюдать, как еще один дорогой им человек умирает у них на глазах. Снейк посмотрел им вслед, размышляя, и принял решение.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Отправившись утром искать Снейка и обнаружив, что он собирает вещи, Хэл даже не удивился. Санни была на кухне — готовила им поздний завтрак, весело напевая себе под нос. За хлопотами она не заметила, что происходит, и если бы Хэл не задался вдруг вопросом, куда подевался его напарник, он бы тоже ничего не заметил. Зная Снейка, мастера скрытности, на это и был расчет. Было больно. Немного. (Очень.) Видеть, что тот просто берет и уходит, совсем один, когда рядом были он и Санни, готовые пойти вместе с ним хоть на край света. Но, опять-таки, это было неудивительно. Он не ждал, что Снейк вернется к ним живым. Стоило ли теперь ожидать, что он останется? Не стоило, ответил Хэл сам себе. Потому что Снейк, упрямый слепец, все еще не понял, что уходить не нужно, и если бы ему сейчас об этом сказать, он не послушал бы. Он должен был прийти к этой мысли сам, в свое время, и торопить его было бессмысленно. То время, когда кто угодно мог указывать Снейку, как жить, ушло безвозвратно. И Хэл не собирался быть тем человеком, который попытается вновь посадить его на цепь. Снейк не поднял взгляда и вообще никак не отреагировал, когда Хэл остановился неподалеку, невозмутимо продолжая запихивать свои скромные пожитки в рюкзак и застегивать молнию за молнией четкими, отработанными движениями. Похоже, он почти закончил: рюкзак был полон до краев. Сцепив зубы и глубоко вдохнув, он рывком поднялся на ноги, морщась от хорошо различимого хруста в суставах и спине, и, крякнув, закинул рюкзак за плечо. Когда Снейк, кривя рот от досады, стал возиться с лямками, Хэл наконец понял, чего в этой картине не хватает. Беглый взгляд по сторонам не обнаружил недостающего предмета, и когда Хэл наконец заметил его на дальнем столе и пошел за ним, Снейк был уже у двери, ведущей из «Кочевника» во внешний мир. Отправлять его туда без этого последнего штриха казалось… неправильным. — Снейк, постой! На мгновение показалось, что Снейк, уже занесший руку над механизмом открытия люка, не обратит на него внимания. Затем он все же обернулся через плечо, приподняв бровь. Хэл помахал пачкой в воздухе, без энтузиазма улыбаясь. — Ты кое-что забыл. Снейк слегка опустил напряженные было плечи («Неужели ждал, что я ему помешаю?» — мелькнуло у Хэла в голове) и покачал головой. — Да нет, спасибо. Я решил бросать. Хэл едва не выронил пачку из вдруг онемевших пальцев. Он сжал ее в руке до хруста, цепляясь за нее как за соломинку в бешеном круговороте мыслей. Неужели ослышался? — Снейк?.. По лицу старого солдата мелькнула лукавая улыбка. — А то они меня в могилу сведут. «Да знаю я!» — чуть не вырвалось у Хэла. Сколько раз он говорил Снейку эти же самые слова? Особенно когда начался кашель! А Снейк все пропускал мимо ушей, пожимая плечами да демонстративно затягиваясь еще глубже. И теперь говорит это так небрежно… Но не одно только удивление овладело Хэлом — за ним последовала причудливая смесь надежды, неверия и решимости. Тот Снейк, которого он знал, никому не позволил бы отговорить себя от дурацкого и самоотверженного решения — например, исчезнуть из их жизни, чтобы не делать им больно, — если оно было уже принято. Но этот же самый Снейк никогда не решил бы бросать курить. А вдруг?.. — Куда пойдешь? — Вопрос, который он обещал себе на задавать, сорвался с языка раньше, чем он успел сдержаться. Возможно, виной тому было изумление. Хэл поморщился («черт, вот я даю»), но решил гнуть эту линию, раз уж начал. — Наша борьба закончена. У нас больше нет дел. — Есть. — Вопреки его ожиданиям, Снейк продолжал улыбаться — а не нахмурился и не согласился ворчливо. Он склонил голову набок, по-видимому, тщательно взвешивая и подбирая слова. — Есть у меня одно дельце. Надо проводить эту эпоху. Посмотреть, что готовит будущее. Вот как. Хэл моргнул, обдумывая сказанное, и… ох. Только теперь он понял, чего боялся даже теперь, после возвращения Снейка: что он не умер, но потерял смысл существования. Что теперь он просто тихо ждет, когда смерть явится за ним. Снейк был военным — следование приказу и выполнение поставленных задач составляло всю его жизнь. Хэл опасался того, что для него может означать прощание с этим. Услышать, что Снейк уже придумал себе новую цель, выбрал ее сам… В груди у Хэла развязался какой-то узел, и впервые за несколько дней он ощутил, что может свободно дышать. — Отличная мысль, — искренне сказал он, борясь с взволнованной дрожью в голосе. Дрожь пропала, когда он решился и добавил: — Я поеду с тобой. Снейк хмыкнул, качая головой. — Отакон, меня скоро не будет в живых. Ты не обязан идти за мной. Сказал так, словно Хэл не знал этого. Сказал с жалостью, от которой у Хэла занялся в груди огонь. Все он знал. Он уже однажды почувствовал на своей шкуре, что такое потерять Снейка, и прекрасно понимал, что в следующий раз чуда не произойдет и Снейк не предстанет перед ним целый и невредимый. Может быть, поэтому его следующая реплика прозвучала так резко — от гнева он на долю секунды забыл о деликатности. — Ты сам это сказал, Снейк. Тебе нечего передать последующим поколениям. Ни генов, ни мемов… Ты искусственный. Ты чудовище. Снейк явно был задет — его улыбка, жалостливая или нет, пригасла. В любой другой ситуации Хэл сдал бы назад, но не теперь. Он был намерен дать ему понять, что совершенно точно знает, на что идет. — Знаю. — Улыбка Снейка теперь походила на мрачный оскал, но он не злился и не огрызался. Он выглядел так, будто давно с этим смирился, и вновь решительно приосанился. — Голубая роза. У меня не будет никакого счастливого конца в духе Красавицы и Чудовища. Остаток дней я доживу чудовищем. Тенью ушедшей эпохи. Оттого, что его друг говорит так сам о себе, было больнее, чем от любых оскорблений. Хэл решил не задумываться над этим. Только обратив логику Снейка против него же, он мог заставить его понять. — Именно так. — Он проглотил горечь этих слов, хотя все его нутро решительно протестовало, и продолжал: — Поэтому тебе нужен я. Как очевидец. Тут-то Снейк и замер, позабыв о выправке и недоуменно нахмурившись. — Очевидец? — Ну да! — Хэл надеялся, что его маленькая речь покажется хоть немного осмысленной и убедительной. Он придумывал ее на ходу, ища слова, любые слова, которые помогут достучаться до Снейка. Которые донесут, что он хочет быть рядом до последнего дня, невзирая на обстоятельства и расстояние. От мысли об этом последнем дне — о том, что Снейк рано или поздно потерпит поражение, — защипало в глазах, но он сморгнул слезы и продолжал говорить, вкладывая в свою речь больше уверенности, чем ощущал на самом деле: — Кто-то извне, кто сможет наблюдать остаток твоей жизни. Кто расскажет твою историю другим. Разумеется, я не единственный очевидец, — усмехнулся Хэл, слегка самоуничижительно, но и радостно: он будет в этом не один. С легким сердцем он завершил: — Но я запомню все, чем ты когда-либо был. И останусь с тобой до конца. Пока он говорил, глаза Снейка становились все шире и шире, и теперь он молча глядел на Хэла, приоткрыв рот. Целый рой эмоций промелькнул на его обыкновенно каменном лице, слишком стремительно, чтобы опознать их все в отдельности. Он с усилием сглотнул, словно все, что он не мог высказать вслух, стояло у него в горле комом. В конце концов, дрожа и ломаясь под тяжестью эмоций, у него вырвалось одно-единственное слово. — Отакон… Хэл перестал стесняться жжения в собственных глазах, заметив ответный блеск в глазах у Снейка. Сдержав рвущийся наружу полусмех-полувсхлип, он лукаво улыбнулся: — И потом… ты ведь не бросишь меня наедине с яичницей Санни, верно? Ошеломленный смешок Снейка застал врасплох их обоих, и Снейк наклонил голову, не вполне успешно скрывая расползающуюся по лицу ухмылку. И совсем не скрыл то, как отступил прочь от механизма открытия люка. Как по команде, с лестницы раздался радостный вопль Санни, зовущей их по именам. — Идите, идите сюда! Готово! — Видишь? — Хэл лениво махнул рукой в сторону кухни, не сводя со Снейка глаз. — Как чуял. — Такие вкусные на вид! — тараторила Санни в блаженном неведении того, чего только что не случилось прямо у нее над головой. Последовала пауза, послышалось дребезжание скорородок и тарелок, и она задумчиво добавила: — Как будто солнышко. Оно опять встает! — Кажется, на этот раз нам ничего не грозит. — проворчал Снейк своим обычным голосом, кивая в сторону лестницы и улыбаясь теперь и глазами. Нам. Восторг, охвативший Хэла при этом слове, вырвался наружу смехом, хотя он и старательно сморщил нос. — Да ну тебя! Если бы ты видел вчерашний завтрак, ты бы так не говорил. — А что? — Дэйв, она ее сахаром посыпала! — Ты разве не любишь сладкое? — Только не яичницу, благодарю покорнейше… И забыл, что собирался добавить, потому что Снейк стряхнул с плеч рюкзак, и тот беспечно шлепнулся на пол. Осторожно покрутив плечом, Снейк поднял глаза на Отакона и усмехнулся чему-то, что увидел на его лице. — Ну? Посмотрим, что нам уготовила Санни? — …Ага, — пробормотал Хэл, еще не оправившийся от произошедшего. — Да-да! Хотя я бы поглядел, как ты, мистер суперсолдат, уплетаешь яичницу с сахаром. — Подумаешь. Лишь бы не горелая. — Не каркай. Снейк глухо рассмеялся, а Хэл не удержался от того, чтобы положить ладонь ему на сгиб локтя, пока они спускались по лестнице. Он не тянул, не толкал. Просто держал ее там, надеясь, что это скажет «я здесь, я с тобой, я никуда не денусь» лучше всяких слов. Рюкзак, более не нужный, остался лежать на полу.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Санни знала, что взрослые очень любят секреты. Они хранили их, чтобы уберечь ее и не пугать ее, и хотя ей очень-очень хотелось участвовать во всем, она все равно любила их за то, как они ее берегли. (Именно так — любила. Благодаря им она узнала, что означает это слово.) Маленькие секреты Санни нравились. Мелкие и неважные. Например, что дядя Хэл втихаря ест рамен быстрого приготовления прямо за работой, чтобы потом с чистой совестью утверждать, что не хочет есть, когда Санни приносит ему ну немножечко подгорелую яичницу. Или то, как Снейк, возвращаясь на «Кочевник», неопределенно пожимает плечами на вопрос «ты опять курил?», хотя от него отчетливо пахнет табаком. Над такими секретами потом можно было смеяться, когда Санни морщила носик и хмуро глядела на них, а дядя Хэл настаивал: «У тебя научилась, Снейк, ну ты посмотри, ну в точности же твое лицо!» Санни не любила большие, грустные секреты. Те, из-за которых взрослые все время хмурились. Из-за которых они переходили на нервный свистящий шепот или вскрики, которые немедленно обрывались, чтобы она не услышала. (Она все равно слышала.) Самые большие секреты — слишком неподъемные и грустные, чтобы прятаться вечно, — Санни ненавидела. Она была смышленой девочкой, много умнее, чем полагалось девочке ее возраста, а взрослые не прятали от нее эти секреты так тщательно, как хотели бы, и оттого она все замечала и тоже начинала грустить. Здоровье Снейка и все, с ним связанное, было одним из таких секретов. Его надрывный кашель, хруст суставов при каждом мучительно замедленном движении. Боли. И — к крайнему недоумению Санни — морщины. С морщин, собственно, и начался большой секрет. Шуточки дяди Хэла о том, что Снейку надо бы поменьше хмуриться, постепенно превратились в советы — всегда шепотом и когда они оба думали, что Санни не слышит, — обратиться к доктору. Это уже нехорошо, Снейк. Бурчание Снейка, что это всего лишь возраст, что с ним все нормально, нормально все, сменилось злостью во взгляде на любую отражающую поверхность и ощупыванием лица в поисках новых черточек, которых не было еще вчера. Такими темпами скоро перестану себя в зеркале узнавать. Все остальное — и кашель, и боли — появилось потом. Начался большой секрет с новых морщин на лице Снейка, и именно из-за них оба взрослых начали так тревожиться, злиться и грустить. И Санни совсем не понимала, почему. Про боль и про кашель она могла понять — от них Снейку было плохо, и они ее тоже не устраивали. Но морщины? Морщины ей нравились. От них возле глаз Снейка появлялись лучики, когда он тепло на нее смотрел; от них его редкие, но искренние улыбки были еще выразительнее. По складкам между его бровей она умела определять, сильно ли он задумался, или можно его отвлечь, чтобы он еще раз улыбнулся ей. Нет-нет, она не могла взять в толк, что такого плохого взрослые видели в морщинах. Рассуждая так, она сидела в уголочке возле дивана, сложив руки на груди и опершись на них подбородком, и внимательно наблюдала, как отдыхает Снейк. Снейка нечасто можно было застать спящим, или даже просто сидящим — в кои-то веки не в полной боевой готовности — и, обнаружив, что он прилег подремать после завтрака, она ухватилась за возможность посидеть и посмотреть. Пересчитать новые черточки на его лице, получше выучить бугорки и впадинки на шраме от ожога, и даже просто посмотреть, как мирно он выглядит во сне. — Что там у меня на лице? Ну, или не во сне. Санни мигнула и нахмурилась, раздумывая, стоит ли отвечать ему исчерпывающим списком свеженайденных черточек и складочек, или лучше не надо. В итоге она просто отрицательно помотала головой. — Н-ничего. Один светлый глаз приоткрылся и сощурился на нее. Уголки его рта приподнялись. — А чего ты там тогда увидела? Она моргнула еще раз, помедленнее, не понимая. Улыбка стала шире, хотя между бровей и появились едва заметные черточки. Морщинки-думалки, как их называла Санни. — А то смотришь, как на новые ворота. — Просто мне нравится твое лицо, — честно попыталась объяснить Санни. — И все. Почему-то после этого Снейк глубоко вздохнул, потом фыркнул и вновь закрыл глаз. Некоторое время было слышно только его медленное дыхание. Затем он спросил: — Не хочешь выйти поиграть со своим новым другом? — М-м, — помотала головой Санни, не успел он договорить. — Может… может быть, потом? Ответом было мычание, более выразительное, чем у других людей получаются слова. Пришлось пояснить. — Хочу побыть с тобой. За этим последовала долгая пауза — дольше, чем предыдущая, так что Санни начала думать, что сказала что-то не то. С ней бывало. Ей по-прежнему было гораздо труднее общаться с людьми, чем с машинами, и хотя с дядей Хэлом и Снейком все было проще, совсем без ошибок пока не получалось. Но Снейк тихо буркнул что-то, поднял руку, которая лежала у него поперек груди, и молча поманил к себе. Удивление прошло быстро, и вскоре Санни уже карабкалась на диван, заползая поближе, чтобы плюхнуться Снейку прямо на грудь. Она захихикала, когда он тюкнул ее пальцем по носу, как только смог дотянуться, и несильно шлепнула его по руке. Лежа вот так, нос к носу с ним, она не могла не потрогать сама все те новые морщинки, которые насчитала, — морщинки-смешинки в углах рта, морщинки-думалки между бровей, черточки в уголках глаз. Она обводила их пальчиками, легко-легко и, наверное, щекотно, потому что Снейк наморщил нос (Санни тут же радостно отметила еще больше черточек вокруг его глаз) и фыркнул, отчего ветерок растрепал ей челку и она опять хихикнула. — Мне нравится твое лицо-о, — повторила она нараспев, улыбаясь, пока рука Снейка аккуратно приглаживала выбившиеся пряди. — Очень-очень-очень нравится. Она совсем не это хотела сказать. Она хотела ему объяснить — да так, чтобы он больше ни разу не засомневался, — как сильно она его любит. Как обидно было, когда со слов дяди Хэла она решила, что еще нескоро увидит его снова. Что даже если его лицо изменится еще больше, а волосы сделаются белее снега, это ничего не изменит. Он будет ей так же дорог. Но слова не давались ей так легко, как цифры или строки кода, и она могла лишь надеяться, что Снейк все равно ее поймет. Он хорошо это умел — слышать то, чего она не говорила, что не влезало в неуклюжие, нескладные слова. Может, оттого, что сам не слишком полагался на устную речь. Когда большая ладонь Снейка скользнула вниз и ласково погладила ее по щеке, она убедилась — Снейк ее понял. И тоже ее любит. Иначе бы он не улыбался сейчас так, морщась глазами, как он умел. Она просто знала, и все тут.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Проснувшись, Дэвид обнаружил, что его правое плечо совершенно онемело, а по комнате отдается тихое и размеренное постукивание клавиш. Сознание возвращалось к нему постепенно, капля за каплей стряхивая сон. Приподнять веки — и то казалось подвигом. Но когда это ему удалось, Дэвид с усталой улыбкой заключил, что дело того стоило. Санни спала без задних ног, устроившись у него на груди, вцепившись одной рукой в его рубашку и упершись головкой ему в плечо — вот и онемело, усмехнулся он про себя. Шею щекотало ее теплое дыхание, и когда он наклонил голову, чтобы рассмотреть, она, не просыпаясь, заерзала и прижалась к нему поближе. Стучание клавиш, прежде лишь фоновый шум, приостановилось, и послышался шепот: — Не тяжелая она? Отвлекшись от молчаливого наблюдения (Санни снова подросла, а он в суматохе даже не заметил), Дэвид поднял взгляд на Хэла. Хэл криво улыбнулся и пожал плечами, поправляя ноутбук на скрещенных ногах, чтобы не свалился. Сидя на полу и опираясь спиной на диван, он находился с Дэвидом на уровне глаз, и от того не укрылась мягкость в его взгляде. — Вы так мирно спали. Не поднялась рука вас будить. — Ничего, — пробормотал он в ответ. Приобнял Санни покрепче онемевшей рукой, сощурился, чтобы рассмотреть экран Хэла через его плечо и понять, что он печатает. Бесполезно: на экране мелькало с полдюжины окон, некоторые со многими вкладками, и Хэл работал так стремительно, что текст полз по экрану с совершенно нечитабельной скоростью. Оно и к лучшему. Он все равно предпочитал позже услышать краткое описание проделанной работы, нежели пытаться отгадывать сам. — Чем занимаешься? — Э, — пальцы Хэла замедлились, и он вновь пожал плечами. — Ну, во-первых, сообщаю Мэй-Лин и Кэмпбеллу, что ты… что у нас все хорошо. Что ты жив. Слова повисли в воздухе, невысказанные, но слышные все равно. Дэвид терпеливо ждал. Он отлично знал талант Хэла совмещать несколько дел сразу и подозревал, что пара писем ненадолго удержат его внимание. И не удивился, когда Хэл торопливо добавил: — И, э… возможно, заодно ищу нам какое-нибудь местечко, где можно пожить. Место, чтобы пожить. Моргая, Дэвид ясно почувствовал, как от этих простых слов внутри разливается тепло. Он и не подумал об этом. Даже после того, как решил дожить столько дней, сколько уготовано ему судьбой. Конечно же, он забыл о такой житейской мелочи. И конечно же, Хэл подумал о ней в первую очередь. — Нашел что-нибудь? — Пока нет. Порасспрашивал только. — Снова клавиши, раскрылось несколько новых окон и закрылась пара других. — Мэй-Лин обещала дать знать, если ей что-то попадется. Розмари даже предложила немного пожить у них. На это Дэвид тихо хмыкнул. Великодушно с ее стороны, но он не считал себя вправе принять приглашение. Райдену и Розмари и так нелегко будет справиться с тем, что они снова есть друг у друга. Им не нужны были осложнения в виде посторонних вокруг. — Лучше пока оставим их в покое. — Вот и я так подумал. — Хэл оглянулся через плечо и коротко кивнул, и они оба не сдержали улыбок. Не в первый раз их одновременно посещала одна и та же мысль. — Поэтому я уже подыскиваю что-нибудь сам. Открыв несколько страниц разом, Хэл отодвинулся в сторону, чтобы Дэвиду было виднее, и указал на карту с нанесенными кое-где кругами и пару видов городков и деревушек. — Я думал, где-нибудь за городом подойдет. Не совсем в глуши, но все же… Все же подальше от городского шума и суеты, чтобы можно было насладиться покоем. Наконец исчезнуть с радаров. Примерно так же его когда-то притянула к себе, как магнитом, ледяная тишина Аляски. Дэвид медленно кивнул, бормоча что-то в знак согласия и машинально ероша пальцами серебристую шевелюру, уткнувшуюся ему в шею. — Санни понравится. Все-таки девочка всю жизнь провела взаперти. Раз уж ей уже понравился пятачок внешнего мира вокруг приземлившегося «Кочевника», свежий воздух и нетронутая природа наверняка приведут ее в полнейший восторг. Дэвид ожидал, что Хэл согласится, но тот едва заметно напрягся, вжав голову в плечи. В свете экрана выделялась тонкая складка между его бровей. Не вполне ожидаемая реакция. Однако Хэл явно не спешил объясняться. Хмыкнув, Дэвид приподнялся на локтях, чтобы поуютнее устроить голову на подлокотнике. — Хэл. Не требование, но и не совсем вопрос. Хэл бросил на него взгляд, вздохнул при виде его хмурого лица и потеребил пальцами очки. Когда он заговорил, его голос звучал еще тише. — Думаешь, она захочет остаться? Только-то? Дэвид поднял брови. — А ты ее спрашивал? — Нет! — Даже шепотом Хэл умудрился выразить крайнюю оскорбленность. — Дэвид, ей всего семь! — Она неглупа. И умеет говорить «нет», если нужно. — Хэл пробормотал себе под нос что-то неопределенное, и Дэвид усмехнулся. — Ты убедил меня не сбегать, а спросить ее, хочет ли она остаться, пасуешь? Ты серьезно, Хэл? — Это, знаешь ли, совершенно различные случаи! — От его шипения Дэвид снова рассмеялся, и Хэл яростно уставился на него — но быстро сдался, вздохнув и опустив плечи. — Ладно уж. Спрошу. — Хорошо. — И не потому, что ты меня уговорил. — Угу. — И нечего тут нос задирать. — Что ты, что ты, Хэл. Полушутливая перебранка прервалась, стоило им перехватить взгляд друг друга. Дэвид не мог удержаться от улыбки, и под его взглядом Хэл тоже засмеялся, безуспешно закрывая лицо локтем. Придя в себя, они помолчали, разглядывая мирно дремлющую Санни, чтобы убедиться, что не разбудили ее. В конце концов Дэвид с кряхтением сполз пониже на диване и закрыл глаза. — Разбуди нас, когда чего-нибудь подыщешь. — Хм? — Голос Хэла удивленно подпрыгнул, и ему живо представилось, как тот быстро-быстро моргает. — Не будешь участвовать в выборе? — Не-а. У тебя такие вещи лучше получаются. — Спасибо на добром слове. — Послышалось фырканье, и вновь застучали клавиши. — Приятных снов, Дэйв. — Хм-м. Воцарилось безмятежное, уютное молчание. Тихое сопение Санни, перестук компьютерных клавиш и — изредка — тихое бормотание Хэла вместе составляли необычную колыбельную, однако Дэвид не мог не признать, что убаюкивает она весьма действенно. Если мирная жизнь выглядит вот так, лениво подумал он, погружаясь в дремоту, то это очень даже неплохо. Да. Это хорошо.

~~~~~~~~~~~~~~~~ D ~~~~~~~~~~~~~~~~

Вот так хорошо… не правда ли?

-

(Биг Босс — Снейку)