***
Чудесные резные двери старинного Клуба встречают Адель только поздним вечером, но завёрнутым в прозрачные сумерки-полутени. Сначала её ждала гора работы в «Спутнике» и рассылка в печать свежей статьи; затем собрание с Адскими Леди. Вот где им с Кью пришлось знатно попыхтеть-попотеть, ибо накопились скучнейшие отчёты, расплодились, разрослись, будто в сырости плесень! Раф бы заглянул, да он «вовремя» оказался чрезвычайно занятым вбиванием в головы нерадивых рекрутов важной теории по демонологии. Правды ради, к преподаванию Рафаэль относится предельно серьёзно, хоть и любит приврать, прикинувшись упоённо преданным «менторскому» долгу — отвертеться от тоскливой канцелярщины. Рутина. Не считая участившихся ночных бдений — ничем не примечательные будни. В просторном холле пусто, ведь кто на занятиях, кто на задании, а кто — на тренировке. Вокруг царствует редкая гостья в величественных стенах, ставших девушке родными за такой-то срок, — а царствует в них умиротворённая тишь. От лучей рыжего закатного солнца, легко проникающих сквозь чистые, натёртые до блеска стёкла, в густом, точно патока, воздухе кружатся, сияют в золоте крошечные пылинки. «Интересно, и когда Исайя успел распорядиться, чтоб отмыли наконец окна?» — небрежно мелькает у Адель, мелькает, да ускользает. Как сказал бы Яго, мысли разбегаются словно кошки под дождём. Хвала Вселенной, мысли её младший брат читать не умеет. И без него есть кому ненароком углядеть за ней, чего Адель в себе обычно не понимает либо не берёт во внимание. Не желает ни первого, ни второго? По-разному бывает. Исайю она находит в его кабинете. Для тех, кто достаточно близко знаком с лидером Адских Джентльменов, не составит труда увидеть: здесь всё говорит о нём. По чуть-чуть, едва уловимыми детальками-затейницами и до оскомины привычными, бытовыми предметами. Даже запах здесь особенный — что-то с горьковатой свежестью луговых трав в россыпи холодных гроздьев предрассветной расы. Просто, но благородно. «Похоже, история с безответственной красавицей не ограничилась рыцарской прогулкой до дома и незаслуженно пострадавшей верхней одеждой», — почему-то хотелось гадко позлорадствовать. Хотелось, целый день хотелось. Не сейчас: Исайя, изгибаясь, неуклюже накладывает повязку на правую руку окровавленной левой. — Привет. — Парень отвлекается на секунду. И пускай уголки губ тепло приподнимаются в улыбке, под глазами залегают глубокие тени, отчаянно соперничают с синей радужкой в яркости. Адель не медлит: сразу сбрасывает пальто и сумку на кресло, а затем устремляется прекратить мучения и до хитрой застёжки обернуть смугловатое предплечье в эластичный бинт. У неё всегда не получалось и не получается устно выражать привязанность: чувство беспомощности острыми клыками вгрызается в горло будто демон-пожиратель из-за угла. И её Джентльмены во главе с наставником быстро это уяснили. Языковое мастерство как искусство жонглёра: Адель предпочитает не тратить время, оцепенев в кругу непойманных хрустальных шаров, и молча предлагает действие — не слово. — Привет. Неудачное свидание с тварями? Не дёргайся, пожалуйста. — Они с Исайей долго и медленно, но построили связь, которая отличается от их близости с четвёркой остальных ребят Джаспера. Кинув беглый взгляд на шрам по ребру ладони от краешка мизинца до локтя, Адская Леди невольно закусывает щёку изнутри. Солью на дёснах. Однажды она спросит. Когда-нибудь. Когда наберётся смелости. — Не совсем. Но собираюсь вытрясти из Рафаэля всю душу. — Да уж, он точно не откажется от случая, где бы знаниями «блеснуть». — Уже успели за сегодня что-то не поделить? — Ты лучше его спроси. Хотя Раф есть Раф. — Девушка пожимает плечами, мол, чему мы удивляемся. Ладонь у Исайи тёплая, с огрубевшими участками кожи. Именно с ним из её команды парней Адель в любой работе естественно, в обескураживающем чувстве интуитивности и в отношениях партнёрства, сложенных через пререкания, притирания, протесты. К умению читать её открытой книгой приспособилась: в конце концов, Исайя безукоризненно уважает личные границы и почти не лезет в чужую голову целенаправленно. Спорят часто; в битое стекло, безжалостно режущее по живому, ранящее остро ледяной беспощадностью — настолько! — ругаются очень редко. Однако так ожесточённо и бурно, аж потом ещё несколько дней друзья, да даже Яго, не говоря о посторонних служащих, стараются взбешённых упрямцев обходить десятой дорогой. — С Лунного или Ветреного? — Не пойдём с кварталов — с переулков. И парировать мне бесполезно, твоя рука — мой железный аргумент. В этот раз я поведу. — Невозможная женщина. — Адский Джентльмен хмыкает. Настаивать и сделать желаемое, разумеется, ему не запретит никто, пускай сейчас с Адель связываться себе вдвойне дороже. Но моменты, в какие она упорствует духом по своим моральным убеждениям и принципам, обнажают её настоящей Королевой, и не в единственных глазах! Что-то, с первой встречи подмеченное внутренним чутьём учеников господина Бартоломью одной сырой, холодной и суровой ночью, когда словно тьма-чудовище разинула волчью пасть и поглотила весь земной шар. А Исайя встретил раньше — много лет назад — алым пламеневший взгляд у маленькой, худенькой, ещё чуть-чуть и прозрачной, девочки. — Я бы на твоём месте не возмущалась. Думаю, моя компания будет поприятнее тех занудных рекрутов, которые маршируют на улице Двенадцати ведьм по указке Линкольна. — Не надейся, что выиграла. И не пытайся юлить. Остальное расскажу по дороге. — Ни ворона не ново — ты так просто не сдашься. — Адель с сарказмом протяжно вздыхает, предвкушая целое дежурство из перепалок. Заставить Исайю изменить маршрут — не соваться напролом в когтистые лапы, не искать специально с нечистью столкновения лоб в морду и не тревожить повреждённую руку, не геройствовать? Скорее Рафаэль станет ласковым и пушистым котёнком. Вот дрянная ирония, Адель поступила бы аналогично. Только отпиралась бы отнюдь не сдержанно, отнюдь не хладнокровно: она не любит показывать слабую, уязвимую часть себя даже в незначительных мелочах. Честно заслужив быть в команде Джаспера на равных с каждым, девушка бесконечно долго горячилась, как разгневанная драконница, на любой самый осторожный шажочек в сторону предлога помощи, крохотного проявления заботы. Адель не знала нормального человеческого отношения, оставалась строго одиночкой, жертвовала всем ради младшего брата, защищала его. Избегала призрачных намёков на близость. С детства закрытой, нелюдимой, ей пришлось очень тяжело. Опускать по кирпичикам высоченные стены для тех, с кем регулярно, точно циркачка-акробатка, балансировала на тоненькой грани между смертью и смертью. Подогнутся ноги — полетишь в пропасть; жаль, страховщик внизу не положен. И теперь, через два с лишним года, брыкалась бы до последнего! Но Исайя! Исайя более сговор-… простите, мастерски разбирающий до базовых настроек чужие мозги. Наслаждается брошенным вызовом. — Всё. Стой, пуговицу застегну, неудобно ведь левой. — Адель в спешке поправляет манжет простенькой рубашки. Наставник шестёрки, с которым Адская Леди сдружилась на удивление быстро, частенько повторяет: у её дружбы с парнями интересный девиз. «Кто эти идиоты? Стоп, это же мои идиоты!» Не искусная в речах, а тактильная чрезвычайно, Адель на свой манер заботится о них. — И почему вы вечно находите приключения на задницу? Линкольна втянул. — Мы их не находим, а создаём. И не говори, как Раф. Вам надо меньше общаться. — Исайя аккуратно надевает пальто, по пути прикалывает на грудь значок с полумесяцем и алой розой — символом Клубов. Вот уж одной Вселенной известно, отчего люди так обожают кругом обращаться к древним, погребённым под толщами пыли, легендам, сказкам и песням. — Забавно, он то же сказал про тебя. — Напомни мне сказать ему пару ласковых. Есть основания. — О, я с удовольствием присоединюсь. — Адель хохочет, двигается стремительно, накидывая на плечи зацепленное с кресла собственное пальто.***
Изводить учеников, особенно новоприбывших рекрутов, Рафаэль любит, а заполнять дурацкие бумаженции — нет! И, если из уважения к Джасперу некоторые занудные процедуры можно и потерпеть, Октавия в нелестных выражениях безнаказанно послать в дали далёкие, от вездесущей брюзги, зачерствелой горбушки чернющего хлеба — от Исайи — не отвертеться. Чтоб его Воронов Князь побрал! Сам, небось, укатил в закат на дежурство, прихватив Гнома. Или Гном прихватила его? Властная коротышка, Исайе под стать. Обдумывая способ поизящнее и пожёстче к месту припомнить другу вон ту и вон эту пятистраничную возню, Раф с азартом истинного злодея доделывал план практического занятия у второго курса, когда под рукой у него моргнуло сообщение. Адский Джентльмен гаденько ухмыляется: Фокс умоляет оставить ему хоть что-нибудь на очень поздний «ужин». «Никаких тебе блинчиков к чаю!» Закончив и несколько раз всё тщательно пересмотрев, господин Леруа начинает сладко потягиваться, аки только проснувшийся и досыта отоспавшийся кот; и, состроив наглую рожицу, с чистой совестью покидает не дописанные листы осиротело валяться на преподавательском столе. Лекционные наработки и изощрённая проверка контрольных гораздо важнее. А вредность? Придирчивость? — Строгость. Требовательность. Дотошность. Ничего, от рвоты ещё ни один учёбу не бросил. Меньше вероятность отправиться на ту сторону Вселенной. Смерти юнцов не лучшая штука, мягонько говоря. «Неудачники и Гном» Кью: «Где Рафаэля вороны носят?» Линкольн: «Очевидно, он, как минимум, готовится испортить второму курсу оценки за демонологию, а как максимум, захватить мир» Раф: «Завидуй молча, ты даже заначки Октавия захватить не можешь» Исайя: «О каких заначках идёт речь?» Раф: «Ты на патруле? Вот и патрулируй» Адель: «Нет, рассказывай. Тебя за язык не дёргали» Раф: «Вам там заняться нечем, кроме как в телефоны пялиться?» Исайя: «О, не волнуйся, дорогой, мы прекрасно проводим время» Фокс: «Вы мне еду оставили в холодильнике, ироды?» Линкольн: «Да» Раф: «Что-нибудь — да, блины — нет. Тему не меняем. Гном и неудачник в компании Гнома, что вы такого увлекательного делаете?» Адель: «Ловим тараканов» Кью: «Кого!?» Линкольн: «Если подсунете их Рафаэлю в тарелку… я в восторге от этой идеи!» Кью: «Поддерживаю)» Фокс: «Главное, поймайте покрупнее» Исайя: «Я вас разочарую: тараканов в тарелке у Рафаэля не будет — нас сожрут быстрее» Адель: «Какого ворона демоны вечно лезут из мерзотнейших дыр!» Кью: «Шевелитесь, скоро рассвет» Закрыв надоедливый чат, Раф рассеянно глядит на шлейф пока сине-фиолетовой зари. Дорога домой петляет по мостовой, невдалеке доносится тихий звон старенького трамвайного колокольчика. В городском ботаническом саду на соседней улице поют птицы. Никого давным-давно не смущает необычная и сильная связь двух идиотов. Упёртая Гном отогрелась, оттаяла у них в команде, Снегурочка с нравом-кипятком. И Рафаэлю даже нравится бойкая кнопка, упаси Вселенная ей догадаться. Но Исайя… Что между ними, они сами не знают. Да и не заморачиваются, судя по всему — конкретно сейчас некогда. Тут спишь через раз. Особенно если твоя комната рядом с Фоксом, храпящим аки ревущий медведь, — уж Рафу известно не понаслышке. Однако Раф, в отличие от начальствующих идиотов, не идиот. Что-то происходило. И молча наблюдать в сторонке он точно не намерен. Миловаться пока не милуются (интересно, не в ревность милашке Кью, они хоть обнимались когда-нибудь?)… Погодите! Как там сказала Гном? Девица? Рафаэль столбом замирает … И на лице паршивца расцветает бесстыдная улыбка-ухмылка. «Ближайшее времечко обещает быть томным»