Only Fools (Fall for You)

Собравшееся в актовом зале количество человек совершенно сбивает с толку. То есть, конечно, Минги подозревал, что, с точки зрения банальной эрудиции, прилюдное линчевание – это всегда, блять, весело, но чтобы настолько…   — Хто я?.. Хде я? — Недоумевает, проталкиваясь на место в своем ряду, Уён: для тех, кто помнит – официальный амбассадор понятия «экстраверт» и главная сплетница их универа.     — Может, кто-то применил технику «теневого клонирования»? — Ответно недоумевает, озираясь по сторонам, Сан. — В противном случае, почему тут так много людей?   — Люди – понятие растяжимое, — загадочно ухмыляется Ёсан, грациозно маневрируя меж то и дело выскакивающих откуда ни попадя коленок и локтей. — И исходя из этой теории, я больше склоняюсь ко вселенной «Ван Писа». Гому-гому ноОо…   — Осторожно, — предупредительно подхватывает чуть было не наебнувшегося брюнета под локоточек Чонхо. — Аниме – хорошая штука, если она тебя не убьет.    — И вот как тут не согласиться, — ворчит, благодарно кивая своему спасителю, Ёсан.    Они, наконец, рассаживаются по местам – все, кроме Юнхо, дожидавшегося своего «звездного часа» за кулисами. Минги замечает двумя рядами правее от себя глумливо ухмыляющихся Тэмина с Ки Джоном и не может подавить зубовный скрежет, когда видит их припасенное по случаю аутодафе Юнхо солидное ведерко с попкорном. Наверняка, и это собрались на видео снять, засранцы.    Что ж, будет вам и видео, и все вытекающие из этого последствия…    — Приветствую всех собравшихся. — Произносит ректор – солидный мужчина в строгом темно-синем костюме и с шапкой великолепных каштановых волос с проседью. — Сегодня мы собрались с вами, чтобы обсудить довольно важную тему, а именно – применение физического насилия в стенах нашего уважаемого учебного заведения. К сожалению, конфликты среди людей – нередкое явление в нашем обществе, и хорошо, если спорщикам удается найти выход из ситуации мирным путем. К сожалению, эмоции получается контролировать далеко не всем и не всегда, в таких случаях конфликты перерастают в драку. Так случилось и в стенах нашего заведения: подающий надежды ученик прилюдно оскорбил и нанес телесные повреждения другому учащемуся. Обычно правила требуют немедленного сурового наказания для провинившихся таким образом студентов, однако в силу прилежной учебы зачинщика и благосклонной позиции потерпевших, ректоратом было принято решение предоставить первому возможность принести прилюдное извинение пострадавшей стороне. Господин Чон Юнхо, если вам есть, что сказать, подойдите, пожалуйста.    Минги кажется, будто он наблюдает сцену из какого-то фильма, где главным злодеем оказывается холодный, но чертовски сексуальный маньяк с отрешенным взглядом. Сегодня Юнхо снова уложил волосы назад, явив миру чистый лоб, словно подтверждая тем самым свою невиновность и готовность принять любую пулю, которой в него выстрелит несправедливое общество. Но едва Чон занимает освободившееся за кафедрой место, как вырубается свет, и в зале поднимается недовольный шум: особенно сильно негодуют сидящие неподалёку и явно рассчитывающие на грядущие расшаркивания старшекурсники. И в это время темноту зала прорезает голубоватый луч проектора Минги.    В воцарившейся тишине огромного помещения буквально каждый может своими глазами наблюдать ту самую «благосклонную позицию потерпевших»: насмешки и унижения в сторону младшекурсников, момент с бессовестным присваиванием чужого скейта, употребление спиртных напитков в стенах «уважаемого учебного заведения», и, наконец, домогательства до идущей с вечеринки девушки-первокурсницы. Минхо с Хонджуном постарались на славу: буквально на каждом видеоролике лица Тэмина и Ки Джона фигурировали так отчетливо, что спутать их с кем-то ещё было практически нереально, но даже так уличенные в содеянном старшекурсники громко возмущались со своих мест, крича «Подстава!» и «Монтаж!».   — Тишина! — Раздаётся голос ректора в поднявшейся суматохе: многие учащиеся, узнав себя на видео, поднимают шум, требуя немедленно призвать к ответу «пострадавших» задир, кое-кто – так вообще призывает на месте устроить им «темную». Видеоролик заканчивается в ту же секунду, как в зале снова включается свет, и взгляду Минги предстают растерянные лица старшекурсников. В зале слышится недовольный рокот: некоторые студенты, узнав себя на видео, оглядываются на Тэмина с Ки Джоном с явным желанием скорейшей расправы, и Минги улыбается произведенному их задумкой эффекту. Но когда он перехватывает направленный прямо на него пристальный взгляд Юнхо…   Ничего хорошего этот взгляд не предвещает.    — Я ещё раз призываю всех к порядку! — Продолжает надрываться ректор. — А затеявших все это шоу – жду у себя в кабинете.   — Господин Ён, — вежливо кланяется мужчине Юнхо. — Могу я произнести речь?   Минги замирает, когда слышит эту реплику блондина. То есть, несмотря на все, что только что произошло, он все равно собирается?..   — Не смею отказывать, господин Чон, если вам есть, что сказать, — устало машет рукой ректор.    — Благодарю, — произносит Юнхо, переводя взгляд на собравшуюся публику. Он выдерживает минутную паузу, позволяя поднявшейся в зале суматохе сойти на нет, после чего медленно выходит из-за кафедры и занимает место перед ней, словно бы ещё раз подчеркивая свою открытость перед публикой. — Наверняка многие из вас слышали такое понятие, как «Внутренний ребенок» - так специалисты называют область психики, которая несёт содержание истинного «Я» человека. Все поступки, которые мы совершаем – хорошие или плохие – мы совершаем по незнанию: незнанию того, что будет дальше, ведь жизнь поначалу – один сплошной квест с закрытыми дверьми. Мы, как слепые котята, движемся наощупь, смотрим на реакцию других людей, извлекаем жизненные уроки. Мы открываем потайные двери одну за другой, ошибаясь и собирая лбами косяки. Но одни живут в гармонии со своим Внутренним ребенком, растут и развиваются вместе с ним, а другие лелеют в себе детские травмы и обиду на весь мир, а возможно, чувство превосходства над другими – и остаются на одном месте. Все мы, осознанно или нет, можем причинять боль другим людям, я – не исключение, но самое важное – вовремя понять, что выбрал не тот путь и переосмыслить свои действия.    Минги переглядывается с сидящим рядом с ним Ёсаном: на лице брюнета написано полное недоумение, как, вероятно, и у него самого. Что у Чона на уме? Это что, какой-то диалог из Наруто?    — Некоторые воспринимают правила игры под названием «жизнь» по-своему: через угрозы, насилие и враждебное поведение, — продолжает Чон после недолгой паузы, — ведь зачем искать более сложные пути, если можно решить все быстро и на месте? Вспомните, как ведут себя маленькие дети, когда не могут поделить одну песочницу: они машут друг на друга ручками и сыплют в глаза соперника песком вместо того, чтобы уладить конфликт по-взрослому и попытаться донести свою позицию оппоненту.    — Ой, свали уже, психиатр, нашелся, — рычит со своего места Ки Джон.     — А правда в том, — как ни в чем не бывало продолжает Юнхо, — что, вырастая во взрослых людей, некоторые из нас продолжают вести себя как маленькие дети, отбирая понравившуюся игрушку у прохожего, задирая и дёргая за косички понравившуюся девочку – в надежде добиться ее внимания. Такое поведение объяснимо в детском возрасте, но никак не во взрослом. Взрослая жизнь – игра с более сложными правилами, и мы не можем оставаться на одном уровне, если хотим идти вперед, быть теми, кем мечтали стать в детстве – а мало кто мечтал вырасти негодяем. Все мы пришли в этот мир, чтобы быть счастливыми, чтобы обрести гармонию с собой и окружающими, но насилие и вражда – тупиковый путь, попытки выдувания стекла из пластиковых крышечек. Возможно, я объясняю слишком сложно и запутанно, я лишь хочу сказать, что не страшно дружить со своим Внутренним ребенком. Страшно, когда этот ребенок не вырастает.    — Не знаю, как у тебя, — хмыкает со своего места Тэмин, — а вот у меня все выросло.    — Ой, сиди уже, выросло у него, — отмахивается от его реплики Уён. — Папочка за тебя все дерьмо расхлебывает.    — А что ещё более страшно, — продолжает, покачав головой, Юнхо, — это то, что система работает так, что ни идущая поздно вечером девушка, ни маленький ребенок, не защищены от недобрых умыслов таких людей, как те, что мы увидели на экране. И мне искренне жаль, — обводит притихшую публику взглядом Чон, — что многие из нас, живя в двадцать первом веке, вынуждены испытывать притеснения с чьей бы то ни было стороны.    — И на этой прекрасной ноте, — влезает неугомонный чертила Уён, — я предлагаю всыпать возмездия во имя Луны этим двум недомеркам. Кто со мной?!   В актовом зале воцаряется беспредел: кто-то требует немедленной расправы над осточертевшими старшекурсниками, а кто-то – заставить их наглотаться нечищенных орехов и дать слабительного.    — Я ещё раз требую тишины, — поднимает руку ректор. — Напоминаю, что насилие, с какими бы целями оно ни было совершено, не приветствуется в стенах нашего учебного заведения. И увиденного мной материала достаточно, чтобы сделать свои выводы: безусловно, ректорат тщательно рассмотрит этот случай и вынесет свой вердикт всему произошедшему. Я призываю не вершить самосуд и не предпринимать опрометчивых действий, полагая, что таким образом вы добьетесь справедливости. В конце концов, прислушайтесь к словам господина Чона и вспомните про упомянутых им детей в песочнице. А сейчас я предлагаю всем участникам данного ролика проследовать в мой кабинет.      ***      — Что ж, — тяжело вздыхает, едва закрывается дверь за старшекурсниками, ректор, — хорошая была речь, господин Чон. Право, даже меня проняло. Определенно, господин Со и господин Мин понесут заслуженное наказание, тем более, что это, по всей видимости, далеко не первый их проступок, однако… Вы могли сначала показать этот ролик мне: я бы сразу принял меры, а вы не стали бы тратить нервы и время, готовясь к этому выступлению… Или вам так хотелось произвести впечатление?   — Господин Ён, — понуро поднимает руку Хонджун. — Это целиком и полностью моя вина: осмелюсь заметить, что Юнхо вообще не знал об этой затее с проектором.    — Более того, — влезает Уён, — мы сказали Юнхо, что видео уже передано вам, поэтому он вообще не должен был выходить на сцену. Но так знатно припечатать этих придурков – причем словесно, признаюсь, даже я бы не смог…    — Как я уже сказал, — качает головой ректор, — это было отличное выступление. Только вот я ума не приложу, что делать с вами дальше.     — Сто очков Гриффиндору – и расходимся? — С надеждой спрашивает Уён. Сан моментально отвешивает ему подзатыльник, а ректор лишь усмехается и усаживается на стул, подперев подбородок и задумчиво глядя на молодых людей перед собой.    — Я одного никак в толк не возьму, — произносит господин Ён. — Почему вы просто не предупредили вашего друга? Все ведь могло быть намного проще.     — На самом деле, ответ очень даже прост: нам не хотелось, чтобы жертвы господина Кима пошли коту под…   — Он хочет сказать, — поспешно зажимает рот продолжающему мычать что-то Уёну Сан, — что в этом деле присутствовал… личный интерес. И потом, ролик ещё раз подтвердил мнение большинства, а не только здесь собравшихся.    — Ладно, я вас услышал. — Тянет, постукивая кончиком ручки по столу, ректор. — И, будь добр, отпусти своего приятеля: он же задохнется. — Господин Ён ещё раз окидывает собравшихся уставшим взглядом и кивком указывает на дверь: свободны, мол.    Они по очереди выскальзывают из кабинета ректора, и первое, что делает Хонджун – это снимает с носа очки и, сунув их Юнхо, принимается закатывать рукава своей белоснежной рубашки. При этом староста смотрит точно на Уёна – да так, что Минги даже со своего места чувствует аромат чужого подгорающего седалища.    — Я так понимаю, — испуганно икает почуявший неладное красноволосый, — меня сейчас на салат покромсают? Но я ведь как лучше хотел…   — Салат, говоришь? — Опасно сощуривается, неспешно надвигаясь на него, Хонджун. — Хорошо, пусть будет салат. Но предупреждаю: повар из меня – так себе, режу я крупно и неровно. А это значит что?   — Что? — Побледневшими губами произносит Уён, быстро оглядываясь по сторонам в поисках ближайшего окошка.    — Это значит, — хищно наклоняет голову староста, — что даже салат из тебя получится невкусный.     С места оба срываются одновременно: Уён – в сторону спасительного окошка (благо второй этаж, расстояние до земли – небольшое), а взбесившийся староста – за ним. Сан печально наблюдает за этой картиной, не делая попыток вмешаться и спасти своего возлюбленного, и когда оставшиеся друзья поворачиваются в его сторону, лишь устало машет рукой и произносит:   — А что? Давно ему талдычу: сначала думай, а потом говори, а он «хед энд шолдерс, хед энд шолдерс»…   — А что же такого там сделал Хонджун, что это тайна за семью печатями? — Осторожно интересуется Чонхо. — Уверен, не одному мне это интересно.    По лицу Сана сквозит сомнение: видно, что повторить участь красноволосого ему ох как не хочется, но он прикладывает палец к губам, по которым сейчас скользит озорная усмешка.    — Что сделал, спрашиваешь? А что бы сделал ты, если увидел, что твой план рушится на глазах и надо срочно что-то предпринять, чтобы вывезти ситуацию?   — Ну не знаю, — задумчиво чешет подбородок Чонхо. — Рассказал бы анекдот?   — Тогда вот тебе анекдот, — хмыкает Сан. — Хонджун схватил Тэмина за яйца.      ***      Когда они с курьером, наконец, выгружают последнюю коробку, Минги устало плюхается сверху, махнув рукой на жалобно звякнувший под ним фарфор: во-первых, кружки и тарелки – не зубы: не отрастут – так новые можно купить. А во-вторых, устал он за сегодня – просто сил нет. Вот, вроде, и вещей не так много, но все эти сборы и переезд…   Переезд.    Теперь они с Юнхо будут жить вместе – и эта мысль не давала ему покоя с той самой позавчерашней переписки. Торопят ли они события? Или Минги, согласившись, поступает правильно, ведь он и сам хочет того же, что и Юнхо? Смогут ли они ужиться друг с другом – ведь они такие разные, а ещё эта последняя выходка с разоблачением… Чон точно распилит его на несколько частей – за то, что не рассказал ему, за то, что не доверился…    — Сказал бы я, что звезды очень красивые, — слышит он позади себя знакомый голос и поспешно опускает глаза, поняв, что слишком долго пялился в вечернее небо, прикидывая, как ему быть дальше, — но сейчас там ничего нет.    — Юнхо…   — Поговорим дома, — качает головой блондин, выразительно показывая глазами на снующих туда-сюда людей.    Минги следует его примеру, подхватывая сразу несколько коробок, и они перетаскивают все его добро в квартиру Юнхо буквально за пару подходов. Распаковывать вещи сил уже нет, поэтому Минги робко предлагает выпить чаю и отдохнуть, и к его большому удивлению, блондин соглашается.    — Так, и что это было? — Спокойно спрашивает Чон, в то время как Минги неосознанно подбирается, как перед прыжком в ледяную воду. Но деваться некуда – и ему приходится рассказать план Минхо в подробностях, добавив, что произведенный во многом благодаря Юнхо эффект превзошел все их ожидания.    — Вот, как-то так, — неловко подытоживает Минги, сжимая теплые бока кружки. В повисшей тишине слышится только слабый шум работающей стиральной машинки, и Минги кажется, что проходит вечность, прежде чем Юнхо заговаривает:   — Больше всего в этой ситуации меня удивляет даже не то, что вы почему-то все вместе решили, что я стану как-то вам мешать и ставить палки в колеса, хотя, признаюсь, эта идея Минхо кажется мне ещё хуже предыдущей…    — Ю…   — …Но меня удивляешь ты, Минки, — отводит взгляд блондин. — Мне казалось, я знаю тебя. И что ты не умеешь врать.   — Юнхо, — твердо произносит Минги, отставляя свою кружку в сторону и перехватывая ладони парня, чтобы заглянуть в его глаза. Не прячет – значит готов выслушать, уже хорошо. — Прежде чем ты примешь какое-либо решение, я хочу сказать одну вещь. Мы с тобой очень разные, и то, как мыслю я, не всегда до конца понятно даже мне самому. И не всегда я принимаю верные решения. Но извиняться за них я не буду: значит, так было нужно, значит, на тот момент мне казалось, что так будет лучше. Одно знаю точно – я очень хочу быть с тобой.    — Но ты сказал, — напряженно произносит Юнхо, — что не всегда принимаешь верные решения. А что насчет нас с тобой? Мы – это верное решение?   Минги кажется, что весь воздух разом выкачивают из его легких: конечно, он понимает, Юнхо обижен, но…   — Я в этом даже не сомневаюсь.    Под пронзительным, без намека на улыбку, взглядом блондина, можно плавить стекло. Не верит. Юнхо снова ему не верит – и Минги понимает, что если не сделает сейчас хоть что-то – потеряет его навсегда. Он поднимается со своего места, делая робкий шаг навстречу блондину. Чон смотрит прямо на него – но как-будто бы сквозь, и Минги спотыкается об этот взгляд: он действительно причинил боль Юнхо. Что ему теперь делать? Как все исправить?    — Когда ты пришел ко мне после вашего с Джи Хёком разрыва, я был так зол, что едва сомкнул глаза в ту ночь. И на следующее утро помчался, очертя голову, к нему на работу, с одним лишь желанием – убивать. Не знаю, на что я рассчитывал: твой бывший – настоящий Халк во плоти, но одно помню точно: я понимал, что ничто в этом мире не стоит твоих слез. А сейчас я чувствую себя этим самым Джи Хёком.    — Ты – не он, — опускает глаза Юнхо. — И я сейчас не плачу.    — Но я обидел тебя, — мягко обвивает его плечи Минги, усаживаясь на колени. — И чувствую себя ничтожеством.    — Минки…   — Скажи, — хрипло произносит, расстегивая пуговицу на чужой рубашке, Минги. — Могу ли я как-то загладить вину?   Юнхо непроизвольно всхлипывает, когда Минги, не дожидаясь особого приглашения, касается губами мочки его уха, втягивая нежную кожу и слегка прикусывая ее зубами. Но едва только он хочет продолжить начатое, как в грудь ему упирается ладонь Юнхо, и тот медленно качает головой. А потом он, удерживая руки Минги, поднимается со стула и произносит:   — Нет, Минки. Я так не могу.    Минги прерывисто выдыхает, чувствуя, как в нем против воли начинает закипать гнев. Он понимает, что не имеет права злиться, но… А, собственно, какого черта?   — Ладно, — отступает он на шаг назад. — Тогда я вызываю такси и возвращаюсь обратно в свою квартиру.    — Что? — Теряется от внезапной перемены настроения Юнхо.    — Я тоже так не могу. Я хочу быть с тобой, но ты меня отталкиваешь.   По лицу Юнхо пробегает тень, когда Минги, не говоря больше ни слова, принимается волочить ближайшую коробку с вещами обратно к выходу из квартиры. В глубине души он надеется, что Чон окликнет его, остановит, да, в конце концов, накричит!    Но нет. Юнхо по-прежнему молчит, спрятав ладони в подмышках, и Минги это добивает окончательно. Кое-как набрав непослушными пальцами четыре цифры, он хрипло произносит, едва слышит на другом конце приветствие оператора:   — Алло, такси?..   Договорить он не успевает: Юнхо порывисто перехватывает его руку и, крутанув вокруг себя, припечатывает к стене. Минги морщится, когда его лопатки больно стукаются об стену, но упрямо выдвигает подбородок, с вызовом глядя в потемневшие от злости глаза напротив:    — Какие-то проблемы?   — У меня-то?   — Ну, не у меня же, — цедит сквозь зубы, делая попытку вырваться, Минги. Юнхо держит крепко, но и сам Минги не лыком шит: ухватив Чона за ворот рубашки, он притягивает его к себе, произнося в самые губы:   — У тебя ровно две секунды, чтобы принять решение: трахнуть меня – или выставить за дверь. Раз…   Минги сам не понимает, как они оказываются в спальне Чона, а в следующее мгновение блондин буквально швыряет его на кровать, нависая сверху.    — Я хотел быть нежным в твой первый раз, но теперь пощады не жди.    Сердце стучит так, что кажется, что вот-вот проломит грудную клетку, и Минги стоит огромных усилий заставить свой голос звучать уверенно и дерзко:   — Напугал.    Юнхо чуть ли не с мясом вырывает ящик прикроватной тумбочки, доставая оттуда подаренные Минхо кожаные наручники – и Минги забывает как дышать. Но не от страха – совсем нет.    От той концентрированной злости пополам с похотью, что плещется в бездонных глазах Чона, когда тот произносит:   — Какой смелый. Посмотрим на тебя через пару минут.    Минги – не бессмертный.   Но как же весело играть с огнем.    — Пара минут – это твой лимит? Потому что я…   Закончить фразу он не успевает, выгнувшись навстречу Юнхо, когда тот, обхватив его лицо пальцами одной руки, целует так глубоко, что мозг Минги моментально превращается в кисель. От нехватки воздуха темнеет в глазах, и Минги вынужден, как рыба, открывать рот, чтобы не задохнуться, но Юнхо все мало – он продолжает целовать напористо, грубо, а его пальцы перемещаются с лица Минги на предплечья, впиваясь в кожу короткими ногтями – чтобы в следующую секунду одним ловким движением надеть на него те самые наручники.    Минги удивленно распахивает глаза, мыча в поцелуй что-то нечленораздельное, но упускает из виду тот факт, что Минхо, вообще-то, дарил ещё кое-что.    — Тебе идет, — удовлетворенно откидывается на его бедрах Юнхо, крепко сжимая в кулаке металлическую цепь от шипованного ошейника, что сейчас красуется на шее Минги.    — А его-то откуда достал? — Растерянно произносит Минги.    — Магия.    — Магия вне Хогвартса – запрещена.    — И что ты мне сделаешь? — Вздергивает бровь, наматывая цепь вокруг своего кулака, Юнхо. — Укусишь?   Минги не нужно просить дважды: резко дернувшись навстречу блондину, он едва успевает щелкнуть зубами у самого его лица, как тот, уклонившись, перекатывается через бок, оказываясь на другом краю кровати. Оба тяжело дышат, глядя друг на друга: расхристанный, покрасневший Юнхо и он, Минги – со связанными руками и на поводке.    Картина, блять, маслом.    — И что дальше, гений? — Демонстративно поднимает сцепленные наручниками руки Минги. — Я же рубашку не смогу снять.    — Твоя рубашка, — насмешливо сощуривает глаза Чон, — нам совсем не помешает.    Минги трудно сглатывает, опуская глаза: былая бравада рассеивается с каждой секундой, заставляя чувствовать себя нерешительным, слабым…   Подчиняющимся.    И он соврал бы, если сказал, что это ему не нравится.    — Ко мне, — словно прочитав его мысли, одними губами произносит Юнхо, и Минги повинуется, неловко опираясь на расставленные пальцы и стараясь не сильно вилять бедрами, пока ползет. И тут Юнхо резко натягивает цепь.    Минги, потеряв равновесие, буквально падает парню на грудь, а тот, поймав, в свою очередь, заваливается на спину, увлекая его за собой. Дыхание сбивается вновь – а Юнхо, не дав опомниться, снова целует его, но на этот раз не грубо, а медленно, тягуче.    Если Минги и думал, что дышать невозможно только лишь от грубых поцелуев, то сейчас осознал, как сильно ошибался. Потому что эти ощущения ещё острее. Ещё ярче. Ещё…   — Юнхо… — он отрывается лишь на мгновение и сильно жмурит глаза – пока не передумал. — Начинай.    Чон под ним понимающе усмехается и подбрасывает свои бедра, вжимаясь в его стояк.    — Подумать не мог, что тебе такое нравится.    — Н-нравится, — хрипит, закатывая глаза от пульсирующего во всем теле удовольствия, Минги. Юнхо снова увлекает его в поцелуй, и где-то там – на краешке уносящегося в зефирные облака сознания, Минги чувствует, как блондин расстегивает его джинсы, и беспрекословно подчиняется, позволяя стянуть их с себя вместе с нижним бельем. — Я-я… делал это перед темкакпрхть…   — Что? — Смешливо фыркает, не разобрав его лепет, Юнхо. Тяжело вздохнув, Минги кое-как приподнимается на локтях – хотя это не так просто: со связанными-то руками.    — Я знал, на что иду.    В глазах Юнхо – пожар. Он порывисто обнимает его за шею, вынуждая снова потерять равновесие, а затем выскальзывает из-под него и щелкает замком на наручниках, освобождая. Минги принимается растирать запястья, наблюдая, как его парень достает и кидает на кровать лубрикант и презервативы. Внутри все сжимается от волнения, когда Юнхо принимается расстегивать свой ремень, и Минги в панике отводит глаза, хотя сам лежит практически в чем мать родила – за исключением, разве что, ошейника и рубашки.    — Можно, я их сниму? — Нерешительно спрашивает он у Чона и тот, опешив, даже прекращает на секунду раздеваться.    — Тебе нужно мое разрешение?    Минги, фыркнув, принимается скрести пальцами по своей шее, пытаясь нащупать замок, но не сильно в этом преуспевает – пальцы дрожат.    А потом начинает дрожать он сам – когда Юнхо, придвинувшись вплотную, слегка стискивает его ладони, заставляя опустить, и расстегивает замок на шее:   — Впрочем, это уже нравится мне. Ляг ниже, Минки.    Сердце колотится у самого горла, когда Юнхо обильно смазывает пальцы лубрикантом, прежде чем медленно ввести в него.    Неприятно – но не более. А он-то переживал.    — Больно? — Тихо спрашивает Юнхо, начиная двигать рукой, и Минги качает головой, едва удерживаясь от ребяческого «А вот и нет».    И хорошо, что удерживается.    Потому что когда Юнхо добавляет второй палец, с его губ все-таки срывается болезненный стон, который он тут же стремится заглушить, упрямо прикусив нижнюю губу и уговаривая себя дышать через нос.    Что совершенно не помогает, когда в нем оказывается уже три чужих пальца.   — Юнхо, — все-таки не выдерживает он, — стой.    Чон послушно останавливается, впрочем, не вынимая пальцы, поднимает взгляд, смотрит испытующе:   — Вначале всегда больно. Потерпи. Дальше будет легче.    — Не будет, — вздрагивая уже просто от каждого вздоха, хнычет Минги. — У меня такое чувство, будто я распадаюсь на части.    — Не распадешься. Я с тобой.    Больше Юнхо не произносит ни слова, но и руку не убирает. Вместо этого он целует Минги в напряженную складку между бровей, затем – в зажмуренные веки, и только после – в искусанные губы. Минги больно: больно настолько, что кажется, будто он и правда рассыпется пеплом, стоит Юнхо ещё раз пошевелить рукой, но тем большим становится его удивление, когда этого не происходит. В смысле, он не рассыпается, когда Чон вдруг сгибает пальцы, задевая чувствительную точку внутри.    Ох…   — Нашел, — самодовольно улыбается, заметив его реакцию, блондин, и Минги хочется его ударить. А ещё хочется, чтобы Юнхо не прекращал так технично проходиться по его простате, потому что… потому… — Ладно. Думаю, ты уже готов.    Каждый нерв, каждая его клеточка напряжены до предела, когда Юнхо медленно, сантиметр за сантиметром, входит в него: Минги задыхается, морщится, перекатываясь головой по подушке.    — Минки, — вздрагивает он, когда дыхание Чона опаляет ему ушную раковину, — не сжимай меня так.    «Я сейчас умру», — хочет ответить Минги, но все, на что он сейчас способен — это не захлебнуться собственным стоном, когда Юнхо, качнув бедрами, оказывается в нем целиком. К его огромному облегчению, блондин не спешит начать в нем двигаться, давая привыкнуть к разрывающим ощущениям. Вместо этого он повторяет трюк Минги, играясь языком с мочкой его уха, обводит самым кончиком раковину. Жар от его дыхания, тихие стоны, заставляют все тело трепетать в волнительной истоме, и до Минги не сразу доходит, что низкий, похожий на мурлыканье звук, издал ни кто иной, как он сам.    — Нравится, котенок? — Низко усмехается Чон в самое ухо, продолжая ласкать его языком. Боль отходит куда-то на второй план, когда широкие ладони Юнхо принимаются гулять по его телу, чувствительно проходясь по вставшим соскам и опускаясь на напряженную поясницу. Дойдя до его члена, блондин обхватывает его рукой, уверенно проводит вверх-вниз, и Минги ловит неоновые звезды под закрытыми веками.    — Д-да…   Обжигающая волна бьет его по ушам, растекаясь по шее, спине и пояснице, когда Юнхо начинает в нем двигаться: медленно, размеренно, следя за малейшей его реакцией. Минги дышит через раз, часто сглатывает: это все ещё нестерпимо больно – у Юнхо очень большой, и, наверно, он в жизни больше на такое не согласится, нет, никогда…   А потом Юнхо слегка приподнимает его бедра, заставляя обхватить свою поясницу ногами, и Минги подчиняется.    И не может удержаться от вскрика, когда Юнхо раз, а за ним – второй, третий, попадает по простате, наращивая темп. Минги цепляется за его плечи, когда чувствует участившиеся толчки внутри себя, а Чон в это время обхватывает пальцами его талию, сжимает и наклоняется к его губам, срывая с них стоны жаркими поцелуями. И, черт возьми…   — Ещё…   То, с каким звуком – влажным, пошлым, продолжают сталкиваться их тела, сносит крышу, и Минги в какой-то момент замечает, что сам начинает подмахивать бедрами навстречу Юнхо. И это он пару минут назад думал, что больше не согласится на такой умопомрачительный секс?    — Блять, Ю… Я уже почти, я…   Юнхо снова перемещает одну руку на его член, другой подхватывая под коленом и продолжая вбиваться в его тело. Он давит большим пальцем на головку и резко двигает бедрами, входя до упора – и Минги, дернувшись, порывисто откидывает голову назад, ослепленный вспышкой боли пополам с ярчайшим удовольствием. Юнхо подставляет ладонь под его затылок, уберегая от удара: он что-то шепчет ему на ухо, но Минги не понимает ни слова, вздрагивая раз за разом от пронзившего все тело оргазма.    — Твою мать… — слабо выстанывает Минги, когда Юнхо, выскользнув из него, завязывает использованный презерватив и швыряет его в мусорную корзину. — Что это было?   — Это оскорбление или комплимент? — Озорно вскидывает бровь блондин, протягивая ему влажные салфетки, но Минги и пальцем пошевелить не может. Нет уж, не сейчас…   — Не напрашивайся: ты и сам знаешь, насколько хорош…   На губах Чона расплывается смущенная улыбка, и он едва заметно краснеет, когда поднимает взгляд на Минги, собираясь, видимо, что-то сказать, но долго не решаясь. И когда он в конце концов произносит «Потому что это было с тобой», наступает очередь Минги краснеть и стыдливо отводить взгляд.       ***   — Теперь я догадываюсь, кто мог подсадить Ёсана на эти его романтические фильмы.    — Мне уйти? — Иронично произносит, останавливаясь с подносом с расставленными на нем дымящимися кружками и круассанами, Юнхо.   — Нет-нет, — суетится, с наслаждением вдыхая восхитительный аромат, Минги. — Просто горячий шоколад в постель – это слишком мило.    — Я не могу быть милым? — Вздергивает брови Чон, утаскивая с подноса круассан.    — Конечно, можешь, — слегка потирается щекой о его плечо Минги. — И я рад, что мы с тобой помирились…   — Ну, это как посмотреть, — тянет блондин, с нежностью наблюдая за тем, как он ест. — Мне кажется, что я не расслышал твои извинения с первого раза.   — Я подарю тебе слуховой аппарат.    — Кажется, — перекладывает поднос с опустевшей посудой на тумбочку Чон, — у меня есть идея получше…      ***    — Пацаны!! — Вопит Уён, подбегая к облюбованному ими за время учебы месту на заднем ряду. Часть аудитории привычно закатывает глаза, другая – морщится от громкости, с которой красноволосый спешит поделиться последними сплетнями. — Пацаны, ну такие новости у меня, такие новости…   — Ты про свой подбитый глаз? — Ехидно спрашивает, протягивая ему карманное зеркальце, Ёсан.    — Бля, я думал, тоналка спасет: тяжелая же у Хонджуна рука, — мимоходом взглянув на свое отражение, отпихивает руку Кана красноволосый. — Но я пришел к вам не с этим. Амнистия, пацаны! Ректор решил не применять к нам карательные меры, а вместо этого…   — Запер Тэмина с Ки Джоном в подвале? — С надеждой спрашивает Чонхо.    — Сектор «приз» на барабане! — Удовлетворено щелкает пальцами в его сторону Уён. — С одной лишь ма-аленькой поправочкой: эти двое должны будут принести публичные извинения всем, кого чморили, а ещё я слышал про общественные работы…   — Это успех, — довольно улыбается Юнхо, и Уён, собравшийся, видимо, верещать дальше, осекается, как-то странно взглянув на него. — Что?   — А ты больше на нас не злишься?   — С чего бы?   Уён глубокомысленно пожимает плечами и спешит занять свое место: в аудиторию заходит профессор Ким. И тогда, окинув Юнхо ещё одним внимательным взглядом, красноволосый вдруг наклоняется к самому уху Минги и произносит:   — Отличная работа.