так хочется раздеть его и глубже поставить вопрос эстетики
***
В жизни Антона искусство всегда имело приоритет над любыми другими видами деятельности. Пойти на дополнительные занятия по математике или со всех ног после уроков бежать в художественную школу, чтобы наконец-то закончить натюрморт с невероятно красивыми тыквами? Боже, конечно, второе, никаких раздумий! С возрастом такое расставление приоритетов стало выражаться ещё глубже и сильнее, и уже почти на интуитивном уровне любая возможность создать нечто прекрасное становилась огромной частью каждого дня. Антон прекрасно жил в этом потоке, чувствуя себя единым целым с чем-то неосязаемым, но очень важным, как будто искусство целиком удовлетворяло не столько потребность в эстетике и красоте, сколько насыщало и давало силы жить, как еда или вода. И эта мания к прекрасному привела его к фотографии. А потом и к Арсению.***
— Шаст, ты будешь пиво или пиво? — мягкий девичий голос со стороны кухни обращался к Антону, который блаженно растянулся на огромном диване в гостиной, закинув ногу на невысокую спинку, и покачивал ступнёй из стороны в сторону, будто отбивая ритм какой-то песни. — Дай подумать, — Шастун лениво зевает, приподнимаясь на локтях. Паузу берёт недолгую, будто и правда задумывается, но ответить не успевает — в дверном проёме появляется Ира и кидает банку прямо парню на живот. Тот наигранно и вымученно стонет и падает обратно на диван, — Какое плохое зло я тебе сделал, женщина? — Много выпендриваешься, — чуть недовольно хмыкает Ира, окидывая взглядом диван, на котором жижей растёкся её друг, и, без каких-либо раздумий, с совершенно равнодушным выражением лица усаживается прямо на худощавые бёдра. Антон бы возмутился, но ему сейчас так лень, да и Кузнецова сама худышка, её вес почти неощутим. Друзья молчат, вязкую тишину нарушает только шипение открываемых банок с алкоголем. Обстановка не кажется неуютной, скорее просто очень комфортной, и этот короткий перерыв между разговорами кажется им обоим необходимым. После тяжёлого дня оба чувствуют себя уставшими и вымотанными, поэтому никто и не думает кидать никаких обид. Антон, погрузившись в свои мысли, разглядывает расплывчатое отражение их силуэта в глянцевом натяжном потолке. Сегодняшние съёмки прошли замечательно, даже исходники получились невероятно красивыми, а после небольшой ретуши так вообще конфетка будет, но сердце всё равно как-то непонятно ноет, будто в процессе не было какой-то особенной недостающей детали. И с моделями всё вроде как хорошо – это постояшки, которые регулярно заглядывают раз в пару месяцев, чтобы отснять красивые кадры, да и идеи у них интересные, но это не то. Тишину разрезает звук уведомления — телефон Шастуна многозначительно вибрирует на журнальном столике. Парень пытается дотянуться, но ему мешает сидящая на бёдрах Ира. Антон тычет её в предплечье, и она нехотя передает телефон хозяину. Увидев в строке знакомое имя, шатен буквально задыхается от какой-то непонятной радости и мгновенно садится, придержав подругу за талию, чтобы та не свалилась. Кузнецова тут же ехидно ухмыляется, поднося банку с алкоголем к губам. Девушка наблюдает за другом, отмечает как взгляд из вымученного и недовольного становится невероятно тёплым, а глаза начинают отдавать особенным блеском. — Неужели кому-то написал тот самый клиент? — она лениво откидывается на спинку дивана, не сводя с кучерявой макушки озорного взгляда. А Антон будто не замечает её, раз за разом перечитывая сообщение. Арсений /любит странные фото/: Антон, привет! Давно не заглядывал к тебе на съёмку, но я на пару недель приехал в Москву по делам и подумал, что было бы здорово сделать красивые кадры. Нашёл вот такие референсы и понял, что ты единственный фотограф из тех, кого я знаю, к кому могу обратиться за чем-то подобным. Что думаешь по этому поводу? Шастун открывает несколько вложений, пролистывает фото, внимательно изучая даже самые мелкие детали. Общий концепт понятен: зеркало, студия, полуобнажённая модель и игры с отражением. Сердце на это отзывается каким-то особенным трепетом, а живот начинает тянуть точно от волнения. — Да нет, — Антон сглатывает вязкую слюну, поднимая взгляд на Иру, — это просто Арсений написал, ну помнишь, тот, который частенько безумные идейки подкидывает. — А я разве не то же самое сказала? — Ира! Это обычный клиент. — А у тебя на всех обычных клиентов встаёт? — Да ёб твою мать, Ира, отъебись, — Антон дуется обиженным котом и скидывает девушку с бёдер на мягкий диван. Та лишь звонко хохочет и ничего не отвечает. Шастун, садится, закинув ноги на журнальный столик, и стойко игнорируя недовольный взгляд Иры — всё внимание парня сосредоточено на открытом диалоге. Перечитав входящее сообщение, кажется пару десятков раз, он отвечает: Вы: Привет, Арс! Давненько тебя не было слышно, рад твоему сообщению. Как ты? По поводу съёмки – выглядит интересно, у моей знакомой есть студия с разными помещениями для фото- и видеосъёмок, я видел что-то заманчивое с серовато-голубыми стенами, там огромное зеркало, могу попросить у неё обзор на это помещение, если что, арендуем его, думаю оно хорошо подойдёт для кадров. Как тебе идея? Сердце начинает бешено колотиться, когда рядом с сообщением сразу появляются две галочки. Ответ прилетает почти сразу: Арсений /любит странные фото/: У меня всё потрясающе, ведь ты согласился поснимать меня. Я тебе целиком и полностью доверяю, так что бронируй эту студию сразу на ближайшее свободное время) ты даже в болоте сделаешь шикарные кадры. Антон откладывает телефон на столик и прикрывает пылающее лицо ладонями, сдерживая по-детски восхищённый писк. Он буквально каждой клеточкой тела ощущает довольный взгляд Иры, который наверняка так и кричит «А я говорила», но сил хватает только на то, чтобы кинуть в неё подушку.***
Шастун сидит на полу в студии, забронированной пару дней назад. Свет уже расставлен на основные позиции, корректировку и яркость можно будет менять уже по ситуации, да и все основные подготовления завершены. Единственное, что остаётся сейчас – ожидание, сдавливающее все внутренности в тугой узел. Вообще, Антон обожает свою работу за возможность раскрывать людей через фото, показывать миру красоту человеческого тела. В каждом снимке он видит историю, настроение, особую атмосферу, а самое главное – идею. Но, если честно, больше всего он любит одного клиента. Арсений частый гость в студии, он мастерски примеряет образы, которые придумывает сам, но и в роли, предложенные Шастуном, всегда погружается с головой. Камера к Арсению всегда настроена по-особенному любяще: плохих снимков не получалось никогда, поэтому отбирать кадры для рабочего аккаунта Антон просто ненавидел. Красоту Арсения одновременно хотелось и показать всему миру, и спрятать куда-то далеко-далеко, чтобы ни одна живая душа не имела возможность испытывать к Арсу то, что испытывает Шастун. Врать самому себе, что его к Арсению не тянет, получается плохо. Это видит сам Шаст, да и Ира, как лучшая подруга, тоже в курсе всей обстановки, потому и шутит вечно про эту «манию» и «особый интерес». И ладно бы это был вопрос исключительно физического влечения, но Арсения хотелось целиком — слушать, как он рассказывает истории из жизни или рассуждает на какую-то тему; просто сидеть рядом и наблюдать за происходящим вокруг. Антону кажется, что рядом с Поповым даже самые банальные повседневные вещи становятся хотя бы чуточку приятнее. Из мыслей о любовных страданиях его вырывает тихий, но всё равно слышимый скрип двери, а затем и тёплый красивый голос: — Привет! Мне сказали, что ты уже ждёшь, — Арсений проходит в помещение, на ходу стягивая длинное чёрное пальто, и остаётся лишь в свободных брюках и водолазке. Ах да, у них же в Петербурге это бадлоны. Брюнет кидает верхнюю одежду куда-то в угол комнаты, и туда же приземляется тёмная спортивная сумка. Антон поднимается с пола, поправляет джинсы и идёт навстречу своему клиенту. — Привет! Рад тебя видеть, — он протягивает ладонь для рукопожатия, но Попов лишь солнечно улыбается и крепко обнимает в ответ. Сердце Антона делает кульбит и взбудораженно трепещет от счастья. Но парень же профессионал — лицо сохраняет спокойное, лишь натягивает дежурную дружелюбную улыбку, но от того, чтобы мягко сжать чужое плечо, не удерживается. Когда мужчина отстраняется, Антон кивком головы указывает в сторону подготовительной зоны, — Располагайся, переодевайся, и проходи ко мне, я пока софиты поправлю. Поправлять оказывается нечего, всё и без того расставлено идеально, но отвлечься просто необходимо, поэтому Шастун упорно делает вид, будто невероятно сильно занят, лишь бы не кидать лишние взгляды в сторону Арсения. Ещё насмотрится на него сегодня. — Я готов. С чего начнём? — за спиной раздаётся бархатный голос с привычной хрипотцой, и Антон поворачивается к клиенту. Арсений стоит перед ним в тёмно-серых широких штанах из тонкой струящейся ткани и в огромном пиджаке на обнажённый верх. На лице минимум косметики, лишь тонкий слой корректора, чтобы скрыть синяки под глазами, и привычный вишнёвый тинт, придающий лёгкий красивый оттенок бледным губам. Потому что к ним кровь плохо поступает. Антон помнит. Ведь Арсений это говорил. — Давай пока поделаем кадры на фоне стен, они тут арт-бетоном покрыты, красивая текстура, должно интересно выглядеть. Дальше будем постепенно смещаться к зеркалу. Как тебе такой план? — Шаст берёт в руки обожаемую камеру и кивает в сторону необходимой им локации. Арсений кивает в ответ. Работать с Арсом приятно. Он знает как встать, как повернуться к камере, чтобы красиво упал свет, где лучше улыбнуться или, наоборот, сделать взгляд тяжелее. По сути, всю работу он делает сам, Антону остаётся лишь запечатлеть подходящий кадр, оставить его в памяти фотоаппарата. Они работают в идеальном тандеме, общаются одними лишь взглядами, между ними в такие моменты не то что простая химия, а целые ядерные взрывы. Постепенно они переходят к той тематике фото, которая подразумевалась в референсах. Брюнет играется со своими отражением, движется, тает, плывёт по пространству, живёт в кадре. Сегодняшняя съёмка — и пытка, и удовольствие, особенно когда Попов стягивает с плеч пиджак и кидает его куда-то в сторону. Он знает свои слабые и сильные стороны, открывает камере все оголённые участки кожи, а Антон просто наслаждается. Тяжелее всего становится, когда Попов ложится на пол близко-близко к зеркалу. Шастун видит ритмично вздымающуюся и опускающуюся широкую грудь, частое дыхание выдаёт то, что модель чем-то взволнована, но Антон всё никак не может понять, почему. Между ними растёт какое-то напряжение, но оно не давит, лишь будоражит и волнует трепещущее нутро. Арс поднимает руки вверх, грациозно водит ими в воздухе, будто хватается за что-то невидимое, пытается притянуть это нечто к себе, прогибаясь навстречу. Атмосфера накаляется, а вид, который открывается уже не для камеры, а для самого Шастуна, становится откровенно маняще-сексуальным — Арсений лежит, отвернув голову от Антона, но стоит посмотреть в зеркало, как тёмные изумруды встречаются с лунными камнями в отражении, а тонкие губы Попова растягиваются в какую-то особенную улыбку. Это становится последней каплей. Шаст откладывает камеру, делает несколько шагов навстречу и опускается на колени совсем рядом. Арсений поворачивается к нему, и в глазах сквозит непонимание. — Антон, всё в по… — договорить Арсу мешают чужие губы. Антон целует жадно, отчаянно, кончиком горячего языка лижет нижнюю губу. Химозный привкус вишни резко кажется самой потрясающей сладостью на свете, ведь это касается Попова. Такого невозможно яркого, грациозного, будоражащего каждую клеточку тела. Шастун жмурится, будто ждёт удара и ругани, но ничего этого не происходит. Брюнет лишь глухо стонет, обвивая руками шею фотографа, кусается в ответ, тут же зализывая крохотные ранки языком, тянет парня на себя, как можно ближе, стремясь прижаться всем телом. И только сейчас до Шастуна доходит, что недавнее представление на камеру было фантазией, что вместо воздуха Арсений хотел вот так тянуться к Антону. Это тешит самолюбие, но парень всё равно злится. Если бы он знал, что его так откровенно желают, не было бы этих эмоциональных терзаний, поэтому Антон грубовато кусается, словно пытается отомстить. А Арсений лишь восхищённо выдыхает, цепляется тонкими пальцами за пышные мягкие кудри и тянет фотографа к своей шее. Шаст всегда был мальчиком умным, поэтому понятливо прижимается ртом к пульсирующей на шее вене, давит на неё языком, чувствуя, как она перекатывается под тонкой бледной кожей... Арсений глухо стонет, одной ладонью продолжая играться с волосами, второй бесстыдно лезет под чужую футболку, оглаживая горячую кожу, давит на бок, скользя к груди, цепляет короткими ногтями соски, дразнится, щекочет солнечное сплетение. Антону до безумия жарко, в висках пульсирует от желания и возбуждения. Он вылизывает такую манящую шею, ловит губами капли пота, но этого так мало, нужно больше. — Как думаешь, — Арс едва находит в себе остатки разума, чтобы связно говорить, — достаточно ли кадров мы сделали, чтобы наконец-то потрахаться? — Молчи-молчи-молчи, — Шаст обхватывает пальцами щетинистый подбородок, внимательно смотрит в глаза напротив и улавливает там не ожидаемое вожделение, а умопомрачительную нежность, — Мне кажется, если ты начнёшь говорить, то одумаешься и уйдёшь. — Зачем мне уходить, если я приехал ради тебя? — Но ты же говорил, что приехал по делам в Москву и просто решил в свободное время заглянуть ко мне на съёмку, — Антон непонимающе хмурится, накрывая ладонью щёку с мелкими вкраплениями родинок и поглаживая кончиками пальцев мягкую кожу. — Моими делами было обратить твоё внимание на себя. Шаст вымученно стонет, лбом утыкаясь в местечко, где шея плавно переходит в плечо. Они оба такие идиоты, почти полтора года знакомства тянули время будто резину, а надо было лишь поговорить. — Антон, болтать – это, конечно, здорово, но твой член крайне многозначительно упирается в моё бедро, поэтому я бы хотел заняться делом. Шастун смеётся и снова касается желанных губ поцелуем. Они прижимаются друг к друг всё ближе, переплетаются ногами и руками, только бы слиться наконец-то воедино. Идиотская одежда только мешает, поэтому парни нехотя отстраняются, чтобы стянуть надоедливую ткань. Та летит в разные стороны, и когда больше ничего не мешает, у них отказывают тормоза. Антон подкладывает Арсу под спину свою огромную толстовку, и у того от такого крохотного жеста заботы внутри воют крохотные котята. Шатен выцеловывает чужую грудь, покрытую созвездиями родинок, кончиком языка щекочет горошины сосков, но надолго это баловство не затягивает, потому что времени у них сейчас не так много, как хотелось бы. Поэтому влажные торопливые поцелуи тянутся неровной дорожкой к паху. Антон обхватывает ладонью возбуждённый член, на что Арс шумно выдыхает и приподнимает бёдра, только бы поймать чуть больше внимания к своему телу. Шастуну этот кажется невообразимо очаровательным. Во рту скапливается слюна, так что грех такому добру пропадать, поэтому Антон широким жестом лижет налитую кровью головку, смешивая собственную слюну с чуть мутноватыми каплями выступившей смазки. Большой палец давит аккуратно на уретру, щекочет её совсем лёгкими прикосновениями. Рука вся влажная, но это ни капли не противно, пусть и всё равно смущает. Арс весь уже извёлся, бёдра мелко-мелко дрожат от возбуждения, он ощущает себя подопытным кроликом под таким внимательным изучающим взглядом тёмно-зелёных глаз, и тем не менее эта обстановка только больше сносит крышу. — Вряд ли у кого-то из нас есть смазка, но у меня есть алоэ гель. Возьми его у меня в сумке, — Арсений стыдливо прикрывает пылающее лицо ладонями, но Шаст лишь нежно целует его в лоб и встаёт, направляясь к той самой серой спортивной сумке. По ощущениям Антон отошёл буквально на несколько секунд, но когда он находит ярко-зелёную упаковку с гелем и поворачивается обратно, то вид кардинально меняется: Арсений стоит на широко разведённых коленях, ладонями упираясь в уже позабытое зеркало. Их взгляды пересекаются в отражении, а собственный член отзывчиво ноет, поэтому через пару мгновений фотограф сам опускается на колени позади Попова. Открывшийся перед Антоном вид возбуждает до безумия. Заставляет жадно глотнуть воздуха, прежде чем одна из ладоней опускается на мягкую ягодицу. Сжимает её, аккуратно оттягивает в сторону, пока пальцы второй руки открывают тюбик. Прохладный гель льётся в расселину, его очевидно чересчур много, и Арсения это лишь больше смущает, но не ему говорить о стыде, когда он весь такой раскрытый перед Шастуном. Тюбик отправляется к куче одежды, а Антон скользит пальцами к колечку мышц, обводит его по кругу, едва-едва надавливает, но пока не проникает внутрь. Антон прижимается губами тёмному короткостриженому затылку и ловит выражение лица Арсения в отражении. Губы плотно сжаты, но приоткрываются, как только один палец наконец входит внутрь. Медленно растягивает тугие стенки, проталкивая гель всё глубже. Попов блаженно жмурится, но хриплый шёпот за спиной заставляет вновь открыть глаза: — Не смей переставать смотреть. Совсем скоро к первому пальцу добавляется и второй, и третий. Антон аккуратно разводит их в стороны, растягивая, раскрывая дырку и не смотреть на это у Шастуна не получается. Это выглядит так горячо и развратно, но ещё больше мажет от глубоких гортанных стонов Арсения. — Антон, хватит уже, просто войди, — Арс утыкается лбом в прохладное зеркало, которое почти тут же запотевает от разгорячённого дыхания. Шастун спорить не собирается, вытаскивает пальцы и остатками геля наспех смазывает член. Обхватывает его у основания и приставляет головку к раскрытому входу. Невозможно отказать себе в удовольствии подразнить, поэтому Антон чуть давит на кольцо мышц и отстраняется, а потом повторяет все снова, пока не слышит в ответ практически недовольное скуление. Первый толчок самый аккуратный, неспешный. Стенки растягиваются, раскрываются всё сильнее, принимая горячий член. Внутри Арсения охуительно горячо и влажно, настолько умопомрачительно хорошо, что Антон не сдерживает восхищённый вздох. Он любовно кусает брюнета за плечо и начинает медленно двигаться. Кажется, будто Арсений чувствует каждую венку на стволе, это чувство наполненности распаляет и почти что сжигает дотла, особенно когда толчки набирают скорость, а головка погружается всё глубже и глубже. Хочется кончить уже от простого ощущения члена в заднице, но голод эмоциональный чуть ли не сильнее голода физического. Этот секс не совсем про страсть, а скорее про близость и глупость, желание стать частью друг друга, чтобы кожа к коже и сердце к сердцу. Ну, знаете, как «язык к языку, губа об губу, глаза на глаза, щека на щеку». Они оба от происходящего без ума, Антон обхватывает крепкой ладонью изящную шею и поворачивает голову Арсения к себе так, чтобы можно было поцеловать раскрасневшиеся губы. Эго тешит тот факт, что от поцелуев Антона они ещё алее, чем от тинта. Движения Шастуна становятся все более резкими, головка мажет по простате каждый раз на особенно глубоких движениях, так ещё и Антон давит снаружи под мошонкой, выбивая из лёгких остатки воздуха. Арсений уже не может терпеть, стонет прямо в чужой рот, грубо кусается в ответ и, когда Антон чуть сильнее сдавливает шею, кончает прямо на это чёртово зеркало. У них не романтичное «кончить вместе», но вообще на эту мелочь как-то плевать. Во время оргазма брюнет особенно сильно сжимается на члене, что Шасту едва хватает последних крупиц разума, чтобы выйти и кончить на мягкие раскрасневшиеся ягодицы. Сперма стекает по коже, пачкая её все сильнее, но как же похуй-похуй-похуй. Парни пытаются отдышаться по ощущениям несколько часов, хотя по факту проходит всего несколько минут. Антон лениво покрывает поцелуями влажные лопатки и наконец-то находит в себе силы дойти до столика, где лежит упаковка влажных салфеток. Он заботливо вытирает чужую задницу, несколько раз протирает зеркало, в конце концов забивая на разводы. Арсений всё находится в какой-то прострации, но лицо сразу же меняется на по-кошачьи довольное, когда Антон притягивает его к себе за талию и усаживает к себе на колени. — Думаю, нам много стоит обсудить, поэтому как тебе идея посмотреть исходники за чашкой чая? — Шаст оставляет нежный поцелуй в уголке припухших губ и удовлетворённо улыбается, когда ему кивают в ответ.