***
Она всегда была бесстрашной. Драконы, мародеры и кровожадные остервенелые подростки-вожди никогда не пугали ее. И даже когда все-таки пугали, у нее все еще хватало смелости противостоять им. Нет причин, по которым некто столь добрый, вроде матери ее парня, так пугала ее. Валка была очень добра к ней и принимала ее, но ощущался отчетливый дискомфорт, который оседал в ее животе, когда та появлялась рядом. Возможно, так Валка смотрела на нее с высока. Возможно, дело было в почти совместных усилиях, которые она прилагает, чтобы дать Астрид понять, насколько она ее одобряет. Возможно, дело в том, насколько легко Валка возвращается в жизнь Иккинга после столь долгого отсутствия. Дело в последнем, думает Астрид. Она понимает где и как пропадала Валка два десятилетия, но не понимает почему. И больше всего она не понимает почему Иккинг так хочет принять мать обратно в свою жизнь, будто она всегда была рядом. Ситуация странная, и она чувствует себя неловко не столько из-за ее странности, а из-за того, что казалось, что никто не считает эту самую ситуацию таковой. Она хочет сказать что-нибудь, но если мать и сын нашли хоть какое-то примирение, то кто она такая, чтобы препятствовать этому.***
У Иккинга самый пронзительный взгляд, который она когда-либо видела. Пронзительнее всего он был, когда Иккинг смотрел на нее, и еще большее, когда он смотрит на нее, занимаясь этим. Его глаза становились такими темными, зрачки расширяются, а радужка глаз светится прекрасным ярко-зеленым цветом сосновых игл в разгар знойного лета. И тогда он двигает своими бедрами как надо, и она откидывает голову на подушку, задыхаясь от наслаждения. — Астрид... — она, не удержавшись, улыбается от того, как звучит ее имя, когда Иккинг стонет. Словно он боготворил ее. И она знает, что всегда будет единственной женщиной, с которой он когда-либо будет заниматься этим. Астрид единственная женщина, которую он когда-либо будет хотеть, и прямо сейчас она единственное, что было у него на уме. В последнее время он так исхудал. Между оплакиванием своего отца и попытками справиться со своими новыми обязанностями вождя, он походил на измученное месиво. Что ж, Астрид не может забрать его горе или стресс, но на некоторое время она может помочь ему забыть, что они существуют. Воздух в комнате морозит, но под одеялами становится душно, и холод приносит долгожданное облегчение, когда Иккинг сбрасывает со спины меха. Она так близка, и ее руки царапают его плечи, ища опору, пока его губы глотают ее пронзительные вздохи. Она отчаянно двигает бедрами вместе с его толчками, чувствует, как ее мышцы сокращаются, и вот она уже на краю и... — Иккинг, я тут подумала... ох! — глаза Астрид распахиваются, и она натягивает на себя одеяла, чтобы прикрыться, пока Иккинг слазит с нее. Валка стоит в дверном проеме со стопкой пергамента и потрясенным выражением лица. — М-мам! — Астрид смотрит вниз, сердце бешено стучит. Она едва познакомилась с Валкой, а быть увиденной в кровати Иккинга за несколько месяцев до свадьбы, определенно было не тем впечатлением, которое надеялась произвести Астрид. Замечательно. Теперь Валка будет считать ее потаскухой. — Я-я задумалась, я не слышала. П-простите, я просто уйду, — Валка разворачивается и бежит по ступеням вниз, и они слышат, как дверь внизу захлопывается. Астрид смотрит в пол, пока Иккинг падает на спину рядом с ней и вымученно стонет. — Прекрасно, — бормочет он. — Я, наконец-то, снова начал узнавать ее, и вот она заходит сюда и видит это, — Астрид смотрит на него. Он прижимает ладони к глазам, а затем убирает их, вздыхает и смотрит в потолок. — Только этим утром она говорила, как гордится, что я вырос таким хорошим ребенком. — Она будет ненавидеть меня, да? — Иккинг хмурится, явно сбитый с толку. — Почему она будет ненавидеть тебя? Астрид горько улыбается. — Потому что я потаскуха, которая испортила ее хорошего ребенка, — Иккинг садится и обнимает ее за плечи. — Нет, нет, она так не подумает. Она, скорее всего, подумает «ох замечательно, мой сын бегает за юбками и крадет у девушек невинность», — увидев, как Астрид вскинула бровь, Иккинг быстро исправляется. — Ну, невинность одной девушки. Астрид качает головой. — Иккинг, она твоя мама. Думаю, она с большей вероятностью займет твою сторону, чем мою. И не то чтобы она знает меня, — она пожимает плечами. — Кроме того, будет лучше, если она будет злиться на меня. — Если только она не будет злиться на нас обоих, — этой фразы практически достаточно, чтобы заставить Астрид улыбнуться. Иккинг нежно поглаживает ее плечи. — Если до этого дойдет, то я возьму вину на себя. Я ее ребенок, должна же она когда-то простить меня, да? — теперь Астрид по-настоящему улыбается, Иккинг целует ее в скулу и притягивает к себе. Однако ухмыляется он недолго, и на лице девушки появляется беспокойство. — Эй, — говорит она нежно, проводя пальцами по его волосам, прежде чем приподнять его подбородок, чтобы он посмотрел ей в глаза. — Что не так? Иккинг моргает и пытается отвести взгляд, его глаза опускаются, так он всегда делает, когда пытается избежать темы разговора, от чего ей приходиться схватить его за подбородок и заставить смотреть на нее. Он вздыхает. Покорный тихий звук исходит из его горла. — Я все порчу, — прямо говорит Иккинг, будто это неоспоримый факт. Астрид хмурится и открывает рот, чтобы ответить, но он продолжает: — Я совсем не понимаю, как быть вождем. И не говори мне, что я отлично справляюсь, потому что это не так. У меня едва ли получается, и чтобы относительно хорошо выполнить свою работу, мне приходится из кожи вон лезть, — он отворачивает взгляд. — И я пытаюсь построить отношения со своей мамой, и в целом, думаю, все идет хорошо, но она практически забыла, кто вообще такие люди. И я хочу рассказывать ей о своей жизни, хочу, чтобы она гордилась мной и кем я стал, но я начинаю говорить и вдруг осознаю все плохие или разочаровующие вещи, которые я когда-либо делал, и я хочу, чтобы она любила тебя, потому что ты важнее всего для меня на этом свете и... — Астрид наклоняется вперед и целует его, чтобы заткнуть. — Ты правда хорошо справляешься, — шепчет она. Иккинг открывает рот, чтобы возразить, поэтому она перекатывается и садится ему на бедра, вместо слов из его рта слышится хриплый стон. Астрид чувствует, что он все еще стоит и подергивается под ней, и она мягко прижимается к нему, чтобы его внимание было обращено только к ней. — Слушай меня, — говорит она и целует его в лоб. — Ты имел дело с таким большим, огромным количеством проблем за раз, никто не должен испытывать подобного, — она целует его в правое веко. — И ты справляешься со всем настолько хорошо, насколько может человек, находящийся на твоем месте, — потом в левое веко. — Ты намного сильнее, чем думаешь, — теперь его подбородок. — И намного способнее, — кончик носа. — Ты так сильно стараешься и никогда не сдаешься, — уголок его рта, его дыхание ласкает ее щеку. — И ты даже не понимаешь... — она ненадолго прижимается своими губами к его, затем садится и двигает бедрами. Она смотрит ему в глаза, эта невероятная зелень впивается в нее, придавая твердость ее дрожащему голосу, даже когда она трется об него. — ...что все это, делает тебя героем... — Последнее слово растворяется во вздохе, когда она полностью опускается на него, а его пальцы впиваются в ее бедра. Ее веки трепещут, но Астрид не отрывает от него взгляда. На мгновение они крепко прижимаются друг к другу, наслаждаясь жаром и ощущением близости. — Миледи, — выдыхает Иккинг, его бедра дергаются под ней, в поисках толчков, и Астрид подчиняется. Она приподнимается, вновь скользит вниз, и удовольствие пронзает ее. Она концентрируется на этих глазах, даже когда ее бедра теряют ритм, заставляет себя не отворачиваться, пока нарастающее напряжение не спадает, и Астрид запрокидывает голову и всхлипывает, выкрикивая его имя. Мгновением позже девушка слышит, как ее имя прерывисто срывается с губ Иккинга, когда он следом за ней погружается в удовольствие. Она понимает, что далеко увлекла юного вождя от всего, что его мучило.***
— Погоди, так она не против? Иккинг хмурится. — Ну, ей все это не нравится, но она не злится и знает, что не сможет меня остановить, так что, думаю, она просто... смирилась? — он пожимает плечами. — Я думаю, она просто сильно удивлена. Кажется, до этого она просто не понимала, что я теперь взрослый. — «Взрослый», говоришь? И что такого взрослого ты делаешь? Иккинг косится на нее, но Астрид замечает тень ухмылки на его губах. — Ты знаешь о чем я. Астрид кивает. — Да. Использование куска металлолома для спуска по ледяным шипам именно то, что сделал бы ответственный взрослый, будь у него на то воля. Иккинг хотел было ответить колкостью – выглядел он негодующе, но игриво – однако затем покачал головой и взял ее руки в свои. — Ладно-ладно, а теперь серьезно, — он пригвоздил ее взглядом. — Тебе будет приятно узнать, что моя мама не ненавидит тебя. И она попросила передать, что тебе не нужно бежать и прятаться всякий раз, когда видишь ее. — Я так не делаю! — говорит Астрид, но не смотрит ему в глаза. Иккинг избегал Валки последние несколько дней, потому и она так делала. Теперь, когда Иккинг и его мать, кажется, пришли к какому-то взаимопониманию, девушка чувствует небольшое облегчение, хотя и не сильно. Возможно, она сможет хотя бы встретиться с Валкой без того, чтобы пожелать провалиться под землю. Когда она все же смотрит на Иккинга, его бровь вскидывается, словно он говорит, что не верит ей, и она поджимает губы. — И даже если так, как ты можешь винить меня? Твоя мама увидела, как мы занимаемся сексом. — Плевака тоже видел нас, и ты не избегала его. Астрид закатывает глаза. — Да, но Плевака это Плевака, — конечно же, она была смущена от произошедшего, тем более, что подобная близость тогда еще была в новинку для них, но ей и близко не было так неловко, как сейчас. Возможно, потому что Плевака даже не удивился. Увидев их, он моргнул, а затем захохотал. А потом кузнец ушел и крикнул им, что пока они занимаются этим не в его кузне, он обещает не говорить Стоику об этом ни слова. Валка была другой. Валка явно была поражена. Валка явно не ожидала, что они дошли до этой фазы отношений. Валка его мать. Но все в порядке. Все будет в порядке. Астрид решает вести себя с Валкой так, будто все в порядке.***
Следующие несколько дней были самыми странными в ее жизни. Когда Стоик был жив, она всегда чувствовала странную гордость за то, что они делали у него за спиной. Она была рада здороваться и улыбаться ему на деревенской площади, будто это не она выскальзывала из окна его дома утром, после того как выдавила все соки из его сына, пока мужчина преспокойно спал в своей комнате внизу. (Стоик необычно крепко спал. Настолько, что Астрид задавалась вопросом, как он не просыпал все драконьи налеты. Иккинг однажды так сильно заставил ее кричать, что они оба запаниковали и думали, что Стоик тут же поднимется наверх с топором наперевес. После нескольких минут тревожащей тишины, пока они перекидывали друг другу одежду и искали место, где могла спрятаться Астрид, если нужно, Иккинг прокрался вниз и обнаружил, что его отец все еще сладко спал и громко храпел. После этого они больше не пытались быть тише.) Но с Валкой все было по-другому. Возможно потому, что Валка знает. Иногда Валка улыбалась ей, и Астрид чувствовала, что пожилая женщина видела ее насквозь. Словно ее и Иккинга распутство было настолько очевидно, будто у девушки над головой висела табличка «Два часа назад между моих бедер находилась голова вашего сына». Она знала, что это нелепо. Валка вела себя так, будто ничего не произошло, и она знает, что женщина хотела забыть увиденное так же сильно, как и Астрид хотела забыть, что ее увидели, но время от времени... Это глупо, и Астрид не может поверить, что позволяет себе подобное. Время от времени, когда они разговаривали, Астрид упоминала что-то безобидное, вроде того, что она собирается провести обед с Иккингом. И тогда Валка спрашивала чем они планируют заняться, но потом она останавливалась и поспешно добавляла «Не то чтобы это важно», что, видимо, было неким кодом, значившим «если вы собираетесь заняться чем-то распутным, то я не хочу этого знать». Обычно Астрид понимала что она имела ввиду и спешила дать ей полное и развернутое объяснение каждого невинного действия, которое они планировали. Валка всегда молчала, даже когда девушка была очень взволнована и очевидно врала, и все это было настолько нормальным, что сводило ее с ума. Потому что все было слишком нормальным: то, как все относились к Валке, после ее внезапного возвращения из мертвых; как Иккинг и Валка счастливо жили своей маленькой семьей, будто парень не прожил всей своей жизни даже без примерного понимания, что такое «мама»; как Валка продолжала уверять Астрид, что она одобряет ее, хотя и была веская причина не делать этого; как все они вели себя так, будто Валка не застала своего сына и будущую невестку в одной кровати. Все это было слишком нормально, безразлично и неконфликтно. Астрид не была неконфликтной. Астрид полная противоположность неконфликтности. Одним вечером она была в доме Иккинга, отдыхала у камина и штопала одну из его рубашек, ожидая, когда же ее парень вернется с какого-то важного дела. Для нее это был обыденный вечер. Уже как пять лет она входила в дом Карасиков, как в свой собственный, и ни Иккинг, ни Стоик не удивлялись, когда обнаруживали ее здесь. Валка открывает двери, бормоча что-то себе под нос, и вздрагивает, когда видит сидящую у очага Астрид. — О, привет, дорогая, — говорит женщина спустя мгновение, подарив ей теплую и искреннею улыбку. — Не обращай на меня внимания, — сказала она, помахав рукой. — За годы одиночества я привыкла временами говорить сама с собой, — и тогда она снова улыбнулась и собралась уже уходить, но Астрид почему-то взрывается. Она откладывает иглу с рубашкой и встает. — Почему вы просто не скажете это? — Валка останавливается, поворачивается к ней и моргает. — Сказать что? Астрид чувствует, как краснеют ее щеки. — Что вам не нравится это. Что вас волнует, что Иккинг и я, мы, — она отворачивается, — ...в интимных отношениях, — она заставляет себя отвернуться от Валки. — Вы так нормально к этому относитесь. Как бы слишком нормально. Настолько, словно на самом деле все не так. Так почему вы просто не возьмете и скажите это? Скажите мне, что вам не нравится, чем мы занимаемся. Что думаете, что я потаскуха. Что вы разочарованы, что ваш сын выбрал девушку, которая не может не раздвигать ног до свадьбы, — Вот. Она сказала это. Она чувствует себя лучше примерно на пять секунд, прежде чем Валка растерянно моргает, и тогда паника наполняет ее. О, милая Фрея, что же она наделала? — Ладно, — говорит Валка и делает глубокий вдох. — Давай начнем сначала, так, — на мгновение ее рот сжимается, и она говорит: — Во-первых я не считаю тебя потаскухой. С моей стороны это было бы лицемерно, — она опускает взгляд, и Астрид вскидывает брови. — Я все еще была девицей, когда вышла за Стоика, но мы определенно были намного ближе, чем было дозволено, — небольшая улыбка появилась у нее на губах. — Честно говоря, я боялась этой части наших отношений, даже когда мне хотелось этого. Он был настолько старше меня и намного опытнее в подобных вещах. Я думала, что если отдамся ему до свадьбы, он будет разочарован во мне и все отменит, — ее улыбка пропадает, и она поднимает свой взгляд. — Именно из-за страха я оставалась девственной, не из-за самоконтроля. У меня нет права осуждать тебя и твои выборы. Не по этой причине я волнуюсь. Астрид сглатывает слюну. Все это было намного менее нервным, чем она думала, и кто знает, к чему это приведет. — Тогда почему? — Потому что я... Иккинг... — Валка морщится. — Потому что я не нужна ему, — Астрид моргает. Валка продолжает. — Я никак не могла осознать, ну знаешь, насколько он вырос. То есть я знала, что ему двадцать; знала, что у него есть девушка, на которой он собирается женится; знала, что он вождь, но на самом деле я не знала этого, — она пожимает плечами. — Я правда не знаю, как это объяснить. Мой сын снова рядом, но я сильно не задумывалась об этом. На самом деле я не думала о том, что он вырос. Он мой сын, но он слишком взрослый для матери. У него есть ты, — Астрид рассеяно дергает за веревку обмотанную вокруг меха на ее руке, внезапно непонятно почему чувствуя себя виноватой. Валка дарит ей усталую улыбку. — Не пойми меня неправильно, я рада, что у него есть ты, я думаю это потрясающе. Но смотря на вас двоих, и осознавая что все это значит... — она замолкает и обводит взглядом комнату. Она выглядит грустной и сильно потерянной. — Это больше не мой дом, — сказала она мягко. Ее взгляд переносится на Астрид. — Скоро он станет твоим. Он уже практически твой. Больше я не хозяйка дома Карасиков и не могу жить здесь. И точно не смогу, когда вы поженитесь, — она выглядит такой печальной говоря это, что Астрид чувствует прилив раскаяния и делает шаг вперед, качая головой. — Конечно, вы можете, — решительно говорит она. — Это все еще ваш дом, никто не собирается забирать его у вас. Иккинг не будет против, и я тоже. Вы все еще можете жить здесь. Валка смеется и дарит ей понимающую улыбку. — О нет, не смогу. Вещи меняются после брака. Вдруг вам больше не нужно прятаться и вы начинаете намного больше проводить времени вместе, — она смотрит на дверь старой спальни Стоика, в той, которой она теперь спит, и бросает многозначительный взгляд на Астрид. — И вскоре вам понадобится еще одна спальня, — Так вот к чему она клонит. Щеки Астрид горят, но она ничего не говорит. Валка подходит к ней и кладет руку на плечо, и девушка нерешительно поднимает взгляд. — Мои проблемы только мои, Астрид, к тебе они не имеют никакого отношения. Я бросила своего ребенка, и мне придется разбираться с последствиями этого решения. Я просто не могу продолжить с того места, где я бросила его. Нам придется начать все сначала, и я должна найти свое место в его жизни, не нарушая твоего. Она берет Астрид за руки. — Но я хочу быть частью его жизни. Я хочу узнать его. Я хочу узнать тебя. Ты сильная, бесстрашная и не боишься говорить правду, по-моему, превосходное качество, — Астрид смущенно улыбается и убирает руки из ее ладоней. Она никогда не знала, как реагировать, когда Валка дарила ей комплименты. Она привыкла к тому, что ей нужно доказывать свою ценность. То, что кто-то вот так сразу и легко видел ее силу, как ни странно, почти нервирует. Но помимо всего этого, Астрид волнуется, что Валка на самом деле не видит ее. — Почему вы продолжаете говорить это? — спрашивает она, и Валка в замешательстве склоняет голову. — Вы продолжаете давать мне комплименты, — уточняет Астрид, хмурясь. — С тех пор, как встретили меня. С той самой минуты, как встретили меня. Вы дарили мне комплименты и говорили, как сильно я вам нравлюсь, какой замечательной вы меня считаете, и как вы счастливы, что я выхожу за Иккинга. Почему? Валка делает шаг назад и моргает. — Потому что я такая? Астрид притоптывает ногой, внезапно почувствовав беспокойство. — Почему? Вы же едва знаете меня. Валка пожимает плечами. — Мне не нужно знать тебя. Я знаю, что Иккинг любит тебя. Разве этого недостаточно? — Нет! — выпаливает Астрид, вскинув руки вверх. Валка оказалась в полном замешательстве. Ее глаза широко распахиваются, пока она смотрит на стоящую перед ней дикую юную девушку. Астрид фыркает и пытается успокоиться; пытается сказать это пятнадцатилетней девочке, которая наблюдает за своим шансом доказать себя, словно за воином, который уходит с арены, чтобы присесть и отдохнуть. Она выпрямляет спину и высоко поднимает голову. — Я занимаю второе место в гонках на драконах после Иккинга, и я не раз побеждала его. На этом острове не найти лучшего метателя топоров, чем я. Я могу говорить на гэльском и немного на латыни. Я могу готовить что угодно, пока у меня есть рецепт, но когда я пытаюсь сама что-то придумать, говорят, получается просто ужасно. Я неплохо шью, когда дело касается починки вещей, но не смогу ничего связать, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. И на один Сноглтог я взорвала всю деревню, потому что не знала, что драконьи яйца взрываются. Валка кивает, все еще выглядя сбитой с толку. — Хорошо. Астрид вздыхает. — Суть в том, что я хочу, чтобы я вам нравилась, потому что я девушка Иккинга, но я не хочу, чтобы я вам нравилась, потому что я девушка Иккинга. Рот Валки делает «о», внезапно осознавая все. Она смотрит вниз и нервно теребит подол рубахи. — Понимаю, — мягко говорит она. Она вздыхает и поднимает взгляд. Она не настолько старая, думает Астрид. Должно быть, она была очень молода, когда родился Иккинг. Возможно, не старше Астрид. — Астрид, я вижу тебя не просто глазами Иккинга, я хочу, чтобы ты это знала. Но я плохо знаю тебя, ты права, — она пытается улыбнуться. — Но мне нравится все, что я знаю о тебе сейчас. И я хочу продолжать узнавать тебя и хочу, чтобы ты продолжала узнавать меня. Я хочу узнать, что мне не нравится в тебе. Я хочу, чтобы ты узнала обо мне то, что сделает меня вредной свекровью, — Астрид смеется несмотря на все, и Валка усмехается. — Заметь, я не хочу знать о тебе все, поэтому, возможно, мне стоит надеть колокольчик или каждый раз на весь дом объявлять, что я пришла. Что-то в этой лукавой улыбке заставляет Астрид смеяться, вместо того, чтобы краснеть. — Возможно, это и есть ваша вредная свекровская черта. Валка кривится в отвращении. — О боги, надеюсь нет. Одного раза было достаточно, — они обе смеются, и Астрид чувствует, как нечто между ними изменилось. Когда они успокаиваются, Валка дарит ей добрую улыбку, и впервые за все время Астрид не волнуется. — Нет, думаю, я построю себе дом возле стойл. Я привыкла к драконам и скучаю по объятиям Грозокрыла, — она подмигивает. — Давай договоримся. Ты научишь меня готовить, а я научу тебя шить и вязать. Я многому научилась в свое время. Однажды я сделала Иккингу плюшевого дракона. Я была не особо хороша в домашних делах, но в этом как раз таки наоборот. Астрид тоже улыбается и протягивает ей руку. — Договорились. Валка отмахивается от нее и притягивает девушку к себе.***
Она дает своим ногам столь необходимый минутный отдых, наблюдая, как Иккинг танцует со своей матерью. Валка выглядит такой счастливой, какой Астрид не видела ее никогда, и впервые за несколько месяцев, кажется, что пелена печали, окутавшая Олух после смерти Стоика, опустилась. Все в деревне знали, как был взбудоражен вождь предстоящей свадьбой своего сына, и его отсутствие, кажется, заменила всеобщая радость от того, как бы он сейчас себя чувствовал. Астрид помнит первый раз, как Стоик увидел ее после того, как Иккинг сказал ему, что собирается просить ее руки у ее родителей. Он сиял, как ребенок утром Сноглтога, заключил ее в костидробительные объятия и выпалил: «Моя будущая невестка!». После того, как он ее отпустил, а она перевела дыхание, Стоик бросил на нее строгий взгляд и с улыбкой сказал: «Теперь можешь больше не звать меня вождем. Мы скоро станем семьей. Я буду просто Стоиком, или даже Папой. Но не вождем.» Астрид рассмеялась и согласилась, а Стоик поцеловал ее в лоб, и она могла поклясться, что видела в его глазах слезы. «Ты станешь прекрасной невестой, Астрид.» Он много раз говорил это, Валка в этом плане не отличается. Ей казалось это странным, поскольку она никогда особо не задумывалась о своей внешности, хотя смутно понимала, что вроде как красива, пока однажды Валка не сказала ей об этом, а Плевака подметил, что хочет посмотреть на миленьких внучков. Она, оказывается, и вправду прекрасная невеста. Платье, которое ей помогла вышить Валка, потрясающе. Небесно-голубой шелк переходил из рук в руки разных торговцев с другого конца света; драконы переплетаются со сложными мотивами, вышитыми золотыми нитями и чешуей Громгильды по подолу и рукавам. Ее мама и тетя провели часы заплетая ей косы в волосы, пока Астрид сидела и пыталась сдержать хихиканье из-за того, что представляла, как она и Иккинг будут опечалены, когда вечером будут расплетать их. Свадебная корона ее матери была потеряна во время одного из налетов драконов много лет назад, но Плевака сделал для нее новую, как подарок, и она была такой элегантной и изящной, что Астрид удивлялась, как же он сделал ее одной-то рукой. Он утверждал, что золото и серебро с лазуритом были доставлены с далекого юга, в ее волосах будто сиял целый Египет. Когда Астрид осмотрела всю себя, то подумала, что похожа на Злобного Змеевика, и впервые за все время она понимает, что Валка имела ввиду, когда сказала, что она настолько же сильна, насколько красива. И когда Иккинг видит ее, то смотрит так, будто не может поверить, что она настоящая, будто... она могла расправить крылья и взлететь. Песня заканчивается, мама Иккинга кружит его и толкает в сторону своей невесты. Он берет ее в свои руки и снова одаривает тем самым взглядом. Тем, которым смотрит на нее весь вечер; который говорит, что несмотря на то, как они счастливы и как веселятся, он правда ждет не дождется убраться отсюда и завладеть ее вниманием целиком. Она трепещет. Разумеется, это будет их не первый раз, но первый, как у мужа и жены, и первый в их доме, который в самом деле будет их. Иккинг до сих пор не разрешал ей посмотреть на ремонт. Она напоминает себе дышать, жить моментом и наслаждаться им. У нее будет лишь одна свадьба, и она должна впитывать каждую восхитительную минуту. Но Астрид соврет, если не признается в том непреодолимом предвкушении, которое чувствует, когда Иккинг снимает корону с ее головы, или облегчении, которое обрушивается на нее, когда дверь за свидетелями закрывается, и они наконец остаются одни. Они молчаливо улыбаются друг другу с минуту, прежде чем сделать шаг, и Астрид руками обхватывает его плечи. Иккинг зарывается лицом в ее шею, и они держат друг друга в крепких объятиях долгое мгновение. — Я так сильно тебя люблю, — бормочет Иккинг ей в волосы, и Астрид улыбается. Он поднимает ее над полом и кружит вокруг, а затем, когда вновь опускает ее, на его лице сияет странная улыбка. — Что? — спрашивает она, играясь с одной косичкой у него на затылке. В углу их комнаты есть камин и дымоход, и рыжий цвет его волос сияет в свете огня. Она понимает, что надеется, что у их детей будут рыжие волосы. Иккинг качает головой и смеется. Весь день в его глазах сверкало нечто вроде благоговения и неверия смешанных с любовью. — Ты когда-нибудь оборачивалась и просто думала «Как все это, Хель возьми, стало моей жизнью?» Астрид хихикает и ближе прижимается к нему. — Временами. О чем думаешь сейчас? Его улыбка спадает, и он серьезно смотрит на нее, но тепло не покидает его глаз. — Раньше я думал, что ты никогда не посмотришь на меня дважды. Астрид мягко улыбается и прижимается своим лбом к его. — Я всегда смотрела, — шепчет Астрид, стукнув его слегка по руке. — Просто я не всегда признавалась, что мне нравилось увиденное. Иккинг улыбается, и она не может сопротивляться больше и целует его. Поцелуй простой, практически целомудренный, сладкий и ласковый. Она открывает глаза, чтобы увидеть его улыбку, затем он снова целует ее, и от целомудренности не остается и следа. Иккинг прижимает ее к себе, и Астрид крепко сжимает его плечи, пока он страстно целует ее. Ее разочарованный скулеж, когда он отстраняется, переходит в стон, когда Иккинг начинает целовать ее шею и посасывать место, где проходит пульс. Его руки мучительно медленны, пока он развязывает завязки ее платья. — Иккинг, — выдыхает Астрид, а затем ахает, когда он подхватывает ее под ноги. — Иккинг! — хихикает она и бьет его в руку. — Что-то не так, Миссис Карасик? Астрид усмехается. — Ну, для начала, я не Миссис Карасик. Иккинг хмурится. — Эм, нет, ты Карасик. В этом как бы и была суть сегодняшнего дня. Астрид несогласно машет рукой. — Нет-нет-нет, я точно помню, как сегодня утром, когда все говорили о женских обязанностях, мне сказали, что брак технически не легитимный, пока мы его не подтвердим или вроде того. Но, разумеется, моим невинным ушкам все это казалось бессмысленной чушью. Я не имею ни малейшего понятия о том, чего мне ожидать... Иккинг, Иккинг, даже не смей, нет, я прибью тебя... аааах! — кричит она, когда парень бросает ее на кровать, и после этого они смеются и целуются больше, чем болтают, помогая друг другу снять одежду. Эти пристальные глаза смотрят в ее, и ее сердце колотится от предвкушения, когда он нависает над ней. Его руки нежно расчесывают пряди, которые им удалось выпутать из кос. — Если бы много лет назад кто-то сказал мне, что однажды мы окажемся здесь, — говорит Иккинг низким и хриплым от желания голосом, — я был бы в восторге. Но знаешь что? — спрашивает он, притягивая ее ближе. Его губы скользят по ее с каждым словом, и она ногами обхватывает его талию. Когда он отвечает, его голос едва ли громче шепота: — Этот глупый ребенок понятия не имел, как сильно я буду любить тебя. Астрид улыбается и целует его подбородок. Она помнит, как в свои пятнадцать краем глаза наблюдала за странным костлявым мальчишкой и то чувство разочарования, когда сочла его занимательным. — Эй, будь поласковее с этим глупым ребенком, — упрекает его Астрид. — Ты о моем муже говоришь. Ох, если бы она могла запечатлеть и сохранить навсегда это мгновение. Его ухмылку, ослепительный блеск в глазах, гул в ее ушах и покалывание в местах, где ее кожа соприкасалась с его. Она хочет сохранить его в своем сердце и хранить там до конца своих дней. А затем он выдыхает: — Моя жена, — ей в ухо и входит в нее, и Астрид думает, что наверно больше никогда не почувствует страха.***
Разумеется, это не так. Конкретно одной ночью, пару лет спустя, когда Иккинг был далеко, а Громгильда привела в их дом растерянную и перепачканную Валку. Она не просто боится, Астрид в полном и абсолютном ужасе. Она не уверена, что когда-либо так сильно боялась в своей жизни. И это совершенно не имеет никакого смысла, ведь она хотела этого. — О нет, — говорит Валка, тут же подходя к Астрид и придерживая ей волосы. — Я думала в этом сезоне больше не будет болезней. Астрид приподнимает лицо с ведра на коленях. — Ох, наверно, не будет, — говорит она, а затем ее желудок вновь крутит и остатки ужина оказываются в ведре. Она кашляет и, моргая, поворачивается к Валке. — Как ты узнала, что беременна?