вечерний этюд

      Причиной последнего вдоха вражеского шиноби были либо Какаши-сенсей, либо Саске. Они хоронили убитых ими же на безлюдном и непроходимом месте, после возвращались обратно и молчаливым кивком давали понять: всё закончилось. Подобное происходило редко. Преступников отправляли в тюрьмы на пожизненное заключение или приговаривали к смертной казни с отсрочкой на год или два. И все же иногда приходилось идти на крайние меры. Но даже в такие редкие моменты какими бы отвратительными ни были деяния тех, на кого они охотились, Сакура не желала им смерти. После завершения одной из таких миссий, успешной с точки зрения результата, провальной с точки зрения, как именно происходил захват, Какаши-сенсей отправил Наруто с Саске на поиски чего-нибудь съестного в диком лесу, чтобы остаться с Сакурой наедине. – Сакура, если так и будет продолжаться, не тебе, так мне придётся принять решение. Сенсей знал, она и так поймет, о чем будет идти речь. Она спасовала. Не смогла решающим выпадом остановить противника, испугавшись, что удар будет смертельным. Не для неё, для врага. Отнимать жизнь все ещё было невыносимо сложно. – Да, сенсей, – Сакура понуро опустила голову, подкладывая сухие ветки в костёр. – Миссии высокого ранга хорошо оплачиваются, но несут за собой риски, – он пусть и говорил прямо, его слова не задевали так, как это было бы с Тсунаде-шишо. – Ты к ним не готова. – Да, но… – Хокаге не назначит на миссию ранга S шиноби, который не способен убивать. – То есть… – пришло время признать то, что старательно пытались замять Наруто с Саске. – я снова багаж, который они тащат за собой? – Дело не в этом, – Какаши-сенсей неловко кашлянул. – Команда номер семь в любой момент может быть расформирована. И тогда некому будет делать это за тебя. – Просто признайте, из-за меня они не могут двигаться дальше. – Ты стала сильнее. – До их уровня мне далеко, – продолжила она вместо него. Хатаке не мог отрицать, но и не хотел соглашаться. – Сфокусируйся на том, что выходит у тебя лучше всего. Сакура была вынуждена признать правоту сенсея и сосредоточилась на совершенствовании медицинских техник, мечтая о том дне, когда достигнет высот Тсунаде-шишо и будет гордо носить звание второй женщины с печатью Бьякуго.       Приобрела бы Сакура новую значимость для клана Учиха, прояви себя как высококлассная куноичи уровня Тсунаде-шишо? Сакура больше склоняется к тому, что за признанием её талантов будет идти их безвозмездное использование, потому и не спешит показывать свой полный потенциал. Неужели сегодня тот день, когда она должна активировать Бьякуго? И ради какой благой цели? Можно ли назвать спасение Итачи-сана благим делом? Он не отступник, не предатель, чтобы не протянуть ему руку помощи, но в какую категорию его отнести. Кто он ей в данную минуту? Пациент, нуждающийся в лечении? Законный муж, о котором она должна заботиться? Гений клана Учиха, ловко ею манипулирующий? Кого именно она будет спасать? Считать ли это спасением? Движет ею от природы данное сострадание? Или она здесь, чтобы переписать условия брачного договора? – На месте, госпожа, – отвлекает от тягостных раздумий кохай (?) Итачи-сана. Его явно не заботят правила приличия. Сакура ахает от удивления, когда он уверенно прижимает к себе и поднимает на руки, будто бы его «госпожа» имеет за собой несколько иное значение, после ставит на землю, все так же приторно улыбаясь. Орёл за их спинами превращается в чернила и оставляет после себя огромную кляксу на земле. – Руки, – цедит Сакура сквозь зубы, когда ладони мужчины покоятся на её талии дольше приличных десяти секунд. Законный муж за год и пальцем её не тронул, а его помощник за какие-то пятнадцать минут успел пересечь границы дозволенного. – Говорят, дружеское прикосновение помогает наладить контакт, – на полном серьезе объясняет шиноби и опасливо сторонится, когда Сакура смеряет его тяжелым – почти что учиховским – взглядом. – Идёмте, госпожа. Сакура оглядывается: они не вышли за пределы главных ворот, скорее находятся на другом конце деревни на приличном расстоянии как от квартала Учиха, так и от госпиталя с трущобами. После атаки Девятихвостого большинство жилых домов и административных зданий были почти сразу же восстановлены, некоторые вовсе повторно снесены для новых построек, а этот уголок остался нетронутым. Хочется спросить, в какое такое подземелье её ведут, но как обратиться к мужчине, непонятно. – Зовите меня по имени. Сай. Если не нравится, могу другое дать. У меня много имён. Здесь направо. – Это что-то вроде секретной базы? Тривиальный вопрос отвлекает от параноидальной мысли, что они могут не успеть. Сакура ослабляет оби, слишком уж он сковывает и не дает вдохнуть воздух полной грудью. – Ага, было чем-то вроде лаборатории Орочимару. Когда они преодолевают последний поворот и входят в комнату, когда-то называемую убежищем Орочимару, Сакура оказывается не готовой признать в лежащем на каталке мужчине своего мужа. Охотнее вериться, что жизнь давно его покинула, а здесь Сакура лишь для одного – для опознания. Сай даже накрыл тело своего семпая белой простыней. Впрочем, Сакура не уверена, смогла бы узнать Итачи-сана, если бы не повязанный протектор и красная повязка, которой он завязывал волосы. Она вроде как признает в нём черты Саске и Микото, в которые так часто всматривалась, а вроде как – и незнакомец вовсе. Он не кажется сломленным, есть в этом что-то преступно прекрасное, будто бы он наконец обрёл покой, о котором так долго мечтал, настолько смягчились черты лица. – Трупный запах вроде как давно проветрился, остались только каталки, бинты и всякое такое для опытов, – невпопад комментирует Сай, совсем не понимая, что недоумение Сакуры отнюдь не от обстановки. – Электрический щит я починил, вроде как продержится до утра. – Понятно, – сглотнув, отвечает Сакура и мысленно отвешивает себе пощечину, чтобы скорее прийти в себя. – Обеспечь мне яркий свет, приготовь инструменты, марли, бинты. Всё, что найдешь, сгодится. Даю пять минут. – Принято, госпожа. Сакура спешно снимает оби, ограничивающий в движениях, откидывает его в сторону, затем закатывает рукава и в последнюю очередь собирает волосы в тугой хвост шелковой повязкой черного цвета. Стоит сосредоточиться, руки перестают дрожать и уверенно тянутся к сонной артерии. Пульс слабый. Сакура сначала проводит по тонкой брови Итачи-сана, после тянет веко вверх, чтобы проверить движение зрачков. Симптомов преходящей слепоты нет . Белая простынь сползает ниже, открывая обзор на обнаженную верхнюю часть тела без каких-либо признаков на одежду. Какая ирония, прикоснуться к мужу в первый раз при таких обстоятельствах. В эту же секунду включается дополнительная подсветка, но Сакура вздрагивает отнюдь не от яркости света, а от увиденного. До того, как состоялась свадьба, Сакура морально готовила себя к моменту, когда будет вынуждена лицезреть обнаженное тело мужа, и всё, что ей приходило в голову: грудь и плечи Саске, которые она видела сотни, если не тысячи раз, во время совместных миссий. Однако реальность представляет несколько иную картину. Нельзя отрицать некоторую схожесть с младшим братом, но Сакура особого внимания на это не обращает, вопросы вызывают глубокие старые раны, поверх которых печати запретной техники. Издалека кажется, что это всего лишь бездумно набитые татуировки в виде безобразных клякс то тут, то там. О такой печати ей когда-то рассказывала Тсунаде. От неё невозможно избавиться, она одновременно защищает поврежденный участок тела от нового пореза, но причиняет непрекращающуюся ежеминутную ноющую боль. С каким вниманием относится к красоте своего тела Саске и как безразличен к этому Итачи-сан. Лицо, шея, ключицы, запястья и пальцы рук открыты для взора других, потому на них не единого следа от ран или других увечий. Ничего того, что служило бы намёком на глубокие порезы или оставленную на теле запретную печать. Не потому ли Итачи-сан всегда так осторожен? Облачается в одно кимоно и никогда не принимает ванную в особняке, будто бы настоящий безопасный дом его где-то за пределами Конохи. – Почему на нём ни одной открытой раны? – растерянно спрашивает она, отмечая аккуратные свежие швы на левом предплечье и чуть ниже сердца. Похоже, не обошлось без сердечно-лёгочной реанимации в полевых условиях и переливании крови, судя по синякам на запястье. – Я зашил! – прозвучал крик с другого конца. – Попробовал запустить сердце, думал, не вышло, и просто залатал всё по местам, чтобы так эстетично было. Я все-таки художник. А приказ был: похоронить в Конохе. Ками-сама, он ещё и художник! Если проблема не очевидна, значит, спрятана глубоко внутри. Зеленым свечением Сакура проходит по плечам и груди, а появившемуся клону приказывает сделать забор крови на выявление заражения или медленно убивающего яда. Повреждение внутренних органов ещё можно решить, как и восстановить первый слой кожного покрова, но что делать с каналами чакры? Что странно, оружие противника не было режущим, скорее походит на металлические стержни с круглыми концами, нацеленными на повреждение каналов чакры. Было ли целью врага воткнуть стержень насквозь? Дабы удостовериться в своей теории, Сакура приподнимает Итачи-сана и осторожно переворачивает на бок, позволяя белой простыни сползти к его коленям. Оказывается, это ткань штанов пахнет чем-то жженым. Скорее всего, последствие использования стихией огня. Оттуда и покраснение кожного покрова на руках и локтях. Возможно, единственным способом самообороны была двойная локтевая защита. – Что… – А, это, – Сай подходит ближе с запасной каталкой, на поверхность которой разложил найденные хирургические инструменты, и бросает короткий взгляд на выжженное клеймо на лопатке с левой стороны. – У моего брата такое же. Данзо ненавидел две вещи в этом мире: тех, кто нарушает приказы, и Учих, а Итачи – к сожалению, и то, и другое. – Данзо Шимура? – хриплым голос уточняет Сакура и аккуратно откидывает черные волосы. Они жесткие на ощупь и пропитаны кровью, наверняка чужой. – Тот самый Хокаге-реформатор, благодаря которому Коноха заключила перемирие с Деревней Тумана? – Он самый. В каждом великом реформаторе скрывается тиран. Этот микроскоп пойдет? Вроде как окуляр цел. Клон Сакуры утвердительно отвечает, сама же Сакура приходит к более и более неутешительным выводам. Сердце её сжимается от испуга перед пришедшей мыслью. Что, если неспособность контролировать чакру не так страшна, как поражение головного мозга из-за кислородного голодания, вызванного остановкой сердца. Большей трагедией чем потеря способности мыслить для Итачи-сана и быть не может. Если и есть карма, то похоже, она выглядит именно так. Сакура мотает головой. Нет, зрачок реагирует на свет и не расширен, роговичный и окуловестибулярный рефлекс есть. Беспокоит другое: нарушение дыхания и отсутствие хватательного рефлекса. При заборе крови правая рука обмякает, со звуком стукаясь о металлическую поверхность каталки. – Шаннаро… Она отбрасывает простынь на цементный пол и одним резким надрезом скальпеля разрезает сначала левую, после правую штанину, чтобы получить доступ к нижним конечностям и проверить чувствительность нервных окончаний. Другого выхода нет кроме проверки иглой. Только бы не полный паралич. С частичным в таких условиях, как сейчас, ещё можно что-то придумать, а при полной обездвиженности – ни нейротрофические препараты, ни физиотерапия и разработка мышц могут не помочь. – Как долго он в таком состоянии? – теперь же её волнует атрофия мышц. – Дня три-четыре, – неудивительно, что чувствуется слабость в мышцах. – Может, дольше. Не знаю. Я сначала думал, он умер. Оказалось, дышит. Все-таки параплегия верхних конечностей. Не понятно то ли чувствовать облегчение, то ли беспокойство. Теперь постановка вопроса меняется. Центральный или периферический паралич? Быть может, центральный с чертами периферического? С необходимым оборудованием из госпиталя поставить диагноз будет проще. – Мы должны перевезти его в госпиталь. – Исключено, – мало того, как категорично это прозвучало, Сай усугубляет ситуацию, одним ловким движением приставив к шее Итачи-сана острие куная с незнакомым рисунком на рукоятке. Сакура так и застывает с зажатыми в руках иголкой и скальпелем, лишний раз боясь пошевелиться, в то время как её клон наготове атаковать, стоит только подать знак. Есть ли смысл вступать в бой? На чьей именно стороне Сай? И какова разница между их силами? – Либо он остается здесь, либо я обрываю его жизнь. Прямо сейчас. Чему её научило общение с Итачи-саном, так это тому, что не стоит поддаваться провокациям, а любую ситуацию можно повернуть в свою сторону. Только вот Сакура как действовала, так и действует безрассудно в непредсказуемых ситуациях подобной этой. – Ну, давай. Сделай это прямо здесь и сейчас. Кому выгоднее оставить его в живых: тебе или мне? Привёл меня сюда ты, – заметит ли он её блеф, будет ли вознаграждено её наигранное безразличие? Ухмыльнется ли Итачи-сан, узнай он, как она боролась за его жизнь? Назовёт ли глупой? Обратится ли снова сдержанным «Харуно-сан»? – Поверь, я здесь из жалости, не преданности. Сай переводит на неё свой нечитаемый взгляд и тянет улыбку ещё более ублюдскую. – Так ты, значит, у нас поехавшая сучка, а перед мужем божий одуванчик? Нервный тик всё же проявляется. Усилием воли Сакура душит возглас возмущения и топит вспыхнувшую в груди агрессию. Старания матушки не прошли даром, как и словесные баталии с Итачи-саном. Он-то оскорбления заворачивает в красивую обертку, а против такого как сражаться, так и обороняться сложнее, только и остается проглотить горькую пилюлю. – Я и перед ним поехавшая, – слышала бы её сейчас матушка. – Ладно, – однако кунай не прячет обратно. – Условимся на следующем: я принесу всё, что ты попросишь, но никто кроме нас двоих о том, что здесь происходит, знать не должен. – Договорились, – радоваться пока что нечему, но это можно считать за победу. В любом случае нет времени пререкаться. Пора действовать. Восстановление каналов чакры потребует огромного запаса чакры. Плюс повреждение внутренних органов и слабая работа лёгких. Сердце пока что справляется с перекачкой крови, но он и так продержался три-четыре долгих дня. Не говоря уже о параплегией. И возможном повреждении головного мозга. С таким объемом работы одной ей не справиться. – Не буду отрицать, ты оказал отличную первую помощь. И вовремя сделал переливание крови, – похвала сравнима поднятию белого флага. – А теперь будь добр отправиться с моим клоном в госпиталь. Приказ понятен? – Понятен, госпожа, – миролюбивая улыбка не так убедительна, как спрятанный в рукаве кунай. Дождавшись, когда Сай с клоном покинут помещение, Сакура набирает в лёгкие воздуха и медленно выдыхает. Ты справишься. Сейчас нет места сомнениям. Правильный ты делаешь выбор или нет покажет время. Складываются нужные печати – и как по щелчку пальцев её едва не сбивает с ног мощная волна накопленной годами чакры. Игнорируя дрожь в ногах, Сакура концентрируется на своем дыхании. Вдох-выдох. Волны чакры должны поступать слабыми приливами. Вдох-выдох. Лоб начинает покалывать. Постепенно на нём проявляется фиолетовый ромб, после чего такого же цвета широкие линии распространяются по всему телу. Получилось! Вдоволь порадоваться удастся не скоро. Сакура примерно прикидывает размер помещения. Потолки метров пять-шесть. Пора вызывать Кацую. Пять секунд спустя раздается оглушающий грохот, и Сакуру вместе с двумя каталками отбрасывает в сторону. Она успевает схватить правое запястье мужа и резко притянуть его к себе, в испуге задержав дыхание. Под воздействием шока первые секунды тяжесть его тела не чувствуется. Придерживая его голову, она осторожно приподнимается, продолжая крепко прижимать его к себе за талию свободной рукой будто и правда боится потерять. Его кожа холодная и грубая. А от вида клейма на лопатке першит в горле. Клеймо не выжжено единожды. Как только заживал первый слой кожи, оно наносилось повторно как напоминание непослушания и принадлежности к клану Учиха. – Сакура-сан! – восклицает появившаяся в белой дымке Кацуя. – Вы вложили слишком много чакры! – Ещё… не привыкла, – глухо отзывается. Плечи и грудь горят от внутреннего жара, вызванного активацией Бьякуго. – Не… поможешь мне? Кацуя согласно двигает антеннами и распадается на две части, первая из которых делится на сотни маленьких слизней. Общими усилиями они водружают Итачи-сана обратно на каталку. Развязав тонкий пояс, Сакура снимает кимоно, оставшись в одном дзюбан, чтобы использовать плотную ткань, как теплую подкладку. Когда слизни покрывают поверхность второй каталки, Кацуя перемещает на неё Итачи-сана и поворачивается к Сакуре в ожидании следующих указаний. Под чутким руководством вторая партия слизней забирается на каталку, секунда за секундой полностью накрывают тело Итачи-сана и начинают восстановление клеток и каналов чакры. Да уж, в одиночку у Сакуры ушло бы на это часов семь-восемь. – Я ведь говорила вам, вы готовы, – Двухметровая версия Кацуи поспевает не дать Сакуре упасть от накрывшего головокружения. – При следующей активации голова не будет так кружиться. – Да… спасибо. Однако рано расслабляться, мелкие слизни один за другим начинают рандомно исчезать. – Сакура-сан! На некоторых участках лечебная чакра блокируется. Лечение внутренних органов невозможно, – взволнованно объясняет Кацуя. – Если и удастся избавиться от запретной печати, ткань будет разорвана без шанса на восстановление. Можно сказать, благодаря печати не образуется нагноение. Нужно придумать другой способ. Другой способ? – Как только каналы чакры будут восстановлены… через них …думаю, думаю, я смогу передать лечебную чакру. – Это может сработать, – соглашается Кацуя. – Что думаешь об остальных повреждениях? – Травмы закрытые. Переломов нет. Это… странно. На то, чтобы срастить кости, уходит много времени. Возможно, противник господина хотел… использовать тело? Как это делают с куклами. Но для создания куклы ни органы, ни кости не нужны. Тогда что-то вроде… воскрешения? Точно сказать не могу. Однозначно целью были каналы чакры и остановка сердца… Ах, Сакура-сан! Вам нужно скорее присесть! – Нет-нет, всё в порядке. Я… – она теряется в мыслях. – Сколько… сколько у тебя займет времени соединить ткани и мелкие каналы чакры? Я должна успеть объявиться в особняке и вернуться обратно. Придумать, что сказать матушке. Понять, что делать дальше и… Кажется, у неё начинается приступ панической атаки. Не успевает Сакура поддаться подступающей истерике, как Кацуя прыскает в лицо запасами воды в организме. Сплевывая, Сакура возмущенно машет руками и сдерживает неуместный смешок. – Кацуя! – Отправить клон будет достаточно. Благодаря Бьякуго он продержится два дня, – Кацуя единственная, кто сохраняет трезвость ума. – А сейчас нужно проверить кровь на наличие яда и обязательно поспать хотя бы часик другой. Сакура потирает переносицу и устало отвечает, подавляя зевок: – Яд клон не обнаружил. Наконец удается присесть. И почувствовать подступающий к ногам холод. Она и не заметила как здесь прохладно и сыро. Трупного запаха и правда нет, но плесень никуда не делась. – Сакура-сан, – заговаривает маленькая версия Кацуи. – Мне удалось вытащить металлические кусочки. К счастью, они не успели срастись с тканью. – Что насчёт паралича? Есть шанс на полное восстановление? Кацуя утвердительно кивает, и лихорадочное беспокойство разом покидает тело Сакуры, расслабляя мышцы и избавляя от напряжения в плечах и шее. Другой вопрос, прислушается ли Итачи-сан к её советам. Не станет ведь он упрямиться? Отчего-то складывается впечатление, куда больше сил уйдет на то, чтобы убедить его довериться ей. На месте мужа она и сама не приняла бы помощь. Особенно, если в планах у нее была бы собственная смерть. И откуда в нём была уверенность о невозможности выжить? Если противник превосходил в силе, какой смысл идти против него? Или победа все же была на стороне Итачи-сана, а истощенный организм не справился в последний момент? «Я вынужден покинуть деревню раньше, чем планировал». Преследовал ли он свою цель? Пришла ли наводка раньше времени? Быть может, пришлось вносить корректировки в дальнейшие планы. Взять ту же фальшивую беременность. Не будь он ограничен во времени, не стал бы так настаивать. «Я не стану вас наказывать, что до других – ничего не могу сказать, надейтесь на лучшее». Имелся ли ввиду клан Учиха? Что же, если с самого начала целью Итачи-сана было погибнуть на поле боя, его незаинтересованность в браке и нежелание заводить детей объяснимы. Как он может изменить судьбу своего ребёнка, будучи мертвым? Есть ли смысл жениться на любимой женщине? Какое ему дело будет до запятнанной репутации? – Что считать ложью, а что правдой? – шепчет Сакура, вспоминая те редкие разговоры с мужем. Кто же он, настоящий Учиха Итачи?

***

      Что есть реальность, а что уловки подсознания? Сакура заторможено моргает, не понимая, почему на неё смотрят чёрные глаза. В отличие от её затуманенного, взгляд этот осмысленный. Он не блуждает по её лицу, не рассматривает, а будто в душу смотрит. Как долго длится переглядывание, когда оно прекратится, кто должен первым отвести взгляд, и каким законам следует сновидение – всё это вызывает искреннее недоумение. Почему, кстати, их разделяют всего каких-то тридцать-сорок сантиметров. Протяни руку – и можно коснуться бровей. Странно, в этом сне и кровать слишком жесткая, больше похоже на твердую – да и ещё и холодную, – поверхность, а на плечи её вовсе накинут чей-то походный плащ. Сфокусировав взгляд, она замечает протектор и слипшиеся кровью чёрные волосы. Затем такой же, как и у неё походный плащ оттенком темнее. Брови её сводятся к переносице. Происходящее всё больше и больше смахивает на реальность. За тем исключением, что Итачи-сан должен быть без сознания. Если только... Сакура резко вскакивает и привычным жестом зажимает рот в ожидании приступа тошноты, как это было в первую ночь кошмара, но ничего не происходит. Буквально. Язык прилипает к нёбу. Судя по затянувшейся тишине не только её. Итачи-сан молча рассматривает потолок. Быть может, его взгляд ей почудился? Завернувшись в плащ, Сакура задается вопросом, куда подевалось её самоуверенное: «Так давай позлим его», сказанное Саю в сердцах. Итачи-сан кажется ещё более невозмутимым, чем обычно. Неужели… – Моргните два раза, если понимаете, где находитесь, и слышите меня, – может, она поспешила с диагнозом, и его мозг постигла неутешительная участь. Вместо того, чтобы последовать указанию, Итачи-сан поворачивает в её сторону голову и вопросительно поднимает брови. Даже в таком состоянии издевается над ней, не иначе! Она была права: бессознательным её муж намного приятнее в общении и терпеть его проще. Можно было и не стараться с его лечением. Сакура тяжело вздыхает и ложится обратно на каталку. Нет сил что-то из себя выдавливать и пытаться понять, лучше ему стало или нет. Как и проверять капельницу. Что-то определенно изменилось. Жгучая злость и тихая ненависть, обычно сопровождающие её в присутствии Итачи-сана, то ли на время ушли на покой, то ли она вымоталась настолько, что ничего не чувствует кроме этой самой усталости. Быть может, то же происходит и с ним? Куда Сай подевался тоже непонятно. Вроде как обещал принести обогреватель и чего-нибудь съестного. Она хорошо помнит, как на рассвете укладывала её спать Кацуя, пообещав, что оставит одного слизня, чтобы не дать клону в особняке Учих рассеяться на глазах у матушки. Но не помнит, когда именно потеряла сознание. Удивительно, как в таком состоянии, печать Бьякуго ещё не ослабла. В этом подземелье непонятно сейчас день или ночь. Слышно только как трещит электрический щит. А ещё собственное дыхание. И шуршание ткани. Опять же с её стороны. – Не расскажете, как прошли ваши выходные? – все же не выдерживает Сакура. – Не так хорошо, как хотелось бы, – и не так сразу, как хотелось бы, следует ответ с заметной хрипотцой. Разговаривает связно. Уже хорошо. – Приятно знать, вы не растеряли в бою свое остроумие. – В бою, как правило, теряется здравомыслие, никак не остроумие, – из-за пересохшего горла звучит глухо. И отрывисто. – Вы же лишились не только здравомыслия, но и подвижности рук. – Здравомыслие все еще… при мне. Сакура недовольно супит брови. Непонятно что именно так её раздражает. Скорее даже приводит в бешенство. – Спешу напомнить, вы сейчас зависите напрямую от меня. – Вынужден вас расстроить. Это не так. Интересно, если задушить его подушкой, это будет считаться за убийство совершенное в состоянии аффекта? Сакура откровенно хмыкает и приглаживает волосы, после поправляет съехавший во время сна нежно-розовое дзюбан под расцветку кимоно. – Хотите восстановиться, как можно скорее, – она заставляет себя подняться, чтобы проверить капельницу. – прислушайтесь к тому, что я вам говорю. – Вы не единственный ирьенин в Конохе, – он напрочь отказывается от помощи, только бы не быть зависимым от неё, а ещё сдерживает приступ кашля. – Но единственный, кто умеет держать язык за зубами, – будто бы этого недостаточно, она продолжает: – Что будет, если предать огласке издевательство Данзо над вашим телом? В каком положении окажется клан Учиха? Не захочет ли он пойти против верхушки Хокаге? То, что она не вмешивается в политику клана, не значит, что у неё нет своего мнения на этот счёт. К тому же, это мнение формирует сам же Итачи-сан. Не обошлось и без влияния матушки. И подсказок Изуми с Саем. Недовольство мужа внешне не проявляется. Никаких признаков протеста, когда Сакура помогает ему приподняться и подкладывает пару подушек, которые вчерашней ночью где-то нашёл Сай. В таком же вынужденном молчании она меняет капельницу и приносит стакан воды, чувствуя, как огонь раздражения в груди подбирается к горлу. Ухаживать за пациентами дело привычное, но будь такая возможность, Сакура спихнула бы заботу о муже кому-нибудь другому. Например, Саю, который всё никак не объявляется. Она подносит стакан ко рту мужа и прочищает горло, как бы намекая поскорее коснуться губами краешка. Итачи-сан переводит взгляд со стакана на неё, и Сакура отчего-то чувствует себя беззащитной, хотя все как раз-таки наоборот. Наконец он делает первый глоток, а три глотка после – коротко благодарит. – Сколько потребуется времени вернуть подвижность рук и полный контроль над чакрой? Судя по дрогнувшим бровям, Итачи-сан просчитывает события наперёд, и будто бы мыслями далеко отсюда. Не воспринял ли он её помощь самим собой разумеющимся? Никакого удивления и даже благодарности он не высказал. Принял как данность. – Около месяца. – Хорошо, – однако ничего хорошего оно не сулит, Сакура в этом уверена. И оказывается отчасти права, потому что следующее звучит очень уж решительно: – Вы получите то, что хотите. Если выполните ряд условий, конечно же. – Не напомните, чего именно я хочу? – На этот раз вы приложили невероятное усилие, чтобы убедить меня согласиться на развод. Или – кхм-кхм – я неверно истолковал ваше намерение? Граненый стакан в её руке падает на пол. Следующими лопаются стеклянные колбочки, а под ногами начинает дрожать, ещё немного начнут и стены. В режиме Бьякуго сила Сакуры возрастает, и контроль над чакрой требует особого внимания. – Раз-вод, – эхом отзывается она. Таким же заманчивым было его предложение вступить в брак, в итоге обернувшееся едва ли не психозом. – Развод… Не так она себе всё представляла. Да, она получит то, чего так жаждет, только вот решение опять было за ним. Даже если она протянула руку помощи, поблажек он ей не делает. Сакура хочет посмотреть в эти бесстыжие глаза и высказать всё, что думает, но какой в этом смысл, он осознает свои действия и взвешивает каждое свое слово, умело обесценивая чувства других. В том числе и чувства собственные. Наблюдая за другими, моделируя в своей голове ситуации и выстраивая стратегию за стратегией, Итачи-сан перестал видеть красочность мира, испытывать радостные эмоции, наслаждаться жизнью, быть здесь и сейчас. Но не её удел придавать его жизни краски. Он глубоко несчастный человек, возможно, уже потерявший смысл своего существования и разочаровавшийся, как в себе, так и в своем окружении, потому не чувствует благодарность за свое спасение. Доказательством служит не только его поведение, принципы, извращенные понятия, которые разделяют разве что такие как Сай или Данзо, но и незаживающие раны на теле. И кто же станет его избранницей пять лет спустя? Будет ли он относиться к ней с уважением? Будет ли подталкивать к измене? Манипулировать? Врать и обманывать? Или в его планах не значится слово «жизнь?» Возмущает не то, что он заключит брак с другой женщиной, а то, что он мог бы намного лучше относиться к Сакуре, если и так собирался оставить её вдовой. Предательские слёзы обиды все же подступают. Сакура отворачивается, якобы чтобы убрать осколки. Не найдя ничего, что можно было использовать в качестве метелки, она начинает собирать осколки в ладошку. Игнорирует порезы на подушечках пальцев, поскольку те мгновенно заживают; правда покалывает при каждом прикосновении к острым краям. – Похоже, – она сглатывает неприятное чувство в груди. – необходимость во мне отпала. И какие же…. требования? – Для начала, – Итачи-сан пытается выпрямить спину, без помощи удается так себе, но он притворяется, что всё в порядке. – Для начала, официальная причина развода: потеря плода. Во-вторых, расторжение брака вступит в силу через три месяца, начиная с сегодняшнего дня. В-третьих, моим лечением занимаетесь вы и храните в секрете факт моего нахождения здесь. Последнее, – кхм-кхм – вы не требуете объяснений моих поступков и решений. Как прошлых, так и настоящих. Другими словами, не вмешиваться и не задавать вопросов. Ясно, чего он добивается. Где он был, с кем сражался и тысячу других «почему» и «как» – всего этого она знать не должна. Гибкость его ума поражает так же, как и умение не прогибаться под других. Как бы противоречиво это не звучало. – Что-нибудь ещё? – Моя личная просьба, – то, с каким скрипом он это произносит, заставляет взглянуть на него. Выражение его лица чем-то напоминает Саске, не желающего признавать свою неправоту, но вынужденного согласиться. – Воздержитесь от отношений. Хотя бы на год или два. Во избежания проблем со стороны клана. – Может, – она чувствует сковывающее напряжении, начиная от подбородка до плеч. – вы мне ещё жениха подберёте? А то вкус на мужчин у меня паршивый. – Пожалуй, откажусь, – незамедлительный ответ. – Жаль. Ваши аналитические способности и понимание человеческой натуры очень бы мне помогли. Например, ваш друг, Сай. Очень даже милый. Забавный, я бы ещё добавила, – такой злобы в своем голосе Сакура никогда ещё не замечала. – Надеюсь, вы это несерьезно, – низкий голос вкупе с пронзительным взглядом портит всё веселье. – А разве я когда-нибудь шутила? Не помню, чтобы мы с вами вместе смеялись. – Харуно-сан, – кажется, и его терпение на исходе. – Вы даже себе не представляете, как добр я к вам. Такие ребята как Сай не церемонятся. Сделка с ними никогда не бывает честной, красивой и невинной. – И почему же вы так ко мне добры? – возможно, она допускает ошибку, подходя ближе, но сейчас как никогда чувствует преимущество в силе. – Почему же я не заметила проявление вашей доброты? – Видите ли, – он смотрит прямо перед собой. – мой младший брат привязан к членам команды номер семь. Не хочется его расстраивать. Так Итачи-сану хочется быть добрым старшим братом в глазах Саске. Что же, у него отлично это получается. – Но опасаться я все же вас должна? – Харуно-сан, не я создал монстра в вашей голове, вы выбрали меня злодеем вашей истории. Сакура сжимает руку в кулак, превращая осколки в песок. Несколько капелек крови падают на пол. – Знаете, кто злодей моей истории? Не Данзо, не клан Учиха или кто-либо ещё. Я – злодей своей истории. У меня нет пути назад, вы же можете принять верное решение. Как легко поверить в искренность его слов, но что, если это ловушка? Способ заставить её перестать искать правду. Он даёт то, чего она хочет, взамен получив её молчание. Значит, Сакура стала преградой в его новом плане. Похоже, она все же стала его слабостью. Сакура разжимает руку, чувствуя, как стеклянный песок проходит сквозь пальцы. Преимущество на её стороне, не стоит об этом забывать. Она делает уверенные шаги к каталке, после приглаживает складки на походном плаще мужа, зная, он не сможет оттолкнуть её, и ласково говорит: – Приятно быть вашей слабостью, Итачи-сан. Или я сделала неправильные выводы? – Не слишком ли вы ко мне близко, Харуно-сан? – чудится ей это или нет, голос звучит за спиной. Сакура резко оборачивается и видит довольно-таки странную картину: Итачи-сан восседает на каменном троне, скучающе подперев кулаком щёку. Удивленный возглас застревает в горле. – Не переживайте, это иллюзия безобидная. Развеять иллюзию ничего не стоит, она и длится не дольше пяти секунд. Сакура возвращается в реальность, не успев даже выбраться самостоятельно, и теперь уже видит перед собой плащ мужа и слышит его дыхание, прерываемое приступами кашля. – Надеюсь, стало немного понятнее, о какой – кхм-кхм – доброте я говорил. Ладонь Сакуры действует быстрее, чем она осознает, что собирается сделать. Точнее, уже сделала. Сколько раз она представляла себе этот момент, но даже в её снах пощечина не звучала так звонко. И не сопровождалась хрустом. Итачи-сан облизывает губы, проверяя, действительно ли пошла кровь из носа. Его молчание настораживает. Позволит ли он ей вправить нос и остановить кровь? Оно, конечно, приятно тешит самолюбие, но вряд ли она чего-то добилась этой пощечиной. – Полагаю, вас устраивают мои условия. Возразить, быть может, и есть что, но ничего в голову так и не приходит, и Сакура согласно кивает, после неуверенно спрашивает: – Могу я… помочь? Итачи-сан устало прикрывает веки, сглатывает смешанную с кровью слюну и сипло произносит: – Да... После чего теряет сознание. Только бы пощечина не стала причиной повреждения головного мозга....