My never

Дориан набрал в грудь побольше воздуха. Студию наполнял дурманящий аромат розовых кустовых роз, теплый ветер пробегал сквозь гроздья сирени и доносил густое благоухание через настежь распахнутые окна. Сам Дориан тоже будто распахнулся настежь. Он отдыхал. Дориан возлежал на расшитой шелковыми нитями софе, меж его пальцев была зажата толстая кубинская сигара, через приоткрытые губы его вырывались серебристые кольца дыма, они переплетались друг с другом, что бы раствориться в атмосфере искусства. Чуть поодаль, на грубо сколоченном табурете сидел художник и выражение вымученной скорби не сходило с его лица. Указательным пальцем правой руки он водил по ладони левой, представляя, как рисует точеную линию губ, искривленную в легкой улыбке, разрез глаз, дуги бровей, таких светлых, что почти невидимых... Дориан приподнялся на локтях, потревожив покой золотых завитков волос своей головы, стал следить за действиями художника. Тот вглядывался в пространство перед собой, а в воображении он уже покрывал готовую картину лаком. -Бэзил ? Из фантазий художника вывел голос Дориана, он вздрогнул от соприкосновения с реальностью. -Да, мой мальчик? - рассеяно пробормотал Бэзил. Он пытался ухватиться за остатки прекрасного видения картины, которое распадалось, разлагалось на составные атомы. -Я бы не отказался от чашечки чая, Бэзил. -Тогда нажми на звонок рядом с собой, а когда войдет дворецкий, я ему прикажу подать чай. А пока, Дориан, ответь мне вот на какой вопрос - не согласишься ли ты попозировать мне для картины ? Юноша вздрогнул от неожиданности этого предложения, его пунцовые губы приоткрылись, обнажив абрис зубов, а сапфирово-синие глаза стыдливо скрылись за опахалами ресниц. Повисшую неловкую тишину нарушил стук в дверь. Вошел дворецкий, вкатив сервировочный столик на котором стоял старинный заварочный чайник, окруженный фарфоровым сервизом. -О, Паркер, Вы как всегда вовремя. Дворецкий поклонился и удалился. Дориан поднялся с софы и принялся разливать чай. Зазвенела посуда, казалось, будто это пересмеиваются между собой тонко выписанные феи на стенках чайных чашек, из носика заварочного чайника вырвались облачка пара. Безил тоже подошел к столу и принял кружку чая из рук Дориана, их пальцы соприкоснулись на мгновение; большой, указательный и безымянный пальцы Дориана порхнули по пальцам Бэзила легко, как крылья колибри. Безил сжал руку в кулак и засунул ее в карман штанов, словно хотел сберечь прикосновения Дориана, как залог любви. Он взглянул на Дориана поверх чашки, скрыв проступающий румянец за эмалированными феями на фарфоровых боках. -Ну что, Дориан, ты примешь мое предложение ? Дориан, размешивающий чай по часовой стрелке, сбился, принялся размешивать против часовой стрелки, добавил сахара, отпил. -Право, Бэзил, неужели в этом есть такая необходимость ? Разве я лучше любого из твоих натурщиков ? -Мне кажется, ты не осознаешь всю специфику твоей внешности. Ты - само воплощение красоты в чистом, первородном виде, Дориан. Дориан посмотрел на свое искривленное отражение в серебряном боку чайника. Он невользо залюбовался своими ясными голубыми глазами, золотом кудрей, изящным рисунком алых губ. Вдруг его взгляд встретился с отраженным взглядом Бэзила, его поразила их непохожесть, разительный контраст, пролегающий между ними. Свинцовые тени под глазами Бэзила, мазок масляной краски возле его уха, хаос волос на голове, хаос мыслей в голове; сердце Дориана сжалось. Бэзил вдруг протянул руку и погладил его по бархатной щеке, такой нежной, что того гляди порвется под рукой Бэзила. Дориан боялся пошевелиться, спугнуть момент этой внезапной близости между ними. Бэзилу же хотелось обнять Дориана, узнать запах тугих пшеничный кудрей, проскользнуть пальцами за ворот туго накрахмаленного воротничка... Но он отнял руку от щеки Дориана, на миг ему показалось, что он увидел разочарование в глубине так дорогих ему глаз. -Бэзил, у тебя самые красивые губы, такие мрачные и скорбные, можно дотронуться? -Дориан подался вперед. Складки сюртука Бэзила соприкасались со складками пиджака Дориана, руки сплелись, костяшки пальцев побелели, Бэзил уже не мог понять, где начитается он и где кончается Дориан. Пальцы Бэзила нырнули в массу золотых локонов, пальцы же Дориана замерли в нерешительности на медной пряжке ремня Бэзила. Он нахмурился и отвел взгляд в сторону. Он ничего не мог с собой поделать, ему очень нравился этот молодой художник; выражение вселенской печали в его глазах, руки, творившие красоту, вызывали неподдельный интерес Дориана. Но как мучительно было осознавать, что, зайди они за грань морали общества, то разрушат все то, что было и то, на что надеялся Дориан. Но и что с того ? Дориан решил сделать и, возможно пожалеть, его пальцы принялись расстегивать тугой ремень Бэзила, затем, по одной, расстегивать перламутровые пуговицы на рубашке в крапинках краски, рубашке художника. Безил прижимал голову Дориана к солнечному сплетению, носом тычась в золотые пряди, стараясь надышаться ароматом кожи Дориана и запомнить, как лежит каждый волос. Губы Дориана все еще отдавали жасминовым привкусом чая, непривычно жаркие, вступали в диссонанс с холодностью кожи Бэзила, ребра художника напоминали приоткрытые рты и Дориан целовал эти рты поцелуями без возврата, поцелуями в один конец. Бэзил и Дориан лежали на полу, постелью им служила их же одежда, чай давно остыл, а их тела еще нет. Дориан повернулся к Бэзилу: -Насчет портрета... Я согласен. Безил набрал в грудь побольше воздуха.