***
Они репетировали уже несколько недель. Сначала около месяца просто притирались друг к другу, прежде чем вообще начать играть. Теперь же репетировали до изнеможения, до ноющей боли в ногах, до саднящих от слишком большого количества сказанных слов связок. Но ничего не получалось, Шаст прямо чувствовал это. И дело было вовсе не в том, что Арсения со своей твёрдой позицией могла саботировать все попытки Антона. Нет, девушка играла просто великолепно, и в искренность чувств её персонажа Шастун охотно верил, но только сам никак не мог справиться с напряжением. Напряжение между актёрами витало в воздухе, ведь Антон невольно всё возвращался к словам коллеги о том, что ничего у них в этом спектакле хорошего не выйдет. Режиссёр был недоволен. Он кричал на Шаста, что тот всё портил, и парень даже с ним не спорил, ведь знал, что дело было именно в нём. — Шаст, я вижу, как ты пытаешься, — они с Арсенией уже давно перешли на ты и даже немного стали общаться. И после репетиции девушка просто села рядом и положила руку на плечо напарника. — Но не старайся себя пересилить или сломать. Говорю тебе, не выйдет. Просто играй, не пытайся что-то мне доказать. — Ась, дело не в этом, — Антон сидел, уперев локти в колени, и массировал подушечками пальцев виски. Голова страшно болела после насыщенного дня и особо громких криков режиссёра. — На меня возлагают слишком много надежд, но я боюсь, что не оправдаю их. Эта постановка — огромная ответственность, потому что ты… ты такая талантливая, опытная, просто невероятная. Мне, если честно, очень тяжело. — Перестань! — краем глаза Шаст заметил, как щёки Поповой смущённо зарделись. — Антош, в тебе есть огромный потенциал. И я верю, что в будущем ты прекрасно освоишь сложные драматические образы. А сейчас не пытайся убеждать меня или искушённых зрителей. Играй любовь так, как играл до этого. Слушай советы режиссёра. Худо-бедно отыграем, и наши мучения закончатся. Я смогу закрыть кредит, а ты забудешь мои загоны, как страшный сон. До завтра, Шаст, — Арсения встала с дивана и аккуратно огладила плечо коллеги. — Отдохни хорошенько, ладно? И не изводи себя понапрасну. Кто же знал, что после этих слов Шастун не сможет до утра сомкнуть глаз. Он ворочался всю ночь, а в ушах звучал только мягкий голос Арсении. Лёгкий аромат её духов, казалось, преследовал парня повсюду. Невесомые касания, которыми девушка одарила его после репетиции, будто бы отпечатались на плече навсегда. К утру Антон чётко осознал: любовь с Поповой он играть не сможет. И даже пытаться не будет. Нельзя будет сыграть то, что и так начинало теплиться в сердце. На репетиции Арсения была необычайно красива. Шаст смотрел на неё во все глаза и совершенно не думал о сценарии, периодически вообще выпадая из повествования. Наконец-то он начал осознавать то, что почувствовал ещё при первой встрече, но из-за своей гордости задвинул в самый дальний угол своей души. То, что лишь росло и крепло, пока они учились общаться и взаимодействовать друг с другом. То, что на секунду прервало дыхание, когда она позволила назвать себя Асей, а не Арсенией Сергеевной. Режиссёр снова кричал, но Шастун как-то пропускал его замечания мимо ушей. Впрочем, и возмущённые взгляды напарницы не отрезвляли разум. Сегодня после обеда они должны были репетировать сцену с поцелуем, и хоть Антон прекрасно знал, как надо «целоваться» на сцене, не мог и не хотел думать ни о чём, кроме губ Поповой, что его губ ни разу по-настоящему не касались. В самый решительный момент Шаст приложил все усилия, чтобы вместо сценического поцелуя получить самый настоящий. Отбросив все сомнения, перешагнув через себя и свои загоны, Антон поцеловал коллегу, а та на удивление не стала сопротивляться, хотя сначала оторопела. Её мягкие губы, от которых немного пахло вишней, лишь улыбнулись в поцелуй и стали отвечать. Неторопливо, очень чувственно. Шастун плыл, тонул в собственных чувствах, что нахлынули с особенной силой, окончательно потеряв голову. Но Арсения взяла всё в свои руки и незаметно для режиссёра ущипнула парня, ведь по сценарию именно он должен был отстраниться. Антон намёк понял сразу же. — Я так… люблю тебя, Мария, — прошептал он, глядя Поповой в глаза. Коллега улыбнулась, будто бы поняла, что эти слова предназначались в большей степени ей, чем её персонажу. — Так, стоп! — прервал их режиссёр. Шаст словно очнулся от наваждения. Всё внутри просто съёжилось в ожидании выговора, но начальник был, видимо, доволен. — Ну вот, Антон! Другое же дело, можешь, когда захочешь. Не очень понял, что это у тебя за импровизационные приколы, но так мне нравится даже больше. Я бы оставил поцелуй именно таким, если Арсения Сергеевна не против. — Вам виднее, — уклончиво ответила девушка. — Отыграю и так, если вы считаете, что так будет лучше.***
Премьера прошла на ура. Спектакль имел такой успех, что вскоре труппа малоизвестного театра отправилась с ним на гастроли по городам России. И, естественно, Арсения была с ними. Несколько месяцев они то путешествовали, то репетировали, хотя Антон был готов поклясться, что знал каждую буковку сценария наизусть. В работе были и новые спектакли и, что Шаста несказанно обрадовало — его Ася решила остаться в их театре, хотя все проблемы с её кредитом остались позади. Последний спектакль их тура прошёл в городе, где всё и началось, точно в годовщину знакомства с Поповой. И вот сейчас — уже после работы и праздничного ужина всех причастных в ресторане — Шаст сидел на кухне, а в его душе крутилась настоящая буря. Арсению он безумно любил и хотел именно сегодня попробовать перевести их отношения на новый уровень, прокручивая в голове речь, которую сочинил ещё с утра. Конечно, он мог сделать предложение прямо на сцене. Или потом — в ресторане, но не решился, чтобы не ставить свою любимую в неловкое положение. Всё-таки публичные предложения руки и сердца Шастун не одобрял. После того первого поцелуя они о своих отношениях не говорили, хотя те стали развиваться слишком стремительно. Мимолётные касания, полные тепла взгляды, быстрые поцелуи в различных закоулках театра, первая близость прямо в гримёрке, когда все разошлись. Были и прогулки, и свидания, и признания в бесконечной любви, но разговоров о том, кем они стали друг для друга, не было. Антону всё было понятно и без слов. Он любил и, как и на сцене, отдавал всего себя. Сейчас Шаст просто ждал Арсению, которая приводила себя в порядок после тяжёлого дня. Парень страшно волновался, теребя в кармане коробочку с кольцом. Он знал, что Попова не откажет, но шаг этот всё равно был ответственным и волнительным. Девушка вышла из ванной в пушистом цветном халате, который визуально делал её чуть ли не вдвое больше, с влажными волосами, без грима и макияжа. Она казалась такой уютной, что губы Антона невольно расплылись в улыбке. — Ты такая красивая, — прошептал он, поднявшись на ноги, и крепко прижал Арсению к себе. Возможно, сейчас был не лучший момент для предложения, но Шаст решил, что отступать уже некуда. Он отстранился и посмотрел в любимые голубые глаза. — Ась, помнишь, при нашей первой встрече ты сказала, что любовь на сцене сыграть нельзя? Глаза Арсении моментально потускнели, а улыбка исчезла с лица. Антон начал понимать, что, видимо, сказал что-то не так. — Как же не помнить, — она поджала губы, и Шасту стало действительно страшно, ведь он никак не мог понять, играет она сейчас или действительно неправильно поняла его намерения. — Ты ещё тогда ухмыльнулся и самодовольно сказал, что сможешь. Получается, смог, да? Шастун сильно хлопнул себя по лбу и беззвучно проматерился. Он понял, о чём заставил подумать любимую девушку, и ему стало совсем не по себе. — Ась, Асенька! — он осторожно взял Арсению за руку, но та постаралась отвернуться, чтобы скрыть подрагивающий от накативших слёз подбородок. — Арсюша, я дебил тупорылый, посмотри на меня! Антон опустился на колено, заставив Попову повернуться. Пусть он ударился мизинцем о ножку стола, эта боль была сейчас ничем по сравнению с громким стуком его сердца, что заглушал вообще всё вокруг. — Импровизирую я пока очень хреново, ты же знаешь. Я не так совсем хотел сказать! — улыбнулся Шаст и достал из кармана коробочку с аккуратным, скромным, но всё же красивым кольцом. — Арсюша, любимая моя, ты выйдешь за меня? И кольцо это — самое лучшее, ведь глаза Арсении загорелись вновь. — Да, — с улыбкой прошептала она и, наклонившись, поцеловала Антона так легко и нежно, что тот сразу позабыл обо всех своих тревогах, а камень с души не просто свалился, а укатился куда-то в небытие. Всё-таки Шаст боялся, а теперь не боится ничего. Ведь любовь на сцене сыграть нельзя. А он и не играл.