плечи

       по тэтте, может, этого и не скажешь, но у него хорошо выходит читать язык тел других людей, особенно если речь идет о дзено, которого ему без лишних раздумий ставят в напарники в надежде, что они сойдутся характерами, потому что по всем правилам противоположности притягиваются друг к другу, и они ведь действительно сходятся, хоть и не сразу, почти что потом и кровью; хотя бы не слезами, а то были бы совсем как дети малые, которыми их и так любит называть теруко.        о дзено, у которого для военного слишком уж легкая, грациозная поступь от бедра, которая заставляет задуматься о том, какой бы моделью был саигику, если бы он только не был ищейкой; получал бы он явно много, а еще то и дело попадал бы в разные скандалы из-за своего недостаточно спокойного характера. в общем, проблем с ним не оберешься ни тут, в ищейках, ни в воображаемом модельном агентстве.        о дзено, которого он видит практически каждый день на протяжении уже нескольких лет, который воспринимается со всей своей остроязычностью как нечто обыденное.        о дзено, который жалуется на то, как ужасно у него сводит ноги, когда он долго сидит, закинув одну на другую, хоть и периодически меняет их — это не помогает, — но ничего не делает для того, чтобы избавиться от этой своей явно плохой привычки, какой бы элегантности она ему ни добавляла.        о дзено, который запрещает называть его по имени на рабочем месте — исключительно "дзено-сан". все тот же запрет касается и любых прикосновений. тэтте с этим не смиряется.        о дзено, у которого всегда напряженные плечи, каким бы расслабленным он ни хотел казаться. отчего?        никто не знает, но можно сделать несколько несмелых предположений, как это и делает тэтте, но куда смелее, чем остальные, потому что это серьезно единственное, что он может сделать.        понимать саигику сложно, но привычно; привычнее, чем шумную абсолютно всегда теруко и какого-то скованного (это все из-за всего проведенного в портовой мафии времени?) мичизу. сколько они уже с саигику? как коллеги? как напарники? как любовники? достаточно.        но они все еще не достигли того уровня доверия, чтобы тэтте узнал о прошлом саигику больше, чем другие, потому и сложно представить себе приблизительный вес той ноши, что он несет на своих плечах в одиночку, потому что гордый, сильный, независимый от кого бы то ни было.

***

       — дзено-сан, рабочий день уже закончен, — тэтте заглядывает в свою кружку с кофе, в которой кофе только был; от него и соевого соуса остался осадок, который позже придется отмывать с губкой. проклятье... что-то подсказывает ему, что кружка саигику либо так же, либо полна, как и была, и какой-то зеленый травяной чай, который он так любит, нетронутый, уже давно остыл.        — поздравляю, тэтте-сан, вот и иди к себе домой, — как всегда: уважительный суффикс "сан", но добавленный к имени тэтте, и не такое уж уважительное, но весьма привычное обращение на "ты". тэтте уже давно не жалуется на это.        "к себе домой". не "к нам домой", под которым подразумевается квартира саигику, которая объективно имеет куда более лучшие условия, чем остальные квартиры ищеек: повышенная звукоизоляция за счет более толстых стен, незагроможденность какой-то лишней мебелью, которую не поднималась бы выкинуть рука (у саигику вот поднялась), и наименьшая отдаленность от их базы, которая иногда была скорее минусом, чем плюсом — чуть что происходит в выходной, вызывают именно его, саигику, который с трепетом относился к своим законным и заслуженным потом и кровью (зачастую не своей, а чужой) выходным и не стеснялся быть излишне драматичным, что часто высмеивалось или теруко, или командиром, и оба делали это без какой-либо опаски.        и тэтте давно не слышал, чтобы саигику говорил так: недовольно, резко; саигику говорит так только в самые тяжелые дни, но тэтте не думал, что сегодняшний окажется таким, ведь он был не самым сложным, скорее, просто долгим, потому что за миссиями время всегда пролетает быстрее, чем за кипами бумаг, которые свалились сегодня на них, потому что остальных на базе не было, что было несколько нелогично, ведь толк в бумажной работе был только от тэтте, у которого во рту успело много раз пересохнуть, пока он зачитывал вслух каждую строку с каждой бумаги специально для напарника, который при этом находил забавным делать вид, что он что-то не расслышал, и заставлять тэтте перечитывать что-то по несколько раз, что тот послушно и без каких-либо пререканий выполнял, хоть и на интуитивном уровне догадывался о том, что к чему, и жалел — ходить и наполнять свою кружку водой из кулера, который был в другом конце коридора, возле самой лестницы, каждые пятнадцать минут, было весьма утомительно.        — а ты не собираешься? — спрашивает, осторожничает тэтте, не меняя тона своего голоса, зная, что это способно поумерить пыл и успокоить саигику — это уже проверено, поэтому не подлежит и малейшему сомнению.        — м-м, нет, — саигику склоняется ближе к своему столу и упирается лицом в свои руки, потирает переносицу и хмурит брови как от головной боли. тэтте знает — в последнее время она сильно мучит дзено, и количество того обезболивающего, что он пьет, даже немного пугает; его, тэтте, пугает.        ищейки терпимы к боли, но, увы, не к такой; об этом инженеры как-то не подумали, разрабатывая каждое улучшение ищеек, и тэтте как-то раз порывался к ним с одним предложением... послушать-то его послушали, но только развели руками: увы и ах, не в их силах, сколько времени и средств на новые исследования ни давай.        и вот опять — напряжение в чужих плечах, которое видно невооруженным глазом и которое, кажется, никогда никуда не пропадает. отчего?        тэтте не знает всех подробностей, но уверен в том, что тот груз, который саигику практически в гордом одиночестве несет на своих плечах, до невозможного тяжел. удивительно даже, как этот хрупкий человек, отказывающийся от любой помощи, что ему предлагают, способен такое выносить на постоянной основе день за днем, практически не жалуясь.        — я могу сделать тебе массаж? — тэтте сам не понимает, предлагает ли он или спрашивает у него разрешения на это, но это первая мысль в его голове, которую он озвучивает, потому что только к этому он и привык. дзено всегда говорит ему: "ты хоть думай перед тем, как говорить". ну а что же еще делает тэтте, если не думает? он же человек — не думать он попросту не может.        и сразу готовится к отказу, резкому, как и всегда, потому что дзено заставляет всех в своем окружении к этому привыкнуть.        а саигику слушает его как-то невнимательно, потому что он пропускает это мимо ушей, как и ранее, находясь почти в полудреме, и тэтте приходится повторно озвучить свой вопрос, подойти ближе и, нагло проигнорировав самый старый из всех запретов — запрет на прикосновения на рабочем месте — и приготовившись в скором времени за это ответить, повторить его; тэтте несложно.        — ну валяй, — для того, кто только и делает, что ворчит, дзено соглашается со слишком большим энтузиазмом, который никакая резкость в его словах не скрывает. тэтте не сдерживает смешка. — эй! только не переборщи, у меня и так все болит. не хочу, чтобы от твоих тупых рук все стало еще хуже.        "все болит", и он молчал. тэтте вздыхает, не удивляется, хотя очень хотелось бы.        хотя бы в такие моменты саигику бывает немного честнее и откровеннее, чем обычно — это не может не радовать.        — в штабе никого больше нет, — как бы невзначай говорит суэхиро через какое-то время, переходя от чужой шеи к плечам, которые только-только немного, но расслабились, и тут же жалеет о том, что вообще раскрыл свой рот, ведь саигику тотчас под его руками напрягается, словно он сделан из негнущейся стали, но совсем не надолго, хоть и теперь он не расслаблен в той мере, как был расслаблен до этих слов. саигику коротко дергает плечом, побуждая тэтте продолжить свой ленивый массаж.        не сказать, что саигику не верит этим словам тэтте, но он предпочитает проверить это сам, прислушавшись, что только есть сил, и может сказать, что, как минимум, на их этаже никого нет; как максимум, тэтте не врет, не пытается запудрить его уставшие, почти что неспособные соображать мозги, и в штабе действительно никого, кроме них, уже нет.        пока саигику молчит, тэтте думает, что тот решил сделать вид, что попросту пропустил его слова мимо своих ушей, но это не так.        — это ты на что мне сейчас намекаешь? — голос саигику звучит низко, потому что он, запрокинув голову, наслаждается не совсем умелым, но самым приятным за всю его жизнь и таким необходимым ему массажем, потому что руки тэтте всегда теплые и, возможно, не такие тупые, какими их обозвал дзено. тэтте имеет полное право гордиться собой и своей работой, потому что впервые саигику не разбрасывается грубыми и резкими словами о том, как бесполезен суэхиро. достижение.        — ты не подумай, ни на что, — мнущие движения его пальцев вскоре и неожиданно для них обоих превращаются в гладящие, и саигику не находит ни сил, ни желания недовольно отметить это вслух и уж тем более ударить тэтте по рукам, чтобы прекратить это здесь и сейчас.        да, он соврет, если скажет, что ему не нравится.        но дзено же не привыкать врать, верно?        а тэтте и в самом деле ведь не намекает — и не думает, но отчего-то саигику всегда лучше и больше знает об этом, потому что таких как тэтте он видит насквозь.        — ах, тэтте, — саигику выдыхает и полностью откидывается на спинку стула, на котором сидит, словно отдаваясь в — ладно, не такие уж и тупые — руки тэтте. выглядит он немногим лучше, чем прежде: он прекратил хмурить брови, словно головная боль тут же прошла без принятия им обезболивающих таблеток, выглядел почти что как человек, попросту уснувший за работой, а не потерявший сознание или — прости, господи — впавший в кому, а напряжение в его плечах действительно отчасти спало, словно бы тэтте сейчас взвалил часть какого-то тяжелого груза с плеч саигику на свои.        саигику не нравилось об этом думать — это ведь будет новый повод для тэтте называться сильнейшим в ищейках.        пока саигику находится в размышлениях, которые ему совсем не нравятся, тэтте возвращается к выполнению своего плана о забрасывании работы, которая и не должна была сваливаться на них, и о как можно более скором возвращении домой; не по домам, как об этом говорил почти что в самом начале саигику, не намекая, а прямо говоря, что сегодня он не в том настроении, чтобы завершать этот день и начинать следующий вместе с тэтте, который его порядком взбесил за эти долгие рабочие часы. все, он исчерпал весь свой максимум сил на то, чтобы терпеть его.        — пойдем домой? — тэтте спрашивает это уже не так осторожно, как ранее, практически уверенный в том, что ему сейчас дадут положительный ответ и, возможно, даже улыбнутся.        кто-то излишне поверил в себя и в свои силы.        тэтте не учитывает только одного — нестабильного, быстро сменяющегося настроения саигику, который словно специально никогда не соответствует чужим ожиданиям.        — тц, вот же... — саигику цокает языком. если бы он только мог, о бы еще и глаза закатил от этого предложения, которое он так надеялся не услышать в этот момент. в какой угодно, но не в этот, когда он чувствует себя смертельно уставшим, и единственным, чего бы ему хотелось сейчас, было упасть в объятия мягких матраса, подушки и одеяла; ну и пижамы заодно тоже.        ага, еще бы тэтте удалось так легко и быстро задобрить этого демона по имени саигику, который на самом деле очень хотел согласиться, но при этом слишком уж не хотел потерять лицо перед кем-то, даже если этим "кем-то" и был тэтте, который в каком только состоянии дзено ни видел.        — домой, домой... вот ведь заладил. так устал, что ли?        тэтте редко чувствует усталость, но все еще прекрасно помнит, как она ощущается в каждой мышце в его теле, которая словно наливается свинцом. конкретно сейчас он не чувствует себя уставшим — это же не миссия по поимке какого-то опасного преступника, где нужно прикладывать много сил. но признать стоит: суэхиро не был любителем умственных нагрузок, в этом он спокойно соглашался с саигику, который не раз говорил об этом, думая, что это замечание может ранить тэтте, как ранит клинок, взрыв или пуля.        но ведь тэтте ищейка — ему и его закаленному тренировками и боями телу это все нипочем.        поэтому, конечно, нет, не устал — устал тут только саигику, но он ведь будет еще остаток этой и всей следующей недели отрицать это и искать самые глупые, на какие только способен его гениальный мозг, оправдания для самого себя.        — ага. очень устал, — тэтте изо всех сил прячет свою глупую, почти счастливую улыбку — ему удалось! удалось уговорить дзено! — но не контролирует свое сердце, которое выдает его перед саигику с головой, но тот ни слова об этом не говорит, принимая чужие условия им же начатой игры. какой уже по счету раз он уступает в этой односторонней борьбе за звание сильнейшего в ищейках? сказать точно сложно.        они, так уж и быть, вместе возвращаются домой, в квартиру саигику, где даже ни в одной комнате не зажигается свет, когда они заваливаются спать, обещаясь принять душ с утра.        поговорить, возможно, тоже, но тут саигику ничего не обещает.        саигику в принципе не из тех, кто что-то обещает и, что самое главное, свои обещания выполняет, но с тэтте ему удавалось переступать и через свою гордость, и через все свои тревоги. тут ему было ради чего и ради кого стараться.