Ты не сможешь убежать от себя

Ночь плавно опустилась на город. Восточный ветер принес с собой холодный воздух, но его силы не хватило, чтобы разогнать густой грязно-желтый туман. Мрачные массивы зданий утопали в нём так сильно, что от них оставались лишь зловещие силуэты. Редкие прохожие зябко кутались в теплые пальто и торопились скорее оказаться в уюте и безопасности своего дома. И только Джонатан Рид неспешно прогуливался по широким, замощенным плиткой улицам, не обращая никакого внимания на промозглый влажный холод. Ему некуда было торопиться. Он, словно сытый лев, неторопливо обходил свои владения, погруженный в вязкие размышления, лениво перетекающие от одной темы к другой. В такие моменты к нему никогда не приходили дельные мысли, поэтому он просто в очередной раз прогонял в голове результаты своих последних исследований, постоянно сбиваясь на совсем уж пространные размышления. Город словно оцепенел от рано пришедших холодов, и Джонатан определенно маялся от скуки. Не было видно даже патрулей Стражи Привена, которые привычным раздражающим фактором обычно маячили где-то в отдалении, отслеживая все его передвижения, но не решаясь вступить в прямую конфронтацию. В эти игры они играли с тех пор, как Джонатан провернул тот трюк с исчезновением десятка их людей. Перед глазами экона будто наяву вспыхнули сверхновой и пронеслись обжигающие моменты ночи, последовавшей за похищением. О, он определенно насладился каждой минутой. Джонатан одернул себя, в очередной раз поймав за хвост непрошеные мысли о Джеффри Маккалуме. Он получил, что хотел, но в глубине души не унималось беспокойство. Нужно было развеяться, избавиться от скуки и непрошеных мыслей. И лучше всего от этого помогла бы хорошая охота. Джонатан огляделся — поблизости никого не было, лишь где-то в темноте копошились крысы, да вдалеке подвывали голодные собаки. Тогда он подключил свои вампирские чувства, отсеивая людей, мирно спящих в своих домах — он не станет ломиться к ним через окна, привлекая ненужное внимание и создавая чересчур много лишнего шума. Наконец через улицу он обнаружил заманчивое переплетение горячих вен и артерий, оплетающих бьющееся сердце и утопающих в прекрасном ореоле из чарующей красноты. Он подался зову крови. Источником манящего аромата оказалась молоденькая девушка, одетая не по погоде — в бывшую когда-то белой блузку, расстегнутую на нескромное количество пуговиц, и яркую пеструю юбку с вырезом, из которого кокетливо виднелась тощая ножка, обтянутая чулком; на ее плечи была накинута куцая накидка с видавшим виды мехом. Девушка подрагивала от холода, но упорно не покидала свой пост. Ее род деятельности не оставлял под собой никаких сомнений. Джонатан присмотрелся к девушке. На вид ей было не больше двадцати лет; каштановые волосы с легкой рыжинкой собраны в небрежную прическу; правильные черты лица без лишней косметики. Для проститутки она была бы довольно симпатичной, если бы не изможденный вид, залегшие круги под глазами и излишняя худоба. Ее сердце билось быстро и постоянно запиналось, температура тела была завышена, отчего по щекам и шее расползлись неровные красные пятна, а состояние легких было далеко от идеала. Все это вкупе с редким сухим покашливанием, рвущимся из груди, наводило на мысли о начинающейся пневмонии или, что вероятнее, чахотке. Еще пара месяцев, и этот цветок увянет, задыхаясь от кашля в грязной, кишащей клопами кровати. Не лучше ли сорвать его сейчас? Облегчить будущие страдания? Джонатан подошел поближе, вступая в освещенный фонарем круг дороги. Девушка оживилась и чуть сощурилась, пытаясь рассмотреть заинтересованного прохожего. Быстро оценив его дорогой костюм, приятную внешность и ухоженный внешний вид, она вооружилась той самой улыбкой, которую наверняка оставляла лишь для самых важных клиентов и считала обольстительной. — Не хотите ли развлечься, мистер? — ее заискивающий голос звучал чуть хрипло и с легким акцентом. Джонатан подошел еще ближе, и, видимо, в его глазах отразился неправильный голод — не тот, с которым мужчины обычно смотрят на легкодоступных женщин — или у девушки была сильно развитая интуиция. Улыбка медленно сползла с ее лица, а в глазах отразились растерянность и страх. Джонатан хищно оскалился, выставив на обозрение удлинившиеся клыки и прорычал: — Еще как хочу, милая. Беги. И она побежала. Они всегда убегали. Это было основополагающей их инстинктов, заложенных еще тысячи лет назад первобытными предками. Жертва всегда должна убегать от хищника. Спасать свою жизнь любой ценой. Она бежала молча и не разбирая дороги, экономила дыхание. Кричать было все равно бессмысленно — никто не придет на помощь одинокой заблудшей душе. Джонатан пару раз играючи нагонял добычу, прочерчивая когтями длинные глубокие царапины то на бедре, то на спине жертвы и с наслаждением вдыхая аромат свежей крови и яркого обреченного страха. Он знал все темные закутки этого города, и пока девушка не успела совсем выдохнуться от кровопотери и быстрого бега, он умело загнал ее в подходящий уединенный тупик. Осознав, что бежать больше не имеет смысла, она остановилась и развернулась к обидчику. На ее глазах выступили слезы. «Не делайте мне больно», — беззвучно молила она. «Не сделаю, все закончится быстро», — так же мысленно пообещал ей Джонатан. Она закрыла глаза. Смирилась, приняла, поверила обещанию. Ее кровь была как молодое вино на обеденном столе в небогатой семье. Легкая, с терпкими нотками зарождающейся болезни и горьковатым послевкусием. Ничего особенного. Его больше порадовала сама охота. Его жатва, которую он собрал у города в счет спасения от ужасной гибели в объятиях Темной Матери. Он сохранил столько жизней, тысячи людей только благодаря ему не захлебнулись в отравленной крови, которая рано или поздно потекла бы по улицам окутанного эпидемией Лондона. Разве он не имеет права взимать плату?! Разве он многого просит? Его поборы — лишь крохи по сравнению с тем, что взяла бы Морриган и расплодившиеся у нее под крылом твари. Он имеет полное право распоряжаться каждой жизнью здесь. Это его город. Он ревностно защищает его, это его прямая обязанность. Джонатан без сожаления отпустил обескровленное тело, и оно мешком осело на мерзлую грязь. Он вытер губы платком и продолжил свой путь. Через несколько кварталов он явственно ощутил знакомое присутствие. Порох, железо, въевшаяся в шерстяное пальто кровь, табак, дешевый одеколон и ни с чем не сравнимый мускусный аромат — это был Джеффри. Джонатан усмехнулся — зря он списал эту ночь со счетов. Скуку как рукой сняло. Маккалум редко выходил на подобные вылазки, тем более в одиночестве. Должно быть, у него хватало и других дел. Значит, ему что-то нужно от Джонатана. Джонатан подпустил его как можно ближе, делая вид, что ничего не замечает. Он неспешно шел и продолжал гадать, чего все-таки хочет Джеффри. Мести? Или продолжения? И то, и другое интриговало. С той самой ночи прошло несколько недель. Этого с лихвой хватило бы, чтобы зализать раны и наточить копья. Или разобраться в себе. Погрузившись в свои мысли, Джонатан чуть не пропустил момент атаки. Он едва успел увернуться — с тихим щелчком прямо около его виска пролетел арбалетный болт. Джеффри практически моментально оказался рядом, и в его руке блеснуло лезвие кинжала. Джонатану хотелось поиграть, поэтому он отложил в сторону все свои смертельные приемы. Охотник был хорошо подготовлен и двигался настолько быстро, насколько вообще мог двигаться человек. Когда на предплечье Джонатана с острой вспышкой боли расцвел очередной порез, он понял, что пора заканчивать прелюдию. Он с четко рассчитанной силой толкнул Джеффри в грудь, и тот, пролетев не меньше метра, с глухим стуком врезался в кирпичную стену рядом стоящего здания. Удар выбил весь воздух из его легких, отчего охотник захрипел, пытаясь снова наполнить их кислородом. Джонатан оказался рядом с ним буквально сразу же после толчка, навалился всем телом. Одной рукой он схватил Джеффри за горло — не пережимая, но удерживая на месте, — а другой перехватил руку с кинжалом и прижал ее к стене. Азарт захватил его с такой силой, что он даже не чувствовал дискомфорта от затягивающихся ран. У Джеффри наконец получилось нормально вдохнуть воздух, он закашлялся и одновременно с этим начал вырываться из хватки, яростно сверкая глазами. — Отпусти меня, тварь, — хрипло приказал он. Джонатан усмехнулся и лишь сильнее сжал его горло. Джеффри загнано дышал, его сердце было готово выскочить из груди, а зрачки расширились так, что почти не было видно радужки. От него пахло яростью и адреналином. Какое прекрасное сочетание — чудесный купаж. Тело экона наполнилось предвкушением, перед глазами сгустилась багровая пелена, а клыки зудели от нетерпения. — Уже соскучился, Джеффри? Так быстро. Я польщен, — Джонатан облизнулся. Он чуть разжал хватку на горле, грубые касания превратились в поглаживания. Длинные пальцы пробрались под шейный платок и с невероятной точностью нашли затянувшийся след от укуса. Чуть шершавые подушечки обвели каждую ранку, отчего из горла Джеффри против воли вырвался неопределенный звук — то ли полувздох, то ли полустон. — Не дождешься, пиявка, — будто противореча себе, прохрипел он. Джонатан отодвинул платок вниз, почти нежно обхватил пальцами подбородок Джеффри и слегка откинул его голову в сторону для собственного удобства, а затем неспеша прошелся языком по яремной вене. Тело под ним мелко задрожало, и кинжал с глухим бряканьем упал на землю. — О, мой дорогой охотник, не нужно отказывать себе в удовольствии, — практически промурлыкал Джонатан, имея ввиду и себя тоже. В первую очередь себя. Что ж, после посредственного аперитива его ждал отменный десерт. Кто он такой, чтобы отказываться от предложенного угощения, особенно если оно само пришло к нему в руки?! Стук упавшего оружия заставил Джеффри очнуться от наваждения и предпринять еще одну попытку вырваться. Однако было уже поздно — Джонатан прижался еще ближе, буквально вдавив охотника в стену, а его клыки аккуратно вонзились в плоть у основания шеи — незачем портить игрушку раньше времени. Однако первый глоток крови принес вовсе не удовольствие вкусовым рецепторам, а нечто совершенно иное. Горло буквально обожгло невероятно сильной болью. Джонатан резко отстранился и закашлялся. Голова закружилась, колени подогнулись, и он, не контролируя своего тела, рухнул на землю. В ушах бил набат, глаза застилала пелена подкатывающего обморока. Последнее, что он увидел, проваливаясь во тьму — Джеффри, стоящего над ним с ухмылкой: — Попался, ублюдок. *** Джонатан дрейфовал в бескрайнем море. На него мерно накатывали темно-красные волны всепоглощающей боли. Они накрывали с головой, и каждый раз казалось, что из этой пучины он не вынырнет никогда. Но багровые волны боли милостиво сменялись на черные волны забвенья. Облегчение длилось недолго, и за очередной черной волной, как неумолимый рок, всегда следовала багровая. Казалось, прошла целая вечность блуждания по морю. Наконец он увидел землю. Слабый лунный свет плохо рассеивал окружающую тьму, отчего и прибрежный песок, и виднеющийся вдали лес были окрашены в монохромные тона различной интенсивности — от грязно-серого берега до почти черных деревьев. Песок под голыми ногами казался обледеневшим и неприятно колол ступни. Джонатан направился к лесу — единственному ориентиру. Казалось, он был один в этом чистилище, но как только он зашел поглубже в чащу, из тьмы начали выступать силуэты людей. Они становились все четче и четче. Наконец он разглядел. Его семья, близкие, друзья, сослуживцы, пациенты — те, кого он спас, и те, кого не смог. Они тянули к нему костлявые руки, с которых пластами отходила последняя плоть, и безмолвно открывали рты, будто пытались сказать что-то важное. Их пустые глазницы, в глубине которых копошились могильные черви, смотрели на Джонатана с безучастным осуждением. По лесу гулял смрадный запах затянувшегося разложения. Джонатан хотел закричать, но из не слушающегося горла вырвался лишь жалкий хрип. Глаза открывались медленно, будто бы для этого необходимо было приложить гигантские усилия. Сознание возвращалось постепенно, нехотя. Каждая клеточка его тела беспрестанно зудела, регенерируя и отторгая яд. Джонатан медленно, на пробу, приподнялся и огляделся вокруг. Он находился в камере, достаточно просторной. Три ее стены и пол были выполнены из красного кирпича. Вместо четвертой стены красовалась решетка из толстых прутьев и с массивной металлической дверью посередине. Наверху виднелась похожая решетка. За ней, на потолке, можно было рассмотреть небольшую ультрафиолетовую лампу, провода от которой тянулись куда-то на уровень выше. Лампа пока что была выключена. Джонатан лежал на небольшом кирпичном возвышении, видимо, играющем роль кровати. Под ним был лишь тонкий грязный матрас. Поодаль от возвышения стоял кривоногий столик, на котором размещалось небольшое ведро, а рядом с ним лежало полотенце. Больше никакой мебели в его темнице не было. За решеткой виднелся широкий коридор, слабо освещенный кем-то оставленной масляной лампой, висевшей на стене. В этом безусловно подвальном помещении больше никого не было — ни других заключенных, ни даже крыс. Лишь в соседней камере отчетливо слышалась редкая капель. Пахло сыростью, плесенью и старой засохшей кровью. Ноги плохо слушались, тело одеревенело. Такую слабость он испытывал всего раз в жизни, будучи еще человеком, когда получил пулевое ранение в плечо. Джонатан медленно обошел по периметру всю камеру. Стены в ней были девственно чисты — ни окон, ни каких-либо царапин или надписей. Такое ощущение, что в этом «номере» он был первым постояльцем. Лишь небольшая резная панель вентиляции в углу выбивалась из унылой картины. Из вентиляции слабо тянуло свежим воздухом. Решетка — плохой способ удержания экона. Однако здесь она была явно непростой — приблизившись к ней, Джонатан почувствовал, как волоски на его руках становятся дыбом. А когда обхватил ее ладонью, его прошило разрядом, будто бы решетка находилась под напряжением. Он буквально нутром чувствовал, что не сможет преодолеть ее. Не из-за слабости, а из-за чего-то другого. Необъяснимого и невидимого, но такого осязаемого. В ведре, стоявшем на столе, обнаружилась чистая вода. Джонатан умылся, затем, немного подумав, снял рубашку — единственную вещь, помимо брюк, которая остались на нем и при нем — и наскоро обтерся влажным полотенцем. Грязную, прорезанную в нескольких местах рубашку обратно надевать не хотелось, но у него не было выбора. Глаза экона начали немилосердно слипаться, а значит, вставало солнце. Он надеялся, что отдых придаст ему сил, и вернулся на матрас. Однако как только он лег, с тихим жужжанием включилась ультрафиолетовая лампа. Она была слабой, и не могла серьезно ему навредить, но раздражала, приносила ежесекундный дискомфорт и не давала спать. Кожу, не прикрытую одеждой, начало припекать, будто бы он перележал под полуденным солнцем на каком-нибудь пляжном курорте. Недлинный световой день, присущий поздней осени, показался Джонатану целой вечностью. Он не мог спать, не мог думать, лишь лежал и выжидал окончания этой пытки. Как только солнце зашло, лампа погасла. Но облегчения это не принесло — вместе с опустившейся на город ночью пришел дикий голод. Регенерация, работающая на износ, требовала подпитки. Пытаясь хоть как-то совладать с жаждой крови, Джонатан напряг свой слух и попытался понять, что происходит наверху. А там было довольно оживленно — неразборчиво о чем-то перекрикивались, перетаскивали явно тяжелые предметы, ходили туда-сюда и изредка что-нибудь роняли, отчаянно при этом ругаясь. Масляный фонарь, висящий в коридоре, давно уже погас, и после отключения ультрафиолетовой лампы все погрузилось в непроглядную тьму. При отсутствии хоть какого-то источника света даже сверхъестественное существо на сможет ничего рассмотреть. Впрочем, рассматривать было особенно нечего. Через несколько часов в глубине коридора послышался скрип открывающейся двери и неторопливые шаги. Вскоре в ореоле теплого света от переносной лампы появился Джеффри Маккалум. В другой руке он держал небольшой холщовый мешок. Джеффри хотел было повесить лампу на специально предназначенный для этого крюк в коридоре, но заметив, что он уже занят точно таким же фонарем, только погасшим, тихо вздохнул, видимо, мысленно ругая своих нерадивых подчиненных, снял погасший фонарь и повесил на его место только что принесенный. После он повернулся и приблизился к решетке, впрочем расчетливо оставляя между собой и прутьями некоторое пространство. Джонатан наметанным врачебным взглядом подметил неестественную бледность мужчины, глубоко залегшие тени под глазами, полопавшиеся капилляры в глазах, тахикардию с легкой аритмией, а также легкие признаки обезвоживания. Он пересек границу между светом и тьмой, создаваемую лампой, и тоже приблизился к решетке. — Плохо выглядишь, Джеффри, — ехидно заметил он. Джеффри фыркнул и пожал плечами: — Это ты себя еще не видел, упырь. — Чем ты меня накачал? — Этот вопрос волновал его с самого пробуждения. Он ни разу ни с чем подобным не сталкивался, и Эдгар ему о таком не рассказывал. — Если так хотел со мной встретиться, мог бы просто попросить. — Понравилось? Наше новое изобретение, — усмехнулся Джеффри, пропуская мимо ушей последнее замечание вампира. Он не выглядел особо торжествующим, от него сквозило усталостью. — Не только в Братстве имеются «умники». Скалей и слабых пиявок эта штука убивает на месте. Тех, кто посильнее, выводит из строя на некоторое время. — Интересно. Однако это ваше «новое изобретение» заодно травит и носителя? — протянул Джонатан и прошелся по охотнику намекающим взглядом. — Пустяки, — отмахнулся тот. — Сопутствующий ущерб. Пройдет. Зато дело сделано — я поймал тебя, пиявка. — Значит, все-таки месть? — пробормотал про себя Джонатан. Его кольнуло необоснованной горечью. Это было странно. В их отношениях «вампир — охотник на вампиров» всегда все было кристально ясно и однозначно. Чего еще он хотел? Экон встретил непонимающий взгляд Маккалума. Однако не стал ничего пояснять, и просто перевел тему. — Что это у тебя? — он указал на холщовый мешок в руках охотника. Джонатан старался особо не сосредотачиваться на нем, чтобы не подстегивать жажду. Он и так уже с самого начала предполагал, кому все это предназначалось. И очень надеялся, что это не очередная издевка. — А, точно, — будто вспомнил Джеффри и на миг сверкнул белозубой насмешливой улыбкой. — Это тебе. Не хочется, чтобы ты обвинял меня и Стражу Привена в негостеприимстве. Он нагнулся и просунул мешок в специальное отверстие в двери камеры. Усилием воли Джонатан заставил себя спокойно подойти к мешку и взять его, а не вырывать прямо из рук охотника. Внутри обнаружились две еле живые крысы. Видимо, им здорово досталось в процессе поимки. В них еще теплилась жизнь, и их кровь отчаянно манила его. Он заворожено смотрел на чуть дышащие меховые тельца тварей, не в силах оторвать взгляда. — Нравится? — хохотнул Джеффри. — Заставил провинившихся ребят отлавливать их на складе. Кажется, одного они даже покусали. Надеюсь, из-за тебя он не умрет от заражения крови. Приятного аппетита, пиявка! Джонатан заметил брезгливый взгляд и чуть отвернулся от охотника. Как бы он хотел тоже почувствовать брезгливость, но им овладел лишь всепоглощающий голод. Из каждой крысы он сумел добыть лишь по несколько глотков теплой крови. Эта малость не насытила его, а лишь подстегнула голод. Он с сожалением облизнулся, сложил то, что осталось от его скудного ужина обратно в мешок, и небрежно откинул его куда-то в сторону. К горлу подкатила клокочущая злость. Джонатан снова подошел к решетке и, несмотря на легкий дискомфорт от прутьев, почти прижался к ней всем телом. — И что теперь? — начал он. — Будешь держать меня здесь, как забавную зверушку, и подкармливать объедками, чтобы потешить свое эго? Именно этого ты хотел добиться? Посадить меня на цепь? Джеффри раздраженно сверкнул глазами. — А если и так? Джонатан определенно двигался в верном направлении. — А может быть, тебе понравилось в тот раз? И ты не смог найти в себе сил попросить меня о повторении. Может, думал, что я не соглашусь. Поэтому не придумал ничего лучше, чем закрыть меня здесь. Что, будешь бегать ко мне трахаться, пока твои солдатики наверху ничего не понимают и думают, что ты меня пытаешь? — голос вампира сочился насмешкой. Джеффри вспыхнул и неосознанно шагнул в сторону Джонатана. Он хотел возразить, но был схвачен на лацканы своего пальто и притянут вплотную к решетке. Их лица оказались так близко друг от друга, что они почти столкнулись носами. — На твоем месте я бы не стал этого делать, — прошипел Джеффри, прожигая его взглядом. Он не пытался вырваться. — Что именно делать, мой дорогой охотник? — спросил Джонатан, оскаливаясь. — Укусишь меня, и снова отравишься. Не так сильно, но тебе не понравится, обещаю. Убьешь, и мои люди расстреляют тебя на месте. А ключей от этой камеры я предусмотрительно с собой не взял, так что ты в любом случае не выберешься отсюда. Он и не думал, что будет просто. Помедлив несколько секунд, Джонатан с усмешкой разжал пальцы и отступил назад. Джеффри оправил пальто и, забрав фонарь, удалился со словами: — Размещайся с комфортом. Надеюсь, ты оценишь наше радушие. Через некоторое время дверь с лязгом закрылась, оставляя его в полной темноте наедине со своими мыслями. *** Кромешная темнота, вытаскивающая из глубин души Джонатана всех демонов, снова сменилась на оглушающий свет ультрафиолета, чтобы в свой час вернуться вновь. В таком режиме прошло около двух суток, которые показались Джонатану месяцами, если не годами. При свете лампы он не мог ничего делать — его накрывала апатия. В кромешной же темноте он тщетно пытался хоть как-то унять жажду крови — размышлял, либо прислушивался к тому, что происходит наверху. Когда он не мог больше терпеть, то начинал метаться по камере как загнанный зверь, ощущая злость и отчаяние и проклиная свое тело за слабость. Пару раз к нему приходили люди из Стражи Привена и молча совали в прорезь двери мешки с одной или двумя крысами, после чего так же молча уходили. В очередное «темное» во всех смыслах время суток Джонатан лежал на матрасе и пытался сосредоточиться на происходящем этажом выше. Сегодня там было на удивление тихо. Привычная за несколько суток суета сменилась на ощущение запустения. Ни шагов, ни голосов. В душе всколыхнулось отчаяние в равной пропорции с надеждой. Джонатан ждал. Он чувствовал, что сегодня что-то должно произойти. За несколько часов до рассвета, наконец, послышались шаги. Джонатан прислушался и насчитал троих. Привычно лязгнула дверь, и через несколько десятков секунд к его камере приблизился Маккалум в сопровождении двоих солдат. Повесив лампу на привычное место, Джеффри приблизился к решетке, и Джонатан смог его разглядеть. Охотник выглядел намного лучше, чем пару ночей назад, однако на его лице все еще были заметны следы усталости. — Подойди ближе к решетке и вытяни руки, пиявка, — сухо приказал он. Его глаза, казалось, не выражали ничего. Джонатан понял, что его хотят ограничить еще больше, и все внутри него воспротивилось этому. — А если я этого не сделаю? — спросил он. — Тогда я просто уйду. — В словах Джеффри был явно какой-то подтекст или продолжение, но он не стал больше ничего озвучивать, вероятно, из-за двух пар лишних ушей. Джонатан помедлил, но все же любопытство победило. Пожалеет ли он об этом? Он подошел и нехотя протянул руки вперед. Джеффри достал из кармана пальто наручники — с виду обычные, как у полицейских, но по бокам браслетов были выгравированы какие-то рунические символы. Наручники защелкнулись, и холод металла обжег кожу, причиняя легкую боль и дискомфорт. Джонатан тихо зашипел и подавил желание прижать запястья к груди. Он понял, что не чувствует своих сил, будто бы снова стал обычным человеком. Только вот обычный человек не хочет вцепиться в горло двум явно лишним людям, стоящим буквально на расстоянии нескольких метров от него, и иссушить их без остатка. Длительное заключение и вынужденная голодовка явно не пошли на пользу его самоконтролю. Он нервно облизнулся и выжидающе посмотрел на Джеффри. Тот снял пальто и передал его своим людям, предварительно достав из внутреннего кармана очередной мешок, а затем подошел к двери камеры. — Открывай, Фред, — приказал он одному из сопровождающих. Названный Фредом некрасивый рыжеватый мужчина средних лет замешкался и неуверенно спросил: — Вы уверены, сэр? — Я сказал, открывай, — раздраженно повторил Джеффри. Оказалось, дверь в его камеру скрипит ничуть не меньше той, что служила выходом из этого подземелья. Как только Джеффри оказался внутри, Фред поспешил закрыть дверь на ключ. Маккалум посмотрел на неуверенно топчущихся неподалеку от камеры людей и произнес: — Идите. Ждите меня за дверью, — он кивнул в сторону выхода. — Постучу три раза, как закончу. Те в последний раз подозрительно покосились на заинтересованно наблюдающего за происходящим Джонатана и, наконец, убрались прочь. Лишь услышав пронзительный скрип двери, Джеффри немного расслабил напряженные плечи и достал из принесенного с собой мешка плотно запечатанную бутылку. Судя по исходящему от нее дурманящему аромату, в ней было не красное вино. — Petit Verdot урожая 1905 года, — прочитал Джонатан на этикетке. — В честь чего праздник? — спросил он с наигранным весельем в голосе. Джеффри молча сунул ее ему в руки и начал расхаживать по камере, явно стараясь не смотреть, на откупоривающего бутылку Джонатана. Даже не озаботившись наличием яда или каких-либо других добавок, вампир влил в себя предложенное угощение. Также он не стал отворачиваться от возможных брезгливых взглядов охотника. Это было бесполезно, да и он был слишком голоден, чтобы соблюдать какие-либо нормы приличия или безопасности. Кровь оказалась человеческой, первой положительной. Она была остывшей, но достаточно свежей. По крайней мере, не свернувшейся. Если бы не противный кисло-соленый привкус цитрата натрия, Джонатану она показалась бы настоящим нектаром. Он почувствовал, как приглушается голод, а слабость впервые за трое суток покидает тело. — Сегодня мы наткнулись на нескольких французских «гастролеров», — наконец прервал молчание Джеффри. — Они оказались запасливыми сукинами сынами. Но глупыми. — И знающими, что делать с кровью, чтобы она дольше не портилась, — добавил Джонатан. Джеффри на это лишь презрительно хмыкнул. — Так все-таки, что это такое? Охотник, по доброй воле приносящий вампиру человеческую кровь. Какой-то нонсенс, — совсем не осторожно прощупал почву Рид. Ему надоело ходить вокруг да около. Джеффри тут же вспыхнул: — Этих людей все равно не вернуть, и обратно я эту кровь им влить не смог бы, как бы того ни хотел. Считай это подарком. Прощальным. — Его глаза опасно потемнели, и в них проявилась мрачная решимость. Джонатан подобрался. Он осознал, что сейчас практически беспомощен перед охотником. И реши тот убить его, у него вполне могло получиться. Впрочем, винить за это было совершенно некого. Он сам загнал себя в такую ситуацию. Джеффри тем временем приблизился практически вплотную, и напряжение между ними сгустилось практически до осязаемого. Но вместо того, чтобы попытаться навредить Джонатану, он опустился перед ним на колени. Впился пальцами в бедра и прижался щекой прямо к ширинке, потираясь колкой щетиной о дорогую шерсть брюк и опаляя дыханием чувствительную кожу даже сквозь плотную ткань. От осознания того, кто перед ним стоит и в каком положении, у Джонатана на миг помутилось сознание, а член мгновенно стал твердым. Будто он не взрослый опытный мужчина, а подросток, только что начавший познавать чувственную сторону жизни. Из головы мгновенно вылетели все ехидные фразы о том, что он был прав. Тем временем Джеффри резкими прерывистыми движениями расстегнул ему брюки и стянул их вместе с бельем к щиколоткам. С жадным, полным похоти взглядом он положил руки на бедра Джонатана и с нажимом провел по ним вверх-вниз, затем задрал мешающую рубашку и прошелся поцелуями-укусами по низу живота, а потом наконец обхватил член у основания и плавным движениям погрузил его в рот сразу наполовину. Джонатан издал хриплый стон. Скованные руки мешались. В итоге он не придумал ничего лучше, чем положить их охотнику на голову, зарывшись пальцами в жесткие короткие волосы и наверняка испортив укладку. Джеффри сосал с явным знанием, как принести удовольствие другому мужчине — с четким, почти не сбивающимся темпом и практически идеальным нажимом. Иногда прерывался, помогал себе рукой, проходился широкими мазками языка по всей длине и снова погружал член в пленительную тесноту рта. Темп постепенно нарастал, и Джонатан, не в силах себя контролировать, сжал пальцы от напряжения. Ногти, хоть и без теневых когтей, были достаточно длинными для того, чтобы поцарапать нежную кожу головы, и вампир почувствовал легкий аромат свежей крови, разлившийся в воздухе. От яркой вспышки боли Джеффри зашипел и прервался. Осуждающе глянув на Джонатана, он медленно поднялся и подтолкнул его к возвышению с матрасом. — Садись и расстегни рубашку, — не то просьба, не то приказ. — Мне нравится твоя уверенность, Джеффри. Я даже не предполагал, что тебя заводят настолько мрачные вещи, — хмыкнул Джонатан и театрально обвел взглядом помещение, однако подчинился. Хотел бы он утверждать, что ему только лишь любопытно узнать, что произойдет дальше. Но в глубине души он прекрасно осознавал, что сейчас никто и ничего не заставило бы его отступить. — Заткнись, пиявка. Меньше слов, больше дела, — рыкнул Джеффри. Как только Джонатан сел, он рывком стянул с него мешающие брюки с бельем и откинул их куда-то себе за плечо. Экон не обратил никакого внимания на подобное издевательство над дорогой одеждой, его взгляд был прикован к сидящему на корточках у его ног охотнику. На лбу Джеффри появилась испарина, а его губы слегка припухли и блестели от слюны. В темных, расширенных почти до предела зрачках завораживающе красиво отражался тусклый огонек лампы. Волосы растрепались, и на лоб упала самая непослушная прядь. Залюбовавшись открывшейся перед ним картиной, он пропустил момент, когда Джеффри поднялся и начал раздеваться. По-солдатски быстро, но аккуратно, без резких движений. Оголяя сильное, тренированное тело, покрытое разномастными шрамами, каждый из которых хотелось повнимательнее изучить, обвести языком, узнать его историю. Джонатан одернул себя — на это у них не было времени — и принялся расстегивать свою рубашку. К сожалению, совсем снять ее при данных обстоятельствах не представлялось возможным. Впрочем, ему не было ее жалко, вещь стала безнадежно испорчена еще несколько суток назад. Когда вся одежда Джеффри осталась лежать на полу, он, будто только что о чем-то вспомнил, нагнулся и достал из кармана своих брюк небольшой пузырек, а затем медленно приблизился к Джонатану, их глаза встретились. — Перевернись и встань на четвереньки, — голос охотника звучал глухо и чуть хрипло. — Значит, вот как ты хочешь? Хорошо, — Джонатан усмехнулся и снова подчинился. Отчего-то в этот момент его почти человеческая слабость и беспомощность не ощущались чем-то плохим. Наоборот, это будоражило. Джеффри откупорил пузырек — принюхавшись, Джонатан распознал в его содержимом вазелиновое масло — вылил его содержимое на ладонь и распределил по возбужденному члену. Пустой пузырек за ненадобностью был выброшен куда-то за спину и только чудом не разбился, лишь звонко подпрыгнул на кирпичном полу и замер. Почувствовав, что сзади к нему практически прижалось чужое тело, Джонатан сильнее прогнулся в талии, выставляя себя напоказ. Наградой ему стал судорожный вздох за спиной. Экон самодовольно улыбнулся. На бедра привычно легли уже знакомые руки — сильные, с сухой грубой кожей и мозолями от постоянной физической нагрузки. Вторжение получилось болезненным — Джеффри с ним не церемонился и не жалел его. Он сразу же начал двигаться — сначала медленно, но постепенно убыстрился, поставив колено на кровать. Тянущая боль, щедро сдобренная яркими вспышками удовольствия, пошлые шлепки кожи о кожу, тяжелое рваное дыхание за спиной — все это медленно и верно приближало Джонатана к краю. Он глухо стонал, отгоняя от себя ощущение некоторой неправильности происходящего. Но это упорное чувство не покидало его, раздражающим свербящим червячком вгрызаясь в самое сердце. Чего-то не хватало. Осознание этого пришло не сразу. — Остановись, Джеффри, — хрипло попросил он и обернулся к охотнику. Джеффри послушался и недоуменно, почти болезненно посмотрел на него в ответ. Джонатан развернулся, немного подвинулся и кивнул на место рядом с собой. — Садись. Попробуем по-другому, — пояснил он. Удивительно, но обычно упертый охотник на этот раз послушался и без каких-либо возражений сделал то, о чем его попросили. Оказавшись верхом на Джеффри, Джонатан оперся скованными руками о его грудь и снова чуть прогнулся, проехавшись ягодицами по чужому возбуждению, чем вызвал хриплый вздох. — Тебе придется мне помочь, Джеффри. — со смешком произнес вампир. — Я слегка ограничен в движениях. Не нужно было просить дважды — Джеффри завел руку за спину Джонатана и направил себя внутрь. Оба синхронно застонали. Теперь руководил Джонатан. Он медленно и плавно двигался, иногда делая круг бедрами, чем вызывал тихие стоны у охотника, и пресекал все попытки перехватить у него контроль. Наблюдая за потемневшими от возбуждения глазами и закушенной губой, Джонатан самодовольно улыбался. Вот теперь все было правильно. Очередное плавное дразнящее движение — очередной стон и запрокинутая голова. Доверчиво подставленная шея, к удивлению Джонатана, не вызвала жажду крови, а лишь усилила и без того сильное томление. Он наклонился и нежно провел языком по шрамам от своих же клыков — еле заметным в одном месте и более свежим в другом, — прочертил поцелуями дорожку до кадыка и выше, чуть прикусил шершавую кожу под подбородком и, в качестве финального штриха, уделил особое внимание заманчиво бьющейся венке, наверняка оставляя яркий засос. Все это подвело охотника к грани — Джеффри зарычал и начал рвано подкидывать бедра, до боли впившись пальцами в поджарые бока Джонатана. Движения стали равными и хаотичными. Член, так восхитительно тесно зажатый между двумя телами, запульсировал. Не в силах, да и безо всякого желания контролировать подступающий оргазм, Джонатан хрипло застонал и излился, запачкав спермой себя и Джеффри. Тот последовал за ним буквально сразу же, яростно двигая бедрами и плотно сжимая зубы, чтобы не закричать. Через несколько мгновений охотник устало откинулся к стене и прикрыл глаза. Он выглядел измотанным — волосы чуть взмокли от пота, дыхание все еще учащенное. Джонатан медленно поднялся и, поморщившись от неприятных ощущений от стекающей по ногам спермы, направился к ведру с водой. Вода была, по понятным причинам, уже не первой свежести, но выбирать не приходилось. Он смочил полотенце и наскоро обтерся. Затем смочил его еще раз и кинул Джеффри. Тот с благодарностью кивнул и тоже очистил себя. Затем встал и начал собирать одежду. Джонатан последовал его примеру — застегнул рубашку, отыскал в куче одежды свои брюки с бельем, и надел их. В камере повисла тягостная тишина. Однако Джонатан все еще хотел получить хоть какие-то объяснения. — Джеффри, может, ты расскажешь, что происходит, — так мягко попросил он, что сам удивился своему тону. Джеффри раздраженно фыркнул и принялся одеваться. Почти закончив, он рассеянно провел рукой по волосам, в надежде придать им хоть какое-то подобие прошлой прически. Наконец он заговорил: — Ты был во всем прав — тогда, в особняке. Как только увидел тебя в кабинете Суонси той ночью, я понял, что ты станешь моим проклятием. С тех пор я только и делаю, что предаю свои идеалы и верных мне людей, поступаюсь нормами морали. Я клятвопреступник, — почти выплюнул он. В его голосе была ярость и боль, а глаза наполнились тьмой. — Сколько раз я помогал тебе, потакал тебе… хотел тебя… Отродье, которое должен был ненавидеть и истреблять. Но я не могу тебя убить. Джеффри опустил голову и вздохнул, а затем, чуть поколебавшись, продолжил: — Я принял решение. Стража Привена покидает Англию. Мы направимся туда, где нужнее. Где мы можем уничтожать расплодившихся и безнаказанно паразитирующих на людях тварей. Подальше от тебя и этой проклятой земли. Это меньшее, что я могу сделать для своих людей. И для себя. Внутри Джонатана что-то оборвалось и ухнуло вниз, обдав могильным холодом. Он неверяще посмотрел на охотника, но тот только отвел глаза. Кто же знал, что он сам того не ведая, подаст Джеффри идею уехать, и при этом не останется от этого в восторге. Ему стоило лучше контролировать свои слова. Однако сказанного не вернешь… Джеффри застегнул последние пуговицы на рубашке и жилете, оправил платок на шее. Направился было к двери, но, замерев на несколько секунд и явно на что-то решаясь, сменил направление, приблизился к Джонатану, притянул его к себе за затылок и, зарывшись пальцами в и без того растрепанную прическу, поцеловал. Яростно и отчаянно. Как целуют только в последний раз. Первое касание — просто прижался губами, зажмурившись так, будто собрался нырять в бездну. Джонатан отмер буквально через секунду. Он тоже прикрыл глаза и поддался на порыв — ослабил нажим, сделав поцелуй более чувственным, чуть прикусил верхнюю губу Джеффри, а затем игриво ее лизнул и приглашающе приоткрыл рот, куда тут же ворвался горячий язык. Этот поцелуй не подразумевал соперничество, конкуренцию или вражду. Противники закончили шахматную партию патом и теперь признавали поражение и победу одновременно. В жарком прикосновении губ и сплетении языков сквозило прощание с терпкой ноткой отчаяния. Осознание, что они навсегда останутся по разные стороны баррикад. Через минуту, с явным трудом отстранившись, Джеффри все-таки добрался до двери камеры и с силой ударил по ней три раза. Тут же послышался знакомый до боли скрип, в этот раз практически режущий по сердцу, и торопливые шаги. С облегчением поняв, что их лидер в полном порядке, Фред отпер дверь и передал пальто Джеффри. Джонатан отстраненно наблюдал, как дверь запирают обратно — с тихим лязгом повернулся ключ в замке — и как Джеффри отсылает своих людей вперед. Ему хотелось бы чувствовать холодное безразличие, но в груди будто разрасталась зияющая дыра. Охотник повернулся к решетке, достал из кармана ключ от наручников и перебросил его внутрь камеры, затем последний раз посмотрел на вампира. — Прощай, Джонатан, — негромко произнес он. Его шаги гулким эхом разнеслись по словно мертвому помещению. Когда и они затихли, Джонатан тихо шепнул: — Прощай, Джеффри. Почувствовав влагу на щеке, Джонатан провел по ней рукой — на тыльной стороне ладони обнаружилась пара капель крови. Вставало солнце, и глаза Джонатана отчаянно слипались. Он был уверен, что в этот раз его не побеспокоит ультрафиолет. Ему нужно было отдохнуть. Он снял наручники, чувствуя как регенерация ласково касается поврежденной кожи на запястьях, и прилег на матрас. Почти тут же провалившись в так необходимый ему глубокий сон. К вечеру он очнулся и, почувствовав прилив сил, понял, что пора действовать. План был намечен давно. К тому же, теперь здесь его точно ничего не удерживало. Решетка вентиляции, к большому облегчению экона, оказалась вполне обычной, поэтому он обратился тенями и просочился сквозь нее, за несколько секунд находя верный путь на свежий воздух. *** Он стоял возле высокого мрачного здания с заколоченными окнами и большим навесным замком на входных дверях. Заброшенный штаб охотников на вампиров был совершенно пуст и безмолвен. Теперь этот город принадлежал ему безраздельно. Отчего-то ни чувства торжества, ни хотя бы капельки радости Джонатан от осознания этого факта не испытывал. Он задумчиво изучал темный от сырости кирпич, массивные изгибы барельефов, а его мысли были далеко отсюда. Как далеко ты убежишь от меня? А сможешь ли убежать от себя? С неба падали редкие снежинки, и прохожие недоуменно косились на мужчину, одетого лишь в одну полуразодранную рубашку и будто не чувствующего холода. Спустя несколько минут мужчина словно очнулся и медленно, чуть сгорбившись, побрел прочь, растворяясь во мраке ночи.