В оранжерее было уютно.
Маленькая, пронизанная послеобеденным солнцем, лучи которого мягко ложились на листву многочисленных растений, сегодня она являлась для Се Ляня убежищем, где можно было с комфортом укрыться от собственных навязчивых мыслей и бесконечных попыток их упорядочить в что-то последовательное, понятное, правильное.
Здесь была небольшая софа, и Се Лянь расположился на ней вместе с зачем-то взятым из дома учебником. Тихий шорох страниц рушил мягкую тишину, буквы складывались в слова и предложения, но смысл доносимого в книге постоянно ускользал, вынуждая раз за разом перечитывать уже пройденное.
— Гэгэ? — доносится негромко со стороны входа в помещение.
Се Лянь вздыхает, когда слышит приятный голос мужчины, приоткрывшего дверь в оранжерею. Меж бровей появляется маленькая морщинка — он хмурится, понимая, что все его попытки отвлечься на сегодня были и будут бессмысленны. По крайней мере, пока Хуа Чэн рядом. Загвоздка в том, что последнюю неделю они вовсе не расстаются ни на час.
— Я всё думал, куда ты мог исчезнуть, а ты снова здесь.
От него всегда пахнет легкой ненавязчивой свежестью с примесью запаха свежескошенной травы. Этот аромат его парфюма едва заметен для окружающих, но сейчас, когда Хуа Чэн присаживается рядом и слегка прижимается плечом к Се Ляню, последнему кажется, что он почти задыхается в нём. Всё ещё приятный, но теперь более яркий, окутывающий и до боли знакомый, он кружит голову.
— Я… люблю это место, — наконец, выговаривает Се Лянь. — Думал, смогу здесь сосредоточиться.
Он всё же закрывает учебник и слегка улыбается собственному бессилию.
— Но не смог?
— Не смог, — кивает он. — В голове слишком много мыслей.
— Насчёт вчерашнего, — понимает Хуа Чэн. Он приподнимает черные тонкие брови, и на красивом лице появляется лёгкая тень озабоченности. Се Лянь легко кивает, не сталкиваясь взглядом с собеседником, и неуверенно поглаживает корешок книги пальцами, не зная, как и что следовало бы говорить дальше.
Сегодня месяц, как они встречаются, и осознание этого радует и пугает одновременно. Как минимум потому, что оба они мужчины, как максимум — потому что Хуа Чэн стал для Се Ляня первым. Во всех смыслах. Очередной раз — этой ночью.
И этот факт, как и факт того, что ноги слегка ноют, а под белой рубашкой из лёгкой ткани вся грудь усеяна темнеющими следами поцелуев, заставляет щеки залиться лёгким румянцем. В голове сплошные вопросы о правильности произошедшего, о честности самого к себе, и о том, стоит ли продолжать всё то, чему они оба дали начало. Зашли ли эти отношения слишком далеко?
Изначально всё начиналось с простой дружбы, помощи друг другу по учёбе. После — будто бы в шутку появились элементы ухаживаний. И только потом в чужих глазах Се Лянь прочёл серьёзное желание быть рядом. Не как друг. И не в шутку.
Сначала они просто приходили к Хуа Чэну домой. Тот живёт в большом доме с собственным садом и оранжереей, и здесь было удобно заниматься учёбой, вести лёгкие разговоры, узнавать друг друга всё лучше и лучше. Потом оказалось, что тут никто не увидит, как неловко Се Лянь пытается учиться целоваться, как нежно может обнимать его Хуа Чэн, и насколько далеко в итоге заходит их желание быть друг с другом.
Оранжерея снова наполняется тишиной, и теперь она не рушится ни шорохом страниц, ни тихими голосами. Словно маленькая, спрятанная ото всех святыня, наполненная зелеными растениями, редкими цветами и солнечным светом, она медленно поглощает напряжение, возникшее между двумя молодыми мужчинами. Даёт время для новых мыслей. Даёт силы для правильных вопросов.
— Тебе не понравилось? — наконец, спрашивает Хуа Чэн.
— Я просто переживаю за то, что будет дальше, — признаётся Се Лянь.
На губах Хуа Чэна появляется лёгкая улыбка. Он убирает прядь тёмных длинных волос за ухо, облегчённо вздыхает и кладёт голову на плечо Се Ляня.
— Мы и дальше будем вместе. Потом поженимся, — спокойно выдаёт он, прикрывая глаза. — Если захочешь, заведем ребёнка.
— Боже.
Се Лянь тихо смеётся этой непосредственности. В мире Хуа Чэна словно нет преград для желаемого. Он совершенно не боится открыто думать, говорить и действовать, планировать свадьбу после первого секса и полностью игнорировать непредсказуемость жизни.
— Я бы не был так уверен, — Се Лянь расправляет плечи, и напряжение, сдавливающее их, спадает вовсе, когда на тыльной стороне ладони чувствуется лёгкое касание пальцев Хуа Чэна.
— Ты не хочешь этого? — негромко спрашивает он.
— Наверное, хочу.
— Наверное?
— Если честно, я не думал, что всё зайдёт так далеко, — так же негромко говорит Се Лянь. Он опускает голову на макушку Хуа Чэна, приподнимает брови и позволяет себе быть честным. — Я не думал, что смогу дойти до… этого.
— До секса?
Щеки Се Ляня, только было расслабившегося, заливает краской до неприятного жжения. Радует только то, что Хуа Чэн так и сидит с закрытыми глазами.
— В том числе.
— Так тебе не понравилось?
Се Лянь раздраженно прикладывает прохладную ладонь к лицу, потому что краснеть дальше уже становится просто больно.
— Понравилось. Но я чувствую, что всё это неправильно и странно, — он хмурится, пытаясь точно описать собственные ощущения и смело раскапывая ту гору страхов, которая образовалась за то короткое время, которое он провёл в одиночестве. — Я не знаю, как отреагирует общество. Я не знаю, будешь ли ты так же уверен в своих желаниях через пару месяцев. Я чувствую, словно… — он запинается, легко мотает головой, пытаясь отогнать одну навязчивую мысль, и вздыхает, решая не продолжать.
Пальцы Хуа Чэна скользят ниже, накрывают ладонь Се Ляна полностью, сжимают её, и от этого странное приятное тепло разливается по всему телу.
— Ты боишься, что зря доверился мне? Чувствуешь себя уязвимым?
— Что-то в этом роде.
Тихий смешок срывается с губ Хуа Чэна. В нём нет издёвки. Скорее, радость, что всё оказалось так легко.
— Когда я пришёл сюда, у тебя было настолько бледное и обеспокоенное лицо, что я думал, ты решил меня бросить. Я думал, я причинил тебе боль вчера или… сделал что-то неправильно, — он улыбается, поворачивая голову, и легко прижимается губами к шее Се Ляня. — А ты тревожишься о таких простых вещах.
Се Лянь набирает воздуха для ответа, но и в этот раз не находит нужных слов для реакции. Тихий выдох срывается с его губ, плечи вновь медленно опускаются, а с красивого лица, наконец, спадает маска лёгкой тревоги. Он всё же решает расслабиться полностью. По крайне мере, на то время, пока Хуа Чен настолько рядом. По крайней мере, на то время, пока у Хуа Чэна найдётся лёгкий ответ на каждый сложный вопрос.
Они просто сидят вместе. Тепло дыхания Хуа Чена приятно щекочет кожу шеи. Касания его пальцев приятны, и в целом, во всех его действиях столько нежности, что это заставляет поёжиться — так странно, когда вся она направлена на тебя. Когда за неё не требуют ничего взамен. Когда она такая искренняя и простая.
— Давно ты думаешь о том, что мы поженимся когда-нибудь?
Если честно, это немного смешит Се Ляня. Они слишком молоды, пробыли вместе слишком мало, да и в целом в их стране свадьба между двумя мужчинами невозможна.
— Пару месяцев, — спокойно и уверенно отвечает Хуа Чэн.
— Боже, — вновь тихо произносит Се Лянь и всё же отпускает нервный смешок. Нормально ли, что парень планирует свадьбу с тобой, если вы даже не успели начать встречаться? Кто-то мог бы назвать это романтичным и интересным, но если подойти к этому вопросу разумно, то кажется, что…
— Ты так много думаешь, гэгэ.
Хуа Чэн оставляет ещё один лёгкий поцелуй на его шее, хмыкает и поднимается с софы.
Они, наконец, сталкиваются взглядами, и от тепла в этих глубоких карих глазах словно с красным отливом, Се Лянь не может сдержать лёгкой улыбки. Как бы ни было страшно перед тем, что будет в будущем, в настоящем ему всё же легко признаться самому себе и Хуа Чэну, что он бесконечно влюблён.
— Может быть. Всё же, для меня всё это впервые.
— Просто оставь все проблемы на меня, — Хуа Чэн протягивает к нему тонкую ладонь. — И попробуй ни о чём не думать,
впервые.
Се Лянь улыбается шире. Проводит взглядом по зелёной листве растений в оранжерее, в последний раз даёт смутным мыслям нашептать что-то о последствиях и неправильности происходящего, а после протягивает руку в ответ и тоже поднимается с софы.
И всё вновь становится не так страшно.
***
Удивительно, но прощаться с девственностью — в темноте, перед сном, после тяжёлого напряжённого дня — было куда легче, чем сейчас, при свете медленно уходящего солнца, в этот золотой час, без ограничений во времени, тонуть в объятьях Хуа Чэна.
Се Лянь смущается. В принципе, не смущаться, когда ты полностью обнажён, а между твоих ног сидит другой мужчина, довольно сложно. Щёки вновь залиты краской, дыхание сбивается от любого прикосновения, в пальцах — лёгкая дрожь, и хочется спрятаться от этого прямого, глубокого взгляда карих глаз, наощупь найти свою одежду и бежать как можно дальше, но он всё же находит в себе силы остаться. Смотреть в ответ, тонуть в этой всепоглощающей нежности, которую ему дарят. Отвечать на всё это тепло.
Се Лянь проводит пальцами по скуле Хуа Чена, медленно ведёт вниз — к линии челюсти, шее, тонким ключицам. Следит за его дыханием — в отличие от собственного, ровным и спокойным. Откровенно любуется им — как всегда уверенным во всём, что он делает. Поддаётся ласке, тянется за ней, легко выгибается, когда ощущает касание горячих рук на внутренней стороне бёдер. Смеётся от лёгкой щекотки, отбрасывает голову на подушки и просто позволяет делать с собой всё, что вздумается.
Эта непозволительная откровенность — мог ли он мечтать заполучить такую? Вряд ли. Он вообще не предполагал, что так в принципе бывает. Чтобы губы болели от поцелуев, а ноги сводило от желания. Чтобы хотелось хотя бы на мгновение слиться в одно целое. Чтобы «я хочу тебя» звучало не вульгарно и пошло, а так ценно и почти что свято.
Се Лянь чувствует себя чем-то сродни божеству в руках Хуа Чена. Потому что только с божеством обращаются так бережно, только божеству могут так поклоняться, и только божество достойно той светлой и безоговорочной любви, которую он получает.
— Я люблю тебя.
Се Лянь верит. Сегодня, сейчас эти слова звучат слишком убедительно для того, чтобы в них сомневаться.
Он обнимает Хуа Чэна, тянет к себе вниз, заставляя наклониться, сминает мягкие губы в поцелуе и не смеет закрывать глаза, потому что хочет запомнить всё до мелочей. Это тепло в чужих глазах. Эту полосу уходящего солнца, удачно упавшую на красивое лицо. Раскрасневшиеся от поцелуев губы. Нежную улыбку. Запомнить его таким, будто больше возможности не будет.
Се Лянь вздрагивает, когда ощущает уверенное касание чужой ладони на собственном члене, медленно выдыхает, чувствуя первые приливы уже знакомого удовольствия и сжимает в пальцах волосы Хуа Чена.
С ним хорошо. Впервые в жизни так хорошо. Впервые в жизни он позволил себе настолько довериться другому человеку, и вопреки ожиданиям, оказалось, что это даёт странную свободу. Выжигает давно затаившийся страх быть преданным. Позволяет наслаждаться близостью. Влюблённостью. Позволяет наслаждаться
им.
Се Лянь стонет, когда Хуа Чен легко сжимает ладонь на самой головке, улыбается, когда его увлекают в очередной долгий поцелуй, послушно разводит ноги шире, желая этих прикосновений. Желая
его, наслаждаясь каждой секундой, которую дарит им этот уходящий день.
— Всё хорошо?
— Да… Только медленней. И… обними меня.
В конце концов, даже если они оба совершают ошибку, это одна из чудеснейших ошибок, которую можно было себе позволить.
Это странно — ощущать эту жадность до чужого тела. Изгибаться от лёгких прикосновений. Целоваться до тумана перед глазами. Странно — быть таким честным в своём желании закопать все свои старые принципы и смять к чёрту эту белоснежную простынь в доказательство своего «падения». Странно — откровенно прижиматься к чужой груди и сжимать мягкую кожу, гладить, ласкать, царапать от возбуждения, кусать от странных накативших чувств и чувствовать себя таким свободным.
Се Ляню нравится слышать голос Хуа Чена. Он ловит каждый тихий стон, срывающийся с чужих губ, целует и гладит его шею, наслаждаясь тем, как дрожит его дыхание от этого. Он в целом кажется Се Ляню на удивление милым. Строгий и даже замкнутый с другими, он так откровенен и открыт наедине. Это даже льстит.
И всё же, немного смущает. Кровать изредка стучит о стену из-за размашистых толчков, на простынях появились влажные тёмные пятна, а на плечах — новые засосы, и один только бог знает, сколько их появилось на шее и груди. Если задумываться об этом, вновь становится страшно и неправильно, и Се Лянь отворачивает лицо, поддавшись маленькой мерзкой и неуместной панике, взявшейся заново проедать мозг.
— Гэгэ, — слышит он от Хуа Чена, и прикрывает глаза, понимая, что его беспокойство вновь замечено. — Не думай ни о чём. Просто доверь мне все проблемы. Слышишь? Я смогу всё решить. Пожалуйста, посмотри на меня.
На тыльной стороне ладони ощущается лёгкое прикосновение чужих губ. Се Лянь жмурится, словно от очередного толчка, но на деле — просто не хочет расплакаться от этого невыносимого смешения чувств, которое накатывает каждый раз, когда Хуа Чен в очередной раз высказывает серьёзность своих намерений.
Доверить себя и все свои проблемы… Зачем тебе всё это?
— Гэгэ…
Се Лянь поворачивает к нему голову и почти задыхается, когда вновь сталкивается с нежностью в чужом взгляде.
— Перестань так смотреть, иначе я просто сойду с ума, — он хмурится и зарывается красным лицом в чужое плечо. Слышит тихий смех и вновь расслабляется, постепенно учась принимать любовь, которой, кажется, слишком много. И тишина в комнате теперь нарушается только стуком этой глупой кровати о стену, тяжелым дыханием и редкими стонами.
***
— Ты такой милый, когда забываешься.
— Когда забываюсь?
— Да. Когда не думаешь о всяких глупостях.
Се Лянь поднимает брови, хмыкая.
— Я… стараюсь.
Они лежат, расслабленные, посреди раскиданных подушек на смятой простыни, совсем не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу или, тем более, хвататься за одежду, которая в процессе вовсе упала за пределы кровати.
Се Лянь удобно устроился в чужих объятьях. Он медленно, почти неосознанно, гладит по плечу Хуа Чена, чувствует приятную тяжесть в теле, из-за которой даже дыхание становится тихим и медленным, и просто позволяет себе насладиться этой приятной ленью, захватившей их с головой.
Солнце заливает спальню, напоследок, перед своим уходом, окрашивая всё в яркий золотой. Красиво подсвечивает радужку карих глаз, ласкает бледную кожу, путается в прядях чёрных волос. Се Лянь легко улыбается, рассматривая красивое лицо Хуа Чена. Сколько бы он не любовался им, всегда кажется недостаточно.
— Почему улыбаешься?
— Просто… Ты красивый.
— Нравлюсь? — на губах Хуа Чена тоже появляется улыбка.
— Да. До сих пор не могу до конца осознать, что мы… вместе.
— У тебя ещё будет достаточно времени, чтобы осознать.
— Правда?
— Да. Вечность, как минимум.
Се Лянь тихо смеётся на это и прикрывает глаза. Может, дело в том, что Хуа Чен просто младше, а потому так легко и беспечно окунается в настолько долгосрочные планы.
— Хочешь быть сверху в следующий раз?
И щёки вновь заливает предательский румянец. Се Лянь вздыхает и медленно натягивает на себя скомканное одеяло, валяющееся рядом, пытаясь спрятаться от этой простоты Хуа Чена и собственных фантазий, тут же нарисовавших партнёра в самых откровенных позах, которые только можно было бы выдумать.
— Боже, — тот смеётся, глядя на то, как Се Лянь медленно скручивается под тканью. — Так ты хочешь?
В конце концов, наверное, стоит к этому привыкнуть и просто принять. Раз уж им предстоит вместе делить эту вечность. И из огромного комка одеяла, в котором где-то затерялся Се Лянь, сдавленно доносится:
— Очень.
