последнее сражение

      уже долгое время Кэйа не посещал своих излюбленных заведений. главная тому причина — работа в Ордо Фавониус. Варка вот-вот должен вернуться из далёкой экспедиции, из-за чего в последнее время дел невпроворот. вечно какие-то проверки, да подготовки к прибытию кавалерий. однако, сегодня Альберих снова проводит вечер в таверне. как вы знаете, этот плут всегда умеет отвертеться от работы, даже если её не так много. заговорит зубы, спляшет перед начальством или переложит работу на кого ещё — и дело в шляпе!       конечно, на всё должен быть повод. на этот раз причина сумела поместиться на деревянном столике, прямо перед ним. конверт с письмом, подписанный уже знакомым почерком. когда-то всё так же элегантно Дилюк выводил ему другие, особые письма. в детстве то были различные записочки с глупостями, а в юношестве красивые слова о любви. воспоминания вмиг отдаются в сердце острой болью, из-за чего Кэйа делает ещё один глоток вина, дабы заглушить это душераздирающее чувство. на удивление, он не решается поскорее прочесть письмо, узнать его содержание. лишь внимательно всматривается: знакомые завитки приняли более строгую, твёрдую форму и уже не веют былой нежностью. стало быть, как и сам Рагнвиндр. теперь он не тот шабутной мальчик, и даже не влюблённый юноша. пальцы скользят по чернилам аккуратно, словно касаясь чего-то до ужаса хрупкого. дрожь в руках одновременно выдаёт как волнение, так и нетрезвое состояние.       время идёт неимоверно быстро. кажется, за окнами уже давно стемнело. вечер сменяется ночью, а Альберих никак не может набраться смелости. и чего он только боится? определённо, вероятность того, что при прочтении его сердце разобьётся в дребезги, пугающе велика. останутся одни осколки, как когда-то от стаканов и бокалов на винокурне при очередной ссоре. но стоит признать отличие — теперь с его глаз не упадёт и слезинки. горе в его душе давным-давно иссохлось. зажило рубцом на шраме, который почти невозможно вскрыть вновь. тем не менее, для пущей уверенности Кэйа окончательно осушает бутылку. надеется, что в пьяном виде не сможет до конца осознавать и понимать написанное, стараясь затупить таким образом лезвие ножа. впрочем, это ему отнюдь не помогает. робко доставая и разворачивая письмо, глаза сразу же бегут в самый низ страницы. он, как и когда-то, надеется увидеть уже ставшей родной подпись. первый глухой удар сердца приходится именно на привычное выражение: « Твой, на сей миг и до самого конца, Дилюк». как бы ни было иронично читать это от человека, некогда отвернувшего тебя, то подталкивает на раздумья. мысли о том, что можно искоренить чувство к ближнему любое иное, но не любовь. она всегда будет жить, время от времени давая о себе знать самыми различными ощущениями (иногда даже не самыми приятными). и если вам всё же показалось, что вы от любви искренней смогли избавиться, значит, не она это была вовсе! слова Рагнвиндра как никогда зародили надежду внутри, которая, если быть честным, свалилась будто снег на голову.       сердце подводит неровным биением на протяжении всего прочтения письма. его посыл убивает только-только родившуюся надежду на примирение, что даже не успела пустить корни. ибо послание заключается в следующем: Дилюк вызывает своего брата по оружию на последний поединок, наконец разрешающий все разногласия между ними. безусловно, предложение было как всегда с подвохом. перед сражением участники должны обменяться оружием друг с другом. выходит, что Рагнвиндр возьмёт одноручный меч, принадлежащий на данный момент Альбериху, и наоборот. значит, суть сражения будет не сколько в борьбе навыков, сколько в сравнении инициатив. «— Получается, кто больше хочет отстоять свою сторону, тот и будет прав…», — несвязно бормочет себе под нос Кэйа, водя по нужным строкам. он как никто другой знал Дилюка. быть может даже лучше, чем его родной отец. знал, что он никогда бы не погонится исключительно за собственной правотой, напротив отдаёт предпочтение правосудию. потому несмотря на своё состояние Альберих прекрасно понимает: это сражение — ни что иное, как либо его самоубийство, либо чужой самосуд.        но даже забитый под завязку столь мрачными мыслями, он не упускает случая вспомнить всю широту своих чувств. до сих пор ни на минуту не покидали его ни привязанность, ни восхищение Рагнвиндром. он для него, можно выразиться, некий герой, пусть и не полуночный. ощущение дома никогда не оставит не то что бы винокурню, её прежнего хозяина. но Кэйа, как правило, не старается вернуться домой. посудите сами, брошен он был уже не в первый раз. стало быть, ему не привыкать? потому чувство вины ничуть не ложится на плечи Дилюка, нет… скорее на самого Альбериха. спешу вас удивить, не укор заставляет его принять приглашение, а именно все тёплые чувства, коим слишком долгое время не давали выхода. принятие участия на равных в этом сражении — высшее проявление любви между ними. ох, как только их отношения сумели к этому прийти? во всех парах языком чувств выступают красивые слова, да сладкие поцелуи. и почему только у них не может быть так же? Кэйа не раз представлял себе так называемую "счастливую" жизнь, что-то вроде фантазий перед сном. в них происходит много чего, но самое главное — примирение с Дилюком. после такого он готов даже припасть к чужим ногам, лишь бы ласки вновь были ему дозволены. но, конечно, всё это не более, чем бредни на пьяную голову. никогда ему не будет разрешено подобного. оттого остаётся посвятить себя последнему между ними сражению, дабы хоть как-то открыть глаза. позабыть о родине, наследии и давнему обещанию отцу. об этом Альберих и рассуждает последующие пару дней. не на одну пьяную голову ведь дела обдумывать! и, как это дело не рассматривай, ничто не сможет сделать Кэйу счастливее, чем выражение томящейся внутри любви.       когда решение уже было принято, в назначенный (в каком-то смысле судный!) день, Рагнвиндр находится на винокурне «Рассвет». он собственноручно открывает вино. не спеша наливает его в бокал, но не для обыденной пробы. пальцы невзначай добавляют что-то от себя, вскоре медленно помешивая напиток. может, новый рецепт? ещё какое-то время Дилюк сверлит пристальным взором бокал. столь настойчиво, что, не дай бог, будь он человеком или ещё каким существом живым, то от него бы и мокрого места не осталось! со стороны может показаться, что с таким взглядом можно разве что о чём-то глубоком мыслить или же принимать решение. но залезть в эту красноволосую голову сродни чему-то невозможному, хоть одному человеку это и удавалось. да, именно он на всех порах спешит к назначенному времени. в свою очередь Рагнвиндр смирно ожидает гостя. перед чужим приходом он быстро осушает бокал вина с весьма гадкой примесью. и что это только за добавка такая? нет, точно не какой-нибудь допинг. сердце его наполнено бесконечным уважением к Кэйе, что просто приказывает играть на равных: нельзя ни заранее обыграть, ни поддаться. похоже, в этом плане мыслят они одинаково. от едкого привкуса Дилюк по-детски морщит носик. столь своевольное выражение вы явно не увидите на людях, так что можете считать это нашим секретом. привычное уединение вдруг нарушает стук подошвы. не просто какой-нибудь там, а элегантных каблуков! капитан кавалерии несмотря на всю серьёзность собственной должности всегда увлекался весьма экстравагантным внешним видом. его так же было несложно распознать по игривости походки: шаг на слух более напоминает эдакий вальс в три четверти. на самом деле, Рагнвиндра ничуть не раздражал этот ритм, хоть он сам похож разве что на размеренный метроном. вся, казалось бы, неприязнь к Альбериху является лишь напускной. так сказать, пыль в глаза. посему ни в коем случае их отношения нельзя путать с враждой — то было бы вашей самой большой ошибкой! коль не верите, посудите же из их личного диалога сами:       — Рад видеть тебя, — слова эти заменяют полноценное приветствие, являются дополнением к машущей ладони Кэйи.       — Ты всё же пришёл на дуэль…— вопреки своим ожиданиям Дилюк вскидывает брови.       — Ха-ха, я ведь ещё ни разу не смог устоять!       и вправду… если поразмыслить, то Альберих никогда не отказывался от сражения с Рагнвиндром, забывая о различных невзгодах или неудобствах. потому Кэйа улыбается одной из самых искренних улыбок, что у него только остались. все они припасены специально для единственного дорогого человека. впрочем, ассортимент этот не велик, да и давно не пополняется. однако, случай подворачивается неимоверно редко. более того, товар стоит поскорее распродать! кажется, улыбаться сегодня он будет много.       радость с его лица не сходит даже в момент, когда оба оружия оказываются в руках. сражение вот-вот начнётся, но беспокойные глаза не могут сосредоточиться. ищут ответ и причину везде, за что только можно зацепиться. Кэйа растерян. будучи капитаном и одним из лучших фехтовальщиков в Мондштате, сейчас он не сумеет уверенно блеснуть мастерством. в голове один вопрос: как всё к этому пришло? но именно в этот момент Альберих отбрасывает весь страх целиком, отрубает, будто палач на эшафоте. теперь-то он сможет достойно провести, подумайте, не своего оппонента, а самого себя в последний путь!       удивительно, сегодня благоденствует даже погода: осень одаряет лёгкой прохладой и морозным воздухом, никакой ветер не шумит под ухом. шуршат лишь листочки, медленно опадая с деревьев. ничто не помешает держать фокус, не станет отвлекать. виноградные лозы остались не так далеко позади, но и они своим присутствием глаз вовсе не мозолят. воспоминания о детстве тоже в голову не лезут, ведь дорогой человек из них стоит прямо перед тобой. задуматься только, и ведь никуда не убежит! останется с тобой рядом, пусть не настолько долго, как хотелось бы. и всё же дурная весть дала о себе знать, повисла точно петлёй над головою. тучи сгущаются всё темнее, говоря таким образом о дурном предзнаменовании. да и если задуматься: что из этой дуэли может выйти хорошего? дальнейшая разлука и беспросветная тоска, ничего больше их не ждёт.       не поверите, но когда-то у пары этой были огромные перспективы, нет, планы на будущее. оба состояли они в Ордо Фавониус, защищали родину, жили вместе в отцовском доме, да и горя бы не знали! иногда разве что посещали могилу Крепуса, заботливо подтирая друг другу горячие слёзы. что уж там слёзы! ничто были бы они по сравнению с той болью, которую теперь пришлось пережить. ведь Кэйа мог бы не знать своей страсти к алкоголю, этой чёртовой дряни, а Дилюк с гордостью продолжил бы носить улыбку на своём лице. ах, видели бы вы его улыбку! честно говоря, если бы не статуя Барбатоса, то именно она была бы главным достоянием Мондштата. украшением, что радовало Альбериха больше, чем бокал бархатистого вина в руке. все эти мысли, надежды — всё выше перечисленное приходится отбросить. дуэль начинается. а значит, никакого будущего больше нет. шаг, ещё шаг, и ещё… за столь которое время они успели стать настолько далеко. но по своей сути это совсем не играет роли, ведь настоящая пропасть между ними в разы больше. эта червоточина в отношениях, подобно чёрной дыре, лишь расширяется с аномальной скоростью. стремится заполонить собой их души, всасывая в себя последние остатки живого. тем не менее, светлые чувства победят любую тьму. выстоят каждое сражение, подобно храброму воину. поэтому, руководствуясь непосредственно любовью, клинки поднимаются вверх. оживают в руках не своей стихией: одноручный меч мигом разгорается пламенем, а двуручный сверкает изморозью. оружие не только выглядит, но и лежит в руках непривычно. не касаются его в нужных местах мозоли и не груба порядком кожа — положение оружия отнюдь не идеально. кажется, придётся почувствовать себя в некогда положении своего соперника. проникнуться, каково ему было держать этот самый меч ранее и, защищаясь, управлять им. почувствовать себя на месте ближнего заставит не только оружие, но и всё сражение в целом. сначала выпад, затем поворот. фехтование одноручным мечом оказывается весьма увлекательным делом даже для такого неопытного человека, как Дилюк. увесистый двуручный меч наоборот тянет вниз, не даёт двигаться Кэйе так же элегантно. сосредотачиваясь на технике, Альберих сию минуту забывает былую развязность. им двоим более не нужен никакой диалог, ибо сейчас разговаривают их мечи. в корне разные, но сошедшиеся на одном поле боя. в округе с некоторой периодичностью разносятся звуки ударов металла. к счастью, этот язык намного эффективнее слов. тело бьёт не только ощутимым холодом, но и обливает жарким потом. хоть руки и дрожат, зато на лице не посмеет дрогнуть ни один мускул. их умы сливаются воедино, принося умопомрачительные ощущения. кровь стынет в жилах, а по коже бегают мурашки. восхищение мешается со страхом, счастье — с опасением скорой утраты. как бы не хотелось наслаждаться своим соперником вечно, нельзя забывать о главном.       смерть — исход поединка, обозначенный заранее. как только можно было согласиться на подобное? страх ведь берёт не за самого себя. отдаться в жертву будет просто отвратительно и подло! но возможно ли вообще пережить утрату любимого человека? смириться до самого конца, утешив разгорающуюся боль в груди. нет, не позабыть… оставить позади. похоронить не любимого, а все совместные моменты: общее счастье, кроткую заботу и родственность душ. будет ли честным отказаться от этого, далее всецело вверив себя судьбе? быть может, найти себе кого-либо ещё. построить заново надежды, обещания и чувства, до этой поры доступные лишь одному единственному… но будет ли новизна тем, чего ты так хотел? нет, конечно же нет. ни с чем из этого никогда примириться не сможет ни Дилюк, ни Кэйа. эти мысли ещё давно обуздали их разум, став частичкой нормального. никто, совершенно никто, даже сам Мондштат не смирится с подобной потерей! о, винное производство никогда не оправится после пропажи Дилюка! ох, что же будет с Ордо Фавониус без капитана кавалерии… стало быть, Варка, вернувшись с экспедиции, ума лишится! более того, если та не увенчается успехом… услада настанет только для одиноких бардов, что красотой слов отпоют погибшего героя.       не в укор будет сказано, сражение — есть решение взвешенное. что Рагнвиндр, что Альберих, господа весьма и весьма неглупые. наоборот, отличаются ярким остроумием. потому с раздумьями своими ничуть не горячились. и всё же любовь превозмогает любые трудности, будто игла на виниловой пластинке, которая играет свою мелодию несмотря на сильное дребезжание. мелодия эта неизменна, вечна и по сути крепка, как чувства их.       думаю, теперь вам стала намного понятнее необходимость данной дуэли: предпосылки, причины и возможные последствия. предупреждён, что значит вооружён, верно? сражение ведь вот-вот подходит к концу. вы, как и оба возлюбленных, прекрасно знаете итог. сейчас одно из лезвий вонзится в изнурённое тело, обозначая конец. окончание как поединка, так и одной из жизней. Дилюк делает пару ловких движений, незаметно подбираясь мечом к уязвимому телу. месту, которое Кэйа совершенно не успел защитить. одно мановение руки — и победа останется за Рагнвиндром. никто не сомневался, что любовь, как и воля его, несравнима. горит в его душе она столь ярко, что не только ослепляет зрителя, но и затмевает кого-либо другого. однако, может ли обмануть Альбериха его предчувствие? интуиция, кричащая о самосуде, если не о самоубийстве! «Всё не может кончиться так…», — только успевает подумать Кэйа, как ком в горле и страх в животе вместе завязываются тугим узлом. веки его закрываются в ожидании исхода. да, он примет любой из них. если Дилюк решил убить его, то будет так. доверие между ними не пропадает даже в тот миг, когда пора прощаться с жизнью.       следом слышится глухой крик, приземление на землю одноручного меча… стоп, одноручного?! крик принадлежит совсем не Альбериху. молодое тело вдруг в конвульсиях падает на землю. руки неестественно трясутся, дёргаются, словно в припадке. Рагнвиндр корчится от боли, полученной вовсе не от чужого меча. в свою очередь Кэйа тут же откидывает тяжёлое оружие, бросаясь к Дилюку. садится на колени, не морожась истоптанной грязи. кладёт на них остывающее тело, в волнении оглядывая его. не видно ни явных ранений, ни капель крови. но как же так?! любимый в его руках начинает задыхаться, мучительно закатывая глаза. излюбленное личико чуть ли не мертвенно бледно! в чём же причина? крики слились с белым шумом: «— Дилюк! Что с тобой?».       это непредвиденное обстоятельство ошарашивало, подобно снегу на голову. шквал мыслей, вопросов и тревоги разом заполонили разум. предстали некой пеленой, бельмом на глазу, мешая разглядеть самого главного. побелевшие губы старательно шевелятся, пытаясь что-то сказать, перебороть дрожь. вся жизнь Рагнвиндра — без того сплошное превозмогание. нечего греха таить, этот упрямец и сейчас поступит точно так же. наконец-то стал слышен сдавленный говор: «— Ни за что в жизни… я бы не убил тебя». речь Дилюка прерывается неестественными паузами, выдавая плачевное состояние. к ужасу, даже говорливый Кэйа неожиданно притих. склоняясь над умирающим, он ещё больше сгорбился от словно ощутимой боли в груди.       все слова его тотчас исчерпали себя. осталась одна боль, ливнем слёз выходящая наружу. в любом случае, сейчас говорит не он. Альбериху остаётся с замиранием сердца слушать раскаяние. «— Это… Дождь? — по щекам скатываются капли, моча шею. — Сегодня не должно быть…». чужие слёзы падают прямо на лицо Дилюка, смутно напоминая непогоду. пусть Кэйа и достаточно громко всхлипывает, возлюбленный больше этого не слышит. он всего-то может видеть перед собой очертание дорогого лица, даже не выражения. но сама смерть не сможет помешать сказать последние слова.       «— Мне очень холодно», — пальцы стараются ухватиться за что-то, но всё безуспешно. Рагнвиндр только поднимает руку, как та сразу же опускается обратно. он шипит. то ли от боли, то ли от досады. Альберих бессловно прижимает его к себе. но Дилюк не унимается, в горячке приходя в бред: «— Спрячь.. Спрячь меня к себе», — с уст слетает просьба. Мастеру совсем не свойственно прибегать к чьей-либо помощи… по крайней мере, капитан Ордо Фавониус — последний человек, кого бы он о чём-то умолял. к изумлению, Рагнвиндр обращается к нему не как к предателю, нет. как к родственной душе, что поймёт это бездумное желание. Дилюк давно отбросил старые обиды, впрочем, сделав это молча. «— Спрячь под… пиджак, как раньше», — не может не вспомнить счастливое юношество. словом, лучше назвать это детством. тогда Кэйа вправду носил пиджак, которым накрывал, обнимая, Дилюка. таким образом они игрались, громко хохоча на всю винокурню. да и желание это ничуть не взрослое, до глубины детское. давно надежда не зарождалась в сердце Рагнвиндра. вернее сказать, умерла с этим самым детством. но и теперь обречена на провал: Альберих давно не носит пиджаки, как раз с тех самых времён. нечем больше мальчишке огородиться от жестокого мира. последняя услада давным-давно канула в лету. придётся Дилюку умереть беззащитным, оголённым под ливнем горьких слёз. они приземлялись, точно прожигая лицо своей горечью.       странное дело, но он всему этому рад. Рагнвиндр счастлив своим последним минутам по одному факту того, что они последние. его жизнь, превратившаяся в мучительную рутину, наконец закончится. оковы долга перед отцом, собой и родным городом спадут. пусть и в гробу, но Дилюк сможет задышать спокойно. отдохнуть, не тревожась о разрушенных отношениях с любимым человеком или прожитой утрате. заснуть вечным сном, о котором долго мечтал и которого успел по праву заслужить. благословение небес — мастер Дилюк уходит на долгожданный покой.       «Иногда чувство долга не совпадает с велением сердца. Мне очень сложно с этим жить…», — именно так писал Рагнвиндр в объявлении «Кошкиного хвоста». представьте сами, он как будто в воду глядел. «— Яд… — тут же обнажает собственный секрет, раскрывая все карты, — я выпил яд». между нами говоря, этим и была гадкая примесь в бокале вина. предугаданное самоубийство и впрямь состоялось. приглашение, дуэль, яд — элементы плана, чтобы умереть у Альбериха на руках. это было последним желанием Дилюка. единственная мечта в его жизни, что смогла осуществиться наяву.       Рагнвиндрам чуждо иметь мечты. защищать свою родину, будучи верным своему долгу — уже чуть ли не рай на земле. отец учил, что большей радости в жизни быть и не может. никакая любовь, семья или карьера не сравнится с исполнением своего предназначения. вся эта чепуха образовалась цепью, оковами на подневольном сердце. потому Дилюк и представить не мог, чтоб Кэйа когда-нибудь принял его. понял всю пережитую им боль, ныне образовавшуюся многочисленными шрамами. сами представьте: жизнерадостный, яркий человек вдруг потухает на ваших глазах, становится ни капли не похож на того, кем был раньше. глаза его по-прежнему алые, но более пламенем не горят. смех не звонок, напротив, тих и сдержан. а в голосе родном больше не слышится ни задор, ни былое веселье. вся красота любви к жизни утрачена раз и навсегда. будто умерла ни она сама, а часть Рагнвиндра. та красота, которой так дорожил Альберих. шарм, что не вернуть к жизни.       на деле, сразу и не скажешь, кто по этому всему скучал больше. последние года своей жизни Дилюк только и делал, что тонул в нескончаемом сожалении. ведь если бы он не потерял себя, то и любовь его осталась рядом… да, конечно, в самом начале он ждал. надеялся, что Кэйа, проникнувшись общей утратой, поспешит его утешить. так ведь было каждый раз, когда в детстве он разбивал себе колени, спеша выиграть в догонялки. каждый раз, когда на любовных письмах его виднелись иссохшие слёзы, размывая чернила. в роковые восемнадцать лет Рагнвиндр похоронил в себе наивного ребёнка, жаждущего любви.       больше он не ждал, не верил и не мечтал. оттого для полного счастья ему ничего не оставалось, кроме как умереть. в реальном положении дел, спустя года Альберих бы смог принять его. с трудом, но всё же понять это измученное сердце. возродить из пепла всё то, что они сами сожгли. их счастье воскресло бы, подобно фениксу. ведь не зря Дилюк именно его воплощает из огня? но он не смог открыться любимому человеку. страх отказа, отречения был намного выше. настолько это вогнало в его отчаяние, что смерть стала нуждой.       тем не менее, есть в этом что-то хорошее. отчаянное положение научило Рагнвиндра мечтать. и последнее желание его — умереть на любимых руках.