РЕВАНШ

      Она сидит на полу, прислонившись к пыльным мешкам. Спит. Скупой свет из люков косыми лучами падает на неё, точно указывая «Вот она. Вот она, Билли. Сделай это!»       Бонс вспорол бы Мади горло, не дожидаясь, пока она проснётся, в любой другой день. Но не сегодня. Он вытер бы нож о её платье и спокойно вернулся бы к губернатору, чтобы там снова вымазать лезвие так, что пальцы слипались бы на рукоятке. Но не сейчас.       Мади спит, как будто находится в самом безопасном месте во всём мире. И за поскрипыванием борта и грузов в трюме, она не слышит без того тихих, хищных шагов Билли.       Но она должна услышать, кем и чем она была в этой истории с самого начала и до своего конца. Билли хотелось, чтобы перед смертью она осознала свою истинную цену. Своё место. Что бы ни было за гранью последнего вздоха — пусть она унесёт туда с собой одно чёртово имя. Имя, того, кому она такой кончиной обязана. С кем вот-вот повстречается — над этим уж Билли постарается как никогда.       Бонс беззвучно опускается прямо позади неё. От прикосновения холодного клинка к горлу Мади вздрагивает; дыхание её тут же сбивается, становится шумным. Билли чувствует, как страх сковывает её нутро: Мади не может даже двинуться с места — только чуть запрокидывает голову, пытаясь ослабить давление лезвия на свою шею.       — Имей в виду, — почти шёпотом говорит он, склонившись к её уху, — Когда всё это началось, я сомневался. Я знал, что будет нелегко их разделить — Флинта и Сильвера. Эти двое так спелись и будто стали единым целым.       Мади молчит. А перед глазами Билли так и проплывают вереницы тех, кто когда-то также спелся с Флинтом. Где теперь все эти идиоты? Только он сумел вырваться из его паучьих лап. И только Сильвер ещё на что-то надеется. Но Сильвер выбрал сторону Флинта не по глупости. И был достаточно умён, чтобы понять, кто он теперь для Билли.       — Я боялся, что могу уничтожить их обоих. Хотя хотел устранить только Флинта, — он продолжает говорить, Мади продолжает молчать. — Но другого пути не было. И всё, что я сделал ради этого… было во имя моей клятвы.       …и Флинт прекрасно знал это. И использовал. Как всё и всех. Как очередной расходный материал, искусно превратив при этом Билли в клятвопреступника. В предателя. Так искусно, что он сам начинал верить в это.       — И всё же сейчас я здесь…       Мади всё также нема и неподвижна.       — После сегодняшних событий пути назад уже нет, — Билли сильнее прижимает лезвие к её горлу; закипающая ярость заволакивает чернотой всё перед глазами, и он едва сдерживается, чтобы не закончить разговор в эту же секунду. — Теперь уже нет разницы между Флинтом и Сильвером. Или любым из них — все они мои враги, — убеждённо кивает он. — Да… Я верю, что сегодня мы победим их. И что к концу дня никого из них не будет в живых. Но если они каким-то чудом смогут нас одолеть, пробиться через британских солдат к губернатору, ко мне, — от рокового рывка до пьянящей мести Билли отделяет лишь секунда, — я сделаю так, что когда они подойдут к этой двери, их будет ждать поражение!       — Думаешь, убив меня, — хладнокровно произносит Мади, — ты победишь их?       Её слова отдаются под кожей склизским холодком. В одно мгновение они тысячами червей въедаются в сознание Билли, прогрызают брешь за брешью в идеальном плане мести, который теперь стремительно погружается в пучину.       — Ты объединишь их, сделав меня мученицей.       Мади откидывает голову ему на плечо, подставляя горло. И молча ждёт…       Сука… Сука!!!       Бонс с такой силой сжал рукоять, что костяшки пальцев хрустнули.       Он ненавидел Мади за то, что слишком умная. За то, что как не многие, слишком смелая. Сука! Она знает, что сейчас на волосок от смерти, знает, что лезвие прижимает к её горлу тот, кто глазом не моргнёт, когда она захлебнётся в собственной крови. Она знает… Навряд ли на Багамах вообще есть человек, который бы ещё не слышал о зверствах Билли Бонса. За ним не заржавеет, он не будет мучиться угрызениями совести за… которую уже загубленную душу? Плевать — он давно не ведёт счёт. Это тоже, непременно, она знает. И молчит.       Ему не стало легче, когда он выплеснул на неё яд, так долго и беспощадно отравлявший его. А его уверенность в правильности собственного решения таяла на глазах. И теперь его разум в бьётся в агонии.       Мади нанесла ему сокрушительный удар. Безо всякого оружия. Связанная в трюме. На волоске от смерти.       «Давай! Прикончи сучку, Билли! Ты этого хотел!» — пронёсся в голове собственный голос.       Нет…       Нет, блядь! Он не хотел просто взять и превратить любимую игрушку Сильвера в кусок холодного мяса! Он хотел разбить их всех. Всех! Ведь все они — его враги! Уничтожить их… Сломить… Обратить в прах все их начинания и планы.       «…это же просто! Как всегда, ничего нового: одно движение — и получишь, что хотел!»       От напряжения начала пробивать нервная дрожь.       Он снова хотел сделать просто — так, как было быстрее, как было легче всего. Как сделал бы любой тупой ублюдок. Потому что… Потому что ему всегда, сука, не хватало чёртовой смелости!       Билли не боялся моря. Не боялся боли, смерти. Он знал: это неотвратимо и лишь вопрос времени — когда. Но это ещё не смелость. Смелость — не отсутствие страха.       Мади боится. Она по-прежнему сидит смирно, не шелохнувшись, но её прерывистое шипящее дыхание выдаёт страх с головой. И Билли чувствует его, как может человек чувствовать жару или холод. Он точно знает, чего боится Мади: что боль будет долгой, что он может не ограничиться одним лишь перерезанным горлом или вовсе избрать другой путь — ему есть, за что поквитаться с ней.       Это она тоже, конечно же, знает и помнит. Может быть даже лучше, чем сам он. И всё равно она молчит. Не просит одуматься, пощадить, не рыдает. Даже, мать её, не молится своим божественным херням!       Слишком гордая? Хуй там — это не гордость!       Бонс снова сильнее надавил ножом на её горло, и снова — не смог.       Она смелая. И смелости в ней больше, чем в ком бы то ни было из всех, кто погряз в адской гонке за золотом Урки.       Едва ли вообще кто-то из них был смелым. Бесстрашными — почти все. Идиотами — половина точно. Хитрыми ублюдками — единицы. Рассчётливыми махинаторами и эгоистичными уёбками — те, кто ещё жив и шакалится у этого всратого острова и в его дебрях.       Билли смелости не хватало. Всегда. В нём через край бушевало бесстрашие, ярость, сила. Ему с лихвой доставало мозгов, хитрости. Он знал, как манипулировать людьми, как заставить уважать себя. Мог извернуться и из любой почти воды сухим выйти. Многим полезным дерьмом могла похвастаться его голова, но не смелостью — её всегда не хватало, когда можно и нужно было противостоять Флинту. Там, где требовалась та самая смелость, у Билли находились лишь сомнения; он будто превращался в пиздюка, гораздого лишь пойти наперекор, не способного видеть дальше собственного носа, боявшегося лишней ответственности.       Мади боится наступления смерти. Но те слова она произнесла не для того, чтобы стальной клинок убрался подальше от её горла.       На мгновение даже показалось, будто Мади убеждала Билли и его демонов в том, что её нужно сделать чёртовой мученицей… Блядь! Ей хватило смелости не просто произнести это — ей хватило смелости принять последствия и смирно ждать, когда его рука завершит то, что задумала его больная голова.       …когда он снова, как последний трус, пойдёт самым лёгким путём на поводу у своих счётов, обид и призрачных амбиций.       Ни шорохом, ни вздохом Билли не нарушил этой тишины. Беззвучно скрылся в ножнах клинок. Только порог коротко скрипнул под сапогом.       Билли ненавидел её. Ненавидит. И ещё долго будет ненавидеть. Но откуда-то изнутри, из самых глухих закоулков разума, к Билли постепенно приходило понимание: смелость Мади не просто спасла ей жизнь. Её смелость дала ему бесценный шанс — взять реванш…