Sun(flowers)

      «Мучительная смерть».       Такая надпись красуется на неприлично дорогой картонной пачке сигарет, в паре с изображением мерзкого серого тела, больше похожего на обтянутый кожей каркас из костей. Макс дрожащими пальцами выуживает из неё ароматную папироску, не в силах сдержать вымученную ухмылку.       Мерно затягиваться и выдыхать дым в холодную улицу с балкона было совсем не мучительно, наоборот — успокаивающе. Оседало никотином и прочей вредной бурдой на стенках лёгких, горечью по горлу, явно ободранному и кровоточащему местами. На очередном выдохе чувствует, как подступает снова: кашляет громко и надрывно, сплёвывая на руку помятый жёлтый лепесток, испачканный собственной слюной и кровью.       Вот что было действительно мучительно и смертельно опасно. В неконтролируемых приступах сблевывать, вытягивать из своего рта длинные лепестки, листы, а с недавнего времени редкие, пока еще маленькие бутоны пышных и отвратительно горьких на вкус подсолнухов, способных в один неудачный момент прорасти в нём настолько цепко и густо, стать такими большими, что он просто не сможет больше дышать. Максима это пугало невероятно, а еще казалось несправедливым: цветам внутри положено было расти от неразделённой любви, которая и сама по себе неплохо душила. Не смертельно, конечно, но и её с лихвой хватало ведь.       И эти чёртовы подсолнухи откуда-то точно знали, что это была именно любовь, что была она непременно безответной, и потому так рьяно и уверенно драли его внутренности, заставляя давиться кашлем и обливаться слезами в бессилии. Сердцу — ни своему, ни Даниному уж точно — не прикажешь, и это делало его положение совсем безвыходным. Никакие просьбы, мольбы и манипуляции над светлыми дружескими чувствами не могли заставить Поперечного в раз полюбить его, хоть немного, хоть на толику, поэтому Бельский выносил это испытание в тайне. Зачем беспокоить Даньку почëм зря?       Листок подхватывает ветер и уносит куда-то в сторону и вниз, вместе с табачным пеплом, собравшимся на конце сигареты, заставляя поёжиться и скорее всунуться из окна обратно в относительное тепло балкона.       Со временем, конечно, привыкаешь (насколько вообще можно привыкнуть к растениям внутри клетки-рёбер), и начинаешь относиться к этому несколько иначе, по-свойски. Бельский вот, к примеру, как и положено творческой личности, сублимирует в музыке. Сам не пишет — не его профиль совсем — но подпевает исполнителям в своём плейлисте, постукивая кончиками пальцев по пластику оконной рамы в ритм. Удивительно даже, как алгоритмы точно угадывают настрой слушателя, потому что врубается не кто-нибудь, а сам Ваня Нойз.       «Сентиментальные подростки под песню “Жвачка”» — ехидно замечает как-то Даня, правда тут же сознаваясь, что сам является одним из них. Ровно как и Макс, с надрывным хрипом тянущий сейчас строчку о застрявших корнях, которая так до боли удачно ложилась на его жизнь. Кому, как не сентиментальным подросткам ещё было свойственно так резво и складно подставлять в своей голове строчки из песен под себя, чтобы после так искренне вторить исполнителям? Им, а ещё Максиму Бельскому, которому, на минутку, подходил уже третий десяток. Он на целых два года был менее подростком, чем сам Поперечный, но развозило их от творений Вани одинаково сильно.       Мысль об этом заставляет слабо, но искренне совершенно улыбнуться. Их с Даней общий досуг и работу непременно сопровождала музыка, становясь зачастую своеобразным саундтреком ко всем этим драгоценным мгновениям и воспоминаниям. Даня очень часто прерывал беседы или вклинивался в тишину ради того, чтоб подпеть играющему на фоне треку, ещё чаще разве что самолично подрубая что-нибудь исключительно ради импровизированного караоке. Кривлялся, излишне артикулировал, качая головой в такт, танцевал и подражал реперским жестам. В общем и целым был Поперечным — шумным, ярким и привлекающим внимание. И всё равно особенно красивые и «вкусные» строчки отдавал пропеть Максу, чуть кивая головой в его сторону или пихая под бок.       «Ты всё-таки музыкант, да и мне нравится до усрачки как ты поёшь», — заверял, поддерживая на подпевках, после вновь перехватывая инициативу, будто они были персонажами какого-то странного весёлого мюзикла. Кажется, пару таких моментов даже хранились на видео, где-то на жестких дисках среди остальных сомнительных в своей смысловой нагрузке материалах. Прямо между кривыми расфокусированными кадрами пьяного дебоша гримёрок и спокойными, атмосферными, с их до скрежета в сердце умильными дурашливыми собаками.       Хотелось все эти воспоминания преподнести прямиком Вселенной, самой Судьбе или Господу — любой неведомой хтони, управляющей этим миром, если она вообще была. Показать, ткнуть эфемерным носом в пиксели монитора, с укором и детской обидой крича о несправедливости. Ведь между ним с Даней была эта очевидная, яркая и даже интимная связь, да дружеская, но всё-таки! Просто романтическая любовь слишком переоценена, и явно не стоила того, чтобы Макс, имевший несчастье в неё окунуться, умирал сейчас от блядских подсолнухов.       Это ему тоже казалось несправедливым. Подсолнухи. Такие же яркие, жëлто-рыжие, большие и энергичные, как сам Поперечный, должны были красоваться в букетах, на клумбах и в полях. Они в сути своей были не способны ютиться в крошечной грудной клетке Бельского, распуская там свои крепкие длинные ростки. Никакие цветы, в общем-то. Но... Почему не колокольчики там, анютины глазки может? Почему ему достались те, что беспощадно сокращали время его жизни раза в три быстрее любых других из-за своих размеров?       Мучительная смерть настигнет его совсем скоро вовсе не из-за рака лёгких от табака, — он знает точно, — поэтому не задумываясь прихватывает губами вторую сигарету, и та дёргается от мычания в такт уже другой песне, звучащей из динамика.       Снова Нойз и снова удивительно точное попадание в настроение этого вечера. Эта самая эфемерная Хтонь точно намеревалась его добить, хихикая где-то там сверху гаденько, думается Максу. Совершенно точно не алгоритмы всевидящей и глубоко бесчувственной глобальной сети, это слишком скучно и просто. А еще Макс думает, что обязательно лично скажет спасибо Алексееву за то, что тот стал негласным попутчиком стольких счастливых и не очень моментов в его жизни. Если конечно успеет.