Оглянись

Лестат тяжёлым взглядом осмотрел себя в зеркале. Луи и Клодия ещё не вернулись с охоты, а потому у юноши была возможность побыть в одиночестве. Хотя, можно ли это назвать возможностью? Настоящая пытка. Лионкур никогда не любил одиночество, никогда его не хотел. Но при этом всегда был одинок. Луи должен был стать его учеников, его другом, его любовником. А стал... Боже, кто он теперь для Лестата? Луи презирает своего создателя! Этого ли хотел вампир? А что же насчёт Клодии? Милая Клодия, существование которой должно было смягчить взаимоотношения мужчин. Но всё стало лишь хуже. Когда Лестат стал таким? Таким любителем бессмысленной роскоши, одержимым общением? Ах, точно, как он мог забыть? Одержимость к общению пришла к нему из-за Николаса. Думать о Ники всегда тяжело. Лестат всем своим юношеским сердцем любил того тёмного и пессимистичного скрипача! Именно этот скрипач вытащил его из тьмы собственного дома, подарил свободу.. Именно он показал, как можно жить. Николас оставил на сердце не просто след, а глубокую вмятину, которая так и не выпрямилась. Лестат, после смерти возлюбленного, долгие годы искал в людях его силуэт, похожие черты. Искал эту тоску, эту нелюбовь к жизни, но при этом желание жить. Искал этот грустный и злой взгляд, темные волосы. Он пытался заметить Николаса, да только не смог. Не мог забыть, не мог заменить. Многие вечера, проведённые вместе с любимым, забывались. Лестат живёт второй век, а потому старые воспоминания медленно, но стирались. Те незначительные вечера, когда они, поймав "золотой момент" опьянения, говорили о прекрасном. Таких вечеров было слишком много, чтобы запомнить их все. Но был один вечер, который Лестат запомнил на всю жизнь. Это было очень давно, когда юноши только-только прибыли в Париж. Денег было мало, еле хватало на жильё и еду. Была зима, на улице стоял мороз, а два тела, замёрзшие от холода, жались друг к другу. У них не было даже теплых одеял, только плащ Лестата за прохудившийся плед. Накрывшись всем, чем можно было себя согреть, юноши грелись у маленького камина, вливая в себя какой-то данный алкоголь. Делали всё, лишь бы согреться. — Нам не стоит завтра выходить на улицу на долгое время. Играть ты завтра не будешь? — Это ещё почему? – дрогнувшим от озноба голосом спросил Николас, на столь уверенное утверждение возлюбленного. — Во-первых: скрипка не выдержит сильного мороза. Лишь попортится. А во-вторых: ты заболеешь. Денег на лекарств у нас нет, а холодная зима может не дать тебе пережить болезнь. — Знаешь, обычно я говорю столь пессимистично, а не ты. Отчего-то мне кажется, что у тебя что-то случилось. Хотя мы и провели вместе весь день, ощущение, будто ты попал в какую-то ситуацию за пять секунд моего отсутствия. – Николас усмехнулся и посильнее прижал к себе Лестата, которого передёрнуло от сквозящего через окна ветра. — Отчего-то на меня нашла тоска. Зима привела меня в уныние. — Такими темпами ты обгонишь меня в тоскливых речах. Не беспокойся, милый. – подбодрил его Ники. — Я даже не понимаю, из-за чего я беспокоюсь! Мне просто внутренне некомфортно. — Ты беспокоишься из-за нашей судьбы. Так же, как и я. Мы оба не можем не беспокоиться от того, какой стала наша жизнь. Но она изменилась, мы должны принять это. — Мне сложно перестать думать о матушке, о покинутом доме. – со входом ответил Лестат, прикрыв глаза. Его голова давно склонилась на чужое плечо, он явно засыпал. — А мне легко. Легко лишь потому, что ты рядом. Потому что я вижу всё это в тебе. Родителя, дом, друга, возлюбленного. Лишь твое присутствие спасает меня от моей судьбы. Именно поэтому я люблю тебя... Тот вечер был такой же, как и все остальные. Они часто говорили друг другу подобные слова, но отчего-то те часы Лестат запомнил особенно отчётливо. Запомнил треск полена, шум ветра, тёплое дыхание, тихие слова и крепкие объятия. Он помнил это всё так отчётливо, будто находился там прямо сейчас! Ах, если бы только он мог вернуть Николаса... Дверь в комнату открылась, впуская другого жителя квартиры. Луи остановился посередине комнаты, посчитав, что Лестат чем-то занят у зеркала. — Клодия хочет пойти в театр. Ты пойдешь с нами? – спросил мужчина, сохраняя грустное и слезливое спокойствие на своём лице. Как же это лицо иногда раздражало. Лестат вновь взглянул в зеркало, но теперь позади себя. Надеялся увидеть там облик Николаса, хотя бы очертания. Но там Луи... Плачущий, ноющий, грустный. Он лишь отдаленно напоминает погибшего возлюбленного. Но и его Лестат уже не мог отпустить. — Да, конечно. Дайте мне некоторое время, я переоденусь. Николаса он уже никогда не вернёт. А потом будет предан возлюбленным. Он всегда будет один. Навсегда одинокий Принц-отродье.