***
В Энканто было свое кладбище — маленькое, буквально на десяток могил. Благодаря дару его сестры, люди здесь жили долго и не знали болезней… Все изменилось. Бруно приходил к ее могиле каждый день. Ничего не говорил, лишь молча сидел, глядя на простой деревянный крест. Никто не обвинял его — Бруно справился с этим самостоятельно. «Это твоя вина, и ты это знаешь, — шептал ему голос в голове. Возможно, это был Эрнандо. Возможно — Хорхе. — Твои пророчества притягивают беды, а ее судьбу ты предсказал дважды» Бруно коснулся вырезанных букв — за эти дни он успел настолько хорошо их запомнить, что даже среди ночи мог чувствовать их под пальцами. «Мирабель Мадригаль 1933-1950». Крошечный дефис между датами причинял почти физическую боль. Бруно уже вышел с кладбища, когда его остановил падре Флорес. — Не надо, — мягко сказал священник, удерживая его за плечи. — Не терзай ее душу, не зови ее обратно. Отпусти свою племянницу, Бруно. Она теперь в лучшем мире… Бруно повел плечами, стряхивая чужое прикосновение, и, не сказав ни слова, побрел домой. После падения Каситы, семья их расселилась по родственникам, один он остался неприкаянный… Как и всегда. Феликс и Агустин помогли ему построить хижину из бревен — «на первое время», пока не отстроят дом, но для Бруно все сейчас было безразлично. Он вошел внутрь, привычно переступая через крыс и ничком упал на кровать, вытаскивая из-под подушки руану, на которой все еще темнели пятна ее крови. «Прости меня, — мысленно твердил он, прижимая к себе руану. — Прости меня, Мирабелита» Он провалился в сон, где раз за разом не успевал покинуть рушащийся дом — но это был не кошмар, это был хороший сон, потому что (Бруно знал это) Мирабель оставалась жива. На следующий день он снова пошел на кладбище.***
Это случилось на тридцатый день. Бруно уже спал, когда в дверь хижины кто-то постучал. Он бы не обратил на то внимания, если бы не крысы, которые словно взбесились. Их яростный писк заставил его подняться с кровати, и только тогда он снова услышал стук — тихий, робкий… Бруно распахнул дверь и замер, подавившись вопросом: «Что надо?» За порогом была Мирабель. В белом, подвенечном платье, в котором ее похоронили, она стояла, обхватив себя за плечи и глядя на него с мольбой. — Tío… Мне так холодно… Можно мне войти? — Заходи… Заходи, конечно, Мирабель, проходи… — он суетливо шагнул назад, сбив колченогий стул. Мирабель, все еще обнимая себя за плечи, переступила порог — крысы бросились прочь из дома, словно серые молнии. Бруно протянул руку, дотрагиваясь до нее — холодная, такая холодная… Мирабель подняла на него взгляд, и он почти утонул в ее теплых карих глазах. — Девочка моя, — Бруно крепко обнял ее, прижимая к себе. — Мирабелита, ох, милая моя, Мирабель, прости меня, пожалуйста… — Ты ни в чем не виноват, tío, — он чувствовал, как холодные руки сомкнулись у него за спиной. — Я так скучала по тебе. Бруно трясло — от холода, от нервов, от страха, что это всего лишь сон, от осознания, что она не отбрасывала тени… — Tío, — Мирабель умоляюще глянула на него, и Бруно выбросил из головы все прочие мысли. — Я так хочу есть… — Конечно, — спохватился Бруно, размыкая объятия. — Я могу сварить фасоль или, может, ты хочешь манго? Картофель? Прости, я не знал, что ты сегодня придешь… — Манго, — Мирабель мило улыбнулась ему, не размыкая губ. — Только сможешь мне его почистить и порезать? — Да, — Бруно рассмеялся с облегчением. Манго, манго, где же он его видел… — Ах, черт! Нож, который он держал в дрожащих руках, вывернулся и полоснул по подушечке большого пальца. Бруно выронил нож, и вскрикнул — Мирабель схватила его руку, прижимаясь губами к порезу. Он ощутил, как ее язык прошелся по коже — и внутренности опалило огнем. Мирабель, словно опомнившись, отшатнулась назад, глядя на него со страхом: — Tío Бруно, прости, я… Это из-за меня ты порезался, прости, я не хотела… — Все хорошо, милая, — успокоил ее Бруно. — Все в порядке. (Она слизнула твою кровь. Все точно в порядке?) Он нарезал манго, стараясь не обращать внимания на боль в пальце — и горячую тяжесть в животе, словно он проглотил раскаленный валун. Мирабель ела дольки, расспрашивая его обо всем, что случилось после падения Каситы, но его не покидало чувство, что она ест манго через силу. И ее взгляд то и дело соскальзывал к порезу на пальце.***
Она не хотела, чтобы кто-то еще из семьи знал о ее возвращении, но Бруно это устраивало. Начались бы расспросы, подозрения, какие-то глупые сплетни — а ведь на самом деле, все очень просто. Чудо вернуло Мирабель к жизни. Вот и все, дело закрыто, как однажды скажет кто-то в будущем. Они легли спать — Бруно уступил ей свою кровать, а сам устроился в старом кресле — довольно забавно, что оно пережило крах Каситы, чего не сказать о других вещах. Он проснулся на рассвете, глядя на спящую Мирабель. Она была здесь, она была живой. Все хорошо. В этот день на его лице впервые была улыбка, и это не осталось без внимания. — Я рада, что ты решил вернуться к жизни, — сказала Джульетта, поправляя ему волосы. — Мы все должны двигаться дальше, hermano. Бруно кивнул, зная, что когда вернется домой, его встретит Мирабель. Восстановление Каситы шло своим чередом, но сегодня он был слишком мечтателен, и поплатился за это, распоров ладонь шпателем. Кое-как обмотав руку чистой тряпкой, Бруно продолжил работать, не обращая внимания на кровь, пропитавшую белую ткань… (Красные пятна на ее блузке. Почему чудо не спасло ее еще тогда? Почему она не вернулась в тот же день? Что поселилось у тебя дома, да очнись же ты наконец!) Бруно сжал пальцы в кулак, намеренно давя ногтями в царапину — боль прекрасно очищала голову от лишних вопросов. Когда он вернулся, то сразу почувствовал запах горячей и свежей еды. Не веря своему носу, он толкнул дверь, заглядывая в дом — Мирабель ласково улыбнулась ему, стоя над самодельным очагом. — Tío Бруно, ты вернулся! Я ждала тебя и… Знаешь, немного тут убрала, и решила приготовить суп… — Спасибо, mi vida, — ласковое обращение само сорвалось с губ, но смутиться он не успел: Мирабель засияла, как солнечный лучик. — Нет, tío. Это ты mi vida, — возразила она, и ее взгляд упал на перемотанную руку. — Ох, что это? Тебе больно? Садись, я помогу… Бруно с улыбкой смотрел, как она разматывала его ладонь, осторожно проводя по царапине чистой тряпкой… — Tío. — Мирабель прислонилась к его ладони щекой. — Береги себя, пожалуйста. Она чуть повернула голову и потерлась носом о его пальцы. — Конечно, Мирабелита, — ответил Бруно, зачарованно глядя на нее. — Я буду очень осторо… Мирабель лизнула его ладонь, и Бруно подавился словами. Горячий валун у него в животе стал еще тяжелее и обзавелся острыми краями. — Время супа! — Мирабель вскочила на ноги и, тихонько напевая себе под нос, бросилась к очагу. — Я не нашла соль, прости… — Ничего, у меня всегда есть немного с собой, — успокоил ее Бруно. Он определенно покупал соль на прошлой неделе, целый мешочек… Ерунда, найдется позже. — А ты не будешь? — Я уже поела, пока готовила, — Мирабель бросила на него озорной взгляд через плечо. Чудо было настолько милосердно, что теперь ей даже не были нужны очки, и он залюбовался ее глазами, в которых отражались последние лучи закатного солнца. Бруно был уверен, что наконец-то попал в рай. Утром он ушел на рассвете, пока Мирабель еще спала, днем помогал строить Каситу, а вечером, на закате, вернулся домой, где его ждала Мирабель. Он немного переживал, что она мерзнет — ее руки всегда были ледяными, но Мирабель успокоила его, что все в порядке: «Просто я слишком много вожусь в холодной воде, вот и все, tío. Со мной все хорошо.» Ночью он проснулся и вздрогнул: Мирабель сидела на кровати, пристально глядя на него. Заметив его пробуждение, она смущенно накрылась одеялом с головой. — Мирабель? Ты в порядке? — Бруно выбрался из кресла, чувствуя, как начинает ломить спину — все-таки, три ночи подряд спать в таком положении было довольно сложно в его-то возрасте… — Прости, tío Бруно, — она осторожно приподняла одеяло, глядя на него. Бруно заметил смуглое плечо и отвел — попытался отвести — взгляд в сторону. — Просто… у меня бессонница. Я не хотела тебе говорить, чтобы не тревожить. — Может, ты замерзла? — Бруно дотронулся, даже сквозь ткань чувствуя исходящий от нее холод. Мирабель покачала головой. — Нет, со мной все хорошо. Давай, ты снова будешь спать у себя в кровати? Я, на самом деле, отлично успеваю выспаться днем, правда. Бруно хотел отказаться, но дала о себе знать спина, которую заломило от одного только взгляда на кресло и он сдался. Ложась в холодную кровать, он только вздрогнул, когда Мирабель провела по его лицу ладонью. — Отдыхай, tío Бруно, — шепнула она, и Бруно послушно закрыл глаза. Мирабель не уходила, продолжала ласково гладить его по волосам, задевая затылок ледяными пальцами, и по спине расходились мурашки. Бруно приоткрыл глаза — Мирабель смотрела на него, и в темноте ее лицо казалось странным, словно чужим. Почувствовав его взгляд, Мирабель остановила руку. — Tío? Что-то не так? — шепотом спросила она, и Бруно покачал головой, снова чувствуя ее ладонь на голове — и борясь с желанием прижаться к ней губами. Здесь все было не так. Но он не хотел этого менять. Выйдя из дома утром, он нашел на земле мертвую птицу, которая выглядела так, словно из нее выжали всю кровь.***
В воскресное утро он проснулся раньше обычного. Мирабель свернулась клубочком в кресле и он нежно улыбнулся ее спине, стараясь двигаться тише и не разбудить ее. Умывшись над тазом с водой, Бруно провел ладонью по подбородку и нахмурился — щетина уже отросла и вид у него был… паршивым, чего уж тут скрывать. Он снова покосился на спящую Мирабель, затем на свою рубашку и решил побриться так, не раздеваясь, чтобы не смутить ее своей внезапной наготой. А потом он просто переоденется и отправится на воскресную мессу. Бруно кое-как пристроил зеркало на столе, подперев его чашкой, чтобы не падало, и вытащил опасную бритву. Раз, другой… — Tío? — голос Мирабель раздался у него из-за спины, и он вздрогнул, тут же зашипев от боли. — Ох, прости, я не видела… — Все в порядке, Мирабелита, — Бруно улыбнулся, положив бритву на стол. (Она не отразилась в зеркале) — Я тебя разбудил? — он прижал ладонь к небольшому порезу, пытаясь найти полотенце, и вздрогнул, заметив ее взгляд. Мирабель шагнула к нему ближе, положив руки на плечи и заглядывая в глаза. — Мирабель, что ты… Она коснулась его губ коротким, почти невинным поцелуем и притихла, словно ожидая ответа. — Мирабель, так нельзя, — Бруно говорил хорошие, правильные слова, но глыба у него внутри раскалилась до боли. — Мы не должны… Ты не должна этого делать, это… «Грех» — слово не успело сорваться с его губ, потому что Мирабель снова поцеловала его, и на этот раз он ответил на поцелуй. Еще глубже, еще крепче, слаще, ярче… Мирабель прикусила его губу — на языке стало солоно, и Бруно выдохнул, чувствуя, как мир начинает заволакивать белой, слепящей пустотой. Она опустила голову ниже, дотрагиваясь губами до шеи — Бруно знал, что должен был остановить ее, оттолкнуть, но вместо этого лишь запрокинул голову, открывая горло. Он чувствовал ее поцелуи, которые становились все более жадными, почти болезненными, но Боже всемогущий, как же это было приятно… Он зарылся пальцами в ее волосы, но не отталкивая, наоборот, прижимая к себе, и Мирабель, издав тихий возглас, прильнула к нему всем телом, не отрываясь от его шеи. Бруно качнулся, упираясь бедром в кресло, чувствуя, как ее руки (Такие теплые, нежные…) скользнули ему под рубашку… И вдруг она отшатнулась в сторону, закрывая лицо ладонями. — Мирабель? — Бруно встревожено выпрямился. Крест качнулся в вырезе рубашки — когда только она успела ее расстегнуть… Не важно. — Милая? Что с тобой? — Прости… Tío Бруно, прости меня, я… Я слишком грязная, я отвратительная… Прости… Нет! — он коснулся ее рук, пытаясь отвести их от лица, и Мирабель надрывно вскрикнула. — Не смотри на меня, не надо… — Мирабель… — Бруно растерянно замер, чувствуя как что-то ползет шее. Провел пальцами — и, не веря своим глазам, уставился на кровь, оставшуюся на них. — Господи. О, Господи… Шатаясь, словно пьяный, он выбежал из дома — в грязной, полурасстегнутой рубашке, с недобритым лицом. Бруно ввалился в церковь, забираясь на заднюю скамью и сжимая крест в руках. На него косились, кто — с неодобрением, кто — со скабрезными ухмылками, но сейчас ему было наплевать на всех прочих. Все то, что он пытался игнорировать, сейчас выходило вперед, залитое беспощадным солнечным светом. Из дома сбежали крысы, он не может найти соль, даже если приносит в дом полный мешочек. Мирабель не отбрасывает тени. Она ничего не ест, не спит по ночам, не отражается в зеркале, и, Боже всемогущий, она пила его кровь. Кого он вернул с того света?! «Мирабель. Мирабель вернулась к тебе, — холодно сказал Эрнандо. — И нет смысла задавать лишние вопросы» «Да, она немного изменилась, — подхватил Хорхе — Бруно почти мог увидеть их, свои тени, придуманные в порыве отчаяния и тоски. — Но разве ты стал ее меньше любить? В конце концов, это все с ней случилось из-за тебя» «И несмотря на это, Мирабель заботится о тебе. А что до прочего… Так ли это волновало тебя сегодня утром, когда ты ее целовал? Переживал ли ты об этом, когда она прижалась к тебе? Нет? Вот и прекращай скулеж» — Эрнандо был безжалостен, но доля правды была в его словах. Бруно сжал распятие, отпечатывая крест на ладонях… Когда он вышел из церкви, на скамье остался его розарий. Он вернулся в свою хижину, с опаской переступая за порог — но Мирабель спала. Она лежала на его кровати, набросив на себя руану с пятнами крови и прижимаясь носом к его подушке. Внутри все словно сжало — она была такой беззащитной, хрупкой, словно цветок, который кто-то сорвал и почти уничтожил… Бруно осторожно сел рядом на кровати, заворожено глядя на нее. Может ли она быть чудовищем, может ли она нести в себе зло? Он провел пальцами по ее щеке — опять холодная. Но ведь сегодня утром ее руки были теплыми, не так ли? Бруно поднялся на ноги, принимаясь за готовку, и очень скоро он понял, что нет смысла стараться вести себя потише — Мирабель спала очень крепко. Мертвым сном. Солнце уже склонилось к горизонту, когда Мирабель шевельнулась. Бруно наблюдал, как она сонно потягивалась с мечтательной улыбкой на губах, как сползла руана с ее плеч… Мирабель открыла глаза, сталкиваясь с ним взглядом, и замерла. — Я приготовил суп, — Бруно всматривался в ее лицо. — Ты хочешь есть? — Нет, я… — голос у нее был немного хриплым со сна, и на щеке он увидел след от подушки. На мгновение мелькнула мысль, что он ошибся, но когда Мирабель села, он не увидел ее тени. — Прости, tío. Я пока не хочу, правда. Бруно шагнул к кровати, и Мирабель настороженно вскинулась — ее глаза распахнулись, едва она поняла, что он снял крест. Бруно протянул ей руку с закатанным до локтя рукавом. — Ты голодна? — спросил он снова, и Мирабель вместо ответа качнулась вперед, прижимаясь губами к его запястью. — Mi vida, — услышал он тихий шепот, и закрыл глаза.