Хроники Особого отдела - 2

Тонкий пучок из мраморных колонн поддерживал восьмиугольное здание Вестминстерского капитула. Место неспешных собраний старых бенедиктинцев давно претерпело ряд осуждаемых церковью перемен, превратившись упорными трудами каменотесов в здание для Большого королевского совета. Росписи на его стенах предупреждали лгунов об ожидающем своего часа Апокалипсисе, а выложенный плиткой мозаичный пол, своими королевскими, цветами делил здание капитула от восточного клуатра. Здесь, в этом коридоре, было всегда сумрачно, сыро и страшно. Её величество вдовствующая королева Елизавета шла на место оговорённой встречи. Плотно закрытая от мира тончайшей шёлковой белоснежной косынкой, она плыла по стылым, после зимних холодов, никогда никем не согретым коридорам, как бесплотный дух. Впрочем, она и была им, с той самой минуты, как герольды трижды прокричали: «Король мёртв. Да здравствует король!». Длинная опущенная вуаль скрывает гордый подбородок. «Хорошо, что никто не видит моих глаз», – думает она. Белая Королева движется навстречу своей судьбе. Где-то рядом покоится Эдуард Исповедник, основатель обители, тот, рядом с могилой которого её венчали короной. Теперь она, родившая своему королю трёх сыновей и четырёх дочерей, идёт в последний путь – узнать о смерти своих надежд. Какими далёкими кажутся теперь те удивительные годы её странной жизни. У неё не было страха перед брачной ночью, а только всепоглощающая страсть. Не было боли от мучительных схваток, когда она разрешалась от всегда желанного бремени. Теперь она помнила только звуки мучительно сиплого кашля, чёрные круги под его глазами и маленькую синюю жилку у виска, говорящую: «Я ещё с тобой, моя роза!». Она не увидела в сумраке задрапированной спальни, как исчезла и она – её последняя надежда. Лорд-протектор не позволил даже закрыть мутные глаза и вытереть слезу, упрямо скатившуюся в подушки по Его уже мёртвому спокойному лицу. Только сейчас, неслышно ступая по стылому коридору, женщина поняла: теперь она вынуждена похоронить под лохмотьями лжи и предательства всё это счастье, выданное ей Милосердной Девой по капле. Никто и никогда больше не спросит её: «Что вас волнует, любовь моя?». От этой ноши отчаянья Королеве становилось тяжелее, и каждый сделанный ею шаг казался пройденной среди пустыни мѝлей. «Ничего не бойтесь, звезда моя, ваш король всегда рядом, дабы защитить вас от любой беды». Наконец, женщина остановилась в условленном месте. Дороги расходились на три стороны света, оставляя за спиной северный путь. «Как же так произошло, мой любимый, что ты не смог защитить меня? Скоро опять зацветёт вишня, но это будет уже не для нас…». *** В преддверии весны и скорых перемен, при дворе царил беспорядок. Каждый, в меру своих сил и возможностей, старался изобразить ту самую важную персону, благодаря которой, (наконец-то!), в самом скором времени воцарится мир и покой. На трон взойдёт его монаршая милость, и лихорадочная суета тут же превратится в плавные аллеманды под гавот и лютню. А потому, приют монарших особ весьма бестолково охранялся. Злой, как сам Вельзевул, граф Арундел, презрев сон, полнолуние и воинственную охрану, крепко схватив за локоть худощавого русоволосого мальчишку, почти насильно тащил его по бесконечным анфиладам и галереям. Перед ними маячила спотыкающаяся фигура второго «пленника» – чернявого подростка, с перекошенным от ярости лицом и пылающей, (не без причины!), щекой. – Побыстрее переступай ногами, щенок, – слышал позади себя спотыкающийся юноша. – Будешь тявкать – ещё получишь, только уже под дых, что гораздо чувствительнее. Русоволосый дёрнулся, и гнев невоспитанного графа Арундела обрушился уже на него: – А ты скулить прекрати! Боги, за что? Как я ненавижу детей! Наконец, пройдя бесконечное число пустынных в ночное время коридоров, они подошли по крытой галерее к белому Вестминстерскому замку. Здесь и нашёлся безмозглый страж из молодых дворян, в ещё дедовых воинских доспехах, который посмел преградить путь. Прибыв в Лондон из родового поместья всего седмицу назад, он запомнил только одну истину из трёх, объяснённых ему вечно пьяным бифитером: – Fortune favors the bold! (1) Hope for the best, but prepare for the worst. (2) No man is an island. (3) Парень, рассмотрев двух подгоняемых пинками очень важных особ, осознал степень своей удачливости и смело кинулся на злого и уставшего похитителя детей! Воздух сгустился. Стоявшие перед графом пленники ощутили толчок и полетели в стену. Девятилетний мальчик оказался буквально втиснут в каменную нишу и, пытаясь сделать судорожный вдох, начал выталкивать старшего брата обратно в коридор. – Ох! – Пусти! – Что вы себе… – Немедленно прекратить галдёж! – услышали оба. По каменному полу уже катилась смешная взъерошенная голова искателя королевских милостей… как выяснилось – несчастливого… – Вперёд, и не вздумайте рыдать, – зашипел их пленитель. … Они прошли ещё сотню шагов и увидели мать.     *** Её величество на миг прижала к себе принцев и, резко выпрямившись, строго указала: – Мы слишком долго ждали вас, дворянин… – От дворянки слышу, – последовал немедленный ответ, нарушивший печально текущее мимо вдовствующей королевы время. Так, с ней, пожалуй, ещё никто не разговаривал… – Я прошу не забываться, кто перед вами, милорд, – сухо отметил стоящий рядом с матерью принц Эдуард. Граф проигнорировал возмущённую его поведением семью и только махнул рукой: – Быстрее, мне не хотелось бы афишировать цели этой прогулки. В нескольких шагах от перекрёстка, по направлению к северной дороге, на углу замыкающей башни Вестминстера виднелся домик, как ласточкино гнездо, прилепившийся к гигантской стене. Окружённый летом густыми плодовыми деревьями, он не был заметен с тракта, но сейчас, наоборот, стоял светлым бельмом, освещённый полной луной. Рядом нетерпеливо переминался тонконогий, чёрный как смоль конь, и два мохнатых пони. – Государыня, я не понимаю… – начал, было, юноша, но его перебили. Невоспитанный граф говорил негромко, но каждое его слово впечатывалось в память, как гравюра. – У Елизаветы Вудвилл отныне только дочери, её опора и основа будущего трона. Если бы у неё был сын, она бы была регентшей. Но сына у неё НЕТ. И потому, никто и никогда не явится из небытия и не развяжет войну, мечтая стать претендентом на трон. Власть развращает, дети мои. Один из вас отправится к тётке, второй к крестному отцу. Прощайтесь, леди. Вам и так здесь нечего было делать… Елизавета стояла, как не зажженная, а потому совершенно ровная белая свеча, и, только когда стих цокот копыт, она пошевелилась, хотя больше это походило на нервную дрожь… Возвращаясь тем же путём, вдова спокойно переступила через коченеющее тело и, брезгливо подняв платье, постаралась не наступить на остро пахнущую бурую лужу. Утром леди Елизавета велела подать своё любимое синее, с кружевом платье и выкинуть все эти белые тряпки. Жизнь продолжалась. *** В 1469 году в португальском городе Синеш, в семье магистра и алькальда города, родился третий из пяти сыновей – Васко да Гама. Отец его, магистр ордена тамплиеров Сантьяго Эштеван да Гама, только после рождения третьего сына, заключил официальный брак с Изабель Содре, по матери Вудвилл, вывезенной в детстве из Лондона бежавшими от герцога Кларенса родителями во время войны с Ланкастерами. Их дочь приходилась двоюродной сестрой её величеству королеве Англии. Про детство третьего сына ничего не известно. Ещё при его жизни, были перечитаны все книги, с записями о рождении детей не только дворянских, но и простых торговых родов города. Следов рождения третьего сына уважаемого алькальда не найдено. В 1483-84 годах Васко появился из ниоткуда и вступил в орден Сантьяго, будучи впервые отмеченным в официальной хронике. Магистром ордена оказался будущий король Португалии Жуан II. В 1492 году, по поручению его величества, Васко де Гама захватил в Альгарве французские корабли. В июле 1497 года он принял на себя командование эскадрой и отправился в Индию. В 1499 ему торжественно пожаловали титул графа Видигейра и почётное звание «Адмирала Индийского океана». Его Величество Жуан II, по свидетельствам очевидцев, обращаясь к нему, неоднократно говорил: «Брат мой!». Современники обращали внимание, что король и магистр рыцарского ордена никого и никогда не называл своим братом, кроме мессира графа. Археолог Филиппа Лэнгли, не без оснований, предположила, что в Девоне может покоиться младший брат никогда не коронованного короля… Несмотря на оставленный на могиле код «EVAS», история Адмирала Индийского океана точно так же загадочна и не объяснима. Весьма вероятно, что останки старшего сына Эдуарда IV покоятся в настоящее время в монастыре иеронимитов в Лиссабоне. *** Ранняя весна 1972 високосного года пришла на Британские острова ветрами и ледяным дождём. Её суровый нрав описывали ещё несколько последующих лет корифеи пера Уэльса и Эдинбурга. Вокруг стоящих королевскими гвардейцами – плечом к плечу – лондонских серых домов, точно так же, как и на всём архипелаге, завывал резкий пронизывающий ветер. Утреннее небо, низкое тяжёлое, как серая сырая вата, хмуро готовилось в любую минуту обрушить потоки льда и снега на столичных жителей. Те ёжились и пытались добежать до метро, чтобы спрятаться в подземелье от никак не заканчивающейся зимней стыли. Правда, на чёрных кусочках земли, аккуратно, маленькими квадратиками, рассыпанных во внутренних двориках, презрев холод и свято уверовав в календарь, придуманный в незапамятные времена Папой Григорием XIII, вылезли подснежники, которые, почему-то, в этой серой стране прозывались крокусами. Страдающий от промозглой погоды, мающийся в сыром доме и в чужой стране, особый отдел сидел вокруг камина и, словно волчья стая, молча и осуждающе посматривая на вожака. Последний старательно поддерживал огонь, периодически подкидывая круглые, какие-то гладкие и совсем не русские полешки. Переезд был суматошным и тяжёлым. Начальник забрал с собой всё. Книги, шкафы, какие-то старые папки, ручки, кастрюли и даже наборы гвоздей, в смешных коробках из-под конструктора с надписью «Юность-3». Потом всё это добро дружно получали, переругиваясь с непонятливыми грузчиками, распаковывали и расставляли по местам. Получилось почти точно так, как дома. Но это был не их дом. Наконец, когда последняя вазочка встала на своё законное место, и Борис Евгеньевич поставил на обеденный стол круглую мясную кулебяку, до отдела дошло, что их притащили сюда надолго. Притихшие близнецы так тщательно пережёвывали горячий пирог, что их чавканье, наверное, можно было услышать с улицы. Маша зарылась в учебник английского языка и, будь здесь сейчас Василий Иванович, он бы решил, что она молится. Но, на самом деле, старательная дочь Кесслеров повторяла противные английские неправильные глаголы. Ксения пила чай и морщилась от звуков, издаваемых близнецами, но, запуганная чуко-гековыми воплями, недовольно молчала. Одетый в серый, как погода за окном, свитер, Борис, положив себе на тарелку большой поджаристый кусок, грустно сморкался. Ступив с трапа самолёта на землю Британских островов, он, вторую неделю, страдал от жесточайшего насморка. Ни мёд, извлечённый из фанерного ящика запасливым Телицыным, ни малиновое варенье, называемое заграничным словом «Jam», купленное в бакалейной лавке Танюшей, ни пыхтение по вечерам старательного Олладия, разгоняющего над головой страдальца одному ему видимые бациллы – ничего не могло излечить сопливого немца. Тишину завтрака перед камином, как ни странно, первым нарушил Илья. – Это кошмарная страна, – сообщил он пространству, громко отпив горячего сладкого чая из блюдечка. – Зачем мы здесь, Ян Геннадьевич? Домой-то нам когда? – Как, вообще, хватило ума притащить нас всех на эти Острова Туманов и Пудингов? – наконец, разразилась тирадой Ксения, смявшая в пепельнице так и не закуренную вторую сигарету. – Можно подумать, что если твой супруг схватил простуду, то нас ждёт теперь всемирная катастрофа, – буркнул, не отрывая глаз от огня, начальник. – Приехали. Жить здесь нам. Родину будем защищать. Ну, пытаться, по крайней мере. Борис, близоруко щурясь, посмотрел на руководство слезящимися глазами: – Здесь оказалось чертовски холодно, но говорят, что летом в Лондоне значительно теплее, и инфлюэнца скоро пройдёт. – Так и жизнь пройдёт, а мы не узнаем, зачем уважаемый товарищ полковник нас сюда приволок! Я утром видела глаза Рашида Ибрагимовича, его-то за что? Он как побитая собака! Марк, хоть ты бы пирог поклянчил, что ли? – Ксения развоевалась не на шутку. Большой чёрный пёс, спрыгнув с заскрипевшего старыми пружинами дивана, прогнувшегося под тяжестью упитанного монстра, встал и, положив морду на стол, молча, принялся ожидать обещанного куска. Всем было очень грустно.   *** После совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, так успешно прошедшему в Хельсинки, многим показалось, что холодной войны больше нет. Мир в начале семидесятых решил, что, наконец, наступила эпоха разрядки. Москва рассматривала договоренности в Хельсинки, как личную большую победу, утверждая на весь мир, что послевоенные границы в Европе не смогут измениться больше никогда. Однако сокрушительный разгром США во Вьетнаме, власть красных кхмеров в Камбодже, новая арабо-израильская война, события в Южной Америке и полный бардак в Африке не дали миру покоя. Полностью выведенную из строя советскую резидентуру, изгнанную «МИ-6» с островов её величества королевы, требовалось кем-то аккуратно заменить. События в Москве, похожие на калейдоскоп, не позволяли организовать нормальную работу. В 1972 году начальника внешней разведки Сахаровского А.М. сменил генерал Мартин Ф.К., основной заслугой которого был переезд управления с площади Дзержинского в лесной массив в районе Ясенево. В 1974 году его сменил более инициативный Крючков В.А., преданный Андропову Ю. В. В девяностых годах он, так же безгранично, поверил и Горбачёву М.С… В любом случае, о получении серьёзных разведданных с Британских островов в СССР, а затем и в России, никто давно не слышал. Правда, есть и другая информация… _____________________________________________________________________________________ 1. Смелым сопутствует удача (англ); 2. Надейся на лучшее, но будь готов и к худшему (англ); 3. Один в поле не воин (англ).