Хроники Особого отдела - 2

Глава 2. Зачем мы здесь? 1  В середине недели она не просыпалась сама, её будила громкая металлическая трель. С трудом вырываясь из тяжёлого мутного сна, Ксения, автоматически, тянулась к будильнику отвратительного болотного цвета и, гадливо нажав на трескучую кнопку, резко садилась. Морок сна отпускал неохотно, серый утренний полумрак сливался с такой же серой усталостью, и даже сесть не всегда удавалось не покачнувшись. Обычно, по утрам она чувствовала себя немного лучше, чем тусклыми вечерами, однако на лице давно появились утренние складки, глубокие и грубые, которые наивный муж называл «Jolies petites rides» (1). Но сегодня был особый день. Маше исполнялся 21 год, а потому, к серой усталости, к навечно прилипшей маске презрения, присоединилась ещё и тревога: «А вдруг она не позвонит? Вдруг её не соединят, как на Новый год?». Прилетев в Москву после грандиозного скандала с Яном, а потом и с дочерью, категорически отказавшейся покидать «капиталистов», и, ещё не ступив с трапа на землю, она почти сразу осознала, какую немыслимую глупость совершила майор службы внешней разведки Мутовина К.Г., вернувшись после командировки в страну. Нет, она не собиралась предавать Родину. Просто она из прихоти бросила своих родных. Потому что они – там. Потому что уехала и оставила их именно Ксения… С тех пор внутри умер и медленно болезненно разлагался её самый близкий человек – она сама. Рядом зашевелился Борис. – Как ты себя чувствуешь? – Борис задавал этот вопрос ежедневно. – Каком… – последовал контрольный ответ. – У тебя глаза больные… – Очки надену! – Позавтракай! – Забыла спросить… Затем они по очереди запирались в ванной и в туалетной комнатах, изредка переругиваясь, и, вздыхая. Кроме Машиной даты, сегодня имелся ещё один повод для склок – Ксению вызывало начальство. Три недели назад она, теперь постоянная работница внутреннего архива КГБ, передала в аналитический отдел справку о состоянии идеологической уверенности в скорой победе коммунизма среди учащихся старших классов школ, ПТУ, техникумов и студентов московских вузов. Закрытая справка, (как выяснилось позднее), была прочитана не только заказчиком, но и озвучена среди бойцов идеологического фронта горкома и, по слухам, даже в ЦК. – Зачем? – устало поинтересовался вышедший на пенсию, но принимающий участие в жизни Кесслеровых Рашид Ибрагимович. – Правда навредить не может! – буркнула Ксения. Худояров в тот день резко замолчал и всю последнюю неделю не общался. Вчера, случайно столкнувшись в подъезде с вышедшим на прогулку генералом, она услышала дополнение: – У империалистов своя правда, Ксюша, у ЦК своя, у нашей конторы тоже… ты думай иногда, когда что-то делаешь! Думай! Последним с тезисами был ознакомлен муж, который, вчитавшись, добил её своим резюме: – По твоим словам, Советский Союз погиб, его ждёт война и развал на отдельные малые государства? Я, конечно, не специалист, но, при всей логичности вышеизложенного, мне кажется, что об этом никому не надо знать… *** Уже через час в неизменном, обитом светлыми панелями кабинете, под портретом Феликса Эдмундовича, лицо, облечённое властью, размеренно и неторопливо задавало осточертевшие вопросы: – Ксения Геннадьевна, вы подумали, как ваш документ может сказаться на оборонной мощности нашей Родины? Нам и так сложно в буржуазном окружении, или вы серьёзно думаете, что здесь все забыли про вашу дочь? То, что она изучает средневековье, не делает её морально устойчивой. – Я принесла рапорт… – выдавила, наконец, из себя женщина. Мосты были сожжены. Ей никогда не увидеть своего ребёнка. Надо тихо дожить. Худояров всегда прав. Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет. – Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет! Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу. – Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство: – Вы свободны! В пределах кольцевой дороги! *** Проходя в зону архива, Ксения замедлила шаг у самого большого квадратного окна бесконечного коридора и, увидев многочисленные купола московских церквей, вдруг вспомнила, как давно не общалась с Еленой Дмитриевной. Подруга сильно постарела и плохо себя чувствовала в последнее время. А ещё Ксении вдруг остро захотелось зайти к отцу Василию – вдохнуть старинного ладанного воздуха из лампад, посмотреть на золото скорбных огней от зажжённых поминальных свечей и… поклониться лику Заступницы. Дома, неведомо откуда взявшаяся, хранилась в ящике комода старая, ещё дореволюционная, Библия. Вначале она лежала на его поверхности, но, однажды, зашедший Худояров обратил внимание на книгу. Бережно подержав раритет в руках, старик посмотрел на притихшую Ксюшу и строго указал: – Убери. В ней слишком много евреев на каждой странице текста… – Причём тут евреи? — уже лёжа в кровати, поинтересовался у неё Борис. Ответить Ксения не смогла, но книгу они убрали. Несмотря на политическую грамотность населения и настоятельные рекомендации пионерам и комсомольцам не посещать храмы, в стране, за последнее время, участились случаи крещения детей и отпевания умерших пожилых родственников. Ксения улыбнулась: научный атеизм удобрением ложился на подрастающее поколение и явно способствовал медленному воцерковлению последнего.
Выйдя с работы, она, было, направилась в сторону улицы Горького, чтобы, проходя мимо гостиниц, повернуть под арку и добраться до старого соборного Храма, но тут голову словно сдавило тисками, и Ксения, зачем-то спустившись в метро, поехала домой. Не успев прилететь, они получили квартиру в только что выстроенной башне на проспекте Вернадского. Зная ситуацию с жильём, Ксения, до сих пор, заходя в подъезд, удивлённо задумывалась: не следит ли за её судьбой обидевшийся Ян, и есть ли шанс вернуться? Впрочем, известный постулат о надежде, умирающей в последнюю очередь, хотя до сих пор тлел, но не сильно, а она, сидя в метро, даже успела задремать, в приступе своих неутешительных мыслей и головной боли. Доехав, Ксения поборола желание идти домой и тихо сидеть там, рядом с телефоном в ожидании звонка. Только не сегодня. И, пройдя мимо, женщина решительно направилась в сторону кулинарии – за тортом. Праздник у них или нет, в конце концов? Но враг всего человечества, подрабатывающий, по совместительству, змеем-искусителем, не пустивший в храм и отправивший за покупками, отчего-то направил её путь в сторону пивного бара «Ракушка». Бар был известен на всю Москву своими креветками, жареной треской и пивом. Поразмыслив, Ксения решила не противиться оному врагу и зайти– купить всё необходимое и, накрыв для Бориса праздничный ужин, усмирить, таким способом, сердечную боль. Престижная пивнушка располагалась в серой цементной пристройке с торца обычной девятиэтажки. В своё время, возмущённые жильцы обили пороги райкома партии, доказывая нецелесообразность такого близкого знакомства обитателей дома с тлетворным влиянием западной субкультуры. Однако, многочисленные проверки СЭС не выявили особых нарушений, и первый пивной ресторан Москвы процветал. По вечерам, особенно в пятницу, туда выстраивались огромные очереди, жаждущих припасть к «источнику» горожан. Несмотря на объявленную борьбу с алкоголизмом, пиво, по-прежнему, относилось к категории слабоалкогольных, а, следовательно, политически устойчивых напитков. Оно продавалось даже в кинотеатрах и банях. Коммунисты, несмотря на явное превосходство перед капиталистическими оппонентами, твёрдо знали, что привлечение народных масс к гигиеническим процедурам и культурным развлечениям должно происходить не только через разум, но и через желудок. В «Ракушке», помимо общепризнанного «Жигулевского», можно было продегустировать такие редкие и дефицитные сорта, как «Портер», «Мартовское», «Карамельное», «Дижалус». Последнее время пользовалось большой популярностью пиво «Дачная Москва», являвшееся элитным вариантом марки «Ячменный колос». Подойдя к ресторану, Ксения увидела длинную-предлинную очередь на вход. Она заняла в ней своё место, но, твёрдо зная, что советская система купли-продажи товаров является сложной и многоступенчатой, предусмотрительно отошла к рядом стоящим лавочкам. Там организованно тусовалась сплоченная компания в импортных обносках. Приобретя у них с небольшой наценкой «четвертинку», и, воспользовавшись принципом «пиво без водки –деньги на ветер», целеустремленная женщина успешно поменяла месторасположение в очереди, быстро оказавшись у входа. Мест за столиками не было. Но майор спецслужб, ловко опередив на повороте сомневающуюся личность, заняла место за стойкой бара. Там, уже не включая уловок и фантазии, она постучала по каменной столешнице металлическим рублем с изображением Владимира Ильича, заказав появившемуся из дыма официанту: – Две порции трески, полкило креветок и три литра «Москвы». На вынос. В вашу тару, пожалуйста. – Тара платно, – буркнул в ответ из дымовой завесы халдей. Получив законную трешку, он исчез так же, как и появился, а Ксения осталась ждать. – На-ка, болезная, – вдруг послышалось сквозь гул зала. Перед ней поставили полкружки с плавающими остатками пены, почему-то сильно смахивающими на чьи-то слюни. – Спасибо, – не оборачиваясь, произнесла она. – Ты, баба, пей давай, раз налили, – это сосед с другой стороны, татуированный не слишком грамотной надписью «Сережа – Кызылюрт» на запястье, требовательно ткнул в неё предложенной к употреблению кружкой. Капли пива попали на столешницу и устремились к юбке. Ксения вздрогнула и отстранилась. — Гы! – заржал сосед за спиной. – Пей, раз дали! Обижусь! – добавил бывший сиделец Кызыл-юрта. Но, воспитанная войной дама нагнулась и, прихватив сумку, попыталась уйти за барную стойку. Брезгливый официант с потомственным римским носом, украшенным импортной оправой очков, многоопытно исчез в подсобке. В шаге от женщины сиротливо ожидал своей участи праздничный ужин. В голове от резкой перемены положения опять застучало, а глаза стала заливать мутная мгла. *** Паучиха была голодна. Воспоминания радостных дней проживания среди питательных сущностей, с увлекательными запахами страха и крови, ушли в небытие. Запертая суровым сибирским нравом хозяйки, она давно смирилась с участью и тихо погибала вместе с ней. Её госпожа периодически роняла соленые слёзы, которые вначале вызывали испуг, затем глухое раздражение, злость и досаду. Наконец, впав в отчаяние от голода и одиночества, она стала предпринимать попытки вырваться из-под власти разума хозяйки. Для Ксении такие попытки оборачивались частыми головными болями и головокружением. Вот и сегодня, день начался ощущением потери и, как следствие, голодными спазмами у членистоногой и резкой головной болью у прямоходящей. Но судьба, наконец, решила сделать подарок несчастной истощенной Ей! Первым ощущением явился стойкий запах грязных душ. Такой же присутствовал когда-то, во времена её первого настоящего кормления в польском костеле! Затем к этому будоражащему, лакомому запаху присоединилось возбуждение хозяйки, её брезгливость и, наконец, злость. Больше паучиха не могла сдерживать себя! Изголодавшаяся сущность боялась, что хозяйка не позволит ей напитать свою плоть, и она ринулась вперёд, сознательно уничтожая тщательно расставленные Ксенией заслоны! *** 1978 год выдался невероятно музыкальным и чувствительным. В Советском Союзе на дискотеках и из магнитофонов лился хор «АББЫ» и «БОНИ М». Не переставая, пел соловьём любимец всех поколений Демис Руссос. Студенты курили в коридорах, пили тёплое пиво под столом в аудиториях, шепотом пересказывая истории о преимуществах западной жизни. Становясь старше и мудрее, такие личности стремительно вступали в партию, пытаясь пристроиться в горкомы и парткомы, ближе к продуктовым и вещевым заказам, премиям, а главное – к возможным поездкам на экскурсии в страны социалистического лагеря и запредельно волшебным командировкам в Азию, Африку и Латинскую Америку. Работать. На три - пять лет. За валюту и чеки Внешпосылторга.
Первого марта 1978 года стандартно объявили о снижении цен на телевизоры, изделия из капрона, холодильники, детское и женское белье, моющие средства. Почти на 25%. Ещё раз снизили копеечную квартплату и оплату тарифов за телефон. Народ кивнул головой. Правильно. Повысили цены на натуральный кофе, шоколад и изделия из золота. Все были возмущены. Бардак. Правда, первого сентября оказалось, что все учебники школьникам и студентам положены бесплатно. Студентам повысили стипендию до 40 рублей, была ещё повышенная в 50 и Ленинская – 100. Но так ведь и должно быть. А как иначе?
Еще студенты первыми стали щеголять с чёрными «дипломатами». Настоящие модницы копили и покупали дорогущие болгарские и югославские дубленки, кто попроще – монгольские, вышитые цветами. Появились в продаже первые финские куртки «Аляска». Появилось и еще кое-что. Некоторые товарищи не желали жить всю жизнь только с одной женой, и в стране впервые отметили всплеск разводов. Некоторые личности стали саботировать партактивы и общественные мероприятия. Пока таких было не много, но на ноябрьскую демонстрацию идти уже не хотел никто. В мае проще – теплее… Впервые отмечено снижение тиража газеты «Правда». Людям было не жалко сорока копеек в год на подписку, они просто не хотели её оформлять! 20 февраля Леониду Ильичу товарищ Суслов вручил в Кремле орден Победы. Вручение приурочили ко дню Советской Армии. Это не рядовое событие, скорее всего, не было бы удостоено вниманием, но в 1989 году, спустя 11 лет, некто Горбачев посмел отменить Указ о награждении. И хотя всем известно, что «мёртвого льва может пнуть даже осёл», почему-то было обидно. _____________________________________________________________________________________ 1. Милые маленькие морщинки (франц).