нелюбовь к больницам

       в обыкновенных больницах для таких же обыкновенный людей в них никогда не бывает тихо, даже ночью — обязательно найдутся пациенты в тяжелом состоянии, за которыми нужен круглосуточный надзор и вокруг которых постоянно будут крутиться медсестры; в больнице же, специализированной конкретно на ищейках, что днем, что ночью тихо, потому что немноголюдно, но чаще всего эта тишина не только радует, но и напрягает.        за вечер и начало ночи, что он тут, тэтте только единожды слышит из коридора стук каблуков дежурящей медсестры.        он лежит с прикрытыми глазами, но не спит, и открывает их, когда улавливает странный, но такой знакомый звук. его сложно с чем-то сравнить, потому-то и распознается он довольно легко.        — ты снова за свое? — спрашивает он, с трудом принимая полусидящее положение на подушках, и поворачивается к окну, возле которого из золотых сверкающих частиц медленно формируется четкий знакомый силуэт.        — ага.        иногда саигику пользуется своей способностью не тогда, когда надо, и нарушает правила, какие есть в любой больнице, о запрете посещения больных в не отведенное для этого время, о чем тэтте и говорит:        — но ты ведь нарушаешь правила...        — ой, да прекрати ты, — саигику перебивает его и, наконец, отходит от подоконника (тогда тэтте замечает, что саигику в своей повседневной одежде, а не в форме), но игнорирует стул, стоящий возле кровати, на котором он сидел днем, немногим ранее, и забирается сразу к тэтте на кровать. они, кажется, оба облегченно выдыхают, потому что матрас мягкий, совсем новый — ни одна пружинка в нем не скрипит от одного только неверного движения. — ты не так уж серьезно ранен, чтобы я мог побеспокоить тебя.        тэтте не удивится, если однажды саигику поймают на этих его выходках. если их в принципе поймают.        дзено недолго возится перед тем, как удобно улечься под правым боком тэтте, потому что помнит — его левая рука сломана. не хочется ее тревожить.        — чего тебя вообще сюда упекли? — бормочет саигику, возясь с достаточно толстым и теплым для больничных условий одеялом и пытаясь забраться под него под смиренный вздох тэтте. — сломанная рука — не оторванная. и дома мог бы отлежаться. со мной, а не с этими врачами и, боже мой, медсестрами.        — последят за моим состоянием и отпустят завтра днем, — выдыхает тэтте, когда саигику, наконец, удобно устраивается возле него под одеялом, утыкается своим холодным носом ему между шеей и плечом, закидывает на него ногу и в завершение этого всего кладет свою ладонь ему на грудь — туда, где сердце. слышать его сердцебиение, конечно, хорошо, но чувствовать — еще лучше. — а что ты решил прийти сюда ко мне ночью?        тэтте обязательно спросил бы о том, скучал ли по нему саигику, если бы не дорожил своей жизнью.        — не могу без тебя спокойно спать, — едва слышно отвечает тот и почти сразу добавляет: — дурак.        теперь тэтте знает, что для саигику уже одна ночь без него в тягость.        — все-все-все, — дзено тыкает тэтте пальцем куда-то под ребра, но весьма осторожно. — ты совсем утомил меня разговорами. все. молчи. дай мне поспать, — он прижимается теснее, хотя теснее, казалось, уже некуда. — и сам спи давай.        тэтте послушно замолкает, но не засыпает сразу, поглядывая на несколько лохматую макушку дзено. наверняка ведь он утром уйдет, буквально растворится еще до того, как рассветет, чтобы их не застукала дежурящая медсестра и уж тем более кто-то из врачей. просто так надо. пока что.