Страна надкусанных облаков и деревьев

      Солнце достигает дна к тому моменту, как Хан Джисон открывает глаза.       Взгляд мутный, а по телу от каждого движения разливается жгучий свинец, который тут же застывает, пронизывая колкой болью мышцы, кости и суставы. И память плывёт, хотя предшествующие события настойчиво и ясно скребутся где-то внутри черепной коробки.       Безумный день.       Безумная неделя.       Безумный пиздец, а не жизнь.       Сколько он проспал?       Джисон тянет руку в сторону в попытке нашарить стакан с водой на комоде, но, наткнувшись на него кончиками пальцев, опрокидывает на пол. Следом стекает из кровати сам, рассчитывая утонуть в своём любимом ковре с бесконечно длинным ворсом – и лишь коснувшись щекой холодной, рыхлой земли осознаёт, что не услышал звука разбивающегося стекла.       Приподнявшись на локтях, задирает наверх голову и открывает глаза. Перед ними на чёрном, расписанном платиновыми прожилками небе разлетаются и сверкают тысячи жемчужин-звёзд, покрытых тончайшей вуалью, напоминающей растекающийся по шкварчащей сковородке яичный белок. Джисон понимает: если он не поест в ближайшие полчаса, он кого-нибудь пришибёт. И тут же, без прелюдий, сожрёт, забив на свой нежный (но не по отношению к шоколадным круассанам) желудок – ведь не пропадать же добру.       Слышно шуршание крыльев, два-три шага – и Джисона окропляет землёй. Она залетает в глаза и рот; свалявшиеся комочки, тая, скрипят на зубах, а по векам будто прохаживаются наждачной бумагой. Наскоро потянувшиеся к лицу руки не успевают выгрести и малой части набившихся под глаза песчинок; Джисона вздымают за грудки вверх, встряхивая и ставя на ноги. Он пытается, было, возмутиться, но лишь шатается, стоя на земле не твёрже, чем тарелка с крем-брюле, подвешенная за верёвку и два куска скотча над бесконечно глубоким каньоном.       Вашу ж мать. Как же сильно ему хочется поесть. — Хан Джисон, ты снова трындецки проебался. — А теперь повтори это, смотря мне в глаза, — тянет в ответ Джисон, безнадёжно ковыряя веки кулаками. — Что в этом захудалом пространстве-подворотне не так с землёй? — Всемогущий Ключник не может справиться с парой крупинок песка? — Всемогущий Ключник сейчас без глаз останется, а ваша шайка офисных балбесов – без своего самого ценного внештатного кадра. — О, горе мне, горе. Что же мы будем делать без придурка, по вине которого шесть Адских гончих вчера превратили в руины половину города со стотысячным населением. — Всего половину! Всего город-стотысячник! Масштабы могли быть куда глобальней, но благодаря мне и моей смекалке вам нужно просто покрыть городу ущерб, даже не прибегая к услугам Жнецов! — А по чьей вине псины оказались на свободе? — Сынмина, разумеется! — Ага. И кто не уследил за своим гениальным подмастерьем?       Джисон поджимает губы.       Он слишком давно нуждался в выходном дне, и лишь единожды попросил Сынмина побыть хорошим мальчиком и самостоятельно половину дня проследить за Домом – книжной лавкой, прикрывающей для общественности выход в складку-коридор между мирами.       Простейшая работа: смахивать пипидастром пыль с корешков, расставлять на полках сданные по абонементам книжки… блин! Да можно же даже не возиться с алфавитным указателем – в зачарованном Книжном Доме бумажные жильцы сами оказываются в нужное время на нужном месте; всего-то и нужно, что распихивать их по свободным местам! Делов-то. С этим невозможно не справиться…       Хотя, может, в этом и проблема? Может, у юнца это от как раз от переизбытка свободного времени? Ну, то, что он лезет в любую дырку, застревая в ней, как винная пробка в бутылочном горлышке, до момента, когда штопор-Джисон вернётся, вытащит его и устранит образовавшиеся изломы времени, червоточины и прочие мелкие огрехи…       Стоит ли Джисону провести с ним профилактическую беседу по возвращении? Вопрос, впрочем, скорее риторический: он прекрасно осознаёт, что это не имеет смысла. Усерднее учить мальчика – да; а вот читать нотации голожопому малолетке из самого грязного городского переулка – занятие с едва ли не отрицательным коэффициентом полезного действия.       И всё же, кто мог знать, что на этот раз у сорванца хватит дури полезть в запретную зону Дома и, открыв первый попавшийся фолиант, зачитать заклинание, отворившее то, что в народе называют Адским предбанником. Ну разумеется оттуда в Средний мир вывалила стайка Церберовых щенят. А как иначе? Это же дети, а детям хочется исследовать мир… и Сынмин, видимо, почуял родственные души – судя по тому, как радостно тот улыбался, прощаясь с новыми друзьями накануне.       Нервы вся эта ситуация вымотала знатно, и заклинание, ограничившее территорию, чуть иссушило телесный магический поток на всё то время, что Джисон провёл в отключке. Он ничуть не преувеличивал, говоря, что город легко отделался; в пылу игры детёныши трёхголового зверя могут и континент развалить пополам – уже были инциденты, в далёком-далёком прошлом. Так что вместо словесной прожарки уровня начальной школы этот крылатый законоборец по имени Хван Хёнджин мог сказать ему простое спасибо. — Нет, Хан Джисон, я не собираюсь благодарить тебя за то, что ты осилил, с косяками, покрыть проступок своего шкодливого ребёнка. — А стоило бы. Я вашей вечно скучающей конторе подкинул работёнки, и благодаря ей вы хотя бы сможете имитировать подобие полезной активности. И кончай лезть ко мне в голову; в гения мысли под стать мне ты от этого не превратишься. — У нас всегда дел невпроворот, и твой промах вылился в неделю переработок для семи из тринадцати наших отделов. И в голову к тебе я, раз уж об этом зашла речь, не лез. Предпочитаю не пачкаться в потоке низкосортного самовосхваления, перемежающегося с депрессивными эпизодами. Ты открытая книга, долго думать не надо, чтобы понять, что ты чего-то ждёшь. — Ты долго думать и не осилил бы, — фыркает Джисон, сплёвывая на землю крошечный комок корней и вздрагивая от мысли о том, что это вполне может оказаться самым питательным объектом, попавшим ему на язык.       Слышится насмешка, за ней следует взмах руки Хёнджина – и у Джисона тут же испаряется песок в глазах, трава во рту и, почему-то, давяще-режущая боль в печени. — Тебя кусали щенки?       Джисон непонимающе вскидывает бровь, оглядывая стоящего перед ним поборника закона (Джисон, впрочем, всё же предпочитает “министерскую плешивую крысу”); тот хмуро осматривает его, а после, раскрыв аккурат перед его носом ладонь, показывает россыпь маленьких камешков, похожих на янтарь. — Слюна Цербера? — он морщится: щенки даже не покусали его, а проглотили, едва не прожевав.       То был очень длинный вечер, и, к сожалению, он помнит больше подробностей, чем хотелось бы. — Яд из неё. Детский, конечно, потому ты, пусть и с горем пополам, но всё ещё держишься на ногах. Но могу голову на отсечение дать: будь они постарше на пару-тройку месяцев, ты бы валялся парализованный в какой-нибудь канаве. — Может, просто так голову тебе отсечём? Я, в целом, и так знаю свойства церберова яда, так что можем сразу переходить к делу– — Мне засунуть его обратно?       Глядя на жёлтую, с рыже-красными жилками, крошку в ладони Хёнджина, Джисон вспоминает тупую резь в печени.       Хлопнув пару раз глазами, принимает невинный вид, коротко благодаря: — Не стоит, — и, чуть подумав, добавляет: — Спасибо. — То-то же, — Хёнджин бросает застывший яд через левое плечо; тот растворяется в воздухе, оставляя после себя россыпь крошечных блестящих пылинок. — Отлично, — Джисон водит зубами взад-вперёд, убеждаясь, что на них нет скрипа, и продолжает, — на ковре я постоял. Вину осознал. Буду трудиться усердней на благо нашего мира, и всё в таком духе. А теперь можно домой?       Хёнджин качает головой: — Я бы с радостью ограничил общение с тобой, да вот моё начальство, почему-то, всё ещё убеждено, что я единственный, кого ты согласен слушать, когда дело касается заказов от нашей организации. — Так, и… — И сейчас я тебе отдам кипу бумаг, а пока ты будешь её листать, делая вид, что у тебя нет дислексии, и что ты способен воспринимать печатный текст, я вкратце перескажу, что от тебя хочет моё ненаглядное руководство.       Щелчок изящных пальцев, обёрнутых в дюжину колец разной толщины, фасона и материала, и Джисон падает в затянутое красным бархатом кресло, стоящее посреди обитой изумрудом комнаты. — Новый ремонт? — оглядывается по сторонам, отмечая про себя, что вкус у Хёнджина более чем отстойный. — Новый кабинет. После того, как ты сжёг предыдущий, посчитав хорошей идеей оставить на моё попечение свою огненную саламандру. — Погоди, но... ты же сам за ней не доглядел, а ещё пытался напоить водой вместо огненной эссенции– — А вот это меня особо не волнует. Саламандра твоя, значит и ущерб, нанесённый ей, – тоже. Другое дело, что я уже шесть лет чуть ли не на коленях просил выделить мне новый кабинет, и тот крошечный казус пришёлся очень кстати. Собственно, потому ты сейчас и не на галерах. — Точно? А то вашему усердию по части эксплуатации моих талантов позавидует любой надсмотрщик. — А твоему усердию по части выдавливания из меня спокойствия и человеколюбия – любая соковыжималка. Но я об этом (обычно) предпочитаю молчать в тряпочку.       Джисон на это, довольный собой, усмехается, из-за чего не успевает увернуться от той самой обещанной Хёнджином кипы бумаг, брошенной аккурат в лицо. Она приземляется ему на колени, и он не трудится даже взглянуть на неё, обиженно провожая глазами министерскую плешивую крысу. — Сразу к сути, — деловито опустившись в своё кресло, Хёнджин складывает руки на груди. — Ты давно ловил драконов? — В смысле – “давно”? Если это завуалированная попытка вызнать, когда я в последний раз ловил бельчат, то я бы тебе и так ответил: в тот раз, когда мы с тобой напару блевали у чёрного входа богом забытой халупы с – я в этом уверен – просроченным пойлом. — Нет, — на лице не вздрагивает ни один мускул. — Реальных драконов. — Реальных? — Джисон шумно вздыхает, не веря своим ушам. — Ты случаем головой не обтесал облака в полёте? Их не существует уже добрых семьсот лет. — Думаю, очевидно, что я бы не наслаждался сейчас твоим обществом, не окажись миф настоящей угрозой. — Что, прям угрозой? — Вполне вероятно. Тебе, как исследователю, должно быть известно, что такое драконы, и что может значить их попадание не в те руки, — чуть погодя, добавляет, — в самые разные руки, от мясников-браконьеров, до… любого излишне властолюбивого человека. — Кого-то вроде твоего начальства? — особо не думая, выплёвывает Джисон.       Хёнджин на это ничего не отвечает, и затянувшееся молчание говорит ему слишком о многом. — Ты потому разбросал глушилки по своему кабинету? Не боишься, что об этом прознают, и без выяснения обстоятельств засунут тебя в железную деву лет эдак на девяносто? — Боюсь. Поэтому у нас не больше трёх минут. — Понял.       Хёнджин ленивым щелчком пальцев ставит греться чайник на мраморной плитке, параллельно излагая Джисону историю о том, как несколько золотоискателей пошли по дорожке из драгоценностей и оказались в чём-то, похожем на драконово логово. — И с чего они решили, что это именно дракон? — Так они с ним столкнулись, когда он вернулся. — Оу... — Из всего горе-отряда сбежала только четверть – и, чтоб ты понимал, ребят было трое.       Джисон чуть закатывает глаза, пытаясь представить, как должна выглядеть четверть от трёх людей, но короткий кашель Хёнджина возвращает его мысли назад. — Паренёк, добежав до ближайшей деревни, ворвался в местный постоялый двор, и начал орать, что видел дракона. Подбегал, пытаясь хвататься за людей, но рук-то нет, так что он просто бился в истеричных конвульсиях, — Хёнджин с неизменно-непробиваемым лицом берёт с подлетевшего к нему подноса крошечный чайный стаканчик без ручки и отхлёбывает травяную настойку, тут же морщась из-за обожжённого кончика языка. — Там бы и помер, на самом деле, да Чанбин был рядом – заткнул ему рот какой-то сладкой дрянью типа амброзии, и выволок через ближайшую Прореху сюда. — И он выжил? — Почти. Впал в кому – и Чанбин тут, как ни странно, не при чём. — Выкарабкается? — Возможно. Не мои заботы, — делает ещё пару глотков. — Мне важно то, что наши люди, прибыв на место, нашли там целое ничего. Ни золота, ни логова, ни самого дракона. — И ты хочешь, чтобы я гонялся за призраком? Уверен, что тому человеку не отгрызла руки стая голодных зверюг? — Уверен, потому что так сказали образцы слюны на огрызках конечностей. — Как-то подозрительно много в последнее время ты получаешь информации из слюней. — Харкнуть тебе в лицо, чтобы ты тоже приобщился к их анализу? — Вау, тратишь драгоценные секунды на то, чтобы признаться в своих нежных чувствах ко мне.       Хёнджин на это лишь чуть ведёт головой, и Джисон понимает, что победа в словесной перепалке сейчас не несёт ему никаких приятных ощущений. Он опускает взгляд на стопку бумаг у себя на коленях, и, теребя уголки листов, спрашивает: — Что от меня-то нужно? — Найти этого дракона. Пара секунд молчания, и Джисон шумно вздыхает – в Высшие силы знает который раз. — Срок? — Две недели. — Что будет через две недели? — Переизбрание главы Центра.       Джисон кивает. Рейтинги нынешнего главы постепенно снижаются, и если его заместителю – Хёнджинову прямому начальнику – удастся раздобыть себе дракона, это добавит ему очков авторитета. Как следствие, Совет утвердит переизбрание, а бедное животное станет очередным инструментом в игре безумных больших шишек. У всего есть последствия, и охота до власти несёт за собой самые страшные из них.       Нельзя, чтобы дракон оказался не там, где должен быть. Нужно помочь ему. — Есть хоть какие-то зацепки? — На твоё счастье. Пока наши люди обыскивали территорию, они наткнулись на мальчишку, тренирующего сокола для охоты на крыс. Его зовут Феликс, и он сказал, что его птица видела, как за несколько часов до их с ними встречи из пещеры выбежал странного вида человек. — Человек? — Именно так. — То есть, дракон-полукровка? — Может и чистокровный. Просто способный обращаться. Пока не словим – не узнаем.       Джисон решает, что спрашивать о том, почему все так уверены в правдивости слов Феликса – бесполезная трата времени. Любая зацепка – огромная помощь, а парень вполне может оказаться заклинателем, действительно способным общаться со своей птицей; это не такая уж и редкость для тех краёв... — Мне нужно найти его? — Нет. Он будет ждать тебя в Доме. — Зовёшь гостей ко мне без моего ведома? Когда мы успели наладить совместный быт? — Джисон. Серьёзно. Нет времени. — Ладно, ладно. — Он в курсе моих ожиданий касательно этого задания. Я не буду рисковать и давать тебе больше информации прямо сейчас. — Ты так легко вывалил не подлежащую разглашению лишним ушам информацию незнакомцу? Он же мог быть засланцем, или просто моральным уродом, — всё же не сдерживает своё недоумение Джисон. Хёнджин на это лишь пожимает плечами: — Он не вызывал недоверия.       И от этих слов Джисон лишь устало потирает глаза.       Нет; он, конечно, ни в коем случае не ставит под сомнение чуйку Хёнджина. Если что-то на этой стороне мироздания и отличалось особой стабильностью, то, безусловно, это была именно она.       Но какого ляда?       В этой истории некий Феликс фигурировал уже дважды, и оба раза донельзя дотошные сотрудники Министерства радостно верили ему на слово. Парень явно не промах, и обладает каким-то сверхъестественным даром убеждения. Очень хочется посмотреть на него, и либо пожать ему руку, либо поскорее высечь для него гробовую доску – потому как угроза от него исходит вполне себе нешуточная, и если она себя оправдает, с ним нужно будет разобраться. — Это всё? — А ты забыл, что я тебе сказал на Обрыве?       Обрыв – место, куда проваливаются неосторожные Среднемирские души, заблудившиеся во сне. Когда люди оступаются, идя по канатной дороге, или падают в яму, или оказываются придавленными целым зданием, на секунду они оказываются на Обрыве, а следом за этим просыпаются с ощущением, будто только что вынырнули из темноты, чудом избежав смерти. В целом, оно так и есть – местные работяги пинками загоняют людей обратно, сталкивая их в озеро, чьи воды плещутся на дне бесконечно тянущегося каньона. Если этого не делать, они дойдут до Элизиума, откуда уже не вернутся.       Здесь, собственно, и проснулся Джисон; в последнее время Хёнджин настолько закопался в бумажной волоките, что сопоставить расписания и адекватно скоординировать общие действия было попросту невозможно – особенно учитывая его склонность к попаданию в до нелепого безвыходные положения. Отсюда и бесцеремонное выдёргивание Джисона из сна на Обрыв; больше некогда и некуда. — Ты хоть представляешь, насколько часто открывал рот с момента, как мы встретились? — Представляю, и было бы неплохо, не вылетай у тебя озвучиваемая мной информация из того же уха, в которое она влетает, — Хёнджин кивает на стопку бумаг на коленях Джисона. — Работёнка от моего начальства. Читай – вернее… — … делай вид, что у тебя нет дислексии, и что ты способен воспринимать печатный текст.       Джисон вздыхает. Если кто и мог напрягать его сильнее, чем эта плешивая министерская крыса, то это плешивые министерские крысы на пару рангов выше Хёнджина.