у времени нет любви

в империи тихо. это можно понять по отражению одиночных шагов от стен; по пустому отблеску стёкол многоэтажек; по стойкому, но молчаливому тратуару. это спальный район альт-сити. что ещё стоит ожидать от спокойного и миролюбивого нагромождения домиков-кораблей? однако, кто знает, что скрывают эти тихие фасады... поэтому войд всегда готов сражаться во благо своей родины. судьбы. страны. но в империи всегда тихо. когда его тёмный силуэт рассекает улицы, все умолкает. когда его острый и холодный взгляд цвета индиго касается оживленной толпы, как все замирают. только его длинный меч в ножнах блестит на солнце, кто-то в ужасе закрывает глаза. только тяжёлые ботинки отбивают ритм ходьбы, это становится новым гимном всей имперской полиции. в любом случае, страх всегда был его беспроигрошной политикой. и именно поэтому в империи всегда было так тихо. звук сообщения почти кажется придуманным. войд даже не обращает на это внимание, пока оно автоматически не воспроизводится. — "войд, че ты как улитка ползешь?" — мужчина замирает, теряя ясность в глазах. за поясом надёжно спрятана кобура с заряженным пистолетом. — "у меня нет времени всей империи. сам же встречу назначил, чего ведёшь себя как—" — несколько блюрных звуков перекрывают последующую запись. человек на том проводе звучит почти раздражённо, но войд чувствует. ощущает неприсущую ему радость, почти болезненное для его головы предвкушение и волнение. на мгновение ему даже кажется, что эти эмоции пробиваются в его железное сердце, когда оно стучит особенно громко в его ушах... ...однако потом механизм начинает работать без перебоев, тишина возвращается. войд выдыхает, убирая руки в карманы пальто. сегодня неожиданно все идёт не по плану. по крайней мере, скучающий кавински, сидящий на голубой бочке, определённо не входил в его распорядок дня. знакомая паутина алых глаз за оранжевыми стёклами кажется заскучавшей. ленивыми движениями парень проводит по, очевидно, какому-то игровому дисплею. может даже показаться, будто переданные эмоции по связи были фальшивыми, однако.... войд всегда удивлялся, насколько нити судьбы правдивы и непредсказуемы в своих проявлениях. неспокойность ног подтверждает чужую нервозность. от их встречи? мужчина устало выдыхает в высокий ворот своего пальто, выходя под палящий чужим взглядом свет. винсент кажется почти радостным: у него на лице расцветает мягкая ухмылка, даже сквозь очки его глаза горят избытком чувств. а ещё по телу войда, не переставая, ударяет волна одурманивающего тепла, которое больше похоже на растущую страсть. ему никогда не понять этих чувств. хотя бы потому, что он их лишён. грубые, шершавые руки поддрагивают в мелком мандраже. сухие губы быстро увлажняются юрким языком. тело напротив напрягается, а потом... парень хихикает, не сводя пристального взгляда. — ты впервые написал мне первым. мне стоит гордится? столь высокомерен даже перед лицом своей ближайшей гибели. а чего именно вы ожидали, инспектор? войд всегда знал, что кавински больной. — гордитесь своей ещё не наступившей смертью? — мужчина качает головой, не меняя выражение своего лица. — похвально. всё-таки вы были бы неплохим имперцем, кавински.... парень фыркает, особенно сильно ударяя ногой по бочке. — хочешь попробовать меня стереть? — .... в другой жизни. — продолжает войд, безучастно рассматривая чужое лицо. — к сожалению, вы подлежите только полной ликвидации. жаль ваших родителей. винсент удивлённо хмыкает. — жалеть мёртвых не тактично, мистер инспектор. о них либо никак, либо только хорошее. мужчина приподнимает бровь в ответ. — не припомню, чтобы в своде законов империи было сказано о таком. неужели, берёте это из собственной головы? кавински фыркает, сверкая дерзкий ухмылкой. — конечно. в моей голове много подобных высказываний. — винсент продолжает болтать ногами, но смотрит исключительно в глаза войда. наверняка, впитывает всё в себя, как губка. — не желаешь принять меня на работу вершителя законов? мужчина цыкает, выглядя разочарованным. — как же жаль, что такие бездарные личности ставят компетентность поколения под большой вопрос. — в этот момент в памяти всплывает калеб. разбитое выражение, когда его забрали от семьи. полное ненависти лицо во время воспитательных моментов. безразличие в должности секретаря. и дорожки слёзы в уголках глаз, когда парень узнал о стирании своего соулмейта. что такого было в этой поэтессе? столько сил и все напрасно. множество времени потраченного в пустую. он так им разочарован. — да ладно? а ты у нас святой лик старшего поколения что ли? кавински насмехается. его фигура медленно сползает с насиженной бочки, подходит ближе. войд чувствует жжение внутри. раздражение? мимолетная ухмылка касается его тонких губ. даже неинтересно. как открытая книга, со всеми эмоциями в нахмуренных бровях, поджатых губах... этот парень слишком лёгкая мишень. ведь ему известен финал этой истории с самых первых строк. винсент смотрит сквозь очки с каким-то отчаяньем. она невесомо забирается в чужие вороньи волосы, в чужой аметистовый взор. но только не в чужое сердце. туда ему дороги никогда не было. смешок звучит неожиданно оглушающе. — хотя зачем я стараюсь вести диалог со стеной. ты же всегда был ей, да? инспектор. — кавински хмурит брови, досадливо шевеля губами. войд медленно тянется за шиворот своего пальто. — хотя нет... — парень истерично хмыкает, поднимая безумный взгляд. — ты же тупая шавка империи, не так ли? выстрел звучит тихо, привычно. почти что по-домашнему. алые паутины в глазах, алые подтеки на белоснежной куртке. в ушах шуршит статичный шум, который мужчина успешно подавляет. он ловкими движениями убирает пистолет обратно в кобуру. — я так и... знал. — винсент с нажимом шепчет. адская боль раскольными перебоями идёт по их треснувшей связи. войд меланхолично провожает упавший силуэт, а потом опускается на корточки следом. — я не мог не выстрелить, кавински. и ты это знал. — мужчина ловит горькую усмешку на чужом лице. нужно будет объявить.... а впрочем. — ты как всегда... предсказуем. — кто бы говорил. винсент булькает. его глаза теряют фокус. — ого... сарказм... не ожидал такого. — ты даже умереть не можешь тихо... это твой стиль жизни, кавински? гробовая тишина в ответ не может напугать. войд вздыхает. аккуратно тащит тело, все ещё отдающее теплотой в сторону злосчастной бочки. смотрит на движение ветра в светлых волосах. оранжевый жетон мёртвым грузом давит на чужую неподвижную грудь. мужчина очень долго размышляет о том, что делать дальше. однако ужасно громкий треск вверху перебивает череду его мыслей. он молчаливо садится, подтягивает к себе раслабленную фигуру. знакомые запахи крови, алкоголя, бензина и парфюма смешиваются в один. противный. войд нечитаемым взглядом скользит по чужим рукам, невесомо касаясь. их умертвленная связь ощущается слишком пусто. так не должно быть, не с кавински. с ним должно быть ярко. непонятно. слишком сильно. кажется на внутренней пустоте появляются зазубрины от новой. он ощущает чужую голову на своём плече. его дыхание щекочет чужую чёлку. отсутвующее дыхание напротив кажется мимо проходящии ветерком. стеклянно-пустые алые глаза не смотрят на него. тень оранжевого стекла падает на них. он вздыхает. тяжесть кажется кусочком пазла, которого так не хватает. правильной. приятной. это даже смешно. мужчина всегда предполагал, что вселенная так пошутила над ним. у такого статного и холодного человека, не мог быть в соулмейтах кто-то настолько.... ужасно-эмоциональный. сверху продолжает рушится купол. его стеклянные осколки падают вниз. войд ближе прижимает к себе тело кавински, прижимая их головы к друг другу висками. чтобы сейчас он сказал ему? подразнил бы его за несвоественную сентиментальность? пошло пошутил бы? нахально усмехнулся? его рациональность нашла свою долю эмоций. но такая простая истина не придёт ему на ум. до самого последнего. сухие губы касаются лба с паутиной морщинок. слишком поздно. пальцы стискивают раскрытую кровяную ладонь.

альт сити тонет в шквале АПМ-частиц.