Вода и камень

Глава II Солнышко настырно лезло в слуховое оконце, заполняя его собой так, что неба видно было только самую малость по краям. Если не знать наверняка, что снаружи зима – нипочём не догадаешься. На чердаке прохладно, но на то и существуют толстые вязаные кофты. Николь поставила таз с бельём на дощатый пол и принялась развешивать уже вторую за сегодняшнее утро порцию. Салфетки, скатерть, кухонные полотенца и рубашка Ноя присоединились к её собственным немногочисленным вещам. Прежде она бы просто вызвала мальчишку из ближайшей прачечной, и тот на велосипеде забрал бы тюки с бельём в стирку. Теперь времена иные, и Николь взяла процесс в свои руки. "Как только дела пойдут хоть чуть-чуть лучше и выплатим долги, я тотчас избавлюсь от этой проблемы, – пообещала себе женщина, зажав в зубах прищепку и приподнимаясь на цыпочки, чтобы расправить скатерть на верёвке. – Возня с бельём уж точно жизнь не украшает". Ожерелье из полусотни таких же прищепок висело у неё на шее. В прошлый раз Ной опрометчиво сказал, что она похожа на папуаса, и тут же получил таз в руки и был украшен прищепками. Сегодня он проявил благоразумие, поэтому мирно дремал за прилавком в ожидании покупателей. Те, кто могут позволить себе круассаны к завтраку, так рано не просыпаются. Впрочем, ей грех жаловаться: компаньон добровольно принял на себя всю тяжёлую работу и по ночам терпеливо вымешивал тесто, выкладывал его на противни для расстойки так, чтобы утром оставалось только задвинуть их в печь. Мадам Феррье подозревала, что в глубине души Ной ненавидит круассаны, потому что со слоёным тестом особенно много возни. Сам он предпочитал обходиться хлебом и сыром, молчал, как рыба, и трудился, как лошадь. Временами она ловила на себе его пристальный взгляд, и тогда возникало неловкое ощущение, будто она ему что-то пообещала, а выполнять не собирается. Скоро Рождество, а значит, работы у них прибавится. Не успели перевести дух после Дня благодарения, как опять заказов выше головы, но это и хорошо – чем быстрее она рассчитается с Биггсом, тем лучше. Ной, когда узнал, где она взяла деньги, закатил глаза и не разговаривал с ней целых два дня. "Ничего-ничего, – подбадривала себя Николь, – осталась всего половина". Если и дальше пойдёт так, как сейчас – к весне они начнут, наконец, получать прибыль, и можно будет вздохнуть полегче. Она аккуратно вела записи в амбарной книге и радовалась каждой строчке в графе "доход", как раньше бы первым цветам крокуса, проклюнувшимся на проталинах под окнами. Удивлялась, как всё для неё изменилось за последние полгода. Теперь её волновало то, что раньше просто не привлекло бы внимания. Звуки, цвета, даже запахи – чувства будто бы обострились, и жизнь вдруг оказалась наполнена непривычно яркими красками. "... спасибо, некогда..." – послышалось снизу. "Кого там принесло с утра пораньше?" – поинтересовалась Николь и вдруг поняла, что говорят на её родном языке, хотя вообще-то, кроме них с Ноем говорить на нём здесь некому. Мало того, голос показался ей смутно знакомым. И акцент... "Довольно прохладно... – согласился с Ноем посетитель. – Но, думаю, снега пока можно не ждать". Верёвка, спружинив, щёлкнула её по рукам, сердце замерло, боясь пропустить хоть слово. Тишина... только еле слышный шорох бумаги. Отшвырнув прищепки, Николь принялась лихорадочно стаскивать с верёвки не до конца высохшее платье и попыталась в него влезть. Платье отчаянно сопротивлялось: надо было срочно спускаться, но делать это в сорочке и кофте... уж лучше сразу голой! С трудом протиснувшись в один рукав, в другом застряла намертво. Рванулась изо всех сил – ткань треснула по шву. Проклятье! Покончив с одеждой, переключилась на волосы. Кошмар! Нельзя же, чтобы он увидел её растрёпой с руками в цыпках, как будто огромного живота недостаточно! Она ведь уже похожа на воздушный шар – вот-вот взлетит. Непослушные пальцы застёгивали треклятые пуговицы одну за другой. Медленно! Слишком медленно, надо скорее! Хлопнула дверь. Таз, бренча, отлетел в сторону. Быстро спускаться по крутой лесенке было трудно, но и стоять на месте, прислушиваясь к каждому слову, стараясь унять бешено колотящееся сердце – невозможно. Когда, наконец, она скатилась вниз, там никого не было. Отпихнула застывшего в дверях Ноя так, что тот чуть не упал плашмя, и выскочила на улицу. Никого, если не считать мойщика окон, протирающего витрину в соседнем магазине. Тот на секунду отвлёкся на происходящее, но не счёл подобную суету заслуживающей внимания и вернулся к своему занятию. Изумлению Ноя не было предела. Когда она пронеслась мимо с горящими глазами, больно задев его плечом, он почему-то вообразил себе охваченный огнём чердак и даже глянул в сторону лестницы. Всё спокойно. Испугавшись, что Николь простудится в мокром платье, Ной выбежал за ней и, схватив в охапку, потащил обратно в дом, на ходу отчитывая за дурацкую выходку. – Ну как так можно? Не хочешь о себе – о ребёнке подумай, глупая... кончай вырываться... Ай, больно! Николь, отпусти меня и иди уже внутрь, – бормотал он, накидывая зачем-то ей на плечи свой фартук. – Кто это был? – спросила она, тяжело дыша и прижимая руки к груди, чтобы сердце не выпрыгнуло. – Никто. Какой-то чудной тип заходил: по виду китаец, а по-французски говорит не хуже нас с тобой. И одет прилично, даже с шиком. Чего только не встретишь в этом городе! Не дослушав, она вдруг развернулась и послушно направилась обратно, как будто ничего и не было. – С тобой всё в порядке? – Ничего… я, пожалуй, прилягу, – покачала головой Николь и пошла к себе в комнату. Лишь прикрыв за собой дверь, она дала волю слезам. Они катились из глаз не переставая, а Николь не пыталась их удержать, сидела, не мигая, съёжившись на краешке кровати. Брошенный на лестнице, Ной не знал, что и думать. Сверху доносились сдавленные рыдания, отчего ему стало совсем худо: в такой момент оказаться не у дел и ничем не суметь помочь... стоит тут, как истукан, вместо того, чтобы обнять её за плечи, прижать покрепче и, успокаивая, шептать всякие ласковые слова. Приблизившись к закрытой двери, Ной с минуту гипнотизировал её взглядом, даже поднял было руку, чтобы постучать, но тут же её опустил и со вздохом поплёлся обратно караулить прилавок и складывать впрок картонные коробки для пирожных. Только что у него на глазах произошло нечто непонятное, но, судя по всему, очень важное, и теперь он силился понять, что, собственно, это могло означать. "...не хочу жить здесь и боюсь, что это навсегда. Боюсь этого ребёнка, а ещё больше – что с ним будет что-нибудь не так. Боюсь, что не справлюсь. Боюсь… Не могу уже бояться, просто сил нет. За эту неделю три раза ходила в офис "Уэллс Фарго" – сказали, что к ним никто не обращался, хотя, больше похоже было, что они врут. Расспросы вызывают у них подозрения, хотели даже вызвать полицию. Не представляю, где теперь искать его..." Вздохнув в который уже раз, Сидзука отложила блокнот и потянулась за коробкой с бумажными салфетками. Вытерла мокрые щёки и шумно высморкалась. Невозможно читать такое без слёз. Бедная девочка. Стоит представить на минутку, что она чувствовала... однажды, когда Сидзука зачиталась допоздна в гостиной, ей приснилось, будто бы она бежит по полю в тумане. Кричит что есть мочи, срываясь на хрип, но никто её не слышит, и конца края этому полю не видно. Временами ей кажется, что она замечает впереди чью-то спину, но видение исчезает, стоит ей приблизиться хоть чуточку. Уже и ноги замёрзли, мокрые от росы, и голос пропал... Таку вернулся с прогулки и нашёл её, спящей в углу дивана, на собственном его любимом месте, в обнимку с подушкой. Разбудил и отправил в спальню, а потом согрел молока, и они ещё долго лежали в уютной темноте, разговаривая обо всём понемножку. Дзуки ужасно боялась снова остаться наедине со своим сном. Пришлось обложить её собаками и рассказывать про белок, которых они видели сегодня в парке, и наглого кота на соседском заборе, такого мордатого и без кончика хвоста. Она улыбалась и никак не хотела отпускать его руку. Так и уснула, не дослушав очередную историю. Тень от радиомачты медленно ползла к борту от трапа, ведущего на нижнюю палубу, где располагались каюты. Санада лениво следил взглядом за ней, а ещё за чайкой, которая сидела на дальней спасательной шлюпке, беззвучно разевая рот. Его интересовало, дождётся ли птица, пока тень доберётся до неё, или улетит раньше. Если дождётся, загадал он, то всё получится, как задумано. Чайка никуда не спешила. Пару раз она принималась копошиться в перьях у себя на груди, потом опять замирала, греясь на солнышке. Человек, с сигаретой примостившийся на ящике с пробковыми жилетами, был с ней абсолютно согласен: нет никакой необходимости суетиться на судне, которое плывёт, согласно расписанию, независимо от того, как скоро ты хочешь оказаться в пункте назначения. По мере продвижения на юг небо становилось ярче и, несмотря на то, что воздух всё ещё был довольно прохладным, находиться на прогулочной палубе без пальто, в котором он поднялся на борт, стало вполне комфортно. Санада с интересом разглядывал пассажиров, пытаясь определить, кем они могут быть и зачем плывут в Аргентину. Вот немолодой мужчина в полосатом костюме. Судя по отвисшим коленкам на брюках и лоснящимся локтям пиджака, это его единственный приличный наряд, как говорится "и в пир, и в мир". Скорее всего – коммивояжёр, едет продавать аборигенам какие-нибудь трактора, сеялки или что там у них в ходу... В его объёмистом саквояже наверняка рекламные проспекты, бланки контрактов и прочий бумажный мусор. Он и сам похож на мятый клочок бумаги, гонимый по свету ветром. От наблюдений Санаду отвлекло какое-то движение и топот за спиной. Обернувшись, он увидел девочку лет пяти в кремовом пальто и соломенной шляпе с лентой, бегущую по палубе с бумажной вертушкой в руке. Стараясь поймать ветер, она крутилась то так, то этак, но, когда, наконец, ей это удалось, порыв оказался настолько сильным, что красно-белый пропеллер оторвался от палочки и, пролетев несколько метров, шлёпнулся на ящик с жилетами, едва не стукнув Санаду по носу. Недовольная этим вторжением, чайка снялась с места и, резко взмахивая крыльями, с пронзительным криком устремилась ввысь. Девчушка остановилась, как вкопанная, и тут же наморщила нос, собираясь зареветь. Бывшему резиденту вовсе не улыбалось быть свидетелем потопа, поэтому он подобрал вертушку и, присев на корточки, объявил, что сейчас всё починит. Поколебавшись, маленькая мисс сменила гнев на милость и протянула ему палочку с гвоздём на конце. Санада нацепил пропеллер обратно на гвоздь и загнул получше, чтобы не слетал больше. В ответ получил широченную улыбку без двух передних зубов и взгляд, полный признательности и восхищения. – Бетти, – сказала хозяйка вертушки, решительно протягивая руку. – Мы с мамой плывём к папе, он доктор. А ты? – А я сам по себе, – ответил Санада и аккуратно потряс мягонькую тёплую ладошку. – Ты едешь домой? – спросила Бетти. – Нет, мой дом далеко отсюда. Есть такая страна на востоке, на самом краю земли... – Китай! – завопила девчушка. – Я знаю, я в книжке видела. Там тигры, драконы и... мандарины живут. – Китай, – согласился японец, решив, что когда-то надо начинать вживаться в роль. – Только сейчас ни драконов, ни мандаринов там нет. Остались одни тигры. Несколько секунд Бетти стояла, молча переваривая информацию. Шевелила губами, натягивая то верхнюю на нижнюю, то наоборот. – Пойдём, – наконец сказала она и потащила нового приятеля знакомиться с мамой, которая, привстав из шезлонга, уже искала своё чадо глазами. Увидев дочку, тянущую на буксире незнакомого мужчину в твидовом пиджаке, женщина упала обратно и снова надвинула на нос модные очки от солнца. Пропустив приветствие мимо ушей и не проявив интереса к рассказу про Китай и тигров, она в свою очередь спросила, не доктор ли он. "Скорее, наоборот, – бодро ответил Санада. Его позабавило, как она моментально втянула живот и выпятила губы. – Охотничий инстинкт в действии." Миссис Браун, так звали женщину, казалось, была немного разочарована, но быстро пришла в себя и пригласила загадочного китайца за обедом сесть вместе с ними. Тот не отказался. Остаток дня Санада провёл в компании Бетти и её матери, болтая о том о сём и непрерывно производя фигурки из бумаги. Начал с цветов из бумажных салфеток, но постепенно аппетиты росли, и вот уже счастливая Бетти стала обладательницей целого зверинца из журнальных страниц. Вот кто бы мог подумать, что навык, полученный в начальной школе, окажется столь полезным! – А правда ли, что в Китае живёт ужасно много народу? – у миссис Браун была очаровательная привычка облизывать ложечку от мороженого после каждого съеденного кусочка. Санада терпеливо наблюдал, как ложечка протискивается между пухлыми коралловыми губами американки, а потом появляется обратно, и вряд ли кто-нибудь, глядя на него, смог бы определить, насколько неприличными были его мысли в данный момент. – Примерно пятьсот миллионов, – ответил он. – И где же они все помещаются? – ложечка в очередной раз проделала фокус с исчезновением. – В Китае есть большие города, Шанхай например. Шесть миллионов жителей. Там даже есть высотные здания, не небоскрёбы, конечно, но тоже весьма современные, – похвастался Санада. – Вам нравилось там жить? – без особого интереса спросила миссис Браун. – Конечно. Я много где жил: в Шанхае, Нью-Йорке, Париже... – Надо будет съездить в Париж, – пробормотала женщина. – Когда-нибудь обязательно. – Боюсь, что с этим придётся повременить. Сейчас Европа – не лучшее место для покупок, – Санада закончил мастерить жирафа и преподнёс его Бетти. – Ах, да... – рассеянно улыбнулась миссис Браун. – Я что-то такое слышала... впрочем это неважно, скоро мы будем в Аргентине. Европа оттуда уж очень далеко. В задумчивости она смотрела на собеседника, пытаясь определить, подходит ли он для того, чтобы скрасить скуку путешествия ни к чему не обязывающей интрижкой. Эта мысль посещала её хорошенькую головку не в первый раз, но за прошедшие пару часов она так и не смогла прийти к определённому мнению. С одной стороны, ей нравилось, как он выглядит, и ещё больше – как говорит. Мужчина показался интересным, относительно цивилизованным и, в то же время, сильным и уверенным в себе, чем выгодно отличался от её собственного мужа, встреча с которым становилась всё ближе. С другой стороны – не хватало ещё связываться с цветным... Одно дело – перекинуться парой слов, и совсем другое – "ну, вы понимаете". Разве только, если никто не узнает... Совершенно не обязательно сообщать кому-либо об этом маленьком приключении. С тех пор, как мистер Браун получил новое назначение, супруга его находилась в состоянии, как она это называла, "перманентного стресса". "Шутка ли, – жаловалась она своему дантисту, – бросить всё и уехать за мужем на край земли, где нет ни Мэйсис, ни сияющего вечерними огнями Бродвея, ни даже самого завалящего парка, где можно было бы выгулять новую шляпку или сумочку. И, представьте себе, абсолютно никакой медицины – одни ветеринары!" И не важно, что теперь он начальник главного военного госпиталя, "большой человек" и его самолюбие, наконец-то, будет удовлетворено. Миссис Браун уже была увлечена новыми эмоциями и заранее готовилась горевать о потерянном комфорте и необходимости довольствоваться малым. Небольшая компенсация перед началом жизни в захолустье оказалась бы как нельзя кстати. Потенциальная жертва и не думала сопротивляться. Мистер Чжао, как он представился, доверчиво смотрел на неё своими тёмными глазами, смеялся в местах, где положено смеяться и удивлялся там, где принято удивляться. Конечно, не мешало бы ему быть чуть выше ростом и более героического вида, но нельзя же хотеть всего сразу… достаточно и того, что на нём хорошо сидят брюки и сквозь тонкую ткань рубашки угадывается кое-какой рельеф. Она смотрела на ловкие руки, извлекающие из внутреннего кармана портсигар, и думала о том, что часики тикают, аргентинский берег неумолимо приближается, и шансы почувствовать подобные руки на своей груди тают с каждой, оставшейся за кормой, милей. "Интересно, изменится ли что-нибудь на этом невозмутимом лице, если намёк будет достаточно прозрачен?" – подумала миссис Браун, поймав себя на проработке дальнейшего план действий. Перспектива развлечься по-настоящему привлекала её всё больше. Свет из-под двери едва заметен, но этого вполне достаточно, чтобы понять: Таку не спит. За ужином у него глаза слипались и рот то и дело кривился в зевоте, а вот теперь, поди ж ты – уставился в телевизор и смотрит футбол. Небось, рассчитывает, что "Синие самураи", наконец, соберутся с духом и одолеют сборную Германии. Сидзука категорически против таких поздних ужинов, но разве её послушают... они с Санмой – два сапога пара: пока не снимут всё, что задумали – группа будет работать. А потом собаки требуют своё... Ей уставший собаковод достаётся последним, не ложиться же спать голодными! Дверь тихонько скользит в сторону. Таку, растянувшийся на постели, словно сытый удав, удивлённо глядит на жену. – Таку... я тут подумала... – Интересное начало, – одним глазом он ухитряется смотреть на экран, по которому бегают человечки в синей форме со смешными трёхлапыми воронами на груди. – Ты задолжал мне кое-что, вот, что я думаю, – мурчит Сидзука, устраиваясь рядышком. И вроде бы не настаивает, но ясно, как белый день: так просто она не отстанет. Эта женщина не из тех, кто сдаётся. – Тучка, футбол же... давай, может, с утра? – без особой надежды вопрошает "вождь и великий воин". – С утра любой дурак сможет, ты мне сейчас нужен! Таку, подождёт твой футбол! Они всё равно продуют. Рука тянется за пультом, и человечки на мгновение исчезают из жизни индейцев эпохи Рэйва. – Эй! Ну кто так делает! – возмущению нет предела. Пульт перехвачен и "самураи" снова в игре. Германия ведёт один-ноль, но соперники не сдаются, снова и снова забирают мяч и идут в атаку, и это даёт хоть какую-то надежду. До конца первого тайма ещё целых четыре минуты. Внезапно на фоне зелёного газона возникает женская фигурка, решительно теребящая пуговки на пижаме. Публика заинтригована, в конце концов, четыре минуты ничего не решают, а вот красивая женская грудь – очень даже... – Иди сюда, я сам, – смеётся Таку, нажимая на "запись" и пробуя дотянуться до оставшихся пуговиц. – Нет-нет, милый, ты же устал… целых фиг-знает-сколько-тысяч шагов... – возражает нахальная похитительница пультов. – Да? Не припомню... – А ты у собак спроси – они считали! – чёрная пижамная кофта летит атласным вороном прямо на противника, накрывая его с головой, а следом туда же прыгает "маленькая скво", хищно растопырив пальцы. Добыча схвачена, а футбол и потом досмотреть можно... – Ты неисправим! – смеётся она десять минут спустя, прицеливаясь чмокнуть лохматого болельщика в нос. – Так быстро меня ещё ни разу не любили! Асано тебе дороже собственной жены! Таку доволен: за то время, пока он "долги отдавал", ничего ужасного не случилось, даже наоборот – выпустили Асано, а затем и Доана, и теперь-то уж немцам придётся туго! Оба горят желанием расквитаться за гол, забитый в первом тайме. – Ну, не дороже, конечно... разве что вот прям сейчас... может быть... Давай!!! – орёт "великий воин" и тут же разочарованно хлопает себя по лбу. Атака захлебнулась, а Сакаи получил по ногам, и сейчас его будут менять. Сидзука смотрит на него насмешливо: нет на свете человека занятнее, чем вот этот тип с красным лбом и горящими глазами, который ухитрился только что заниматься любовью, не переставая глазеть в телевизор, при этом упорно делая вид, что с футболом на сегодня покончено. – Йощщ! – внезапно Таку подскакивает, как кузнечик, а потом бросается обниматься. Это происходит так стремительно, что Дзуки не сразу понимает, кто кому забил, но, барахтаясь в подушках, не может не признать, что в целом ход матча её устраивает. "Нет, пожалуй я не пойду... расхотелось", – смуглая рука тянется за сигаретами, щелчок зажигалки, и в воздухе повисает сизое облачко дыма. На двери красуется табличка "не курить", но человека, растянувшегося поверх скомканных простыней, это не слишком волнует. В каюте и без того душно, маленький иллюминатор не в силах обеспечить достаточное количество воздуха. Табачный дым смешивается с терпким ароматом духов и вполне ощутимым до того запахом бурных человеческих страстей. Даме это не слишком нравится, и она суетится, отыскивая среди разбросанной тут и там одежды свою. – … и вообще, вы всё неправильно поняли! – мерцающий огонёк в дальнем углу кровати отражается в мутноватом зеркале на стене. Огонёк живёт, медленно двигаясь из стороны в сторону вместе с зажатой между пальцами сигаретой. Миссис Браун машинально скользит за ним взглядом, пытаясь непослушными руками привести в порядок то, что осталось от причёски. – Вчера или сегодня? – приподнятая бровь лучше всяких слов намекает на то, что завтра её снова будут ждать в этой каюте. И послезавтра тоже. Миссис Браун фыркает и отворачивается. "Не так уж плохо..." – думает Санада, в свою очередь окидывая гостью сытым ленивым глазом. Она пока ещё довольно красива, особенно теперь, когда от помады раздражающе-яркого оттенка не осталось и следа, а локоны на висках потемнели от пота и слегка распрямились. Его всегда привлекали женщины со светлыми волосами хотя бы просто потому, что они мягче и их так приятно касаться. Спина тоже недурна: точёная, гибкая, с ямочками на пояснице и родинкой чуть выше левой лопатки. И пахнет от неё хорошо. И даже то, как она укусила его за палец, а после зализывала выступившую кровь – всё это доставляло удовольствие и отчасти примиряло с необходимостью находиться на этой посудине. Достаточно, впрочем, комфортной, чтобы не жаловаться слишком громко. Заметив пристальный взгляд, Миссис Браун с капризной миной тянет простыню вверх, как будто после всего, что происходило в этой каюте вчера и сегодня в этом есть какой-то смысл. Стоит лишь подумать об этом, как жаркая волна заливает лицо и по спине пробегают мурашки. Мужчина недовольно хмыкает, и простыня возвращается на прежнее место. Со вчерашнего дня миссис Браун знает о себе гораздо больше, в том числе и такого, о чём приличные люди помалкивают. Жалко, что полученные знания неизбежно выветрятся, стоит судну прибыть в Буэнос-Айрес. Супруг новых навыков точно не оценит, а главное, начнёт задаваться неуместными вопросами. – Так когда же? – продолжается допрос. – Вчера, когда вы вдруг решили дезертировать в самый интересный момент, и мне пришлось ловить вас чуть ли не за ногу, возвращать обратно в постель, тратить кучу сил и времени на то, чтобы вы перестали изображать дохлого жука и начали, наконец, шевелиться? Или сегодня, когда вы воодушевились настолько, что понадобилось зажимать вам рот ладонью, иначе у пассажиров из соседней каюты сложилось бы обо мне в корне неверное мнение? Она не похожа на Николь Феррье, совсем нет... подобной ошибки он больше не совершит. Достаточно уже того, что, ложась спать, Санада каждый раз мучается от желания увидеть во сне свою потерю и больше всего боится, что сон этот закончится заревом далёкого пожара. Поэтому предпочитает читать всякую всячину, пока глаза не закроются сами собой. Книги по микробиологии и химии, которые он взял в путешествие, подходят для этого как нельзя лучше. Иногда фокус не срабатывает, и тогда Санада просыпается среди ночи весь мокрый, с потрескавшимися губами и отчаянно колотящимся сердцем. О, если бы можно было видеть только то, что хочется! Они бы тогда бесконечно завтракали вдвоём или мчались по горному серпантину над морем, а после любили друг друга жадно, без оглядки и сожалений, как делают это по-настоящему близкие люди. Могло ли всё это случиться на самом деле? Санада полагал это возможным. Во всяком случае, сам себе он разрешал думать именно так. Миссис Браун в нерешительности застыла на полпути к выходу. Пора было возвращаться, чтобы у няни, которая снова осталась одна с Бетти, не возникло ненужных подозрений. Но, как назло, снаружи оказалось полно народу. Пассажиры первого и второго классов покидают каюты, торопятся к обеду, весело переговариваются, обсуждая газетные новости. Скоро повестка изменится – у Аргентины для них найдутся совсем другие события. – Что такое? – похоже, хозяин каюты не прочь, чтобы она исчезла прямо сейчас. – Там люди... – Они скоро уйдут. И что прикажете с этим делать? Вид такой, будто бы не он усердно улыбался ей каждый раз, встречаясь за столом или на палубе, говорил всякие милые глупости, а третьего дня поймал, разумеется, случайно, у самой двери каюты и, придавив к стене, обнюхивал, как кот мышку. Так и ткнулся носом в шею, втягивая в себя воздух, ужасно неприлично и очень интригующе. Потом извинился, конечно, но дело было сделано: на следующий день миссис Браун, несмотря на моросящий дождик, совершила аж целых три прогулки на свежем воздухе, после которых с замирающим сердцем медленно шла по коридору, ожидая всего, чего угодно. С расстройства, что ничего так и не случилось, наотрез отказалась от десерта в пользу Бетти, вызвав у той настоящее потрясение. Несносный попутчик вяло поинтересовался её здоровьем и предложил потом зайти к нему за средством от морской болезни. Когда Миссис Браун, успевшая, за время пути тридцать два раза решиться, чтобы сразу же передумать, перешагнула порог, возможности передумать в тридцать третий раз ей не предоставили, и вот теперь она стоит в непотребном виде, прислушиваясь к звукам в коридоре и не знает, чего в данный момент ей хочется больше: залепить негодяю пощёчину, а лучше, пнуть побольнее коленом, или начать раздеваться по новой и плевать, что подумает няня. – Не забывайтесь, – процедила жертва собственного любопытства. – То, что у вас есть средства путешествовать первым классом не делает вас автоматически приличным членом общества. – И в мыслях не было, моя госпожа... Слова мистера Чжао были приправлены изрядной долей иронии, и миссис Браун впервые усомнилась, так ли уж безобиден её новый знакомый, как показалось вначале. "Дело может оказаться сложнее, чем представлялось вначале, – размышлял бывший резидент, наблюдая за пузырьками воздуха, упорно цепляющимися за ледяные кубики в бокале с джином. Прозрачная жидкость приняла в себя лёд, сгладив неровности и грани. Интересно наблюдать за прихотливой игрой теней в глубине бокала, неспешно вращая его в руке. – В то же время, знакомство с начальником госпиталя, может оказаться самым коротким путем подобраться к секретам "Летнего лагеря". Из разговоров в кают-компании стало понятно, что доктор Браун обосновался как раз на военной базе в Чоэле, куда ему так нужно попасть. Не может же он так просто, без всякой причины, искать знакомства с обитателями закрытого объекта. А скучающая по мужскому вниманию докторша – как раз подходящий ключик к заветной дверце. Надо лишь раздразнить её получше, чтобы не соскочила, но это будет несложно. Раз уж так свезло, что ни лицом, ни телом эта особа не вызывает пока отвращения – можно совместить приятное с полезным. Для столь короткого знакомства она уже многое позволяет с собой делать и здесь, определённо, есть простор для экспериментов. Всё же, гайдзинские женщины, кроме одной, довольно глупы, настолько же, насколько бывают красивы. Сегодня миссис Браун специально отловила его до обеда, чтобы предложить себя в качестве аперитива... если так будет продолжаться и дальше – о воздержании придётся забыть, по крайней мере до тех пор, пока они с доктором не сойдутся поближе. Тогда можно будет оставить его жену в покое, как избавляются от мандариновой кожуры, съедая сочную мякоть. – Как думаешь, они не обиделись? В полумраке ночного самолётного чрева её глаза загадочно поблёскивают, а губы складываются в кошачью, ни о чём конкретно не говорящую, улыбку. Лететь нам ещё часов шесть, а может и того больше. Вчерашнее Рождество осталось в Японии, надо полагать, в Париже нас встретит уже какое-то совсем другое Рождество... – Думаю, они были рады, что предки свалили сразу после посиделок и можно теперь провести остаток праздников с друзьями. Надеюсь, у девчонок хватит благоразумия не превращать дом в ночной клуб. Не хотелось бы потом наблюдать "эксклюзивные кадры" там и сям. – Не будь занудой, Таку. Говоришь так, будто родился сразу старикашкой. Горо-чан в своё время рассказывал мне, какие вечеринки вы закатывали в твоей первой квартире. – Во-первых, квартира была съёмная, а во-вторых, Горо всегда имел склонность преувеличивать. Вряд ли можно назвать четвёрку играющих в бабануки под пиво пацанов полноценной "вечеринкой". – То есть, девчонок в этой компании не было? – всем своим видом Дзуки сообщает мне, что в такой малахольный сюжет ей верится с трудом. А что, я? Я же не виноват, что не люблю чужих в доме. Когда ходят везде, трогают твои вещи, читают надписи на фотографиях... – Отстань, Тучка. Нашла о чём вспоминать... давай лучше подумаем, куда пойдём завтра, то есть, уже сегодня... или это у них всё ещё вчера? Мы переглянулись и дружно хрюкнули: всё же смеяться в голос, когда вокруг мирно спят ещё несколько человек – не совсем гуманно. – Хочу в музей Орсе, ты мне в прошлый раз обещал, помнишь? Я нашла дома каталог и хочу теперь всё-всё это увидеть своими глазами. Кто про что, а Дзуки про своих любимых импрессионистов... – Ладно, но вечером тогда идём в Фоли-Бержер. Там такой фасад интересный, хочу посмотреть, как внутри. – Таку... умора, архитектура его интересует... почему не сказать честно: "Хочу поглазеть на девчонок в перьях!" – Девчонок в перьях я могу где хочешь увидеть, а вот здание в стиле ар-деко у нас почти не встретишь, – фасон надо держать до конца, и потом, почему бы не совместить культурное с интересным? Только закрыл глаза, пытаясь вздремнуть последние несколько часов до посадки, как в бок опять поскреблись цепкие пальчики. – Таку... – Женщина, ты уснёшь когда-нибудь или нет?! – Таку... А как ты думаешь, почему ребёнок и его отец не упомянуты в генеалогическом древе клана Санада? – А хрен его знает! Точнее, Санада знает... Я скажу ему, пусть пообщается с тобой, он наверняка может, тогда сама у него всё выспросишь, а теперь спи. А правда, почему? В архивной справке, которую я заказал об этом ни слова. Последним значится Санада Юкихиро. "Член исполнительного комитета партии Риккен Сейюкай. После роспуска партии в 1940 году вошёл в состав кабинета министров" – написано напротив его имени. Я отыскал его на групповом фото, сделанном по случаю открытия нового здания парламента. Худой человек ростом выше среднего с замкнутым, неприятным лицом. Вряд ли у такого было достаточно свободного времени, чтобы проводить его со своей семьёй. Неудивительно, что сын вырос таким букой. Вспомнилось, как Санада-младший таращился на меня из зеркала в номере отеля Astor Saint-Honoré. Интересно, как высоко взлетел бы мой приятель, будь его отношения с отцом попроще? Или, что скорее всего, сгинул бы где-нибудь в Манчжурии... Возможно, определив наследника во внешнюю разведку, глава семьи как мог пытался уберечь его от надвигающейся катастрофы. – А мне интересно, когда ты прекратишь совать нос в чужие дела вместо того, чтобы заниматься своими? – раздался в моей многострадальной голове знакомый голос. Судя по тону, Санада, как обычно, поднялся сегодня не с той ноги. Если в его случае вообще можно говорить о ногах. – И не рассчитывай, кстати, на долгие каникулы. Через пару дней ты должен вылететь в Буэнос-Айрес. – Эй, полегче там! Мы так не договаривались! Сначала Париж, Рождество и дневники, и только потом – твои "незавершённые проекты". Я пока ещё при памяти, слава богу и не намерен ничего менять. К тому же отмашки от продюсера о готовности съёмочной группы не было... – Забудь. Мне надо, чтобы ты выдвигался уже сейчас. Остальные подтянутся, это не критично, – сейчас он был серьёзен и явно встревожен чем-то, но открывать карты не торопился. Думает, что я полезу в это дело вслепую? Ну-ну... – Тебе придётся всё мне объяснить, иначе я вообще с места не двинусь. Ни послезавтра, ни через год. Дзуки будет в ярости: я сам затолкал её в этот самолёт, а теперь оказывается, что она будет куковать в Париже одна. Ты хоть понимаешь, что меня ждёт? – Не переживай, твою жену я беру на себя, спорим, у меня получится её развлечь, – усмехнулся Санада, а меня так и передёрнуло: не хватало ещё оставлять Тучку в компании покойника. В душе сгущалось нехорошее предчувствие. – Ты кого покойником назвал, щенок! – рявкнул потомок славного самурайского рода так, что я подскочил в кресле. Дзуки продолжала тихонько посапывать рядом, укрывшись пледом. Пусть только попробует напугать её или обидеть – башку оторву, или что там у него на этом месте! Снег потихоньку засыпает дорожки ботанического сада, летит крупными хлопьями с неба, оседая на ветвях столетних сосен, на траве и кустах рододендрона. Весной они покроются лиловыми и розовыми сполохами цветов, а пока дремлют под снежными шапками опустив до земли ветки. Снег тает на моих щеках, без спроса забирается за воротник, слепит глаза. Собакам это не мешает, они с удовольствием носятся друг за другом, ломятся сквозь кустарник, азартно повизгивая. Каждый хочет первым добраться до пруда, где во вторник мы видели ондатру. Возможно, это была просто очень большая крыса, но мне интереснее думать, что это ондатра, а собакам всё равно, им лишь бы нору раскопать. Я же надеюсь найти её следы на свежем снегу. Выглядят они так, будто кто-то маленький, но отважный, прошлёпал босиком к воде. По дороге сюда мы наткнулись на упитанного полосатого кота. Мы уже немного знакомы и он в курсе, что я не позволю собакам слопать его целиком. Сидя на невысоком заборе, он ловит на нос снежинки, брезгливо поджимая то одну лапку, то другую, и нервно поводя хвостом. Ждёт, когда Аму заметит его и будет, как в прошлый раз, пытаться уронить бетонный забор. Но сегодня собакам весело вдвоём и кот проплывает мимо. Когда я снова глянул в ту сторону – его уже не было, осталась только цепочка аккуратных круглых следов. Расслабился и упустил момент, когда мохнатая парочка, учуяв что-то, устремилась вперёд. Крикнул, но в ответ получил только быстро удаляющийся лай, хотел уже бежать за ними, пока не натворили дел, и проснулся. Тишина. Такая, что слышно, как стучит-разгоняется сердце. Откуда-то возникает слабый аромат лаванды, напоминающий о том, что я не дома. Глаза открывать пока не хочется, поэтому лежу, не шевелясь, и жду, когда произойдёт что-нибудь интересное. Наверное, снаружи уже утро: сквозь веки пробивается неясный свет. Париж, Рождество – вспоминаю я. Шорох шёлка и торопливые шаги – это Дзуки направляется в ванную. Шум воды и жужжание зубной щётки – угадал. Дома можно было бы сразу рассчитывать на большую кружку горячего кофе, но здесь сначала придётся натянуть штаны и выйти из номера... Время тянется, ничего не происходит. Наконец, голод и любопытство побеждают. Свет врывается в мой сонный уютный мир и оказывается, что всё вокруг белое. Белый потолок с лепниной по краю, белое, как молочная пенка, белье, за окном – тоже белое. Неслышно падают снежные хлопья. Неужели существует столько оттенков белого цвета? Вот бы попробовать нарисовать это... жалко, времени нет. Мне вдруг приспичило убедиться, что земля внизу тоже побелела. Так и есть – снегу навалило так, что не видно ни травы на газонах, ни серых шашечек плитки на тротуаре. Проезжая часть исчерчена тёмными следами шин и это нарушает чистоту и гармонию зимнего утра. Людей совсем мало: кому же захочется в субботу тащиться куда-то ни свет ни заря, увязая в снегу. Только рабочие на углу меняют афиши на новые, с малиново-красными цветами, да ещё девчонка в голубом пальто выгуливает маленького пёсика. Яркие пятна на белом сразу бросаются в глаза, ещё сильнее подчёркивая монохромность пейзажа. Другое окно выходит в переулок и там вообще никаких признаков жизни, разве что неуместное по такой погоде, одинокое существо на велосипеде… скроется за углом – и наступит абсолютный покой. Сидзука набирает в ладони воду и подносит к лицу. Вода приятно холодит кожу, заставляя проснуться окончательно. После самолёта тело никак не хочет приходить в норму, требует ещё пару часов сна и потом целый день валяться в постели с толстым глянцевым журналом или... целого дня у них нет, поэтому лучше и не начинать. В дверь просовывается заспанная голова, а затем и весь Таку оказывается в ванной. На лице у него написано, что Париж наверняка без них обойдётся. И то, как он пихает в рот зубную щётку и возит ей сто раз по одному месту, также говорит об отсутствии желания идти куда-либо и что-либо искать. В такую погоду скорее всего можно найти мокрые ноги и насморк до конца следующей недели. Они переглядываются и тут же улыбаются разом, до того похожие у них мины. – Забьём на всё? – с надеждой спрашивает "великий воин". – Да ни в жисть! – отвечает ему женщина, нарочно делая бодрый вид, хотя сама только что мечтала забраться снова под одеяло. – Собирай манатки и завтракать. – Охохонюшки... – вздыхает страдалец, почёсывая живот. Видели бы его сейчас те, кто, покупая свежий номер "Sunday Mainichi", с удовольствием открывают его на развороте, изучая кубики и подсчитывая родинки! – Что будет, если я съем? – спрашивает вдруг Таку голосом ведущей прогноза погоды. Он явно неравнодушен к нелепой девице в кружавчиках, пугающей нас по утрам дождём и шквалистым ветром. Говорит она так, будто знает, что всем нам хана и уже горюет по этому поводу. Сидзука, отобрав у мужа витамины с надписью "для женщин", закидывает шипучую таблетку в стакан с водой и любуется пузырьками, весело бурлящими на поверхности. – Тогда твой драгоценный Тацуро-сенсей перестанет радоваться тому, что у тебя такой замечательный баритон, – хихикает она, подталкивая его к выходу. – Давай уже, копуша, собирайся, я есть хочу... Если быть честным – я предпочёл бы сейчас ехать вдоль побережья с детьми, собаками и досками, занимающими добрую половину машины. Париж бередит душу, он переполнен воспоминаниями, отравлен горечью утраченных иллюзий и манит грёзами счастливых дней. Возможно, Дзуки таким образом устраивает мне проверку, хотя на неё это не слишком похоже. В любом случае это не сработает – я и сам в ту сторону не пойду и даже смотреть не буду... Дверь закрыта и ключ потерян, не стоит пытаться открыть её пальцем. "Подержи-ка…" – шепелявит Таку, стаскивая зубами перчатку. Полтинник человеку, а он так и не отучился пихать в рот всякую всячину... Найти в телефоне кафешку, чтобы перекусить, вроде бы не проблема, но, как назло, попадается всякая дребедень. Индийская, тайская, турецкая и ещё бог знает какие кухни – ничего съедобного... Пока специалист по поиску вкусной еды роется в интернете, Сидзука оглядывается. Вот это прям в тему: вывеска "Мороженое Аморино" радует глаз побелевшим от холода купидоном, у которого того и гляди потечёт из носа. А вот это уже получше – в соседнем доме старомодный ресторанчик со стеклянными дверями, сквозь которые видно столики под уютными лампами и официантов в накрахмаленной форме. Живот согласно заурчал. "Может, хватит на сегодня?" – спрашивает Таку, отваливаясь от стола и умиротворённо глядя в окно. Вид у него и впрямь уже не "походный", да и какой он может быть после каре ягнёнка с фенхелем, карпаччо из оленины и пары бокалов Шато Марго урожая позапрошлого года. Ей и самой не больно-то хочется обратно в занесённый снегом город по ту сторону хрупкого стекла, о которое бьются подгоняемые ветром снежинки, чтобы растаять на ступеньках террасы. Они уже целый час слоняются по бульвару Мальзерб, разглядывая массивные, с чугунным кружевом решёток на фасадах, дома и пытаясь отыскать тот самый, упомянутый в рукописи, где могла быть квартира с дверью, ключ от которой на долгое время стал для Николь Феррье единственной связью с прежней жизнью и всем, что она так любила. "Как странно, – думала Сидзука, – В дневниках нет ни слова о её собственном доме, в котором она прожила по меньшей мере двенадцать лет. Не самых плохих, наполненных привычными делами, семейными радостями и заботами. Что сталось с ним после смерти Андре и её бегства в Америку? И что на этом месте находится сейчас? И почему Николь так вцепилась в этот ключ, словно кроме той двери, что он отпирал, не было для неё в целом мире иного пристанища. Сидзуке до сих пор до конца не верилось, что можно вот так, под влиянием неизвестно каких чувств, променять человека, с которым прожиты долгие годы и которого знаешь, как самого себя, на того, кого не знаешь вовсе и кто не сделал ничего, чтобы стать для тебя особенным... Кроме ключа в кармане – ничего, что позволяло бы надеяться на "...жили они долго и счастливо..." Совсем ничего, одни слова, да и тех немного. Непонятно..." Сама она привыкла считать себя и Таку кусочками единого и неделимого целого, того, что существует только для них, потому, как для них оно и было создано. И не надо ей никаких ключей. Дом – везде, где есть Таку и дети. Ну, и всё остальное, конечно же. "Всё же, они совсем другие. Иное время, да и страна тоже. Этого нельзя не учитывать. Вот бы узнать, что Санада думал по этому поводу?" – любопытство уже пустило корни и теперь разрасталось, не давая покоя. Сидзука много думала и о ребёнке Николь. Был ли он желанным на самом деле и что произошло бы, успей Николь вовремя спуститься с чердака? Скорее всего, он был бы шокирован этим "явлением", а потом? Она специально не заглядывала в конец записей, растягивая удовольствие и справедливо полагая, что торопливый сам себя обкрадывает. К тому же приходилось постоянно лезть в словарь, с удивлением обнаруживая неизвестные иностранные слова, и это сильно тормозило работу над переводом. До чего же Париж не похож на Токио... Мы снова отправляемся в путь, осталось совсем немного и Дзуки не намерена сдаваться. Здесь совсем другой мир со своими обычаями и нравами, наполненный присущими только этому городу красками запахами и звуками. Я люблю его, хотя он не кажется мне уютным и вряд ли я смог бы остаться здесь насовсем. Теперь уже чудно вспоминать о том, что такие мысли приходили мне в голову. Вернулся домой – и понял, что не могу жить без паутины проводов над головой, бесконечных подъемов и спусков, после которых гудят ноги и чертовски хочется есть, без узких кривых улочек с аккуратными заборами и живыми изгородями, без моря. И ещё вот эта худенькая, утопающая в тёплой куртке, женщина... мне без неё нельзя. Дышит на пальцы и прыгает, как трясогузка – всё-то ей интересно, у неё тысячи вопросов, на которые я не знаю ответов. Хоть бы нам повезло найти следы этого "потомка", тогда, может, что-нибудь и прояснилось бы. А пока это больше напоминает россыпь картонных кусочков из пазла, плохо подходящих друг к другу. – Девушка! – Сидзука оборачивается и тут же получает снежком в плечо. Ответный снежок разлетается в пух и прах о дерево за спиной противника. – Дурак! – с чувством произносит она, а глаза при этом тёплые, искрятся весельем и задором. – Девушка, вам не скучно гулять тут одной? Могу я составить вам компанию? Мне очень хочется, правда! – Заняться вам больше нечем, молодой человек? Сейчас выйдет мой муж и отучит приставать к незнакомым женщинам! – снежки, наспех слепленные, свистят один за другим, не причиняя существенного вреда. – А мы познакомимся, и ваш муж меня не тронет, а может, мы даже подружимся! – Да чёрта с два! – очередной снежок задевает на излёте ветку над головой Таку и он внезапно получает нехилую порцию снега за шиворот. Шипит и ругается, выгребая его из капюшона. Такое спускать нельзя, а потому, дождавшись, пока "маленькая скво" отвлечётся, он прыгает к ней, хватает и, хохоча, тискает и щекочет за бока. Она же, дабы прекратить безобразие, встаёт на цыпочки, тянется за поцелуем и вдруг, округлив глаза, тычет пальцем куда-то вверх. Крыша здания, откуда они вышли пару минут назад, выполнена в виде причудливой башни с четырехгранным куполом и огромным окном по центру. Такое вполне подошло бы для художника, при условии, что ему хватило бы денег на обустройство мастерской в столь престижном районе. Таку мгновенно складывает два плюс два и, почувствовав, что марш-бросок по зимнему Парижу близок к завершению, тянет спутницу к резным, с начищенными бронзовыми ручками, дверям. – Пойдём, пойдём, вдруг он там! – настойчиво подгоняет он нерешительную "скво". – И что мы им скажем? – А то и скажем. Здрасьте, у нас ваши семейные ценности, – Таку полон желания покончить с изысканиями сегодня же, к тому же, ему страсть, как не терпится увидеть хотя бы одного живого Санаду. На стене – несколько кнопок с фамилиями жильцов. Судя по их количеству в доме не так уж много квартир. Находка в середине списка превосходит самые смелые ожидания: Санада Ж.-Ф. – значится на прямоугольном кусочке прозрачного пластика и будничность этого открытия немного сбивает с толку. Они столько раз обсуждали возможность существования этого человека, а он, оказывается, преспокойно живёт здесь и в ус не дует. Сидзука вздохнула и севшим от волнения голосом сказала: – Ну, что... звоним? – Конечно, – согласился Таку и решительно утопил кнопку. – Давай же, Ками-сама, не подведи! Ничего не произошло. То есть, совсем ничего. Абсолютно. – Эм-м-м... – протянула Дзуки после третьей попытки, столь же результативной, как и две предыдущие. – Всё в порядке. Просто его нет дома. Бывает. По крайней мере, мы знаем, что он есть и живёт по прежнему адресу, и что твой не вполне материальный приятель не так уж безнадёжен, раз дал ребёнку свою фамилию. – Ну да, – судя по кислой физиономии, медиум-любитель был расстроен и даже очень. Только-только картинка начала складываться и на тебе! А он-то уже загорелся выяснить всё прямо сейчас… Сзади послышалось какое-то шуршание, топот и сопение и между ними протиснулся паренёк в дырчатом шлеме, с велосипедом, который был для него тяжеловат и грозил вот-вот вырваться из рук. Не обращая внимания на туристов, пялящихся на закрытую дверь, он набрал код и протопал вперёд, буркнув "спасибо", когда японцы придержали ему створку. Переглянувшись, они просочились следом, уж больно не хотелось уходить не солоно хлебавши после такого удачного начала. – Не знаю, удобно ли... – неуверенно пробормотала Сидзука, разглядывая широкую лестницу с дубовыми перилами, и цветные стёклышки витража на площадке второго этажа и представляя, как поднималась по ней Николь Феррье, держа за руку сынишку, сжимая ключ в руке, полная смутных надежд и опасений. – Удобно, – отрезал Таку, направляясь к ступенькам. Пришлось идти за ним. – Зачем такие большие двери? И потолки слишком уж высокие...неуютно. – Угу... Мейер, Делануа... а, вот! – он остановился и прислушался. Изнутри доносился приглушённый шум, какое-то гудение с подвыванием. Никаких сомнений – там кто-то был. Таку протянул руку и громкий дребезжащий звук заставил обоих вздрогнуть. Лязгнул, отпираясь, замок и в тёмном проёме возникло недовольное лицо пожилой женщины. Одета она была во всё тёмное и потому голова её с седыми, чуть подкрашенными в сиреневый, кудряшками, казалась подвешенной в воздухе отдельно от тела. Из двери потянуло сквозняком, кудряшки вокруг лица пришли в движение. Мы стояли, как два соляных столпа, не в силах проронить ни слова. Не знаю, о чём думала Дзуки, возможно, её просто захватило зрелище "бесплотного духа", а я никак не мог собраться с мыслями: почему-то ожидал увидеть японца, хоть и глупо, наверное, а получил старушку-француженку, да ещё в неполностью укомплектованном виде. Начисто забыл все подходящие слова. – Вы что-нибудь ищете, молодые люди? – прошелестела бабуся, у которой с психикой явно было покрепче, чем у нас. – Добрый день, – Тучка первой выполнила команду "отомри!" и широко улыбнулась. – Мы хотели бы, если можно, видеть господина Санаду. – Хозяина сейчас нет. А вы, должно быть, его друзья из Японии? Мы, не сговариваясь, кивнули. – Что ж, очень жаль... Обидно, что не застали его, но, может быть, заглянете на минутку – отдохнёте немного, да и мне будет не так скучно. Проходите, пожалуйста. Дверь открылась пошире, пропуская нас в переднюю. Просторное помещение, конечно же, оказалось совсем не таким, каким его изобразили в нашем фильме, хотя, скорее всего, с тех пор интерьер менялся не раз. При дневном свете и женщина уже не выглядела такой дряхлой, к тому же, одета она была во вполне современный просторный бархатный спортивный костюм тёмно-вишнёвого, почти чёрного, оттенка. На полу у её ног, свернув хобот, застыл большой пылесос: очевидно она не слышала звонка с улицы, занятая уборкой. Проводив в гостиную, мадам Годар, как она представилась, пристроила нас на диван и исчезла за дверью, пообещав напоить превосходным чаем. Мы сидели молча, крутя головами как совы, понимая, что другой возможности рассмотреть всё как следует может и не случиться. Здесь было много света и воздуха и, что интересно, совсем ничего, что напоминало бы о Японии. Мне показалось, что это сделано нарочно... Почувствовал, как Дзуки тянет меня за рукав и, обернувшись, увидел, что её так взволновало: на стене, прямо над нашими головами, висел небольшой акварельный портрет, с которого на нас задумчиво взирала молодая женщина с прозрачно-зелёными глазами. Привычным движением она поправляла прядку волос, выбившуюся из причёски и, похоже, собиралась о чём-то спросить... вот уже и губы приоткрылись – того и гляди, заговорит. И тут мы углядели того, к кому был обращён этот взгляд. На консоли у противоположной стены. Неприметная фотография в тёмной рамке, а на ней – мужчина в летнем костюме со шляпой в руке. Сразу стало не до чая. Мы чуть лбами не сшиблись, так хотелось разглядеть его получше. "Боже, он на неё смотрит..." – прошептала Дзуки прямо мне в ухо и действительно, человек на снимке, чьё лицо с резкими чертами и сжатыми в линию, упрямыми губами, мне неоднократно доводилось видеть в зеркале гостиничного номера, смотрел не куда-нибудь, а прямо на портрет над нашим диваном. Хотел было взять фотографию в руки, но передумал: ему такое точно не понравилось бы. Так и стоял, переводя взгляд с одного портрета на другой. Впервые я видел их вместе. Настоящих. Наверное, те, что оживали в нас с Эрису тогда, на съёмках, тоже были в какой-то степени настоящими... как бы мне хотелось, чтобы так оно и было. "Но до чего же они разные, - подумалось вдруг. - И как такое могло произойти, чтобы эти две судьбы слились в одну? Вот мы с Тучкой, определённо, созданы друг для друга – это сразу заметно. Представить нас с кем-то ещё не получится. Как два магнита: возникло притяжение и... щёлк! Уже не разлепить. Кажется, у них как-то по-другому. Тем не менее, уже больше полувека зелёные глаза беседуют о чём-то с карими и прервать этот молчаливый диалог невозможно". Вернувшаяся из кухни с подносом экономка поставила перед каждым по расписной чашке костяного фарфора явно китайского происхождения. Мою жену сразу заинтересовал сложный узор из пионов и каких-то мелких голубовато-белых цветочков, а у меня на языке вертелось великое множество вопросов, ещё бы теперь решить, с которого начать... – Ой, а я вас знаю, – сказала мадам Годар. – Вы играете в новом сериале "Рой", кажется. Муж смотрит. – А вы? – Я больше слушаю – сижу рядом, вяжу. Но вас заметила, – она смущённо улыбнулась и спряталась за чашку. – Берите печенье – я вчера пекла, а есть некому. – А месье Санада не сказал, когда вернётся? У нас в Париже всего несколько дней и очень бы хотелось с ним повидаться. – Нет. Он никогда не говорит о своих планах, носится по свету, как ветер – везде-то у него дела, хотя в его возрасте пора бы уже и остепениться. Сколько лет его знаю – всё такой же. – А вы... – А я живу недалеко. Заглядываю иногда присмотреть за хозяйством. Она отхлебнула чаю и потянулась за миндальным печеньем. – Прекрасный портрет, – нарушила молчание Дзуки. – Это ведь матушка господина Санады? – Точно. Я помню её, весьма необычная женщина. Совершенно особенная. Правда это было очень давно... А вот это его отец, – указала она на фотографию. – Импозантный мужчина, правда? Его я редко видела, но, думаю, он тоже был не такой, как все. – Хотя бы потому, что он японец… – жалко, конечно, что она ничего нам не расскажет о старшем Санаде, но, с другой стороны, кажется, я и так уже знаю его лучше, чем кто-либо ещё. – Удивительно, не правда ли? Вот интересно, где это мадам ухитрилась найти себе японского мужа, да ещё такого хмурого? Чем же наши-то не угодили? – она хихикнула, а потом добавила почти шёпотом, – я вам больше скажу: он до сих меня недолюбливает. Когда убираюсь тут, всегда кажется, что он на меня смотрит сердито и ждёт, когда уйду. Уж и не знаю, чем он занимался, но в этой квартире такие люди бывали... – и, выразительно округлив глаза, словоохотливая экономка потыкала пальцем в потолок. – А нам показалось, что они глядят друг на друга. – Это я так поставила фотографию. Чтобы не скучал. Раньше она стояла у мадам в спальне – видать, очень она его любила. – Старушка вздохнула, а мы поняли, что пора собираться. Вряд ли она расскажет нам что-то ещё. – Почему ты не отдала ей дневники? – мы вышли на заснеженную улицу и теперь раздумывали, на что потратить остаток дня. – Сама не знаю. Это моё сокровище, не хочу пока с ним расставаться. И потом, мы теперь знаем, где он живёт и сможем связаться. Надеюсь, мадам Годар не забудет про мою визитку... Хочется передать записи прямо в руки и увидеть его реакцию. – Пожалуй, так и впрямь будет лучше, – в очередной раз убеждаюсь, что внешность бывает обманчива: внутри моя Дзуки – сущий дракон, ни за что не отдаст свои сокровища кому попало. – Вот бы ещё найти место в китайском квартале, где была забегаловка дядюшки По, – мечтательно сказала Тучка. – Хочу всё про них знать. – Вряд ли у нас получится, там всё давно по-другому. Хотя... там же пожар был – может в архиве есть какая-нибудь запись. Надо понять, как тут у них всё устроено. "Поезжай, нечего мучить себя и других", – сказала мне Дзуки, но я-то вижу, как нелегко ей меня отпускать. Опять весь отпуск псу под хвост. Этот гад и двух дней не выдержал – пристал, стоило мне забраться в ванну отмокать после целого дня ходьбы. Дело у него, видите ли, срочное. Если не поеду сейчас – потом вообще можно не трогаться с места. Группа будет в Буэнос-Айресе через неделю, но я нужен ему немедленно. Чует моё сердце – собирается моими руками сделать такое, за что по головке не погладят. Уж и не знает, как меня поиметь лучше: завлекал перспективами, провоцировал, требовал, орал. Теперь вот, смирился и просит по-человечески. Того и гляди, про "пожалуйста" вспомнит. Что же у них там такое?.. даже думать не хочется. В одном он прав: откажусь – буду потом сожалеть, да и любопытно, что за люди в тех краях, какая природа. Каждый раз, поднося ключ-карту к замку, Сидзука настороженно ожидала, что именно сегодня фокус не сработает, но дверь с тихим щелчком послушно открывалась, впуская недоверчивую японку внутрь. Номер был один и тот же, уже привычный и обжитой. Приходилось бронировать задолго до поездки, но их всё устраивало. Настолько, что они даже говорили "пойдём домой", возвращаясь с очередной вылазки. Сегодня Сидзука вернулась одна. Проводив Таку на самолёт, она смотрела ему вслед, задрав голову, пока стальная птица с полосатым хвостом не исчезла в плотных облаках, накрывших Париж пуховым зимним одеялом. Ехать в отель сразу не хотелось и, чтобы хоть как-то убить время, "маленькая скво" отдала должное магазинам бульвара Сен-Мишель. Чуть не осталась навсегда в уютной книжной лавке, в отделе с альбомами по искусству и фотографии, но смогла противостоять искушению и вышла на улицу, когда уже зажглись фонари, с книгой о северных животных. Иллюстрации были роскошными, Таку оценит, ему нравится разглядывать снимки из разных путешествий, когда цепкий глаз фотографа выхватывает что-то необычное, восхитительное или загадочное, чтобы поделиться этим моментом со зрителями. Дзуки улыбнулась, подметив, что постоянно думает "...Таку понравится то или это", "...ему будет интересно", на что бы не падал взгляд. За столько лет она привыкла считать их единым целым. Даже выбирая сегодня платье для вечеринки после концерта Кокоми, руки сами отложили в сторону то, что могло бы ему не понравиться. "Можно подумать, это платье для Таку...", – засмеялась она, но на самом деле так ведь оно и было и нечего убеждать себя в обратном. Даже если он не сможет пойти из-за съёмок в Аргентине – всё равно будет рад, увидев, что всё устроено именно так, как он любит. Таку всегда всё замечает, даже если и не говорит вслух... Вот и сейчас: она отпустила его без упрёков и возражений, и было заметно, как ему полегчало – бедняга полдня собирался, искал слова и всё такое, а оно и не понадобилось. Дошла до острова Ситэ и поняла, что замёрзла. Было большой глупостью не взять с собой перчатки, а теперь руки, занятые пакетами, в карманы не спрячешь. Даже в такси согреться не удалось и, закрыв, наконец, за собой дверь, Дзуки с облегчением скинула сапожки и юркнула в ванную. Предстояло заново перекроить все планы, только теперь она будет выбирать из того, что захочет сама. Снег, так неожиданно запорошивший город, высветлил ночное небо и придал пейзажу за окном мягких пастельных оттенков. Вдали искрится огнями Эйфелева башня, внизу снуют люди, ездят машины. Никто и не думает засыпать. Сидзука достала начатую вчера книжку и включила лампу на тумбочке у кровати. Картинка в окне мгновенно изменилась: вместо заснеженного города – уютная спальня с широченной кроватью и креслом с высокой спинкой, на которую Таку, выйдя из душа, вечно бросает мокрые полотенца. Чуть не взвизгнула, увидев в кресле, развёрнутом к окну, незнакомого человека. Мужчина сидел, удобно устроившись, закинув длинные ноги на пуфик, и преспокойно любовался видом. "Как у себя дома!" – возмутилась Сидзука. Поначалу она было приняла его за Таку. Отражению недоставало чёткости, и сидящий вполне мог сойти за её мужа, с той лишь разницей, что тот ни за что не стал бы расхаживать дома в костюме. Не любит он "униформы", переодевается сразу после команды "снято!" Пригляделась... действительно, чужой. И выглядит он немного старше, и волосы лежат по-другому, да и вообще абсолютно не похож. Больше того, этот человек в старомодном костюме был ей, кажется, немного знаком. Уж не его ли видели они совсем недавно на фото в доме на бульваре Мальзерб? Значит, Таку не шутил, упоминая о своих разговорах с бывшим резидентом, и пора начинать верить во всякую чертовщину… "Не похож, – вынесла она окончательный вердикт. – Ни чуточки!" Все её симпатии к Санаде улетучились сразу после того, как ей испортили такой долгожданный отпуск. Вспомнился рассказ Таку о том, как, впервые увидев Санаду в отражении, он решил, что у него не все дома. Сердце замедлилось, успокаиваясь. Орать тоже расхотелось. Он ведь не настоящий, а, значит, и бояться нечего. А можно даже слегка отомстить этому типу за то, что она сидит тут одна-одинёшенька, вместо того, чтобы... ну, да ладно. "На неприятеля надо идти во всеоружии..." – и вот уже план составлен и приводится в исполнение. Не поведя и бровью, храбрая "маленькая скво" зевнула, отложила книгу и, выбравшись из кровати, прошлёпала в гостиную, где бросила все свои покупки. Краем глаза отметила движение в стекле балконной двери. "Наблюдает... – подумала злорадно. – Ну-ну." Вернувшись с пакетами, она принялась за распаковку. Дошла очередь и до платья. Сидзука проплыла с ним в ванную, оставив дверь открытой и, скинув мешковатую пижаму, скользнула в чёрное, как ночь, нежное кружевное, расшитое серебром по подолу, чудо с узкими рукавами и открытой спиной. Чувствуя между лопаток чужой оценивающий взгляд, она, тем не менее, не торопилась. "Пусть помучается, зараза, осознает, что значит быть живым" – на мгновение ей даже стало жалко незваного гостя, впрочем, это быстро прошло. Платье ещё надо было ухитриться застегнуть, а пока можно поднять ставки: вернулась в спальню и, присев за туалетный столик с таким видом, что невозможно было понять, собирается ли она одеваться дальше или совсем наоборот, подкрасила ресницы, чуть тронула губы блеском, совсем немного – так, для порядка, нанесла на запястья капельку духов. Подняла повыше волосы, закрутив их в изящную причёску, закрепила шпилькой. Когда все соблазнительные позы, какие только пришли на ум, были испробованы, она ловким движением закрыла молнию и, по-прежнему глядя в зеркало, как ни в чем ни бывало произнесла: – Полагаю, я смогу уделить вам немного времени. Противник оказался достойным. Как будто не он только что пытался взглядом прожечь в ней дыру и вовсе забыл моргать... хотя, может быть, ему это уже не требуется? Не спеша стянул пиджак и, бросив себе на колени, откинулся в кресле. – Интересный опыт, кто бы мог подумать... – пробормотал он. Выходка этой женщины развеселила его – славно, что у малыша такая находчивая жёнушка. Самому ему повезло несказанно, пусть и у несмышлёныша всё будет хорошо. Эта парочка нравилась ему всё больше, он привык к ним, за ними было так занятно наблюдать. "Не хотелось бы, чтобы с малышом случилось неладное" – подумалось вдруг. Санада решил, что сделает всё возможное, чтобы у дерзкой обладательницы кружевного платья не возникло причин для слёз. Сидзуке с трудом удалось не рассмеяться – таким он сейчас выглядел забавным: казалось, будь Санада человеком из плоти и крови – она наверняка увидела бы, как светятся малиновым его уши. "Маленькая скво" была довольна произведенным эффектом. "Так ему и надо", – мстительно подумалось ей. "Уши..." – только сейчас она обратила внимание на то, что кресло пустует. Ни локтя на подлокотнике, ни макушки над спинкой. Привстала с места, чтобы проверить. – Не стоит, – донеслось из угла, где стояло кресло. Впрочем, может быть, ей это показалось. Слова возникали будто бы прямо в голове, и в то же время она была уверена, что слышит хрипловатый насмешливый баритон. – Это что... значит, у меня глюк? – Не обязательно, – пожал плечами бывший резидент. – Я, скажем так – отражение ваших мыслей обо мне. Вы же хотели со мной поболтать? – И что? – Не разочаровывайте меня, милая, вы в курсе, что наши мысли материальны? – И всё-таки странно: человека нет, а отражение есть... – Это и всё, что кажется вам странным? – Никогда не была сильна в физике, поэтому, встречаясь со странными явлениями, просто говорю себе, что это как раз то, чего я пока не знаю. Сейчас я радуюсь, за Таку, что у него не галлюцинации от перегрузок, как мне казалось до этого, и он вас действительно видел. – "Странным явлением" мне ещё не приходилось быть. Кстати, супруг ваш намедни обозвал меня покойником. А ещё собирался открутить башку, если я буду плохо вас развлекать. Интересно было бы взглянуть... Как говорится: "Не обещай или умри, пытаясь..." – в голосе Санады послышались обиженные нотки. – Не дуйтесь, – улыбнулась Сидзука. – Просто он не всегда успевает подобрать верное определение. – Я заметил, – сказал гость серьёзно. – А почему я вижу вас относительно молодым, вы рано ушли из жизни? – А вы мало чем отличаетесь от вашего мужа. – Простите... Сидзука ломала голову, как бы повернуть разговор к интересующему её вопросу, и вдруг услышала: – Да ладно, чего уж там... мне грех жаловаться: я прожил с любимой женщиной столько, сколько было отпущено, и видел, как растёт мой сын. Просто вам будет удобнее, если я буду выглядеть, как в фильме. – А вам понравилось? Мне очень! Особенно финал. И другим тоже. Многие полезли за платками – сама видела. – Могло быть и хуже. Особых претензий у меня нет. – А как было на самом деле? Когда вы вернулись в Париж? – надо было брать быка за рога, пока этот вредный тип выглядит расслабленным. Похоже, Санада ей даже симпатизирует. В отражении мало что разглядишь, но пока всё говорило о том, что он заинтересован и не прочь познакомиться с ней поближе. – Опять суёте нос в чужие дела? – неожиданно окрысился собеседник. "Показалось..." – вздохнула Сидзука. – Послушайте, по вашей милости мой муж сейчас летит к чёрту на рога вместо того, чтобы отдыхать. Вы испортили мой отпуск – извольте компенсировать убытки. Я хочу знать как можно больше! – А у вас острые зубки. Неудивительно, что ваш благоверный не так уж расстроился. Наверняка сидит сейчас в самолёте и радуется, что так ловко удрал! – фыркнул Санада. Рука молниеносно нырнула под кровать, а в следующую секунду она замахнулась на обидчика шлёпанцем. – Полегче, женщина! Я всё же, не таракан! – вскинуло руку отражение. – Да ладно, что вам сделается-то? Максимум – насквозь пролетит. – Неважно. Ударов по самолюбию я тоже не люблю. – Ни за что не поверю, что Таку попёрся туда по собственной инициативе. Чем вы его достали? – О, это довольно просто: сказал, что он не потянет и сам знает об этом, потому и упирается. А ещё в тех местах отличная рыбалка. – Таку... сколько можно попадаться на одну и ту же приманку... – с досадой проворчала Сидзука, возвращая меховую тапочку на место. Слово за слово она рассказала новому знакомому о причинах нынешнего приезда в Париж. – Не знал, что она вела дневник, – ревниво нахохлился бывший резидент. – С момента прибытия в Америку. Им нелегко пришлось, но она не падала духом. По правде сказать – мне ужасно нравится читать эти записи. Мадам Санада – храбрая и остроумная женщина. Не знаю, смогла бы я выкарабкаться, окажись я на её месте. – Мадам Санада... Её бы это позабавило. – Почему? Она так и не вышла за вас? Он покачал головой. – Сказала, что ей и так замечательно, а я не настаивал. Для меня она всегда была "моя Николь", а что об этом думают остальные – меня не волнует. Всё, что у меня есть, и так принадлежит ей. Так было с самого начала, и я не стал ничего менять. – А вы? Санада вопросительно задрал бровь. – Сами вы принадлежали ей? – Без остатка. – Я всё хотела спросить... как вы решились тогда отправить Николь через океан на ржавой посудине? Вы правда верили, что всё обойдётся? – У меня не было выбора, – сухо произнёс Санада. Очевидно, разговор начинал его раздражать. – Я бы предпочла остаться и разделить судьбу с любимым человеком... – осторожно сказала "маленькая скво". – Не говорите о том, о чём не имеете никакого понятия! – резко оборвал её собеседник. – С кем она должна была "судьбу делить"? С человеком без всяких надежд на будущее? С тем, кто ничем не заслужил её любви? Сидзука пожала плечами. Опять двадцать пять... Как объяснить этому остолопу, что любовь нельзя заслужить. Бедная Николь, ей достался не самый простой вариант... По сравнению с ним Таку сущий ангел. Он всё понимает, как надо, он самый лучший друг на свете, а ещё он добрый, и настроение у него не меняется каждые пять минут, не то, что у некоторых... Спросила она и о том, почему в семейном реестре упомянут только Санада Юкихиро, несмотря на наличие сына и внука. – Меня вычеркнули, как пропавшего без вести, я сам об этом позаботился. А Жан-Франсуа – гражданин Франции и предпочитает таковым оставаться. – И вы так ни разу и не были на родине? – Сидзука с волнением смотрела на отражение человека в кресле, а тот, казалось, не замечал её, погрузившись в свои мысли и воспоминания. Пришлось даже повторить вопрос. – А зачем? – холодно ответил Санада. – Одно дело вернуться победителем и совсем другое – в качестве туриста под чужим именем. – Не имеет значения... – Имеет!!! – рявкнул он так, что уши заложило, а немного успокоившись, пояснил. – Замок Уэда разрушен полтора века назад. А то недоразумение, что стоит теперь на этом месте давным-давно стало музеем. Тогда уж лучше вовсе не возвращаться. К тому же я привык считать Париж вторым домом. Этот город мне подходит. Здесь всё, что мне дорого, здесь я чувствую себя лучше, чем где-либо. Дзуки подумала, что только теперь, возможно, начинает понимать, за что Николь полюбила этого человека. То, как он пытался каждый раз захлопнуться в своей ракушке, стоило протянуть руку, делало его трогательно-беззащитным. Привыкший действовать и быстро решать чужие проблемы, со своими справиться он так и не смог. Точно краб, который под закостеневшим панцирем прячет нежное, уязвимое брюхо и пятится, размахивая клешнями... кого он обмануть-то хочет! "Мадам Феррье просто не смогла устоять," – Сидзука, которая и сама была не прочь полакомиться крабами при случае, отлично её понимала. Подумалось ещё, что, может быть, если бы он поехал в Японию, то не вернулся бы обратно, а просить Николь жить ради него в чужой стране не стал бы – ей и так досталось. – Что там сказано в этих ваших тетрадках... простила она меня? – похоже, он долго собирался с духом, чтобы задать этот вопрос. – За что? – Я... плохо её защищал, – на мгновение ей показалась, что он хотел сказать совсем не это. – Я ещё не всё прочла, но мне кажется, Николь так не думала. – Вы сейчас пытаетесь меня утешить? Зря. – А вы сейчас пытаетесь меня надуть. – О, господи, – неожиданно рассмеялся Санада, – я знаю вас всего-то ничего, а уже начинаю оправдываться. Бедный Кимура. Что вы с ним делаете обычно: "...без сладкого на неделю и гулять не пойдёшь"? Сидзука поймала себя на мысли, что не хочет, чтобы он уходил. Ей было интересно, весело и немного жутковато, когда он сердился, иногда по совершенно пустяковому поводу. "Таку, небось, намучился с ним: то ему не так и это не эдак... ему-то этот змей комплиментов не делал..." – Кстати, может скажете мне, зачем вы отправили моего мужа в Аргентину? Это не опасно? – Ничуть... если сделает всё, как надо. Я попросил его закончить то, что я, в силу определённых причин, сделать не могу. Когда мой долг будет погашен, быть может, у меня получится, наконец, обрести покой и встретиться там, за гранью, с Николь. А пока я не могу уйти вслед за ней, хоть и жажду этого больше всего на свете... Сидзука кивнула. Теперь она понимала, что Таку пришлось бы ехать в любом случае. Этот упёртый от своих планов вряд ли откажется. – Вы ничего не говорите о сыне, почему? – К счастью, он не похож на меня. Он прожил свою жизнь с толком и многому сумел научиться. И нет, я не могу попросить его, если вы об этом – он не услышит меня, как бы мне того не хотелось. Если провидению будет угодно, вы встретите его и сможете сами обо всём расспросить. Но хватит с вас на сегодня. Ступайте-ка спать: вы устали, а синяки под глазами женщин не украшают. Не провожайте… – с этими словами он поднялся с кресла и... пропал. – Пижаму надеть не забудьте, она вам очень идёт... – долетел до неё едва слышный ехидный голос. Кстати, в этой книжке, как и в предыдущих, есть картинки :) а кое-где ещё и музыка :)) За полным вариантом обращайтесь, пожалуйста, сюда: lohina1972@rambler.ru