these timeless poems never lie

— Кадзуха, я тебя слышу! Можешь войти. За игривым голосом послышался смех. Кадзуха открыл дверь и не смог сдержать улыбки, когда увидел парня с волосами цвета сладкого вина, улыбкой, что светилась ярче солнца, и симметричными родинками под глазами. Эти родинки светились от счастья, когда Хейдзо смеялся. Эти родинки накрывали пальцы Кадзухи, когда по ним текли слезы, пытаясь поймать кристальные капли, когда Хейдзо плакал. Эти родинки настолько прекрасны, что Кадзуха думает, что он… Он решает не развивать эту мысль. Хейдзо поднял взгляд на скрипящую дверь, откинувшись на стуле за своим столом. Он поджал губы, но не угрожающе. Вместо этого он стал напоминать рыбку, которая тянется за едой, и… ох, это мило. Соберись, Кадзуха. — Ты проник на территорию государственной собственности, — сказал Хэйдзо. — Посторонний человек во владениях комиссии Тенрё! — Не посторонний, — ответил Кадзуха. — А кто умолял меня прийти и обсудить пару дел? — Не я. Насколько помню, это ты сказал, что заинтересован этими делами. Я едва ли предлагал тебе. — Хм, возможно. Но я заинтересован не только в этих происшествиях, Хэйдзо. Кадзуха мысленно упрекнул себя за то, что так проговорился. Но он ничего не мог с этим поделать — вся его бдительность рассыпалась на кусочки каждый раз, когда перед ним оказывался этот парень с родинками под глазами. Правда, что с ним происходит? Хэйдзо же не нра- — Можешь прояснить, что ты имеешь в виду? — Хэйдзо моргнул и посмотрел на него. Кадзуха сдержал желание вздохнуть и ударить себя ладонью по лбу. Что он наделал? В комнате все-таки довольно тепло. Наверное, поэтому кончики ушей Хэйдзо порозовели. Но даже если Хэйдзо это и осознал, то не показал этого. Кто-то должен пожаловаться в полицейский участок на плохую вентиляцию в помещении. — Ох, даже не знаю, — Кадзуха выдавил из себя уверенную улыбку. — Разве меня не могут заинтересовать великолепные цветы позади тебя? — Хэйдзо обернулся посмотреть на вазу с цветами, — Сейчас как раз сезон подсолнухов. Лепестки теплого желтого цвета растворяются в свете солнца, густая листва пышет энергией — это и правда прекрасный и благородный цветок. Это я и имел в виду. Хэйдзо хмуро свел брови вместе. Наклонился ближе, посмотрел Кадзухе прямо в глаза. — Хм. Ты врешь. — Как ты это понял? — Рассказать? — Кто я такой, чтобы отвергать столь благородное предложение от почтенного детектива Сиканоина? — Ха, ты забавный, Кадзуха. Так и быть, расскажу тебе, как я это понял. Во-первых, как бы ты ни пытался это скрыть, твои глаза расширились на мгновение, когда я задал вопрос, и лишь потом ты вернулся к своему обычному благородному выражению лица. Во-вторых, ты тер большой и указательный пальцы друг о друга, надеясь, что я этого не замечу. Но как я могу пропустить столь говорящую твою привычку, будучи твоим другом все это время? И наконец, ты изрек целую тираду чертовому цветку, пытаясь отвлечь меня. Это достаточно понятное объяснение? — Ты полностью оправдываешь свое имя, детектив, — смеется Кадзуха, пододвинув к себе стул напротив Хэйдзо, а затем усаживаясь. — Это вызывает у меня восхищение. И мне это нравится. Так что вот — я принес угощение в виде свежего жаренного тофу. Он положил бумажный пакет на стол, пододвигая его к Хэйдзо. Тонкий аромат содержимого настолько аппетитный, что у него слюнки текут. Но Кадзуха не может так опозориться перед Хэйдзо. — Ой, спасибо, — легко ответил Хэйдзо, но Кадзуха не упустил из виду то, что его уши покраснели чуть сильнее, — Но серьезно, тебе стоило предупредить заранее, что ты придешь. Я бы предстал перед тобой в лучшем виде. Говоря последнее предложение, Хэйдзо показывает на свои растрепанные волосы и темные круги под глазами. Кадзуха опустил взгляд на стол детектива — на нем словно происходило ожесточенное сражение, разбросавшее по поверхности стопки документов и ручки, а также поверх них виднелись заметки Хэйдзо, написанные его корявым почерком. И когда Хэйдзо последний раз брал перерыв от работы? Кадзуха не задал этот вопрос. Вместо этого, он открыл коробку с едой и вложил палочки для еды в руки Хэйдзо, не упустив из внимания странное ощущение, когда их пальцы соприкоснулись — кожу словно пощекотал огонек. — Не беспокойся о том, чтобы «предстать в лучшем виде» передо мной, — сказал Кадзуха, убирая свою руку. — Ты выглядишь отлично несмотря ни на что. Даже в этих глупых бежевых шортах. — Лжец, — Практически мгновенно заявил Хэйдзо. — Снова? Ты быстро делаешь выводы, Хэйдзо. Как ты узнал? — Легко, — сказал Хэйдзо со ртом, набитым тофу. Его щеки надулись и слегка покраснели от горячей еды. Кадзуха сдерживает желание взять салфетку и вытереть соус с уголков рта Хэйдзо. — Ты ненавидишь эти шорты, сам же это говорил. — Хм. Я не могу передумать? — Из тебя выходит ужасный лжец, — фыркает Хэйдзо. — Но спасибо, что попытался меня поддержать. — И как мне этому научиться? — Чему? Обману? — Ага. — Кадзуха, обычно я ненавижу лжецов, но я хочу попробовать кое-что с тобой. — И что же? — Я не потерплю лжи во имя преступления. Но расскажу тебе одну вещь — чтобы лучше лгать, нужно уметь видеть ложь других. — И как мне это сделать? Я же не Ураган. Хэйдзо наклонился вперед, чтобы прошептать на ухо Кадзухе, теплым дыханием обдавая кожу. — Ты не Ураган, но ведь ветер всегда с тобой. Кадзуха посмеялся, но голос его неровен. Он не знает, из-за чего именно: из-за плохих метафор Хэйдзо, или из-за ощущения его дыхания на себе. — Что ж, справедливо. Научи меня, как понять, что человек лжет? — А что мне от этого будет? — Хэйдзо медленно улыбнулся. — Так я пойму, когда ты врешь о том, сколько спал, и я смогу позаботиться о тебе. Черный кофе не может заменять сон вечно, Хэйдзо, ровно как искусственные удобрения не заменят воды и солнечного света, когда дело касается роста деревьев. — Ха, — посмеивается Хэйдзо. Кадзуха прислушался и понял, что этот смешок звучал как-то не так. — Ты так обо мне волнуешься? — Нет. — Видишь? Опять лжешь. — Хэйдзо, это уже третий раз. Просто скажи, как распознать ложь. Хватит издеваться. — Волшебное слово? — Пожалуйста? — Ладно, — Хэйдзо наигранно стонет и откидывается на спинку кресла. — Давай сделаем вот что. Сначала я расскажу тебе о базовых признаках лжи. Затем, мы можем сыграть. — Во что? — Скоро поймешь. Готов? Кадзуха кивнул. — Окей. Когда человек врет, нужно внимательно смотреть на его небольшие движения. Для каждого это будет что-то свое, но лжецы обычно больше ерзают. Вот так, — Хэйдзо поднял руку и коснулся кончика носа, — Или так, — Он почесал за ухом. — Ясно. А если человек не делает ничего из этого? — Просто нужно смотреть внимательно, Кадзуха. Не моргая. Но не дай ему понять, что ты наблюдаешь. Настоящий детектив получает большое преимущество, наблюдая за человеком, при этом не давая поймать себя на этом. — Ага. Значит, ты понимаешь, когда люди пялятся на тебя? Например… как я сейчас. Сложно оторвать взгляд от твоих изумрудных глаз, блестящих под лучами солнца. Хэйдзо отвернулся, слегка открыв рот. — Что ты такое говоришь, Кадзуха? — За этим через мгновение последовал смех. — То есть, конечно! Все-таки, я очень проницательный человек, конечно я вижу, когда ты разглядываешь меня. Я очень привлекателен, в конце концов. — Я не говорил, что разглядывал тебя. — Ай-ай-ай, опять врешь? — Есть разница между «пялиться» и «рассматривать». Пялиться — это значит… — Пфф, — нос Хэйдзо забавно сморщился от смешка. — Хватит нести чушь. Так или иначе, я хочу сказать, что признаки лжи всегда будут, если тщательно их искать. У каждого есть свои повадки, свои действия, которые выдают их с головой. А теперь, хочешь попробовать сыграть? В глазах Хэйдзо сверкнула какая-то эмоция, но Кадзуха не смог ее распознать. — Конечно, — в итоге говорит он. Он игнорирует, как близко вдруг оказалось лицо Хэйдзо. Тот наклонился вперед, опираясь локтями на стол, поддерживая подбородок руками. Достаточно близко, чтобы Кадзуха смог почувствовать тепло его тела, услышать тихое дыхание. — Окей. Мы будем по очереди говорить по одному утверждению. Можно говорить о чем угодно. Другой же должен догадаться, правда это или ложь. Звучит разумно, да? Это будет отличной практикой для тебя! — Можешь начинать, — согласился Кадзуха. В мгновение ока лицо Хэйдзо становится серьезным. Нечитаемое выражение лица, настоящая загадка. Как только Хэйдзо удается сохранять невозмутимость, будучи в такой опасной близости к парню, также остается загадкой, особенно, когда Кадзуха изо всех сил пытается сделать то же самое. Но, опять же, Хэйдзо видит в нем лишь друга, так что все сходится. Затем Хэйдзо заговорил монотонным низким голосом. — Мне не нравится данго, — сказал он. Затем на его лице так же быстро появляется широкая ухмылка. Он быстро хлопнул в ладоши, возвращаясь к своей обычной манере поведения. — Итак! Это была правда или ложь? Кадзуха ошарашенно смотрит на парня. И как он должен это понять? Особенно, когда он отвлекся на глаза Хэйдзо… Нет. Возьми себя в руки, Кадзуха. — Правда, — наугад говорит он. — Нет, ложь. Хэйдзо приподнял одну бровь. — Ты не очень хорош в этом, да, Кадзуха? Хм, дай-ка я подскажу. Ты ведь отлично чувствуешь природу, не так ли? Воспользуйся своей сильной стороной. Послушай, что ветер скажет тебе. — В следующий раз попробую. Однако, теперь мне интересно, нравится тебе данго или нет? — Нет, — качает головой Хэйдзо, все еще смотря на Кадзуху. — Но я был бы не против, если бы ты купил мне его. Ты — это другое дело. — О, правда? — Кадзуха довольно улыбается. — Тогда принесу тебе немного в следующий раз. Даже покормлю тебя. Кадзуха даже не ожидал, что в ответ Хэйдзо закашляется, наклонив голову, чтобы спрятать свои щеки. — Кхем, в общем! Твой ход. — А, хорошо, — сказал Кадзуха. — Эм… Мне не нравится наблюдать за кроликами, скачущими на воле. Кадзуха тут же жалеет о своих словах, так как Хэйдзо по-настоящему таращится на него. Затем его плечи начинают трястись от смеха, и Кадзуху бесит то, как глаза Хэйдзо превращаются в два небольших полумесяца, так как это вызывает необычные ощущения в животе. Если бы только Кадзуха не привык всегда вести себя спокойно и величественно, все было бы видно на его лице: ощущение, что в животе вихрем проносятся листья клена, странный укол меж ребер от одной улыбки Хэйдзо. — Кадзуха, ты… Ха-ха, ты дурачок? Да кто угодно поймет, что это ложь. — Тем проще тебе, детектив, — ответил Кадзуха. — Я знаю, как сильно ты хочешь выиграть у меня. — Серьезно что ли, — Хэйдзо закатил глаза. — Окей, мой ход. Мой любимый вид дерева — клен. — Постой, детектив, пощади меня! Ты так быстро это сказал, что у меня не было и шанса определить, врешь ты или нет… — Правда? , — Хэйдзо наклонил голову вбок. — Тогда в этот раз сосредоточься. Внимательно смотри на меня, ладно? Хэйдзо наклонился еще ближе, находясь на самом краю своего сиденья. Он сделал из бумаг на столе еще больший беспорядок, смяв пару страниц. — Попробуй определить, что меня выдает. Мой любимый вид дерева — клен. — Интересно. И почему же? — Не-а, даже не начинай. Не пытайся отвлечь меня. Сначала скажи, говорю ли я правду. Кадзуха заставил себя вновь взглянуть в глаза напротив. — Ты говоришь правду. — Ты быстро учишься! — Возможно. Странное совпадение, однако, это ведь и мое любимое дерево. Хэйдзо отодвинулся назад, положил еще порцию тофу в рот и быстро ее проглотил. — Хе-хе, — Он одарил Кадзуху странным взглядом. — У всех свои причины, не так ли? Давай дальше. Твой ход, — в спешке добавил он, откусывая угощение. Почему Кадзуху не покидало ощущение, что Хэйдзо уклоняется от объяснения причин, по которым любит клен? Но он не сказал об этом. — Мне нравится кушать рыбу из рек Инадзумы. — Наполовину правда. Она тебе нравится, только если хорошо приготовлена, — ответил Хэйдзо. Детектив вздохнул, прежде, чем продолжить. — Хмм… Я считаю, что ты бы хорошо выглядел с распущенными волосами. Кадзуха моргнул. — Стой, это просто твое мнение или утверждение в твой ход? — Что… Это мой ход, дурак, — Щеки Хэйдзо слегка порозовели и стали напоминать по цвету нежные цветки вишни поздней весной. — Правда или ложь? — Что же, не думаю, что смогу объективно это оценить, так как… — Хочешь проверить мою теорию? Прежде, чем Кадзуха смог что-либо ответить, Хэйдзо уже потянулся к нему, практически вставая со стула. Он поставил одну ладонь на деревянный стол и подтянулся, и одно колено лежало прямо на бумагах. Другой рукой он потянулся ко лбу Кадзухи, задевая кожу пальцами, и ловко убрал пряди волос с лица. Ох. Его прикосновение теплое, словно тлеющие угольки, словно свечение падающей звезды, рассекающей небо, оставляющей за собой пылающий, но мимолетный след. В какой-то момент Кадзуха осознал, что задержал дыхание в предвкушении. Хэйдзо не отодвинулся и потянулся рукой за голову Кадзухи, не отрывая от того взгляда, и стянул резинку для волос. Низкий хвост распустился, и пряди легли на плечи, слегка щекоча шею. Но даже так, Кадзуха не мог сосредоточиться на чем-либо, кроме странного чувства от того, как Хэйдзо заправлял волосы ему за ухо. Он сделал глубокий вдох и наконец поднял взгляд, чтобы встретиться лицом к лицу с Хэйдзо, чей взгляд был сосредоточен, а на щеках цвел румянец. — Я скажу тебе ответ, — сказал Хэйдзо. — Это была правда. — А, — Кадзуха наконец-то моргнул, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — А, окей. Моя очередь? — Ага. Кадзуха задумался над тем, что сказать дальше. Если так посмотреть, проще снова сказать то, что первым в голову придет, особо не задумываясь. Но разве это не означает сразу вручить ему медаль победителя? Какая-то часть Кадзухи не хотела дать Хэйдзо выиграть. Будь то игра или что-то еще — он не уверен. Кадзуха показал самое серьезное лицо, на которое только был способен. — Мне понравилось, как ты сейчас потрогал мои волосы. Он вдохнул, разглядывая приоткрытые губы Хэйдзо и его покрасневшие щеки, а затем продолжил. — Ты позволишь мне ответить тем же? — Стой, Кадзуха… — Тсс. Хэйдзо прекратил любые попытки сопротивления, когда Кадзуха потянулся к мягким бордовым волосам, запустив в них пальцы, и внимательно прислушался, как Хэйдзо тихо ахнул. Затем, другой рукой Кадзуха достал из своего кармана деревянную заколку, вырезанную из юмэмиру, имеющую форму маленького оленя. Эта изысканная поделка напоминает о природе, о детстве, о чем-то, настолько подходящем Хэйдзо, что Кадзуха даже не может этого объяснить. Может, это и не произведение искусства, но Кадзуха вручную вырезал ее пару недель назад. Возможно, руки, привыкшие к мечу и битвам, уже растеряли нежное касание, но в них еще хранятся поэзия, привязанность, симпатия. Эти руки не всегда скрывались под белыми бинтами, но все же они выложились на полную. Кадзуха постоянно носил с собой эту заколку, в надежде, что в один прекрасный день он наконец решится подарить ее Хэйдзо, но этот момент все никак не наступал. Хэйдзо улыбается, смеется, раскрывая преступления вместе с ним. Посещает Южный Крест с Кадзухой, чтобы извиниться перед Бэй Доу, когда Кадзуха чем-то ее достает, при этом не убирая своей руки с его спины. Он называет это «моральной поддержкой от самого проницательного и умелого детектива». Хэйдзо подбирает листья с земли, чтобы подпевать Кадзухе, ведь тот очень красив, когда насвистывает мелодию — детектив сам это говорил. Однажды Кадзуха обнаружил, как Хэйдзо тренируется в глубине молодого леса, и тот признался, что хотел бы сыграть дуэтом, хоть и не очень хорош в этом. Хэйдзо иногда находит Кадзуху в самых неожиданных местах, и сложно сказать, в какой момент «иногда» превратилось в «постоянно». Но даже так, ни разу Кадзухе не предоставляется шанс показать ему, сказать ему.. Сегодня же Кадзуха осторожно открыл заколку, цепляя ее за волосы Хэйдзо. И если детектив был симпатичен до этого, то теперь от его вида просто захватывает дух. Как Кадзуха может оторвать взгляд от этих прекрасных глаз, нежного изгиба щек, красных волос, сияющих под блеском уходящего солнца, на которых теперь красуется заколка в форме оленя? Но это все лишь далекая, недоступная фантазия. — Кадзуха… — выдохнул Хэйдзо. — Погоди… ты просто так ходил с ней? Боже мой… Хэйдзо вновь смеется над ним. — Хэйдзо. Ты так и не ответил мне. Правда или ложь? Мне понравилось, как ты сейчас потрогал мои волосы. — А? Ой, да, точно. Осмелюсь предположить, что это… правда? Кадзуха понял, что это не должно было прозвучать, как вопрос, но голос Хэйдзо заметно дрогнул под конец предложения. — Верно, — улыбнулся Кадзуха. — А теперь, когда я признал нечто личное, я бы хотел попросить тебя о том же: тебе понравилась заколка? — Да, — прошептал Хэйдзо. — Спасибо, Кадзуха. Хэйдзо прямо-таки хочется зацеловать, и Кадзуха хотел бы сократить расстояние между ними. Но он этого не делает. — Пожалуйста, — ответил он вместо этого. — А ты становишься все лучше в этой игре, да? — пробормотал Хэйдзо. — Этого стоило ожидать от великого и почтенного Каэдэхары Кадзухи. — Не такого уж и почтенного, Хэйдзо, — беззаботно сказал Кадзуха. — Я же бывший преступник. Разве ты не пытался меня арестовать в свое время? — Это… Я просто хотел… Ух. — Хм? — В то время мне передали твое дело, Кадзуха. Но тогда все, чего я хотел, это увидеть тебя. Наши пути разошлись, когда мы еще были детьми. Даже я удивился, увидев тебя в Тэнсюкаку в тот самый день. Но я скучал по тебе. — Ох. Что ж. Разве сейчас не твой ход, Хэйдзо? — О, ага. Дай-ка подумать… — глаза Хэйдзо начали беспорядочно метаться по комнате, смотря куда угодно, но не на Кадзуху. — Я знаю! На самом деле, я вампир. — Хэйдзо, чего? Ты дошел до этого, так как смутился и не придумал ничего лучше? — Нет, — покачал головой Хэйдзо, сжав губы в тонкую линию. — Конечно же нет. — Лжец. — Бесит, что ты используешь мои приемы против меня же. — Не против тебя. Я просто хочу подтолкнуть тебя сказать правду. — Значит, хочешь правду? — Угу. — Мне нравится, когда ты держишь меня за руку. Стоп, что? С чего это такое заявление? Кадзуха посмотрел вниз, и к своему ужасу обнаружил, что его правая рука держит левую руку Хэйдзо. Их пальцы переплетены, словно падающие звезды, чьи пути пересекаются, освещая небосвод. Для человека, который должен отлично прислушиваться к своим ощущениям, Кадзуха явно сильно отвлекся, ведь он даже не помнит, когда потянулся за рукой Хэйдзо. Это просто… произошло. — Ой, прости, я не хотел… — быстро сказал Кадзуха, выдергивая руку из хватки Хэйдзо. — Я же только что сказал, что мне это нравится. — Я не понял, правда это или ложь. — Что ж, тогда слушай внимательно, — Хэйдзо неотрывно смотрел на него, наклонившись до невозможного близко. Он взял другую руку Кадзухи и положил ее себе на сердце, и тот почувствовал тудум, тудум, тудум под своими пальцами, словно сердце Хэйдзо заперто в клетке и изо всех сил пытается вырваться. — Правда или ложь? — Я… — Правда или ложь? В ответ Кадзуха тихо шепчет, не отрывая взгляда от их рук. — Правда. Но по ощущению, это Кадзуха признался в чем-то, так как его сердце сжалось от одной мысли: Мне нравится, когда ты держишь меня за руку. Кадзуха не выдерживает и одергивает руку. Кажется, Хэйдзо понял, что натворил — на его лице отобразилось осознание, а щеки залились краской. — Ха-ха, да, — внезапно сказал Хэйдзо. — Это правда. И затем тихо добавил: — Прости, Кадзуха. — За что ты извиняешься? — Кадзуха нахмурился. Между ними на мгновение повисла тишина, и в глазах Хэйдзо будто проносятся все прошедшие мгновения — быстро и ярко, словно огонек свечки. — За все, — вздохнул Хэйдзо. — За то, что поставил тебя в неловкое положение. Это и правда было внезапно, да? Мне… не стоило предлагать эту игру. И прости за все, что делала комиссия Тенрё, за то, что я не остановил их, хотя мог… И вот Кадзуха нежно сжал руку Хэйдзо, сказав этим действием больше, чем бесчисленными поэмами. — Тебе не за что извиняться. — Ложь, есть за что, — упрямился Хэйдзо. Он отодвинулся и сложил руки перед собой. — Дело вот в чем. Я всегда весь из себя уверенный, но какая-то часть меня вечно спрашивает — что, если бы я поступил иначе? Мог бы я предотвратить… некоторые вещи, сделав другой выбор? — В этом нет твоей вины, — ответил Кадзуха мягким голосом. — Пускай прошлое остается в прошлом. Когда Хэйдзо не ответил, Кадзуха продолжил. — Ты задаешь себе одни и те же вопросы. Мог бы я? Стоило ли? А если? Но в чем смысл спрашивать о давно ушедших днях? Что случилось, то и случилось, и несколько просчетов не должны затмевать собой весь наш путь — за самым темным лесом всегда последуют луга и реки. Охота на глаза бога, может, и стала темным пятном на истории нашей страны, но это не отменяет того, что ты многое значишь для меня, Хэйдзо. Ты с самого детства был со мной, и, даже получив мое дело, ты всегда давал мне уйти в самый нужный момент. Разве не поэтому ты научился лгать — чтобы ты мог скрыть мое местоположение от комиссии Тенрё? — Ты не должен… — Сожалеть о прошлом, как я считаю, мучительно. Словно фиолетовые гиацинты, означающие скорбь и раскаяние. Словно шипастые розы, чьи нежные бутоны столь привлекательны, что невольно цепляешься за них, как утренняя роса цепляется за листья. Но запах этих же цветов может отравить, растворить тебя изнутри, их шипы будут врезаться в кожу, принося боль, но не убивая. Самое ужасное чувство — это когда ты оглядываешься назад, чувствуя горькую нежность от воспоминаний, и мечтаешь о том, чтобы все сложилось иначе. Я думаю, что сожалеть о чем-то может быть даже больнее, чем что-то терять. Поэтому иногда лучше просто отпустить эти шипы. Отпустить проклятый огонь прошлого и затушить это пламя тьмы. — Я… Вау. Вау, Кадзуха, а я только подумал, что твои поэмы хуже быть не могут, — легко посмеялся Хэйдзо. — Но спасибо. Ты прав. Когда Хэйдзо улыбнулся, он будто потянул за невидимые ниточки, заставив сердце Кадзухи пропустить удар. — Кстати, твоя очередь, — сказал Хэйдзо. — Если ты все еще хочешь играть. — Ты похож на рыбу-каплю, когда кушаешь, — ответил Кадзуха. — Эй! Как грубо. Ты со своими странными улыбочками… Ложь. Когда я ем, я выгляжу мило. — Это точно. — Что… — пролепетал Хэйдзо. — Я не серьезно. Эм, в общем, мой ход. Мне нравятся черепахи. — Правда. Мой любимый цвет — зеленый. — Ложь. Ты не архонт Мондштата и не тот адепт из Ли Юэ. Я знаю, что твой любимый цвет — красный. Однажды я поймал шестьдесят оникабуто за день. — Зная тебя, это может быть правдой. Я хорошо переношу алкоголь. — Неправда. Может, ты и выдерживаешь эти слабоалкогольные напитки, которые поэты так любят распивать, любуясь какой-нибудь луной, но с чем-то покрепче ты не справишься. Мне нравится кофе. — Ложь. Ты пьешь его только чтобы не заснуть, так как ты перегружаешь себя работой. Хотелось бы, чтобы ты прекратил так делать. Я люблю рисовать. — Правда, но ты ужасен в этом. Твои рисунки выглядят так, будто я ударил силой анемо по песку и образовался какой-то странный узор. — … — …Я прав. — Нет. Хэйдзо посмеялся, а затем… — Кадзуха, мне придется украсть у тебя один ход. Кадзуха не заметил, когда Хэйдзо забрался на стол с ногами и уселся прямо на бумаги. Кадзуха мысленно напомнил себе сказать Хэйдзо, чтобы тот извинился за помятые документы. Детектив смотрел на него с улыбкой, наклонив голову вбок. — Ты пропускаешь ход, и теперь снова мой черед. Посмотрим, могу ли я сейчас… довериться своей интуиции. — Эм, ладно? Хэйдзо потянул за шарф Кадзухи, притягивая его к себе. Его грудь врезалась в край стола, но его это не волнует, так как его сердцебиение участилось далеко не из-за этого. Хэйдзо открыл рот, и одно мгновение не издавал ни звука. А затем… — Мне нравится Каэдэхара Кадзуха. — Непра… Что? Кадзуха замер, его забинтованная рука застыла в воздухе. Хэйдзо моргнул, покраснев, как помидор. — Ох, прости, я не хотел… Не обращай внимания. Сделаем вид, что я этого не говорил… Это все-таки в рамках игры, и… Кадзуха не дал ему договорить. Он схватил обе руки Хэйдзо, улыбаясь, тогда как тот приоткрыл рот. — Хэйдзо. — А? Кадзуха всегда считал природу прекрасной. Звуки, цвета, мельчайшие детали — как поющие птички и распустившиеся цветы — вместе создают великолепную картину, успокаивая разум и душу. От его взгляда не ускользают ни малейшие детали окружения, словно капли краски, которые с каждым взмахом кисти образуют общую картину. Ветер всегда казался ему чем-то эфемерным, словно вездесущая сила природы, имеющая собственное сердцебиение. Но в этот самый момент, когда Хэйдзо с удивлением смотрит на него, словно тот прибыл из другого мира, Кадзуха подумал: наверное, впервые ничего в этом мире не может сравниться с бушующими чувствами в его сердце. Это чувство нахлынуло волной, когда Хэйдзо сказал то самое предложение. Это ослепляющая вспышка, это мягкая и загадочная песнь, пробирающая до костей, заполняя собой все сознание. Может быть, подумал Кадзуха, его чувства взаимны. И этот парень и правда крепко держит сердце Кадзухи в своей хватке. Кадзуха вновь слегка сжал руки Хэйдзо, потянув их ближе к своей груди. — Хэйдзо, я скажу это только один раз. Хэйдзо отвернулся, потупив взгляд, и потряс головой в жалкой попытке растрепать свои волосы еще больше и прикрыть прядями уши. — Нет, Хэйдзо. Я хочу, чтобы ты определил, говорю ли я правду. Смотри внимательно — не этого ли ты хотел от меня раньше? Смотри на меня. Не моргай. Хэйдзо послушался, полностью покраснев. Затем, Кадзуха твердым голосом сказал: — Мне нравится Сиканоин Хэйдзо. Теперь уже Хэйдзо замер, словно олень под светом фар. Он посмеялся. — Ложь? Кадзуха посмотрел на него со всей нежностью, и смех Хэйдзо сменился осознанием. — Оу, так ты серьезно. — Да. Где же твоя способность различать ложь, детектив? Теперь снова моя очередь, так как ты ходил два раза подряд. Сиканоин Хэйдзо, мое желание поцеловать тебя прямо сейчас сильнее любой эмоции в мире. Дыхание Хэйдзо сбилось на мгновение, и Кадзуха почувствовал, как вместе с собственным сердцем ускорился пульс на руке Хэйдзо. — Ложь, — ответил Хэйдзо. — Мое желание сильнее. Хэйдзо убрал свои руки из хватки Кадзухи, чтобы обхватить его голову, а тот подался навстречу. И когда руки Хэйдзо нежно обхватили лицо Кадзухи, он понял, что только что никто из них не лгал. И никто не лжет прямо сейчас. Соприкосновение их губ словно искрящееся пламя, они движутся в танце едва родившихся строф, говорящих лишь правду. Возможно, Кадзуха и странник, но всепоглощающее тепло Хэйдзо наводит его на мысль, что даже кочевой поэт может найти свой дом в этом мире лжи. Губы Хэйдзо мягкие, слегка обветренные, так как его не особо интересует уход за собой. Кадзуха не против, но потом он обязательно попросит Хэйдзо пить побольше воды и в следующий раз купит ему бальзам для губ. Но сейчас это все неважно — сейчас они сочиняют собственную поэзию, их сердца бьются в ритме великолепной песни, повествующей о буре. Эта буря словно ливень, очищающий от следов их жестокого прошлого. Рука Кадзухи поднялась к волосам Хэйдзо, ударяясь костяшками пальцев о небольшую заколку в форме оленя, все еще висящей на красной пряди. Глаза Хэйдзо крепко закрыты, и закатный свет, пробиваясь сквозь жалюзи, обрамлял его мягкие черты лица. Когда Хэйдзо провел пальцами по щеке Кадзухи, тот подхватил его ритм и начал поглаживать висок парня большим пальцем. Словно пытаясь успокоить, убедить… Сказать Хэйдзо, что ни разу не соврал в своем признании. Кадзуха знал: да, может, в этом мире и существует поэзия, способная врать. Слова, сказанные неверными языками, служат обоюдоострым мечом. Но поэмы Кадзухи, написанные для Хэйдзо, никогда, никогда не солгут. Самые прекрасные поэмы, прошедшие проверку временем, способны убедить других в правде, а не в созданной лжи. Когда они наконец оторвались друг от друга, восстанавливая дыхание, Хэйдзо словно светится, и Кадзуха готов был поклясться, что почувствовал, как ветер снаружи щекочет его лицо. — Ты, случаем, не детектор лжи? — спросил Хэйдзо. Его дыхание слегка сбито, — Если нет, то можно считать преступлением твою способность понимать, говорю ли я правду. — Арестуешь меня за это? — ответил Кадзуха. — Тогда и себя арестуй. Ты же меня этому научил. — Видимо, да. — Это все было твоим планом? — Может и так. Как думаешь, я вру? Хэйдзо не дождался ответа Кадзухи и вовлек его в еще один поцелуй, уже глубже предыдущего. — Не врешь, — прошептал Кадзуха между поцелуями. — А если эта игра не была бы твоим планом на сегодня, сколько бы еще ты ждал? — Ждал тебя? Сколько ты пожелал бы. — Столько, сколько длятся мои поэтичные речи? — Столько, сколько длятся твои длинные глупые поэтичные речи. — Твои щеки красны, словно лучи восходящего солнца, прогоняющие ночь. — Ох, ну началось. Какой запутанный способ сказать, что я покраснел. Будто ты нет? Ты будто заоблачный перчик съел. — Я с этим смирился. Тут нечего стесняться. — Ха, врешь. Кадзуха вновь улыбнулся, легонько тыкая нос Хэйдзо. — Хэйдзо, почему тебе нравится Каэдэхара Кадзуха? Лицо Хэйдзо загорелось, и он закрыл его руками. — Что? Я, эм… Кадзуха положил свои ладони поверх рук Хэйдзо, убирая их. — Не знал, что ураганы могут быть такими милыми. — Замолчи, тут нет урагана, мы в самом центре бури, — упрямился Хэйдзо, играючи оттолкнув руки Кадзухи. — Хочешь услышать еще одну правду? — Ответь на вопрос. Я слышу, как крутятся шестеренки в твоей голове. — Хм… Хорошо. Когда люди делают что-то, во что они верят, в них появляется настоящее… сияние, понимаешь? Они заметны, словно пламенные цветы. И, подобно им, делают мир ярче. Именно поэтому я так стараюсь защитить добрую волю этих людей от корыстного использования. Пусть все прекрасное всегда остается прекрасным. — Ага, думаю, ты говоришь обо мне. Правда или ложь? — Чистая правда.