Друг

       Серёжа лежит на холодном полу. Кир берёт в руки ремень и безэмоционально подходит к Аку, который даже не сопротивляется. У Кира сейчас именно та агрессия, когда ты настолько зол, что даже не показываешь никаких эмоций.       Акума чувствует, как холодный кожаный ремень касается его кожи. Просто медленно ведёт по руке, а затем замахивается и бьет. Ощущения не из самых приятных. Страшно ли Аку? Что за вопрос, конечно да. Когда-то в отношениях с Курседовым было только тепло и забота, ни о каком абьюзе и речи идти не могло. Но сейчас всё изменилось, и далеко не в лучшую сторону.       Боль — неприятное или мучительное ощущение, переживание физического или эмоционального страдания. Служит защитным сигналом реального или предполагаемого повреждения тканей или психологического неблагополучия; также боль может быть вызвана нарушениями в работе нервной системы.       Но для Акумы боль — это всё, на чём держатся их отношения. Так, на протяжении долгого времени говорил ему Кир. Он не смел спорить с ним, чтобы быть не наказанным.       Иногда Аку кажется что ещё немного, и он испытает на себе все виды пыток, а может и уже испытал? Впрочем, это уже не важно. Ведь та боль, которую он испытал в моральном плане, намного хуже физических пыток, издевательств. Особенно больно слышать из его уст: «Ты ничтожество, как я мог тебя полюбить? Ты не достоин моей любви». Да, тот день отпечатался в памяти Серёжи на долго.       Страх — эмоция или чувство, возникающие из-за ощущения опасности.       Страх — именно то чувство, которое испытывал Аку на протяжение долгого времени, при этом находясь в отношениях с сплитовым. Собственно, он его и создавал. — Не к…кричи п…пожа… — не успел договорить Аку, как его бьют по щеке, а когда он отводит взгляд и опускает голову, разгорячившийся Кир бьет его по животу, от чего тот корчится и вскрикивает от боли. — Прекрати, п…пожалуйста, — слышится жалобная мольба о прекращении, но вместо этого на живот обрушивается ещё один сильный удар, и этого вполне хватает, чтобы он свернулся калачиком, корчась от боли. — Ты слаб, ты жалок, даже смотреть на тебя не хочется, ни помочь, ни сострадать тебе, хочется по-жёстче да посильнее бить, не смотря куда, просто бить, бить и ещё раз бить. Ты в моих руках — тряпичная кукла. Ты только мой, ты только под моим контролем и если ты посмеешь пойти против меня, то знай, тебе же хуже будет и пощады тогда можешь не просить. Уныние — состояние апатии и подавленности, настроение, при котором человек не заинтересован своим положением и происходящим вокруг, может быть не в состоянии исполнять свои жизненные обязанности; безнадёжная печаль; гнетущая скука.       Вот то, что происходит с Аку после развлечений Кира. Теперь он зовёт их не издевательства, а развлечения. Смешно, правда. Он уже настолько сломанный, что продолжает терпеть всё это почти без эмоций, но если он всё же заплачет, то его опять побьет Кир. Он не любит когда нюни распускают, но также не любит когда на него не реагируют, либо же реагируют смотря при этом с улыбкой, даже с натянутой. Его это не то что бесит, его это приводит в ярость, гнев, который потом выплёскивает на Аку. Отчаяние — эмоция или состояние, определенная от психологии самим человеком. Обычно воспринимается как отрицательное качество и, предположительно, связана с астеническим проявлением в психике.       Отчаяние — это то, что Серёжа чувствует реже чем всё остальное. Но если чувствует, значит всё слишком плохо и он не выдерживает. Хочется просто лечь в кровать и плакать, плакать и ещё раз плакать, пока Курсед не видит, ведь если увидит, то Серёге будет очень даже плохо, а именно — его опять изобьют. Возможно всё обойдётся легкой пощёчиной, а возможно и ударом ногой по животу или куда-то ещё. Кир как будто знает куда бить, но на самом деле не так, он просто бьет с огромной силой, собирает почти все свои усилия что бы ударить посильнее. Да так, что самые нежные места тела кровоточат и проявляются синяки. Принятие — психологический термин, означающий признание реальности как она есть, в частности, принятие субъектом своего тела, черт характера, способностей как они есть, принятие особенностей других людей.       Принятие — это последняя стадия, которая идёт после отчаяния. Она, наверное, самая сложная и тяжёлая морально, но это не точно. Возможно, для Кира эта стадия как что-то не связное, ему одновременно нравится когда его «друг» не плачет и ведёт себя мужественно, а в другом случае не нравится когда тот ведёт себя слишком безэмоционально, и не проронив ни одной слезинки терпит все до единого наказания, при этом зная, что испытывает адскую боль, которая, наверное, была бы хуже сгорания до тла. — Я сначала трахну тебя, а потом убью и не только, — с сумасшедшей улыбкой которую он и не хотел скрывать, говорил Кир. Кир не был настолько злым в повседневной жизни, но сейчас всё по другому, всё не будет как прежде. Сегодня его последний день. Именно так думает Акумаке и решает попросить: — П…пожалуста, не н…надо, — заикаясь, говорил Серёга. — Молчать, сука! — сказав это, Кир со всей силы ударил Аку по щеке. С глаз Аку хлынули слёзы, хоть Кир и не первый раз бил Серёжу, говорил, что привык, но это всё пиздешь.       Хотя Акума спорит, ведь для него моральная боль хуже физической, намного сильнее, но Курседов причиняет одновременно и моральную и физическую, при этом с такой ухмылкой, дьявольской просто. Аку боиться Кира только потому, что тот непредсказуем. Кир вообще больной на голову ублюдок, Аку не знает как до сих пор любит этого злого, меркантильного, омерзительного человека, которого по словам, сказанными в гневе, лучше бы не существовало.       Но сейчас он полностью отдается этому человеку, мило, не правда ли? Нет. Вовсе нет. Этот человек сейчас привязывает его к кровати и сковывает руки наручниками. Тихо, не смея издать и малейшего звука, Аку думает что же будет дальше, что Кир выдумает сделать с ним дальше? Как будет издеваться? И конечный вопрос, выживет ли Серёжа?             В конце, после изнасилования, которое происходит уже не первый раз, Курседов снова подобреет, начнёт проявлять ласку, заботу, поддержку, обрабатывать раны, такое чувство, что в нём живёт две личности, одна всячески причиняет боль, страдания дорогим людям, а другая как будто старается всё исправить за первой.       Но мы же знаем, что настолько глубокие физические и моральные раны за такой маленький промежуток времени не возможно вылечить, возможно лишь своим неосторожным действием сделать всё намного хуже, а если это действие всё-таки было сделано специально, то доверие к человеку либо начинает постепенно пропадать, либо же постепенно, но как бы странно, это не было у Серёги, доверие к Курсу не пропало, но и не увеличилось, хотя, смотря на действия Кира, удивительно то, что Акума его не кинул, а продолжает жить с ним, под одной крышей, всё ещё не попытался удушить Кира в ночь подушкой или ножом пырнуть, наверное Курсед настолько сильно сломал психику Аку, что тот боится кинуть его, даже не обижается, не перечит и не ссорится с ним.       Будучи уже пристёгнутым к кровати, тот про себя молился, чтобы всё было не так больно. Чтобы Кир его хоть немного пощадил. Но кажется Курседов щадить не собирается никого. — Ты сегодня очень сильно разозлил меня, ты понесёшь наказание за это в полной мере, — с улыбкой сказал Курс и погладил Аку по взъерошенным волосам.       Кир представлял как тот будет стонать, извиваться, но только не от наслаждения, а от дикой боли. Да, именно от боли. Курсед хотел войти на сухую, видеть как Серёжа мучается, терпит, ведь как сказал Кир, он этого действительно заслужил. Но если Аку все же выживет, ему будет плохо. Очень.       Вот угораздило ведь его влюбиться в парня. Он всегда представлял как будет иметь красивенькую, белокурую тяночку. А получилось вот это сплитовое чмо, которое ещё и не ценит его, издевается. — Не сопротивляйся и будет не так больно, но за свои действия ты ответишь сполна. У нас будет ещё много времени, — многообещающе шептал Курсед на ухо, прикусывая мочку.       Акума задрожал от страха. Он даже в самых худших кошмарах не мог представить, что сделает с ним Кир. Наверняка он оставляет его в живых только ради того, чтобы от души поглумиться.       Кир взялся за пояс штанов Аку и начал спускать их, насколько это позволяли веревки. К штанам присоединилось и бельё, обнажив пока ещё бледные ягодицы Серёги, он вытащил из своих штанов ремень со звездой на бляхе. Курсед хлестнул свободным концом без бляхи по оголенному заду, оставляя красную полосу. Серёжа вскрикнул, сжал руки в кулаки. — Какая прелесть, — восхитился Кир, поигрывая ремнём. — Надо тебя чаще наказывать.       Полосы разукрашивали зад Аку с завидной скоростью. Даже секунды не было на передышку. Курсед продолжал пороть, не обращая внимания на хриплые стоны своего парня. Раз за разом ремень опускался на ягодицы Акумы чётко, ровно подле предыдущей полосы. Только когда кожа начала окрашиваться в насыщенно-бордовый цвет, а стоны перешли в повизгивания, Кир на время прекратил эти издевательства. Он замахнулся и массивная бляшка впечаталась на левую ягодицу, вырвав истошный крик из горла наказуемого. — Не кричи так громко, по ушам бьёт, — будничным тоном заметил Курседов, будто он жаловался на плохую погоду или холодный кофе. — Попроси меня продолжить, — он опустил ладонь на ягодицу, сжал и оттянул в сторону, следом легонько шлёпнув. — Попроси так, чтобы я поверил, — подметил Кир, впутав свои пальцы в чужие волосы. — Прод…должай, я виноват и об…обязан понести вину. Я ничтожество, я трус… — Хорошо, молодец, — холодным, будничным тоном произнёс Кир.       Посыпался град ударов с такой же периодичностью как и в первый раз, но с той лишь разницей, что поротая задница была куда более восприимчивее, да и сам кусок металла бил куда сильнее кожаной.       Акумаке был освобождён от пут на руках и стоял в коленно-локтевой позе, но ремень также безжалостно кусал зад. Волей-неволей, он начал опасаться за своё мужское достоинство, когда Курсед начал пороть по сидячим местам. — Страшно? — будто уловив страх, спросил Кир. — Ходят слухи, что ты ни разу и не воспользовался этим по предназначению? Не бойся, твои сексуальные пристрастия вряд-ли имеют значение.       Ещё несколько раз такие же удары настойчиво поползли по многострадальному месту на заднице, пока гладкая кожа не начала сочиться кровью. Аку к тому времени уже просто не мог кричать. Он сорвал голос ещё в районе тридцати шлепков бляхой. Курсед откинул ремень и любовался проделанной работой. Зад парня был темно-бордового цвета с фиолетовым отливом. Где-то текла кровь. Синяки и раны точно на пару месяцев останутся.       Внезапно парень почувствовал, что его ягодицы оглаживают, а следом, между половинок чувствует мокрый, холодный предмет. Тело покрывается мурашками. Что в очередной раз? Пистолет едва проникает в его задницу, больно растягивая мышцы. Оружие продвигается медленно, из-за неровностей царапая внутренние стенки анального прохода. Курок протолкнуть стало задачей сложной, но нет ничего невозможного для Курседова, поэтому, растянув мышцы до предела, оружие почти полностью вошло в Акумова, вызывая ощущение, будто его рвут на несколько частей изнутри. Из задницы торчала только рукоятка. — Полежи пока что так, я приду где-то за полчаса. Подготовлю комнатку для нас, — с дьявольской улыбкой сказал сплитовый.

Полчаса спустя

      Курседов заходит в комнату и говорит с порога: — Вот, надевай, — мрачно выпалил Курседов, вручая Аку белоснежное женское бельё. — Можно я не буду это надевать? — как можно спокойнее спросил темноволосый, слегка отведя от Кира взгляд. — Нет, ты наденешь это, — сквозь зубы прошипел мужчина, с ненавистью глядя на своего парня. — Не переживай, на сей раз наказание будет не таким суровым, как было до этого. Но унизительным оно будет только для тебя, ибо ты заслуживаешь это.       Заходя в комнату он видит, что помещение выглядит так, словно в нем готовились снимать интимное кино. Пол, устеленный одним большим, чёрным ковром, на стенах висят разные странные картины, огромная двухспальная кровать с красным постельным комплектом, усыпана алыми лепестками роз. Над кроватью висит огромное количество плёток, розг и даже батогов. — Царица, — с усмешкой сказал Кир. — Пора наказать свою царицу! — воскликнул Курс, рывком освобождая себя от кожаных ремешков. На нём не осталось ничего. Одним шагом он оседлал «пленницу» и аккуратно начал засовывать свою руку под пеньюар Аку.       Шевеля пальчиками под бельём, Курседов только озлобленно хмыкал, нащупывая различные мягкие места на теле паренька. Второй же, просто «охал» и «ахал», когда Кир сильно сжимал его соски или сдавливал мягкие части тела. Акумаке потихоньку начал возбуждаться, приятно было ощущать прикосновения крепких и могучих рук Курседов. — Я весь твой… — Ну, тебя за язык никто не тянул, — язвительно прошипел Кир, достав из ниоткуда наручники с чёрным пушком. — А теперь, пора играть! — Во всё горло взвизгнул Кир, пристёгивая Акуму к кованному изголовью кровати. — Теперь ты только в моей власти! — Я только в твоей власти, мой Кир! — довольно взгвизгнул Акумаке, за что снова получил звонкую пощечину. — Заткнись! — гаркнул сплитовый и потянулся открывать ящик прикроватной тумбочки. — Что ты там ищешь? — настороженно спросил Серёжа, слегка приподнимая голову. — Это, что бы ты меня не бесил, ну и не кричал, — холодно ответил Курседов, достав из ящика чёрный шариковый кляп, с небольшими дырочками для воздуха. — О господи! Это ещё зачем?! — со страхом в голосе вопросил Акумаке, резко побледнев. — Нет, нет! — Не-е-ет мой дорогой, ты будешь молчать, — саркастично отозвался Кир, фиксируя кляп на затылке. — Не бойся, убивать потом буду, а вот жёстко трахать — это всегда пожалуйста. — Курс, ну за что ты так со мной? — со слезами на глазах вопросил парень, вымаливая своим взглядом пощады у Кира.       Вставив кляп в рот Акумаке, Кир выдавил из себя слегка маниакальную улыбку. Это сильно напугало темноволосого, более того, он не знал, чего ещё можно ожидать от этого безумного человека. Кир снова засунул руку под пеньюар Акумаке, и стал щупать его необъятные телеса. Спустя пару мгновений, это заигрывание превратилось в грубое пощипывание. Акуме было неприятно и местами больновато, но всё же он пытался терпеть. Кир ожидал хоть каких-нибудь сопротивлений от жертвы, но та активно не хотела сдаваться. — Ах так? Ладно, сейчас посмотрим как ты запоёшь на этот раз, — зловеще прошипел Курс и потянулся к красной плётке, висящей прямо над головой Акуме. — Думаю, тебе пора избавляться от данной одежды, — холодно добавил Курседов, срывая с парня чёрный пеньюар. — Вот теперь другое дело!       Ак лежал в сильном недоумении, он пытался соблюдать спокойствие, но у него это выходило не очень. Маленькие, словно бусинка зрачки и обеспокоенный взгляд выдавали его. Более того, Кира заводил такой взгляд, ему нравилось когда Акумаке сопротивлялся его действиям. — А знаешь, мне нравится когда ты напуган, — хитроумно выпалил Кир, проводя рукояткой плети по животу Серёжи. — Вот теперь я точно чувствую власть!       Тело темноволосого парня сильно дрожало, когда рукоять немного царапала его животик. Акумаке побледнел от таких ощущений, и поскорее желал покинуть этот кошмар, под названием «Красная комната Кира». Им управлял страх и ужас, ибо сам понимал, что получил по заслугам, но никак не ожидал именно таких последствий. — Вижу, тебе нравятся эти ощущения? Моя дорогая царица, — с язвою в голосе произнёс Курс. — Думаю, мы можем перейти ко второму этапу нашего секса — наказание. «Мы ещё даже трахаться не начали, а он уже про какой-то второй этап говорит, — ворчливо думал Акума, слегка хмурясь на своего парня. — Вот это я влип, влюбился в такого безжалостного человека, вот теперь и страдаю… Жаль, что время нельзя отмотать назад».       Перевернув плётку, Кир совершил первый удар по животу Серёжи, тем самым заставив последнего издать истошный стон. Акума нервно задышал, что только сильнее обрадовало Курседова. — Я и не думал, что тебя сможет напугать обычная плеть, — малость расстроенно выдал Кир осматривая инструмент для эротического наказания. — Поверь мне на слово, это был ещё «детский» удар, а сейчас будет очень, и очень болезненный! Замахнувшись со всей дури, Кир совершил ещё один удар, но на этот раз последствия были в разы серьёзней. На животе Акумаке образовалась тоненькая красная полоса, что-то вроде бардового шрама, из которого неторопливо сочилась алая кровь. — М-м-м! — замычал Акума, ёрзая по кровати, словно ошпаренный. — Мф… — Что такое? Больно, да? — с сарказмом в голосе поинтересовался Кир, расматривая свежую рану на животе Серёжи. — Ну а что поделаешь?!.       Жертва задрожала. Страх внутри Аку только нарастал, что хорошенько видел Кир. Не желая больше церемониться с парнем, Курсндов замахал плетью с такой скоростью, что Серёжа не успевал считать удары.       Боль была невыносимая, кровь брызгала со всех сторон, иногда попадая на лицо Кира. Это уже перерастало не в пылкие заигрывания и страстный секс, а в очередную жестокую порку от товарища вождя. Уже готов был прикончить пленника, но вовремя остановился. Курс стал плавно поглаживать лобок парня. Со временем, боль в районе живота стала утихать, и Аку стал снова тихо постанывать. Понимая, что такими темпами Кир может его убить, он просто предпочёл держать себя в руках.       Спустив кружевные трусики, Кир запустил в анальное отверстие два своих пальца. Тот негромко вскрикнул от неприятной боли, после чего быстро-быстро задышал. — Я не дам тебе привыкнуть, надеюсь, что ты усвоил урок, — холодно выпалил мужчина, не спеша шевеля своими пальчиками. — Ах… хп, — пролепетал Аку в потолок. Высунув пальцы из анального отверстия Кир начал: — Как я его растянул… хотя, если в твою задницу помещается целый пистолет, то и мой член по-любому туда пролезет. — Т…ты верно это говоришь, — с румянцем на щеках подтвердил паренёк, тихо дыша. Кир схватился рукой за свой член и стал неторопливо надрачивать, тем самым провоцируя выделение предэкулята. Жидкость из полового органа начинала хлюпать всё громче, и громче, становясь липкой, словно карамель. — Зачем ты это делаешь? — недоумевая вопросил Акума, вопросительно глядя на Кира. — У меня смазки нет, пытаюсь таким способом смазать свой член, — Своей привычной интонацией произнёс сплитовый, кладя свою мокрую руку на обнажённый лобок Серёжи. — Готов? — спросил его Курс, пристраивая пенис в районе анального отверстия. — Да… — согласился Аку, кивая головой. — Тогда я вхожу, — хмуро выдал Кир, засовывая свою мокрую головку члена в анус Аку. Темноволосый негромко вскрикнул, ибо боль в пятой точке периодически давала о себе знать. Боль была неприятная, местами жгучая, или резкая. Аку тяжко дышал, благо, Кир снял его кляп, и теперь Акума мог ни о чём не переживать. Хоть Курс и сорвался на него, Кир попытался хоть как-то сделать это незабываемым.       Спустя пару мгновений, мужчина стал входить глубже, таким образом причиняя невероятную боль своему партнёру. Акуме было плохо, но он старался как-то игнорировать эту боль. «Я так счастлив, что могу доминировать над Акумой,» — думал Курсед, начиная двигать своим тазом. — Ты-ж моя царица! — слабый духом человек, больной ублюдок, желающий заполучить тело бедного парня.       Снова взяв плётку, Кир принялся легонько хлыстать Акуму по ногам и груди. Теперь вместо криков, в комнате сплитавого слышались еле слышные стоны боли. Он был доволен собой. — Знай, Аку, теперь я всегда буду доминировать над тобой! — грозно выдал Кир, двигая всем телом. Акума ничего не ответил ему, а лишь только выдал парочку глухих и весьма протяжных болезненных стонов.       Темноволосый словно был в трансе. Грубые толчки мучителя сменялись жгучими поцелуями плётки. Кир насиловал своего парня на протяжении получаса. Насиловал жёстко, иногда задевая простату, что вызывало эрекцию у Акумы, несмотря на общую ситуацию, не располагающую к получению удовольствия. Кир, решив окончательно унизить своего парня, кончил ему на лицо. — Теперь ты помечен, как моя личная шлюха, — посмеялся он. — Приготовься к заключительному этапу наказания. У Акумы сработал инстинкт самосохранения и он непроизвольно дернулся, в попытке сбежать. Наручники сдерживали его тело, не давая сбежать. — Ну же, давай займёмся гимнастикой. Подними ножки вверх, — ласково, почти мурлыча, попросил Кир. Не дождавшись ответной реакции, он сам поднял ноги Аку. — И держи, а то я не смогу тебя привязать к перекладине.       Под потолком действительно были цепи, на которых держалась перекладины. Раньше бы Акума задался вопросом, зачем сплитавому могло понадобиться такое приспособление, но сейчас он уже ничему не удивлялся. Серёжа послушно держал ноги, зная, что за отказ ему попадёт куда сильнее. Курс же веревками закрепил ноги так, чтобы таз парня был поднят к верху и открыт для порки. Теперь плётка гуляла по заднице Аку. Наверное, вскоре на его теле не останется ни одного нетронутого места. Кир каждый удар наносил с новой силой. — Я думаю, что это отвратительно по отношению к нормальным людям, а вот к тебе, — говорил Кир с дьявольской улыбкой. — Не забывай, что это твой последний день. Стиснув зубы, Аку терпел. И думал терпеть до последней капли крови, но в этот раз обошлось без повреждений. После тридцатого удара Кир сбавил силу. А под конец экзекуции действо больше напоминало любовные ласки, но из-за примерно полсотни предшествующих ударов болезненные ощущения возникали при любом прикосновении к избитым местам. Курс отбросил плётку и высвободил из пут своего парня. — Можешь отдохнуть немного здесь. Потом приберешься, — в голосе чувствовался холод.       Кир спокойно пошёл переодеваться, оставил парня лежать на кровати. Из комнаты он никуда не выходил, чтобы, не дай бог, Акума не сбежал. Но Серёжа был слишком истощен, чтобы двигаться, и при всем желании не смог бы даже выползти из комнаты. Лежать было тоже тяжело, ибо и задница и живот с грудью саднили ужасно. Кое-как он лёг на бок, чуть прикрыв глаза. — За полчаса я приду за тобой, полежи пока здесь, — с усмешкой сказал Кир.

Полчаса Спустя

— Ты что, думал что всё обойдётся тем, что я жестко оттрахал тебя? Хах, так смешно смотреть на тебя когда ты напуган, надеюсь, ты не забыл, что сегодня твой последний день.       Пальцы Кира сжали плечи, а руки, приложив силу, оттолкнули его за плечи. Аку шмякнулся спиной о край стола, получив новый синяк в копилку последствий насильственных действий, подаренных Курседовым. Серёжа бросил на него презрительный взгляд, после чего Серёжа получил плевок в лицо.       Кто они друг другу? Кто они друг другу были, есть и будут? В последнее время Аку часто задавался этими вопросами, так и не находя на них правдивых ответов. Акумов всем сердцем желал, чтобы всё это закончилось. Он не знал, виноват ли он или Кир. Все споры смешались в одно большое месиво, кровавое, где не было места добру и сожалению, а дружбе и любви — подавно. Сначала, думал Акума, Кир, быть может, мстит за что-то? Но проворачивая всё прожитое вместе, Акумов не видел того, что могло бы задеть такого холодного ко всему человека. Серёжа часто винил себя в ссорах с Киром, и это дало слабинку, позволив Курседову брать верх в отношениях и издеваться над другом, в то время как тот думал, что это заслуженно, хоть и неправильно со стороны морали, закона и договорённости их общих отношений. — Сейчас мы с тобой ещё немного поиграем и всё, — садистским тоном говорил сплитавый, доставая нож. — Давай начнём с твоих прекрасных глаз, — проговаривая это, Кир всадил нож в глаз, выколупывая его. — Больно, милый? Терпи, — берёт нож опять, но уже подносит его к ногтям на руке.       Залезает под ноготь ножом и вырывает его с корнем. Проделывая всё тоже самое с другими ногтями, при этом истерически хохоча. — Почему ты такой грустный?.. Сейчас мы это исправим, — проговаривая последнюю фразу, снова берёт нож, вырезая на лице «друга» улыбку. — Вот, теперь другое дело. Всегда будь весёлым, тебе это к лицу. — Я сейчас вернусь, любимый, — не пришлось долго ждать, как вот, «его друг» возвращается, да не с пустыми руками, а с молотком, плоскогубцами, дрелью и тем, чего не ожидал увидеть Аку — ободком с кошачьими ушками. Надевая последнюю вещь на голову самого Акумы, тот, который не достался и не достанется никому. Осматривая «друга» тот улыбается, самой настоящей, маниакальной улыбкой. Доставая дрель, Кир говорит: — У тебя нет проблем с зубами? Сейчас будут, — включая дрель и поднося её ко рту «друга», тот просверливает в зубе дырку, даже не дырку, а самую настоящую дыру. Смотря на это с восхищением, сплитавый приговаривает: — Всегда хотел стать врачом. Мне не было важно каким, и вот, ты исполнил мою мечту, — как-то мечтательно выдавил из себя Курсед, пока его «друг» кричал, мычал от боли. — Ладно, приступим к главному, скоро, но не сейчас. Сейчас я вскрою тебя. Я ещё не разобрался ведь, каким врачом я хочу быть, возможно патологоанатомом, — берёт в руки нож, вскрывает живот, грудь. — В таком состоянии ты долго не продержишься, так что… — вырывает печень, и откусывает часть, прожевывает, но не выплёвывает, а проглатывает. — Видишь, как надо, а ты ведь всегда выплёвывал, — с усмешкой говорит Кир. — Кир, знаешь, я тебя очень… — чёрноволосый не успел договорить, и слова оборвались, так и не успев донести важное. И этого больше никогда не случится. Кир рыкнул. Он накинул на шею парня петлю, из довольно плотной, толстой верёвки, затягивая всё сильнее и сильнее.       Акумов на мгновение замер. В животе похолодело от ужаса того, как решил покончить с ним его «парень». Руки инстинктивно дернулись к шее, опутанной тетивой, но тут же опустились. Шею сдавило нестерпимо больно, а лёгкие будто бы наполнились водой. Голова раскалывалась от неземного давления. Казалось, что сейчас всё тело лопнет от напора, и от него останутся только кровь и ошметки внутренностей на стенах, и разбросанные по полу кости. Но этого, к сожалению Аку, не произошло. Старший запрокинул голову и заморгал, пытаясь влить в себя обратно слезы. Тело обмякло из недостатка кислорода и рухнуло наземь. Кир навис над ним, перевернул тело на живот, схватив обе руки задыхающегося и стянув их остатком верёвки. Он наблюдал за его действиями.       Тело в агонии тряслось, руки невольно дергались в попытке избавить себя от петли, ноги ворочались, не подчиняясь Серёже. В глазах плыло, голова свалилась на бок, мокрые от пота волосы прикрыли глаза, полные ужаса и отчаяния. Акумов почувствовал нетипично для Кира тёплую руку на голове и долгий жгучий поцелуй в шею, чуть ниже накинутой им петли. Курсед натянуто нежно держал того за щеки, пытаясь подделать доброту и заботу над умирающим парнем, который уже забылся, ведь умирающему организму нет дела до мыслей, когда нет кислорода. Мозг словно отключился, оставляя лишь обдирающую боль в лёгких и ломку всего тела из-за недостатка так нужного сейчас воздуха. Глаза затянулись мутной пеленой, а взор Акумова заполонила беспроглядная тьма, в которую он летел, и летел долго и больно.       Душа пыталась принять покой, что не нашла в этом мире, тело сопротивлялось, хотя уже практически было обездушено насилием. Горло хрипело, издавало страшные звуки, которые ужасали даже Кира. Бледные губы едва разомкнулись и с их края стекла капля алой крови. Последний судорожный неполный вдох не дал поставки кислорода. Мягкое тело дернулось в последний раз и перестало трястись. Безжизненный труп лежал в руках Курса. Тёплое когда-то тело, с пламенным сердцем внутри, начало твердеть и холодеть, а через несколько минут уже потянулся отвратный запах крови. Прости меня, моё «ничтожество, друг».