Вероника Сойер её бесит.
Хэзер тяжело вздохнула, и положила голову на руки.
Если кто-то бесил её раньше, это всегда было что-то более или менее чёткое. Её бесила Дюк, потому что она открывала рот в неподходящие моменты, и имела некоторые проблемы с тем, чтобы закрыть его. Она метила на место Чендлер уже долгое время, при этом не осознавая, что, махнись они позициями, их маленькая группа распалась бы. МакНамара бесила её, потому что была слишком мягкой и наивной, словно маленький ребёнок, который не понимает, что творит. Она бы, несомненно, последовала за Дюк в случае чего.
Она не могла конкретно сказать, чем бесили её Рэм и Курт. Казалось, что абсолютно каждое их действие, каждое слово или идея вызывали приступ головной боли. Если бы они не были хорошо сложены физически, она давно бы окрестила их парой геев и ушла бы в закат, оставив школе на растерзание.
Хэзер и Хэзер, по крайне мере, были её подругами долгое время, несмотря ни на что. На самом деле, всё было гораздо проще раньше, когда они все были младше; издевательства не заходили слишком далеко; не было борьбы за главенство.
Не нужно было спать с парнями.
С Сойер проблема заключалась в том, что она не могла выделить ничего конкретного, и это не было похоже на случай Суини или Келли. Вероника имела привычку говорить умные вещи, в отличии от них, и кроме того, мастерски могла подделать почерк любого человека. Хэзер видела в ней пользу, и вместе с этим лидерские качества, которыми не обладал ни один из вышеперечисленных. Это настораживало, ведь она готова была поклясться, что сама Вероника в себе подобного не замечала.
Девушка умела говорить так, что все её слова, казалось, насквозь были пропитаны честностью. Не нести всё что придёт в голову, как Мак, и не сыпать одними лишь угрозами и насмешками, как Дюк. Было что-то в том, как говорила Вероника, что заставляло слушать её. Она была начитанна, умна, и чёрт, она была действительно красива. У Хэзер хорошо получалось оценивать людей, и поэтому, стоило только Веронике побыть в их компании всего неделю, она поняла, что девушка, при желании, смогла бы перехватить власть. Именно поэтому Хэзер не выпускала её из виду надолго.
Девушка отчаянно пыталась убедить себя в том, что это было единственной причиной.
Однако, в противовес остальному, сдержанностью или притворством Сойер не отличалась. Если вы спросите Хэзер, она скажет, что Вероника в основном
слишком искренняя.
В любой случайный момент времени, она могла просто начать говорить с Чендлер или шутить так, словно Хэзер не была кем-то, кто мог бы опустить её на дно вновь. Она могла делать скандальные заявления и спорить. Она могла начать выстукивать какую-то незамысловатую мелодию на парте, не замечая этого, или увлечённо записывать свои мысли в дневник, который всегда носила с собой. После буквально годов общения с Хэзер и Хэзер, характеры которых она давно изучила, привычки и открытость Вероники были как глоток свежего воздуха.
И Хэзер не бесили все эти вещи. Её бесила собственная реакция на них, потому что она не была негативной, и это дезориентировало.
— Ты подготовилась к тесту? — спросила Вероника пару часов назад. —
Звонок уже прозвенел, и Флёминг испортит нам табеля, если мы не придём на него сейчас.
Чендлер молча и ужасающе медленно повернула голову в сторону растерянной девушки. Её рука в тот момент по прежнему держала за шею какого-то ботаника. Она редко беспокоилась о именах. О чём она беспокоилась, так это о своём не написанном конспекте, который ей обещали.
Она
запугивала его, а Вероника просто подошла к ней, уставившись в тетрадь, и спросила про чёртов тест.
Хэзер хотела накричать на неё.
Спросить о тесте.
Оставить на её щеке пылкую пощёчину.
И, возможно, попросить помощи.
В конце концов, она не знала, чего хотела, но на языке уже была целая тирада, которую она была готова произнести:
«Конечно, Вероника! Если ты не заметила, я занимаюсь подготовкой прямо сейчас, пытаясь выбить из этого бесполезного куска дерьма хоть каплю материала, пока ты стоишь тут и мешаешь».
Такие вещь, казалось, возникали в голове автоматически. Она занималась травлей других годами, так что теперь ей даже не нужно было прикладывать усилия, чтобы придумать что бы то ни было обидное и…
Её рот словно заклеили плотным слоем скотча, когда Сойер убрала с глаз чёлку и посмотрела на неё. Она казалась слегка взвинченной, когда осознала, в какой момент решила задать вопрос. Рука блондинки безвольно упала, и парнишка медленно скатился вниз по стенке, задыхаясь от напряжения.
Коридор был абсолютно пуст. Вероника неловко улыбнулась. —
Так, идём? — её пальцы громко хрустели, когда она нервно заламывала их, сложив руки за спиной.
Чендлер промолчала.
А потом они просто ушли. Они дошли до класса в мёртвой тишине, молча выслушали упрёки женщины, и вернулись к обычному общению только когда присоединились к Хэзер и Хэзер на последних партах, словно ничего странного не произошло. Словно, будь на месте Вероники любой другой человек, Хэзер не убила бы его.
Позже, на тесте, она облажалась. Не полностью, конечно, и даже не из-за того, что понятия не имела о нём, но из-за непрекращающихся потоков мыслей: Почему Вероника не боится? Почему она думает, что может делать, что захочет? Почему Хэзер думает о ней?
Последняя пришла на слове «мириады», и она совершила ошибку. К чёрту Флёминг с её внимательностью. В любом случае, у неё есть пара вещей, которые будут порядком выше в списке важных вещей, чем английский. Собственные эмоциональные качели, к примеру. Она проигнорировала неловкую попытку МакНамары подбодрить её, и уставилась в точку пред собой, которой являлся синий пиджак и, собственно, его владелица.
Ещё позже, когда Веронику вызвали отвечать, она облажалась вновь, потому что не смогла отвести взгляда от девушки. Гораздо более очевидно.
Она обратила внимание, что это был один и тот же сценарий каждый раз, когда Сойер вызывали на английском: Флёминг задаёт ей абсолютно любой вопрос, Вероника неизбежно отвечает, и Паула начинает критиковать ответ, чтобы в конце концов неохотно похвалить её обширный словарный запас или что-то в этом роде.
Сердце забилось быстрее. Многие удивились бы, узнав что её сердце бьётся или что оно вообще есть, но в момент, когда наполненные детским счастьем глаза Вероники встретились с её глазами, она чётко почувствовала несколько резких ударов о рёбра. Пачка сигарет, которую ей передавали, выскользнула из рук на глазах у Флёминг.
—
Вы не сможете стать лучше на моих уроках, если не можете сосредоточится на чём-то, кроме негативного образа жизни. — сказала женщина, покачав головой с чем-то, что она пыталась выдать за недовольство, хотя Хэзер знала, что Флёминг любит наказывать детей.
Негативный образ жизни. Хэзер фыркнула. Она помнит, как директор отчитал Паулу посреди коридора, когда она назвала бутылку с алкоголем «Напитком, который не одобряет космос» в прошлом году. С того момента женщина начала называть такие вещи «негативными». Негативные напитки. Негативные сигареты. Негативная Рэйчел со своей негативной девушкой, которые распространяют негатив, целуясь в коридоре. Ей сознательно приходилось прилагать усилия, чтобы не смеяться каждый раз.
—
Я вынуждена вас наказать.
И, таким образом, она оказалась в классе для наказанных вновь, сидя на неудобном стуле и размышляя о том, как сильно Вероника Сойер её бесит. И, конечно же, дабы утвердить свой статус самого бесящего человекам школы, Веронику отправили на наказание с ней по причине, которую, видимо, им не дано было понять. Космос и всё такое.
Чендлер косо посмотрела на стоянку за окном, на которой сейчас могла быть, вместе с Дюк и Мак. Но нет, давайте проучим Чендлер, она это заслужила своими
негативными мыслями и действиями.
Иногда она не могла не представлять Флёминг в одежде повёрнутого на своих принципах надзирателя. Вся эта хиппи-тема про космос была лишь прикрытием. Всё, чего хотела Флёминг — заставлять других жить по её правилам. Директор, взойдя на пост, чётко объяснил всем, что не потерпит подобной вольности. Ему нужны были учителя, которые будут сосредоточены на предмете, а не своих взглядах на мир.
Хээер было плевать. Не то, чтобы она сравнивала своего отца с ним, конечно, но что-то общее у них определённо было.
Я против однополой любви, но вы должны работать, а не влезать в разборки учеников. — сказал он однажды.
Отцу тоже было плевать на неё и её проблемы и разборки.
Она должна была быть признательна директору. Её статус было бы труднее удерживать, если бы учителя вмешивались, но в груди был неприятный осадок. Как бы всё было, если бы кто-то вмешался? Попытался её изменить? Даже несмотря на то, что никто этого не сделал, в голову всё чаще стала приходить мысль
а что, если…
А что, если я просто пройду мимо какого-то ботаника, не издеваясь?
А что, если я буду издеваться над теми, кто издевается над Рэйчел и похожими на неё людьми?
А что, если я одна из этих людей?
Она запустила руку в волосы, пытаясь утихомирить головную боль.
Эмоций слишком много, и мысли начинают казаться слишком человечными. Почему она вообще беспокоится? Вероника Сойер уедет из этого богом забытого города в следующем году. В том, что девушка сдаст экзамены на отлично и поступит в какой-то престижный университет сомнений не было, так почему же ей так плохо? Почему она хочет больше времени? Учебный год только начался, и это вторая неделя, но Чендлер чувствует, что времени всё меньше.
Жизнь, полная развлечений и экспериментов, словно вода скользит между пальцами и утекает прочь, падая в неизвестность. Где-то внутри произошли перемены, которые она не понимает или, что более вероятно,
боится понимать: она испортилась настолько сильно, что начала любить девушек, или она
изменилась настолько сильно, что, наконец, признала, что всегда любила девушек?
Бессмысленные вопросы. Это одна из тех «мыслей момента», как их называет Дюк, которые возникают однажды, и полностью канут в куче других мыслей и проблем позже.
— Я могу помочь тебе подготовиться к тесту в следующий раз. — тихий и неуверенный голос возвращает её в реальность. Вероника смотрит на неё своими блестящими карими глазами с чем-то так сильно похожим на надежду, что дыхание перехватывает. Сейчас, в лучах обеденного солнца и посреди пустого класса, она выглядит прекрасно.
— Ты предлагаешь мне помощь? Думаешь, я не способна справится с этим? — она позволяет напряжению повиснуть в воздухе, пока в голове бушует паника. Как сильно всё изменится, если она хоть раз решит не быть стервой?
Сильно.
Она знает, что сильно, но сейчас ей так хочется быть слабой на мгновение. Немного открыться. Позволить Веронике увидеть ту её часть, которую Хэзер уже который год хоронит под стервозностью. Солнце слепит глаза Сойер, и она немного щурится, но продолжает упорно смотреть на Чендлер, ожидая ответ.
Хэзер находит это мелкое проявление упрямства очаровательным. Она позволяет этой мысли проскочить через годами возводимые стены и отложится глубоко в сердце, и боже,
как же приятно оно сжимается в ответ. Она могла бы пропускать каждую случайную мысль о Сойер, если бы это означало, что она сможет ощущать себя так легко и естественно, словно не носит маску каждую секунду своей жизни.
Помимо ночей или моментов наедине, конечно. Наедине с собой она сдирает её, чтобы немного почитать и отвлечься. Ночью она предпочитает думать о вещах, о которых думать не стоило бы. Проверенный график. Времени хватает на то, чтобы немного побыть собой и при этом не забыться слишком сильно.
— Я просто подумала…
— О, пожалуйста. — она старается не повышать голос слишком сильно, чтобы задремавшая Флёминг не проснулась. — Мы обе знаем, что ты редко это делаешь. — фырканье вырывается самом собой, и Чендлер чувствует лёгкое облегчение, ведь всё снова возвращается к той точке, где она может спокойно оскорблять кого угодно, не чувствуя сюрреалистичность происходящего или, страшно сказать,
вину. — Разве что с тем жутким парнем. Плохой способ привлечь внимание парней, на самом деле. Большинство любит глупых или наивных.
— Я никогда не стремилась привлечь внимание… — Сойер делает паузу, и всё снова летит в бездну, когда Хэзер видит, что девушки ни на грамм не изменилась в лице после оскорбления. Вероятно, последняя часть сыграла против остального. — …Парней.
Мозг перестаёт работать на одно короткое мгновение и она думает, что, может быть,
может быть, ей не показалось. Голос Сойер слегка понизился, тёплые карие глаза без прежнего смущения смотрят в серо-голубые глаза Чендлер, и девушка улыбается.
Всё пропадает так же быстро, как и началось. — Если не хочешь помощи, можешь просто сказать «нет». Это гораздо проще, знаешь ли.
Она точно
не смотрит на губы Вероники. — Это скучно.
— Есть вещи гораздо более скучнее, чем не быть стервой пару секунд.
Её слова заставляют невольно улыбнуться. Никто особо прежде не рисковал назвать Хэзер стервой до этого. Не напрямую. — Например?
— Два часа сидеть в классе с храпящей хиппи. — раздражённо говорит Вероника, и, как бы глупо это ни было, она улыбается. — Я даже не понимаю, почему
я тут? — девушка продолжает ворчать, и ручка в её руке как обычно начинает легко постукивать по парте. — Сначала она запирает меня тут, потому что я опаздываю на её уроки на целую минуту, потом потому что я смотрю на девушек не так, а теперь ей просто скучно. Что, чёрт возьми, не так с
ней?
Сойер поворачивает голову, и замирает. Хэзер просто пялиться на неё, и её лицо наверняка сейчас застыло в каком-то глупом выражении, но всё, на что она обращает внимание, это
Смотрю на девушке не так, повторяющимся в голове снова и снова, и она не уверена в том, что должна делать с услышанным.
— Смотришь на девушек не так, да? — она использует одну из тактик, которая должна заставить Сойер оправдываться. Это позволит ей убедиться в правдивости услышанного.
— Я не знаю, что она имела ввиду. — говорит Вероника с каменным лицом.
— Правда? Звучало так, будто ты имеешь некоторое представление об этом.
— Слушай, мне плевать, ладно? Парни, девушки… какая разница, если в конце концов я ни с кем не встречаюсь?
Чендлер смеётся. Она думает, что это может звучать немного маниакально, но ей всё равно. Как Вероника может говорить главной задире школы подобные вещи?
— Это безумие, знаешь? — она наклоняет голову.
— Это нормально. — Вероника мило хмурит брови. — Я знаю, что это считается психологическим отклонением, но я… — Хэзер поднимает руку, останавливая Сойер.
— Я не об этом. Безумие — что ты рассказала это мне.
Она смотрит девушке в глаза, с целью напугать. Вероника не выглядит впечатлённой. — И? Будто это имеет значение. В любой момент ты можешь выдумать любую ложь обо мне, и все будут верить в это как если бы это было правдой. Так какая разница?
Вероника Сойер один из самых удивительных людей, которые когда-либо с ней общались.
Она прикрывает глаза, довольная приятным ощущением в области живота, когда примерно сотни подобных замечаний проскакивают внутрь. Хэзер решает пропускать их.
Только сегодня — обещает она себе.
Солнце за окном уже начинает медленно склоняться вниз, когда она отвечает. Это не что-то грандиозное или откровенное. То есть, конечно, при желании это можно назвать откровенным, но судя по тому, как мыслит Вероника, особого толку от этих слов девушка не получит. Ей не верят. Не так, как Чендлер.
Она говорит. — Я тоже.
Вероника сонно моргает. — Что «тоже»?
Хэзер закидывает руки за голову, и тянется. Флёминг по-прежнему спит, так что блондинка решает тихо выскользнуть из кабинета. — Смотрю на девушек не так. — бросает она, не поворачиваясь к Сойер. — Ты идёшь?
Они обе молчат, когда крадутся к выходу по тихой, пустой школе. Рука об руку.
***
Вероника Сойер её злит.
И она очень чётко осознаёт степень этого после того, как девушка помогает своей подружке на вечеринке Рэма. Уже тогда ей в голову приходит мысль:
Всему рано или поздно наступает конец.
Так что, когда Вероника кричит ей в лицо «Вылижи это!», Хэзер почти не удивлена. Только лёгкое разочарование где-то внутри даёт о себе знать быстро стучащим сердцем. Может ли сердце стучать быстрее от разочарования в принципе? Чендлер это не беспокоит.
После находки новой пары обуви, на этой вечеринке её уже мало что беспокоит: напитки не такие вкусные, сплетни скучные, как и в прошлый раз, а пристающие парни выводят из себя до того сильно, что она в конце концов выливает напиток на голову одного из них, пока второй, пытаясь сбежать, падает в бассейн. Все смеются. Три недели назад, Чендлер посмеялась бы тоже. Сейчас же она беззвучно подходит к Дюк.
— Ты можешь водить? — девушка, до этого говорившая с небольшой группой, рассеяно оборачивается.
— Вполне. — её глаза сканируют Хэзер так, словно ей не плевать на девушку. Это заставляет улыбнуться. Навыки актёрского мастерства Дюк явно выросли. — Тебя подвезти?
Она насмешливо фыркает. — Нет. Я уезжаю сейчас. Подвези Хэзер домой. — Дюк хмурится, но у Мифической стервы нет времени на споры, потому что она ощущает, как с каждой секундой время, которое она обычно тратит на книги или бесконечные мысли, ускользает всё стремительнее. — Она пошла наверх с какими-то парнями минуту назад. Не думаю, что они планируют подбросить её до дома. — бросает она в конце концов, и отходит.
Выражение чистого гнева на лице Дюк не менее смешное, чем её фальшивая забота, потому что Чендлер уверена, будь она на месте МакНамары, Хэзер было бы глубоко плевать. Сейчас же девушка с силой пихает свой стакан в руку какому-то парню, и мчится в сторону дома, словно маленький мстительный дух. Даже её походка слегка выравнивается, когда она уверенно пинает дверь в дом, и Хэзер думает о том, чтобы остаться и досмотреть шоу. Выпадающих из окна голых парней не каждый день увидишь.
Она качает головой, и идёт к своей машине. В любом случае, Рэм пристанет к ней в понедельник, разглагольствуя о том, что кто-то проломил окно его дома своей тушей на вечеринке, а он даже этого не знал, пока отец не попытался выбить из него всё дерьмо в воскресенье, так как конечно же, он вернулся с рыбалки раньше. Он всегда возвращался раньше, когда ехал туда без отца Курта.
Правда, они знакомы уже столько лет, но Чендлер по прежнему знает Рэма и его отца лучше, чем он сам. Неужели все парни такие идиоты? Она пытается сосредоточиться на дороге и глубоко вдыхает.
Все эти размышления лишь безнадёжная попытка не думать об одной конкретной личности, и она это знает, даже несмотря на не самое трезвое состояние. Боже, у неё наверняка будет ужасное похмелье утром.
Она криво паркует машину на подъездной дорожке и сидит не двигаясь. В какой момент всё вышло из-под контроля?
Она вспоминает разговор Вероники и того маньяка в чёрном сегодня (или вчера?) перед вечеринкой. Это его вина? Это ради него Вероника готова была отказаться от всего, что имела? Это…
Это так похоже на Веронику.
Её лицо остаётся безэмоциональным, когда кулак с силой бьёт по приборной панели, и в до этого спокойной тишине машины раздаётся грохот. Возможно, по щеке скатывается слеза. Она не уверена, но пьяное состояние и не до таких крайностей доводило.
Бросить всё ради любви. Сойер на неё не похожа, но девушка уверена, что именно это одно из главных различий.
Чендлер на такое не способна.
Она цепляется длинными ногтями за свою репутацию, чтобы не утонуть, ведь она слаба без этого. Буквально вся её семья держится на деньгах и репутации, так что она, вероятно, не имела ни малейшего шанса вырасти другой.
Вероника же, в свою очередь, с лёгкостью бросит всё это. Она в панике, и в эти выходные, вероятно, не сможет уснуть, но где-то внутри Чендлер понимает, что при необходимости Вероника сможет отпустить популярную жизнь легко и без последствий. Для Хэзер это стало бы провалом. Для Вероники — одной из интересных историй, которые можно будет рассказать новым, гораздо более хорошим подругам в университете.
Их игра не могла длится долго, это был лишь вопрос времени, когда всё выйдет из-под контроля. Ещё тогда, когда девушка яростно пыталась отобрать записку, предназначенную Марте, было очевидно, что она на грани. Так что, конечно, вечеринка стала последней каплей.
Хэзер хочет думать, что это к лучшему. Она хочет думать, что это хорошо — то, что Вероника ушла на вечеринке всего лишь Рэма. Если бы она подставила их перед парнями из Ремингтона, было бы…
Абсолютно наплевать, с ужасом понимает Чендлер. Ей было бы всё равно. Она чувствует, что её тошнит, и с трудом выползает из машины, чтобы подышать свежим воздухом, и попасть, наконец, домой.
Ей плохо от мысли, что что-то не зависит от неё. Она не может контролировать свои мысли. Она не может контролировать свои чувства. Она даже Веронику контролировать не смогла. Попыталась, и вот к чему это привело.
Хэзер садится на кровать, и откидывается назад, чтобы прижаться затылком к прохладной стене. Мягкий матрас приятно прогибается под её весом, и подушка наверняка встретит её не менее тепло. Глаза невольно начинают закрываться, и девушка спешно встаёт, потому что знает, что, в противном случае, уснёт, так и не приняв душ.
Мысли о Веронике посещают её вновь только когда она натягивает халат. И, пускай она чиста физически, они заставляют почувствовать себя грязной.
Смотрю на девушек не так.
Был ли хоть малейший шанс, что Вероника смотрела и на неё «не так»?
Хэзер укутывается в одеяло, и позволяет себе задуматься об этом, потому что на самом деле уверена, что у них с Сойер больше не будет подобных разговоров.
Трудно поверить, что прошла уже неделя. Был ли у Вероники шанс выдержать больше трёх недель? Может быть, если бы она не была такой стервой.
Не то чтобы Хэзер винит себя. Она осознаёт, что оттолкнула бы Сойер в любом случае. Страх того, что девушка перехватит власть, преследовал её и до того дня. После теста к нему присоединился страх, что Вероника сможет контролировать и её, саму Королеву демонов, что было ещё ужаснее.
Но этого не произойдёт. Она была слишком откровенна с Сойер, и, возможно, ещё пожалеет об этом.
Она должна будет возвести более прочные стены.
Она должна будет издевается над Вероникой, Джесси-Джеем и Мартой-Самосвалом так, как не издевалась ни над кем.
Она…
Она спит.
***
Вероника Сойер безумно сильно её раздражает.
По дому разносится трель дверного звонка, и она натягивает подушку на голову, стараясь убежать от этого шума.
У Хэзер нет оснований полагать, что это именно Вероника, ведь она погнала ту прочь пару часов назад, но, как уже было сказано, Сойер один из самых бесящих, злящих и раздражающих людей, так что её визит в…
Она рассеянно убирает подушку с лица, и смотрит на часы.
…В четыре
блять часа утра — не самый неожиданный жест.
Она лежит в постели ещё минуту или около того, но ничего не меняется, так что ей лишь остаётся встать и в гневе спуститься вниз. На языке уже лежит целая воспитательная беседа.
Когда Чендлер распахивает дверь, перед ней, конечно, предстаёт жалобное лицо, обрамлённое каштановыми волосами, и «Воспитательная беседа» умирает ещё в стадии зародыша после того, как Вероника неловко улыбается. Позади неё маньяк в плаще пинает траву.
— Какой приятный сюрприз, Вероника! — её губы изгибаются в ядовитой улыбке. — И даже Джесси-Джей тут.
— Хэзер, — Сойер явно нервничает. — я… Я наговорила много того, чего не имела ввиду. Я пришла извиниться.
— Надеюсь ты взяла наколенники, сучка. — бросает девушка, заходя внутрь; дверь приветственно остаётся открытой.
Хэзер не хочет гостей, и уж тем более таких, но она считает что, может быть, сможет получить какой-то бонус вроде завтрака в постель или лекарства от похмелья.
Голова начинает болеть всё сильнее, и если всё было более или менее нормально, когда девушка открыла глаза, то теперь зрение мутнеет, и она разворачивается, чтобы вернуться в комнату.
— Приготовь мне устрицу прерии, и тогда я, возможно, посмотрю на твои жалкие присмыкания. — бросает блондинка напоследок, и поднимается наверх, оставив за собой маньяка в плаще, которого никто не знает, и озлобленную на мир и на неё в частности Веронику Сойер.
Что может пойти не так? — весело спрашивает себя Хэзер. Рано или поздно, пока организм переживает похмелье, её настигает «мне-на-всё-похер» стадия. Хэзер абсолютно не волнуют вещи, происходящие прямо у неё под носом, так что она даже не беспокоится о том, что может сделать пара изгоев. В конце концов, даже если Сойер плюнет ей в чашку, ей будет всё равно. Лишь бы боль отступила.
Когда она падает на кровать, мысли уже более свежие. Хэзер вспоминает абсолютно всё, что случилось, и сперва её настигает тот же гнев, который преследовал её на вечеринке; тот, который изначально был направлен на Веронику, после перепрыгнул на саму Хэзер, и вновь на Веронику.
Сейчас всё происходит по тому же сценарию.
Как она могла думать о вещах вроде: «Может быть, я ей нравлюсь!» или «Может быть, у нас был шанс». Это смешно теперь, когда она вспоминает Джейсона за спиной девушки. Всегда Джейсон.
Вероника говорила, что её привлекают не только парни, но и девушки. Она не говорила, что её привлекают стервы. Учитывая тот факт, что Джесси-Джей призраком следует за ней, между ними явно что-то есть, так что все её пьяные размышления в полночь теперь не имеют значения.
Это за исключением последней части.
Я превращу его жизнь в ад. — думает Чендлер. Она понимает, что влипла по полной, когда осознаёт, что хочет превратить в ад жизнь Дина, но не Вероники. Это почти заставляет её признать некоторые чувства по отношению к девушке. Почти.
Размышления прерывает звук открывающейся двери.
Что может пойти не так? — думает она вновь, и садится на кровати.
Вероника входит в комнату с белоснежной кружкой в руке.
***
Вероника Сойер станет её смертью.
Горло горит.
Оно пылает адским пламенем, и ей кажется, что она вот-вот выплюнет свои кишки.
Судя по ощущениям, именно это и происходит. Хэзер бросает вперёд, и тошнит. Открывать глаза страшно до безумия, но теория с кишками пугает сильнее, так что она просто хочет убедиться в том, что этого не произошло.
Пол под руками залит кровью, перемешанной с синей жидкостью. Она пенится и источает запах металла и химикатов, который Чендлер уверена, что не забудет.
При условии что она не умрёт, в чём она уже не уверена.
Тело сводит болезненными судорогами, и она не чувствует ничего, кроме боли. На мгновение девушка всё же возвращается в реальность: она слышит голоса, споры, крики; один раз раздаётся грохот, после которого она вновь уходит в себя на некоторое время.
Хэзер всегда нравились депрессивные книги с мрачным концом. И сейчас, лёжа в луже собственной крови, она думает, что это её конец. Всё онемело настолько, что даже боль теперь отзывается лишь лёгким покалыванием то тут, то там. Холод пробирает до костей и она всё кашляет, и кашляет и кашляет, и…
Чендлер невольно вспоминает, как всё было хорошо пару минут назад, до того как она выпила едкую жидкость. Или утром, когда голова почти не болела.
Как всё было хорошо, пока Вероника её не отравила.
Или Джейсон Дин? Он больше похож на человека, который может убить.
Это глупо. Она даже сейчас пытается оправдать Сойер, и это так невыносимо бесит. Такими темпами она снова и снова будет возвращаться к тому, что Вероника Сойер её бесит, хотя прямо сейчас она должна её ненавидеть или боятся.
Она убийца. — пытается убедить себя девушка, игнорирую бесконечные:
Это вина Джей-Ди? Он её подставил?
Она настолько сильно меня ненавидит?
Я заслужила это?
Почему? Почему? Почему? Почему? Почему…
Ей, внезапно, становится очень интересно, как родители на это отреагируют. Бесспорно, смерть Чендлер станет сенсацией в их небольшом городе, но будет ли родителям хоть какое-то дело до этого? Разумеется, они будут разочарованы смертью единственной дочери. И мать, вероятно, будет разбита, но…
Но она не уверена, что отцу будет не плевать.
Это не та ситуация и время, чтобы думать о подобном. Но она думает.
Она прикладывает все силы, которые в ней есть, чтобы сосредоточиться на этой мысли, потому что боится, что если не сделает этого сейчас, то не сделает никогда.
Всего-то и нужно — признать, что не нужна собственному отцу. Вроде ничего сложного, но это не может не ранить. Она так долго закапывала эту мысль глубоко внутрь себя, что обнаружить её сейчас — словно оказаться на месте археолога, который нашёл под толщей земли остатки прежней жизни, которая являла собой нечто действительно ужасное.
Ему всё равно. — говори себе Хэзер наконец.
И это правда делает некоторые вещи проще. И теперь ей даже не так жаль, что она признала это перед своим концом. Лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Она приходит в себя вновь. Перед глазами возникает свет, но его перекрывает силуэт девушки. Она плохо видит, но подсознательно понимает, что это Сойер.
Хэзер не уверена, что она чувствует к Сойер теперь — все её эмоции сейчас представляют собой безразличие, странным образом перемешанное с ужасом.
— Хэзер. — её голос звучит так, будто она в истерике. — Хэзер, пожалуйста, только не… — Чендлер перестаёт слышать девушку.
А потом наступает темнота.
