Ди — умный мальчик… Просто Ди устал.
Уже как девятнадцать лет он не находит себе места в этом мире. Шатается, словно чужак среди своих. Словно случайно спутал похоронное бюро с театром уличных актёров, где каждый — роль и маска без души. И только скрежет банок настоящий. Дым сигарет, похмелье, боль и музыка. Шум ливня за окном, коты и холод, ложащийся на плечи гнетущим октябрём. Ди часто мёрз, но этот год отличился особенной неблагосклонностью к погоде. Его первый год вдали от родительского попечения. Испытание на самостоятельность, пройти которое не составило малейшего труда. И ведь другого от него никто не ожидал. Всё как обычно — ответственный старший сын оправдывает все ожидания окружающих, поступив в самый престижный университет в соседнем городе на химический факультет. На зло завистникам, на радость близким, на смех себе… Закинул документы наугад, считай, с закрытыми глазами, и без труда протиснулся в крысятник, где каждый знает, как сварить для себя яд, и так умело этим не пользуется. В общем и целом, парень этим не гордился… Плыл по течению, подобно сигаретному дыму, мягко и неизбежно растворяющемуся в воздухе. Он любил иной раз прикурить сигаретку в гордом одиночестве. Плотно стискивать тёплый окурок губами, ловить взглядом хрупкий догорающий пепел, безмолвно тешить себя романтизацией этой вредной привычки, осознавая приближение своей смерти с каждой новой затяжкой. Таким образом он воздавал себе по заслугам. За все свои пригрещения и цинизм.***
Конец октября. Всё сущее вокруг инертно обретало апатичную манеру. Время издевательстки замедлялось. Привычные дороги ощутимо удлинялись. Свет фонарей рассеивался предательски тускло, не помогая избежать таких частых сейчас туманов. Всё застыло в мёртвой скуке и тянулось предсмертным вальсом. Но Ди лишь наблюдал. Ди верил, что безумие таких, как он, не трогает. Не знал, что судьба любит иной раз отпускать шутки ему непонятные. Какой-то недоразвитый рептилоид из его группы своими глупыми экспериментами в общежитии добился карантинных мер. Надо же… Одно неверное движение, и вот блондина выставляют за порог с вещами. И целая неделя вникуда. Учёба накрывается. Совет метается в раздумьях и по итогу объявляет о мини-каникулах для всех подвергшихся временному выселению. И парень выпадает словно снег в июне. Вернуться… Он до сих пор не верит. Домой. Снова. Рассматривался так же вариант утопиться в первой же луже, что попадётся по встречке. Но летальный исход его пугал чуть больше, чем то, с чем ему было суждено столкнуться дома. И славно, будь оно сарказмом, подразумевающим строгих родителей. Но их причастности к его тревоге нет. Ему их образы понятны, истории известны. Он в своей мере их любил и понимал. По ним он, по правде, малость тосковал и, если быть совсем уж честным, то их он будет очень рад увидеть. Другое дело — его брат. Или точнее будет сказать: мелкий рыжеволосый сорванец, и без того достающий его своими сообщениями в Твиттере каждый божий день. Умудряется надоедать ему даже на таком огромном расстоянии. Каким-то образом влияет на его спектр эмоций лучше кого бы то ни было в этой грёбаной жизни! И это бесит… Очень бесит Ди. Потому что Ди, блядь, очень умный мальчик и прекрасно понимает, что этот бесёнок для него — прямая угроза. Единственный путь к познанию человечности, какой её описывают люди. Блондин себе в том никогда не признавался, но он действительно его боялся. Сколько жил с ним в одной комнате, так и не смог понять, что творится в этой рыжей голове. Всегда придерживался мнения о его невероятной глупости и неугомонности и не задерживал внимания на скудном арсенале преимуществ. А время шло и он понимал: стоило… Хэви стукнуло пятнадцать, когда Ди впервые ощутил это. Своё особенное отношение к тому, кто, по мнению его светлого разума, был этого не то чтобы достоин. Тогда он, кажется, секундно уподобился людям, поверив в своё сердце и в его способность оценить кого-то, как… Особенного для себя человека. Почувствовать то, что не граничило с братскими узами и не давало ему право хоть на малейшее развитие своей кошмарной глупой мысли. Он возненавидел этот момент переосмысления. Впервые распробовал на губах вкус бренного неистового фанатизма. Не решился понять, что было тем щелчком, и выбрал путь в разы проще… Избегание. Избегание любых вопросов касающихся этой головоломки, ведь если он начнёт её решать, то обязательно добьется своего. И зная наперёд решение, он убедил себя в обратном. С горем пополам дождался возможности съехать и выдохнул со спокойной душой. Выдохнул как никогда пусто и безжизненно. Здесь его не догоняли мысли о мальчишке, часто валяющемся у него на груди по забаве. Он не морщился и не кусал губы от раздражающего голоса, не смерял своих чувств, касающихся всего, что могло вытворить это недоразумение. Теперь его сны не приветствовали его брата, как частого гостя. Ди упился фальшивым спокойствием и ещё ни разу не пожалел об этом. Игнорировал проблему и искусно увиливал от любого общения с младшим, потому что так проще. Паршивое чувство вскоре сменилось осознанием своей скотности, и жить стало легче. Блондин и без того никогда не строил из себя героя, но, открыв для себя выгодность статуса злодея, уже не видел смысла от него отрекаться. Чем плохо быть самовлюбленным прагматиком? Эта перспектива звучала куда лучше того, во что могло вылиться его самобытное чувство к брату. О последствиях этого Ди старался не думать. Хэви был слабостью его сильного одинокого духа. Был брешью на пути, идти по которому он не решался… Это шанс на счастье обречённый с самого начала. Попытка судьбы сломить его гордливое эго и дать понять простоту прекрасного. Простоту любви, которую Ди отчаянно искал нутром в самом простом и недоступном ему парне. Казалось вот он… Без подвоха. Странный, миловидный, чертовски бесячий, но блядь, брат.И этим всё предрешено…
Ди возвращается в родную гавань на неделю, которая станет адом. Он либо сгорит от пылкости подросшего юнца, либо заставит его томиться в адском пламени своей запредельной гадкой и отвратительной похоти. Его душа сама просилась в этот котёл, пока мозг отчаянно отговаривал. Ах, если бы не скудность выбора. Если бы не подсознательное желание вернуться и всё разрушить. Наконец разрушить и исчезнуть с «чистой» совестью, как последняя аморальная скотина. Тогда бы Ди нашел другой выход. Тогда бы он снова сбежал.***
А здесь ничего не изменилось. Черная калитка, скрипящая и влажная от нелётной погоды. Небрежный маленький дворик, следить за которым обычно выпадало на долю отца, и широкая тропинка, на которой Хэви от чего-то часто умудрялся спотыкаться. Ещё бы… Так лететь домой, словно в школе его ногами пиздят и на электрическом стуле пытают. Это бы объяснило его дёрганность. Усмехнувшись своим воспоминаниям, блондин неторопливо шел вперёд, теребя ремешок своей же сумки. Нервно ему… Правда, нервно это всё. Дверной проём всё близился в тумане и потёмках, и каждый шаг так громко отдавался гулом в собственных ушах. Три часа дня. Он точно знает — Хэви ещё в школе. И этот факт его немного утешает. Как гарантия, что он у него будет время морально подготовиться и подавить в себе ту часть, быть которой априори не должно. Ди, почему-то, слепо верит в магию времени и расстояния. Ему кажется, что, возможно, от его чувств могла остаться лишь навязчивая идея, и, снова взглянув сейчас на брата, он не испытает и доли того пиздеца, с которым уезжал из этого дома. Он сейчас готов поверить, пожалуй, во многое. Но Ди… Умный мальчик. Он всё понимает. Другое дело — почему не хочет признавать. Он звонит в дверь, ностальгически причмокивая на губах: «Эт я, мам…». С той же интоницаей что и всегда. Отстранённо и себе на уме. Виктория часто любила поорать сквозь дверь на счёт того, кто пришёл. Ведь дверной глазок у них для красоты, а не прямого пользования. Видно, так эта женщина и считала. Но в этот раз что-то всё же изменилось. Мать открыла неожиданно резко и без стыда и совести набросилась с объятиями на уставшего сына. Громко, неучтиво и без малейшего сожаления. Как же это было в её стиле. От ощущения таких обыденностей на душе становилось куда легче. Под тяжёлыми сильными женскими руками Ди обрёл лёгкость и проследовал в дом под воодушевленные речи о том, как они ждали его возвращения. Отец приветствовал его всё тем же пустым взглядом и натянутой улыбкой, но блондин читал между строк. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что твоему родному отцу не плевать на тебя. В том истина, что здесь ему всегда будут рады. Ди не особо любил вдаваться в сентиментальности, но и родителей понимал. Стерпел эмоциональный натиск, расспросы об учёбе и поспешил откланяться в свою комнату, естественно, не без оглядки осмотривая комнату брата, через которую лежал его путь. Всё такой же бардак: приставка, диски, старый скомканный плед. Под ним они частенько спали вместе в своём далёком детстве… Из нового, пожалуй, лишь учебники за десятый класс и несколько плакатов с… О боже, что это? Аниме? Неужели уже не считает это мультиками для детишек? Какая же забава. Блондин млел от уюта, стоящего вокруг. Всё здесь было пропитано Хэви. Его запахом, его жизнью, его присутствием. Казалось, этот рыжий домовёнок притаился за его спиной прямо сейчас и насмехается над ним. Но это лишь маразм старшего, выливающийся во всё большую увлечённость. Тонкие пальцы проходятся по письменному столу, пачкаясь о тонкий слой пыли. Его здесь ничего не удивляет. Наверное его братишка и сейчас не в силах самостоятельно усвоить школьный материал, отбиться от хулиганов и понравиться какой-нибудь девчонке. — Девчонки… — медленно прошептал парень, вытаращив глаза на выключенный экран монитора напротив. Это ведь так очевидно. Скорее всего Хэви интересуется девчонками и возможно даже уже заходил дальше одного лишь любопытства. Он ведь совсем наивный и простой. Такие мальчики обычно долго в девственниках не сидят. Другой вопрос сколько особей женского пола могут повестись на такую милую мордашку. Да даже думать об этом… — Мерзость. Ди повторяет это ещё раз, ядовито и тихо. В нём просыпается желание врезать себе по роже, но всё чем тешится его жалкое существо — кусанием губ и продолжительной хандрой. — И почему этот мальчишка? Хороший вопрос. Ди видел в Хэви то недостающее достояние личности, которое он не смог разглядеть больше ни в ком. Душу. Такую легкомысленную, доверчивую, неискушенную. В нём была душа. В каждом его поступке, слове, увлечении. Его образ всецело представал совсем уж точёным и трепетным. А может быть сердце трогала умелая романтизация блондина. Но разве это меняло суть? Его охватывал мандраж при мысли, что мальчишка может войти в любой момент. Увидеть его и, он уверен, наброситься, как малое дитё. Дабы предотвратить это, Ди поспешил таки дойти до своей цели. Убедиться, что его комната не стала складом старых вещей и обречённо завалиться на свою любимую кровать. План был выполнен на ура, но странное ощущение поселилось где-то под печёнкой. Как будто комната, пустующая целый год была вполне себе жилой. Поддерживаемая чистота, смятая простынь, фантик от чего-то сладкого у ножки кровати и плохо задёрнутые шторы. Даже если учесть все эти факты, как пустяк, то рыжие волосы на его белоснежной подушке уже точно не объяснить забывчивостью и маразмом старшего. Ох, Ди это так льстит и, сука, бесит. Ведь он готов поклясться, Хэви не раз тут ошивался и лапал всё своими грязными ручонками. Ещё бы… Ему этого никогда не разрешалось. Но вот братишка свалил и у него полная свобода действий. Милота. В голову так и лезли кадры воспроизводимые из одних лишь догадок. Что же его братец хотел найти в его комнате? Что его сподвигло опорочить его бесценную кровать своим присутствием? В каком виде он был здесь? О чём думал? Вспоминал ли его? Боже… Упиться фантазией сейчас будет крайне опасно и неуместно, но как же горячо в его груди. Так горячо, что даже больно. А Ди оно не свойственно, и как с этим бороться в подобной обстановке он не знал. При всей своей гениальности не находил ответов на вопросы и тихо внимал носом лёгкий запах, исходящий от постельного белья. Оно не свежее. Не такое, какое было до его отъезда. Ди так отчаянно боролся с влиянием младшего брата, что даже не заметил, как тот захватил всё его личное пространство. Что в голове, что в комнате, внедрился в сознание лучше, чем никотин внедряется в кожу. Это невыносимо. Этот ребёнок — невыносим. Парень томился в своей слабости, как самое жалкое существо. Его словно обрекли на выживание в непригодной для него среде обитания. Как тепличный цветок не приспособлен к холоду, так же он не приспособлен к такому накалу по отношению к кому-то. По отношению к брату, чёрт его дери! Если, конечно, он не отдерёт его раньше. Как минимум за то, что посмел валяться в его постели вне его присутствия. — Негодник малолетний. Ему бы по хорошему снять напряжение и успокоиться, чтобы не дать себе повода сорваться на брате, но всё, о чём он может думать: вытраханное тело и миловидная мордашка исказивщаяся в экстазе под его умелыми руками. Плачущий, беспомощный, глупенький Хеви, скулящий и захлёбывающийся в своих же слюнях от воспитательного процесса, преподаваемого старшим братом. Ни одна потаскушка женской особи не заменила бы ему этого греховного вожделения. Сколько бы он не удовлетворял свои физические потребности за счёт чужих тел, достичь желаемого эффекта, увы, не мог. Он хочет своего младшенького во всех возможных смыслах и позах, и ему мерзко от себя, как от последнего морального урода. Но только факта это не изменит. Время не лечит, а расстояние лишь оттягивает момент до неизбежного.Неизбежного топота за дверью…
Да. Эти контрастно громкие в давящей тишине шаги ему прекрасно знакомы. Быстрые, смелые, беглые. Он узнал бы из тысячи эту суетливую походку и тяжёлую отдышку, так отчётливо доносящуюся даже из-за двери. Значит вернулся наконец-то. Глупый Хэви. Младший бежал со школы как ошпаренный, так и не сумев смириться с мыслью, что ему так поздно сказали о возвращении Ди. Знал бы он раньше, ни за что бы не пошёл в школу, не стал бы носиться с этими глупыми конспектами, которые учителя отказывались принимать из-за его ужасного почерка. Если бы только знал, то остался бы дома послушно выжидать старшего брата, как брошенный жалкий щенок, радующийся одной только мысли о встречи с хозяином. Его взгляд бы не ушел от окна, пока не зацепился бы за привлекательные кудри по-обыденности мягко лежащие на спине с идеально ровной осанкой. Хэви почти сошёл с ума, расставшись с братом неожиданно резко и не сумев заменить его присутствие общением на расстоянии. Ломал голову, отчего бы между ними появилась эта стена из неловкости и явного избегания. Чем больше Ди сторонился контакта с ним, тем тяжелее его беззаботный нрав преобразовывался в чувство стыда и смущения за то, что навязывался. За то, что так нуждался в брате в тяжёлый период своего подросткового возраста. Мечтал о внимании, которого не получал и лишь злился на себя. Потому что думал, что сделал что-то не так. Возможно дал повод, послуживший такому отношению, но так и не осознал, что совершил ошибку. Да и какую?! Ди уехал даже не простившись с ним толком. Оставил после себя лишь пустующую комнату и забытую расчёску, забитую белыми волосами, вкусно пахнущими терпкими духами. И те со временем выветрились, не оставив после себя ничего, кроме пустоты и отчаяния в юной душе неусидчивого лупоглазого паренька. Всё, что ему было нужно — его присутствие в его жизни. Малейшее! Ну неужели было так запарно хотя бы отвечать на его звонки? Хотя бы не игнорировать сообщения. Но Хэви безнадёжен. Хэви, даже понимая всю печаль их натянутых отношений, всё равно не оставлял идеи откровенно заебать брата собой. Неустанно писать ему, даже если тот не читает. Присылать свои фото и делать по несколько звонков на дню, так и не получая долгожданного ответа. Убивая себя догорающей надеждой и умываясь пеплом своей неистовой тоски. Мальчишке уже стукнуло шестнадцать. И он бы никогда не подумал, что станет считать лучшим подарком на такую дату малейшее внимание от человека, по которому он изнемогал. Ди поздравил его сухо и коротко, вбросив буквально два слова в телефонном разговоре. Отпустил глупую шутку, хмыкнул себе под нос и положил трубку, даже не посчитав нужным дождаться его ответа. Но этого было достаточно, чтобы поверить, что не всё потеряно. Было достаточно, чтобы впервые поддаться чувству и пропустить слезу сквозь бессонную ночь в постели брата. Нужда в нём доводила парня до маразма. Что только он не делал, чтобы хоть на секунду почувствовать, что он рядом. Втянулся в его увлечения, полюбил его попсовую музыку, таскал его старые шмотки, ведь никто не был против такого заимствования, когда те лежат без надобности и иной раз неплохо ему подходят. Его душа вязла в зависимости, а тело ныло от ломки по ней. Природа этих чувств мальчишке была честно не понятна. Но очевидным был мандраж, так легко завладевающий телом от одного только прокуренного хриплого голоса в телефонной трубке. Хэви уже взрослый мальчик. Достаточно взрослый, чтобы допустить мысль о глупом, но верном… Его излишние чувствительность и нежность к брату вполне могли быть большим, чем естественной нуждой в родном человеке. Его братская любовь к Ди всегда была сильной, но с возрастом она приобрела ту форму, от которой сердцу хочется кричать и обливаться кровью. Он не знает, когда именно это произошло с ним и чем ему заглушить этот натиск мыслей и вопросов перед долгожданной встречей. Но он был быстрее любого здравомыслия. Его рвение опережало любые тактики поведения. Потому что Хэви всегда был подобно вспышке. Внезапный, искренний, несущий бурю эмоций на словах и на ногах. Его личность — буря. Его душа — самое прекрасное, чем Ди хотел владеть и тешиться. Только мальчишка этого не знал. Смущался своей же послушности, но всё равно спешил домой к нему. Под проливным дождём, сквозь плотную дымку тумана и избегая распросов матери о том, исправил ли он двойку по биологии. Бежал со всех ног к излюбленному зануде, отпускать которого он никогда не будет готов. — Ну ты ответишь мне за этот год, Ди! Ещё как ответишь! — парнишка приближается к ручке двери и без доли сомнений дёргает её на себя, представ в проёме так эпично, словно готовился к этому всю свою жизнь. Резкость его движений голубоглазого не смущает, но он всё же приподнимается. Немного растерянно потирает глаза и устало смотрит на запыхавшегося рыженького, который уже летел на него, как не в себя. Он клянётся… Подобные проявления чувств опасны для жизни. Но против натиска одержимого чертёнка он бы в любом случае не выстоял, — Боже, Ди! Хеви кидается к брату так отчаянно. Уваливается на край кровати и пленит его шею своими руками с таким эгоистичным капризным подтекстом. Все его движения всё такие же искренние, но ни разу не уверенные. Он не верит глазам, не может обозначить в голове цель, проблему и задачу. Клянётся себе, что в этот раз это не сон и отдаёт себе отчёт, что утыкается носом в чужую бледную шею, всё ещё пахнущую тем самым парфюмом. Краснеет сразу же, непроизвольно. Сдерживает эйфорическую дрожь от долгожданной дозы такого нужного ему дофомина в виде слишком красивого и наконец-то доступного его брата! — Ди, наконец-то… — выдохнул мальчишка с явным облегчением. Всё его нутро ликовало, сердце практически избивало рёбра силой своих ударов. Кончик носа виновато соскользнул с бархатной кожи, а руки легли на чужие широкие плечи. Все его позывы были направлены на совсем не братскую, как ему казалось, тактильность и он пугался того, что может по-глупости всё испортить. От того отстранился, заглянул в глаза как-то сконфуженно, пристыжено. Он искал в них ответы на все свои вопросы, но, как всегда, не находил. Незаметно прикусывал внутреннюю часть губы, слыша недовольный вздох и боязливо продолжал держать в узде свои эмоции, чего никогда не делал раньше… Ди это замечает сразу и приподнимает бровь в немом вопросе. Хэви слишком глуп, чтобы смотреть на него таким взглядом. Слишком глуп, слишком мал и слишком брат. Но тем не менее он смотрит и Ди это напрягает. Для старшего это звоночек о чём-то, что ему ещё предстоит проанализировать, а младший просто не знает, как вести себя с братом после всего, что было. Всё ещё не понимает причину их отдаления и не хочет сделать только хуже. Услышать что-нибудь по типу: «Я знаю, что ты ноешь по мне ночами, Хэви.», «Ты ужасный брат, Хэви.», «Тебе так будет лучше, Хэви!» — И тебе привет, мелочь, — Ди не меняется в своей манере. Мягко кладёт руку на рыжую макушку и бережно треплет её. Он выглядит таким спокойным и сдержанным. Всецелое отображение идеального образа старшего брата, вовсе не горящего любовью и похотью до своего родного младшего. И главное, что Хэви в это верит. А вот блондин уже ничего не понимает… Хэви так раньше никогда не делал. Не отводил взгляд и не краснел, как малолетняя школьница перед старшеклассником. Не держал его на расстоянии за плечи, в подобном контексте. Не мялся и всегда находил нужные слова, да столько, что их всех не переслушаешь. А в этом парне многое изменилось… Прошел всего год, а мелочь уже смахивала на полноценного подростка. Ди лишь поверхностно наметил взглядом изменения, но кажется братишка-то подрос, схуднул и волосы отрастил примерно по лопатки. В завязанном состоянии было сложно оценить. На нём его рубашка и старый галстук, который он однажды надевал на выпускной. У Ди два предложения: либо сегодня в школе было какое-то мероприятие, либо его брата подменили. Носит его шмотки, ещё и такие. — Ей. Чего застыл-то? — Ди обращается к парнишке, суетливо мнущемуся на краю его кровати и щипает парня за щеку. Раньше они были больше… — Как дела в школе? Хэви в этот момент как будто отошёл от транса. Заставил себя перестать пялиться и обратил внимание на совсем безучастное поведение брата. — Какой к чёрту «как дела в школе?», Ди?! Что это всё значит вообще? — мальчишку это напрягало. Даже злило. Он не для того столько мучался и метался в своих мыслях, чтобы всё перечеркнуть, — Я столько писал тебе. Звонил. У меня… Столько всего в жизни происходило! Где ты был всё это время? Ты не представляешь как это обидно! — мальчик тараторил без конца, наконец найдя в себе силы высказаться и положить болт на свой безосновательный страх. Никуда его старший не денется. Не пустит. Может он массу и не набрал, как хотел, но слабаком не был точно, — Ты хоть… — Боже, какой ты громкий, — вздыхает Ди, перебивая запыхавшегося в своих речах братца. Очень правильных. Очень ему понятных. Только вот тема их бесполезна и необратимо будет закрыта какими-то нелепыми аргументами с его стороны. Парень обхватывает запястья мальчишки и резко тянет на себя. Грубо и строго вглядывается в побледневшее лицо близко. Хэви нервно сглатывает, шмыгает носом. В глаза не смотрит, затыкается. Одним словом, просто поражает. Где же та детская непосредственность, присущая его брату? — Я устал. Не шуми, хорошо? — Н-не хорошо, — шёпот робостью льётся из пленительных уст. Пускай неосознанно, но он слушается и угождает каждым своим неровным вздохом. Хэви хмурит брови и закатывает глаза на выпавшую на лицо прядь. Сдувает её безрезультатно и поджимает губы, разочаровываясь в своих ожиданиях, — Я тоже устал. Устал думать, чем таким насолил тебе, что ты так со мной поступаешь, — бормочет скомканно и тихо. Всё так же не нарушая гласного запрета. Умилительно. Ди плотнее сжимает чужие запястья, постепенно заводя их за свою шею. Преспокойно наблюдает за той самой выпавшей прядью, подмечая, что его братишка потрудился помыть голову совсем недавно. Раньше он делал это чуть ли не раз в неделю, а и то реже. Может ему просто повезло застать Хэви с чистыми пушистыми волосами, но даже если так, то это просто услада для глаз. Волнистые, густые, малость секущиеся. Ди благосклонно отпускает руки мальчика из цепкой хватки, уже давно чуть ли не прижав его к себе. Остальное он оставляет на его инициативу. Заводит пятерню за затылок младшего и медленно стягивает его резинку по низкому хвосту. Безболезненно. Поощеряя, поглаживая. — Почему ты решил, что дело в тебе? — старший зацепляет чужую резинку на своё запястье и зарывается ладонью в рассыпчатые рыжие волны, — Прости, Хэви. У меня были… Свои причины, скажем так. Я бы хотел считать, что ничего не изменилось. Сделай это для меня, хорошо? Эта просьба была воспринята тяжело. Как на неё отреагировать, Хэви не знал. Его буквальное восприятие всего сказанного отчего-то сейчас подводило. На душе неспокойно. От этих объятий, от руки в своих волосах. Противоречиво приятная близость контрастировала со словами, которые совсем не вязались. В голове не укладывалось, что на уме у этого всегда сдержанного беспристрастного блондина. Не то чтобы Хэви ждал от него такого радушного приёма. Больше рассчитывал на ворчания, закатывающиеся от раздражения глаза и слова о занятости и учёбе, которая вытягивала из него все силы. Но вместо этого. Его шея, бледная и тёплая, стала ему пристанищем от глупых вопросов. Хэви не хочет молчать и соглашаться, но делает это, злостно и агрессивно сжимая брата и заваливаясь на него. — Блин, ты вообще непонятный, Ди. Я зря себя накручивал? Серьёзно?! — его бормотание обжигало чужое ухо, но Хэви не подумал об этом. Пока он не думал, старший не мог перестать акцентировать на этом внимание. На своём имени, которое ему обиженно бурчали так близко к разгорячонной мочке. — Да, — Ди вдыхает глубже и задыхается в этом несносном парне. На его коже всё ещё был лёгкий отпечаток запаха бензина. Его руки были изрисованы синей пастой от ручки. Его волосы пахли его собственным шампунем. Его пустая голова и переполненное душой сердце будоражили старшего, — Зря, — зря блондин всё это затеял. Очень зря позволят тактильность, в которой и сам нуждается. — Я каждый день о тебе думал! Маму с папой спрашивал, как ты! Ты даже с ними больше контактировал. Я, блин, комнату твою убирал, пока тебя не было. И… — И валялся на моей кровати, — старший договаривает свою собственную мысль и впервые усмехается, замечая, как окалел брат под его руками. Хэви резко отстраняется, ошарашенный и виноватый. Уже готовый выдумать сотню оправданий. Но как?! — А?! Откуда ты… Стоп, нет! Не было такого! — младший даже не знает почему ему так важно опровергнуть этот факт. Казалось бы, что в этом такого? Но только Хэви уже не ребёнок и в положении своих чувств ему отчего-то это кажется слегка интимным, — Я клянусь! — Ага. Ты просто так волосами на подушку потрусил. И фантик от твоей любимой конфеты у ножки кровати оказался по случайности, — Ди саркастично ухмыльнулся, откинувшись на подушку и оставив брата догорать в своём смущении. Когда только успел стать таким милым? — К-как же… — Да расслабся. Я не злюсь, — старший закладывает руки за голову и подавляет в себе свой неестественный голод. Хэви никогда бы не узнал, что Ди хранит в своём сердце для него, а вот он сам всё больше заинтересовывался поведением брата. Покладистый щеночек — ассоциация возникающая у блондина. Но какова на то причина? Простое смущение после долгой разлуки? Ну нет… Что-то тут нечисто. — А я и не напрягался! Ты это… Давно вообще приехал? Я если бы знал, я бы тебя встретил раньше! Так мне ведь не сказал никто. Ни ты. А так бы в школу не пошёл. И биологичка бы, сука, не наорала, — мальчишка потёр затылок, где ещё недавно покоилась рука брата. Такая неожиданно нежная, — В общем… Ну ты понял. — Да, Хэви, я понял, — этот олух всё ещё имеет свойство раздражать его. Но это раздражение с приятным послевкусием, — Я вот буквально полчаса назад вернулся. Даже вещи толком не разобрал. А у тебя-то что не так с биологичкой? Она не оценила твоих «исчерпывающих» знаний? — Да нет же! Это блин… Там тема такая! Просто ужас. Хрен запомнишь что, а я что? Индивидуум какой-то что ли? — Хэви непроизвольно замотал ногой и, кажется, о чем-то призадумался. Ах да, точно! — А что такое… Индивидуум кстати? Старший просто обомлел от такой наивной глупости. Сдержанно рассмеялся и стукнул себя по лбу ладонью. Как же он по этому скучал. — Вот дурак. Ты иногда лучше промолчи, если значение слова не знаешь. Идиот… — Ди не мог прекратить насмехаться. Этот рыжий как ляпнет что-то, а потом такую глупую физиономию состроит. Просто умора. — Эй, да прекрати ты! — кому понравится, когда ему так в лицо смеются?! Хэви показалось, что хорошей идеей будет немного пригрозить брату и показать своё превосходство. Как плохо, что он не знает: когда кажется — крестятся. А не садятся верхом на бёдрах старшего брата, угрожающе нависая сверху. Он сделал это резко и уверенно, но оказавшись в желаемом положении, кажется, немного растерял былой энтузиазм. Это было, пожалуй, слишком необдуманным решением. И делать этого ему явно не стоило, судя по убийственному взгляду старшего. Ди, конечно, умный мальчик, но предвидеть такой смелости не смог. Действительно удивился и немного нервно поморщился, просто зная, как его тело может отреагировать на данную забаву со стороны его придурошного брата. Ему тяжело даже вдохнуть. Глаза горят желанием наброситься на маленького рыжего паршивца. Вжать его в постель, как жалкую слабую сучку и вдолбить знания о биологии, которые его так беспокоили. Ди кажется болен и побочки этого станут для Хэви необратимыми последствиями. Если только он не послушает совета. — Слезь. — Заставь. А вот это уже никуда не годится. Ди возбуждённо хватает парня под бёдра и резко привстаёт, оказываясь в миллиметре от наивного лица. Надрывно дышит, недовольно мечется, стараясь думать хоть о чем-то, кроме упругой задницы, притеревшейся поверх его члена. Хэви не знает, что творит. Ди знает, к чему это может привести. Их разница в осознанности. Как бы там ни было, Хэви хоть и взрослый мальчик, но дрожит при мысли о чём-то интимном ещё и по отношению к брату. Тянется к нему и в то же время даже не может полностью принять своё влечение. Было бы, может, проще в его положении, если бы не одно лишь «но». Узы крови, априори запрещающие млеть под бледными руками, так дрожать и горбиться. Чёрт! — Так что за тема говоришь? По биологии, — шипит старший, заставляя Хэви выпрямиться и малость выгнуться под его умелыми натиском, — М? Рыжие волосы распадаются по плечам. Парень не понимает толком, в какое русло ведёт эта ситуация, но раз они всё же перешли на обыденную вещь, значит можно немного успокоиться. Логично ведь? — Э-э… Ну… Там это… Тело человеческое типо. Строение его. Кости там, мышцы, хрящи, связки. В общем столько всего, что вообще нереально выучить! — хоть младший и пытался вести себя непринужденно, голосок его предательски подрагивал. Выдавал в нём сконфуженность и напряжение, — Блин, короче! К чёрту её вообще… — Ну почему же? — ещё немного и у Ди начнёт дёргаться глаз. Косточки, значит… Мышцы да связки… Ох, Хэви-Хэви, такую тему грех не выучить, — Может, моя компания поможет тебе лучше усвоить материал? Блондин прекрасно знает все тонкости анатомического строения тела человека, что уж говорить о поверхностном материале школьной программы. Но дело даже не в искренности намерений в помощи брату. Дело в том, что ему срочно нужно переключить внимание с тела Хэви на что угодно, блядь! Потому что его тело, давно не детское, слишком горячее, чтобы реагировать на него без желания трахнуть. — Что думаешь? Пускай они и находились на просторной кровати, комната казалась младшему такой тесной. А спёртый воздух только подпитывал эту иллюзию, возникающую из-за акцентирования внимания на одном лишь человеке. Ди заполнял собой всё возможное пространство. И это его предложение звучало очень занимательно. Хэви ведь раньше частенько просил помощи с домашкой у брата. Но в этот раз это ощущалось по-особенному. И любопытство натолкнуло его на согласие. — Ну… Если ты конечно не против, то я за! А ты разве не устал и это… Вообще странно. Только приехал и уже меня поучать будешь? — Ничего не меняется, правда? — довольно тянет Ди, припоминая, как на постоянке учил брата жизни. Но, кажется, тот был с этим не согласен. — Неправда нифига! В-вобщем, давай тогда в мою комнату. Там учебники и вот это вот всё, — Хэви застыл, не следуя своим же словам. Видно, растерялся и перевозбудился от столь долгожданной встречи с любимым братиком. Но у Ди на это времени не было. У него на счету каждая секунда. Каждая секунда риска, когда он может впиться в шею парня и использовать этот галстук на нём как самый настоящий поводок. — Сам встанешь или мне тебе помочь? — А? Пф, конечно сам! — каждое его движение было таким неуклюжим, словно он реально слезть с члена пытался. Ди бесится, не понимая, как можно не нарочно так сильно возбуждать. Поёрзал, как у себя дома, и сбежал. Пускай и по его велению, но сути дела не меняет… Блондин встаёт с кровати и неторопливо направляется за взлохмаченным чертёнком. Теперь-то он может в полной мере оценить его рост. Всё ещё коротышка на его фоне, но и правда подрос. И волнистые волосы и правда… Чуть длиннее лопаток. Он не ошибся в своих выводах. Хэви похорошел значительно. Жаль только гладить вещи так и не научился. Толку то, что нацепил рубашку, если та такая мятая? Хотя плевать… Говоря откровенно, она на нём просто лишняя, вот Ди и ищет к чему докопаться. — Я честно не представляю, как это всё заучить можно? Ты правда всё это знаешь? А как ты будешь это… В меня запихивать? Ну… Знания, — Хэви явно за слова не волновался. Как всегда нёс чушь и, сам того не зная, подвергал свою задницу опасности. — Хм… Запихивать я в тебя буду требовательно. А знания придут постепенно — довольно отчеканил Ди, уверенный в том, что Хэви даже не заметит подвоха в его ответе. Слишком он невнимательный для таких неочевидных вещей. Малец и правда игнорирует провокацию по причине непонимания. Потягивается и усаживается за стол в излюбленное кресло, весь в предкушении. Ностальгия накатывает с головой, и прилив счастья провоцирует широкую довольную улыбку. — Э-э-эх. Классно так, что ты вернулся. И что всё в порядке. И что помочь мне взялся. Спасибо тебе, Ди. Ты просто лучший брат! Хэви говорил это от всего сердца. От неспокойного буйного сердца, у которого не было возможности выразить свои чувства в полной мере. Позволительного словарного запаса не хватит. А заходить за грань дозволеного страшно. Легче, наверное, просто наслаждаться тем, что ты уже имеешь, и не морочить никому голову. Любить старшего брата крепкой братской любовью и всегда нуждаться в нём и в таких вот моментах. Что может быть правильнее этого? Ди почему-то считал, что все новые и странные проявления Хэви к нему — его собственные выдумки и накручивания. Привык делать из себя злодея и даже не думал, что Хэви хранит под своим сердцем весьма похожий грех. Глупо будет свалить на него вину за свою извращенность. Тем более после того, что тот ему сказал. «Лучший брат»?.. И как на это реагировать? Ещё минуту назад, Ди был готов его присвоить. Сейчас еле сдерживается, чтобы не преподать мальцу урок, после которого он бы ни за что не смог взглянуть ему в глаза. Блядство! — Ты преувиличиваешь, — с грубостью в тоне молвит блондин, встав позади младшего и нависнув через него. Его рука находит опору у края стола, а голова ложится на юношеское плечо. Он ищет взглядом хоть какой-то намёк на учебник по биологии, но мгновенно остепеняется. Его случайное щекотливое касание к чужой шее провоцирует у Хэви судорожный вдох. Ди замирает, боясь пошевелиться. Словно это могло спугнуть сглупившего несдержанного мальчишку. Он ощущает прилив власти. Возможно мнимой, но такой желанной, что устоять перед таким соблазном будет сложно. Да и нужно ли? Такая реакция заставляет всерьёз задуматься на этот счёт. Он всё больше сомневался в том факте, что просто выдаёт желаемое за действительное. Желаемое, кажется, было таким же реальным, как и его шок. Он вогнал мальчика в краску такой мелочью и хочет взять ответственность. Довести дело до конца. Но их всё ещё останавливает биология и некоторые моральные принципы, о которых уже можно было бы и забыть. Из них толка не вынесешь, а вот из занятий по биологии ведь можно ещё и как. — Хэви, — Ди обращает внимание брата на себя манерной коварностью. Запускает пятерню в взлохмаченную копну и массирует чужой затылок, многозначительно косясь на такого невинного домовёнка. Тот был таким милым с плотно поджатыми губами и потными ладошками. Кажется, понял свою ошибку и теперь нарочно будет контролировать своё тело. Но, говоря честно, у него это так ужасно получалось, — Знаешь, я тут подумал… Есть один способ очень быстро и качественно запомнить материал. Мы могли бы попробовать, но ты должен полностью доверять мне. Ди давил по больному. По чувствительной шее, по доверию, которое так хотелось проявлять после долгой разлуки. Хэви не может сомневаться в брате. Хэви всё ещё думает, что они будут заниматься биологией, и его поразят какой-то удивительной методикой запоминания информации. Его простодушность — дар. Но Ди одним своим присутствием делал это его главной слабостью. Он всегда так поступал с ним. А Хэви всегда вёлся и поведётся снова и снова. Всегда. — Если это и п-правда поможет, то давай. Только без шуток твоих этих, хорошо? — такая слепая вера в самого неискреннего человека была смешна. Но в этом и прелесть рыженького. — Хах, конечно. Какие ещё шутки? Серьёзными вещами всё-таки занимаемся. Серьёзную тему изучаем, — блондин поглаживает неширокие плечи брата, томно выдыхая около его уха дабы ослабить его бдительность перед главным вопросом, — Ты готов на всё? С Хэви это работает, что ещё раз подтверждает теорию о толике взаимности их единого чувства. — Н-ну блин! Да наверное. Что за глупые вопросы? Я же уже согласился. Скомканное бормотание становится музыкой для ушей старшего. Повисшая в воздухе интрига не даёт расслабиться. Чёртов Хэви, сука, не даёт расслабиться. Даже если сейчас он совершает ошибку, о которой потом горько пожалеет, то пусть она запомнится ему на всю жизнь. Прежде, чем оправдать своё звание морального урода, он поступит, как этот самый урод. Оступится и даст волю своему внутреннему эгоисту. — М-м-м… Прекрасно, — Ди спускается ниже, по напряжённым плечам, бережно поддевая кромку черной ткани. Его старый галстук. Потёртый, сотню раз застиранный, тусклый, но на Хэви выглядел даже… Можно сказать потрясающе. Умелые пальцы одной лишь руки справляются с ужасно завязанным узлом у уязвимого горла. Это было весьма ожидаемо, — Напомни мне научить тебя завязывать галстуки, хорошо? Хэви на это учтиво промолчал, нервно сглатывая притаившийся в стенках горла страх. Его очаровывают каждым словом, каждым движением. Он чувствует себя приниженным и слабым, опасно податливым, но всё ещё списывает всё на свои гормоны. Разве мог бы Ди хоть на секунду взглянуть на него не как на брата? Нелепо ведь? Нелепо. Блондин стягивает этот галстук мучительно медленно и наконец избавляет его алое ухо от мучений. Выпрямляется и аккуратно завязывает зелёные глаза этой импровизированной лентой. Это вызывает массу вопросов у меньшего, но половину из них он озвучить не решился бы. — А это зачем? — Тебе не понадобится зрительная память. Слушай мой голос и делай всё, что я скажу. Ты обещал… Тревога так и будоражила. Раздирала в клочья здравый рассудок и толкала на безумные желания и мысли. Хэви стыдно, и он краснеет, осознавая, в каком находится положении. И радостно, и гадостно. И Ди слишком довольный, что тоже очень странно. — Да. Хорошо, — роняет парень, стараясь заставить себя расслабиться и уйти от мысли, какой же у Ди сексуальный всё-таки голос. Наверное, он покорял им сердца стольких девушек, что ему не сосчитать. — Славно, малыш, — блондин подливает масла в огонь и плотнее затягивает повязку на крепкий узел. Заводит руку на щёку парню и поглаживает её большим пальцем, пока Хэви искренне не понимает, на чём концентрироваться. На голосе позади, на ощущениях спереди или на кличке, которой никогда раньше он в свой адрес не слышал, — А теперь представь в своей голове макет человеческого тела. Как из книги. Детально не обязательно, можно в общих чертах. Представь, что ты и есть этот макет, Хэви. Поставь себя на его место. Подсознательно. Ди поставил перед парнем четкую задачу, весьма доступно объяснив все нужные условия. Он надеялся, что повторять дважды ему не придётся из-за лёгкой заторможенности его жертвы. Нервный кивок со стороны рыжего его успокаивает, но не удовлетворяет. До этого ещё ой как неблизко. — Хорошо, — он снисходительно отпускает лицо юноши, естественно, не рассчитывая, что тот всё сразу поймёт. Но надеялся, что в процессе Хэви навсегда запомнит расположение каждой своей косточки, — Знания, которые тебе понадобятся для школы, весьма несложно усвоить. Анатомия как наука куда сложнее, чем ты можешь представить. Она изучает не только внешнее строение организма в целом, но и внутреннюю форму и структуру органов, входящих в его состав. Впрочем, это тебе не понадобится. Ди всецело включил в себе преподавателя, чуть ли не вжимаясь губами в горячую ушную раковину со своими поучениями. — Стоит начать с кожи… — шепотом вливает он в чужое ухо, довольствуясь судорогами мальчишки, как своим самым большим в жизни достижением. Его пальцы уже успели расстегнуть пару верхних пуговиц рубашки на мальце и легонько очертить тонкие ключицы. Он в восхищении, но держит планку строгого старшего брата, — Она имеет три слоя. Эпидермис. Верхний слой, — Ди прошёлся по впадинкам на загорелой шее с животным любопытством, — Дерма. Чуть более глубокий, — продолжил нежить большим пальцем небольшой ровненький кадык, — И гиподерма. Слой подкожного жира. Хэви слушал, но не слышал, задыхаясь от слишком близкого контакта. Все его органы чувств молили о пощаде, а возразить было нечего. Он дал слово да и… Кто сказал, что ему не нравится? — А-ага… Помню, что-то т-такое. — Прекрасно. Теперь постепенно вноси правки в свой макет. Включай в него всё, о чём я говорю. Всё, чего я буду касаться, — Ди не спешит. Ходит вокруг да около, оценивая текущее состояние жертвы и продумывая четкий план подчинения. Для него это игра. Для Хэви станет самым настоящим испытанием. Он об этом позаботится. Мальчишка старается запомнить эти сложные термины. Старается следовать указанием брата, но теряется в связке мыслей. Его плечи начинают умело массировать и всё напряжение превращается в блаженство. Обстановка совсем неподходящая зубрёжке. Его тело замученно изнывает. Если он и есть этот макет для изучения, то сложно представить, что его ждёт дальше. — Так сколько же слоёв имеет человеческая кожа? — Три. — Правильно. Назови их, — Ди хотел убедиться, что парень не летает в облаках, но наперекор этому делал всё, чтобы так и происходило. И если мальчишка будет поддаваться его действиям, а не словам, для него это станет лишь очередным поводом быть строже и жёстче. — А. Э? — растерянно осёкся рыжий, — Эпидермис. Дерма… — Хэви сам удивился, когда с его губ слетели эти слова. Скорее инертно, чем осознанно, и тем не менее, — И… — И? — И ги-гидра… — Неверно, — блондин угрожающе трётся возле чужой шеи, заставляя парня вытягивать её. Рукой обхватывает её ближе к челюсти и несильно сжимает, — Гипо… — Г-гиподерма! Да! Эпидерма, дерма, гиподерма! — Хэви окалел под холодным требовательным тоном, но смог выдать что-то вменяемое. Его почти что придушили, а ему это понравилось… Блядь, понравилось! Сам не верил. Злился на себя и свою доступность. Злился, но продолжал дрожать и изнывать, как марионетка в умелых руках кукловода. — Ты умничка, Хэви. Хороший мальчик. Держи это в голове… Вдруг мне снова захочется спросить, — Ди даёт намёк на повторение материала и вдавливает указательный палец во впадинку посередине основания шеи, — Чувствуешь? Твоё уязвимое место, — блондин томно хрипит, проводя кончиком носа по ключице парня, — Здесь сходятся твои ключицы, соединяя осевой скелет, — старший медленно ведёт вниз к ещё застёгнутым пуговицам мятой рубашки и исправляет ситуацию, постепенно оголяя торс мальчишки, — Иными словами… Твоя грудь. Ди делекантно провёл от яремной вырезки до конца грудной кости. Резко застопорился на горячей плоти холодными пальцами и немного надавил. — Вот здесь. Она заканчивается. Плоская кость, соединяющаяся с твоими рёбрами и защищающая твоё сердце, — он облизывает губы, прежде чем медленно развернуть к себе томящееся в его провокациях тело. Бедный Хэви так и источал свою плохо скрываемую взвинченность. Вжимался в бедное кресло и стискивал зубы, как под пытками. А ведь Ди ещё ничего не сделал… — Хм… Знаешь, пожалуй поступим иначе, — Ди резко отрывается от парня и отходит на метр в сторону мальчишеской кровати. Как обычно, не заправленной. — Стоп. Что? Ди?.. — Хэви, обжившийся под властностью брата, на резкую перемену среагировал бурно. Потеряв обжигающие руки и не найдя в пространстве чужого дыхания над ухом, в душе стало очень скверно. Непривычно страшно, — Ди ты куда?! Что не так? Я же слушал… — Хэви панически озирался, совсем забыв про повязку на глазах. А когда вспомнил, хотел было снять, но… — Не смей. Я здесь. Вставай и иди ко мне. — Что? Но я же ничего не вижу! Я убьюсь так! Смерти моей хочешь? — Иди на голос и не задавай глупых вопросов, — церемониться с мальчишкой было бы бесполезно. Либо он делает так, как он говорит, либо Ди сменяет строгость на жестокость, — Давай, у тебя получится. И Хэви выбирает правильный путь. Досадно цокает себе под нос и встаёт с кресла, слепо ориентируясь в своём положении. По памяти шагает в сторону, откуда доносился тихий холодный тенор брата, и неуверенно приближается, предусмотрительно выставив руки вперёд, чтобы не наткнуться на что-то или удержаться, коль споткнётся. — Это вообще зачем? Ты очень хорошо объяснял, я слушал, — Хэви бормотал себе под нос, пока его не поймали за протянутые руки и не притянули с силой на себя. Он не успел издать и звука, как почувствовал себя прижатым к чуть более широкой груди старшего парня, — Ч-чт… — Слушал? А мне показалось, что тебе больше понравилось чувствовать меня, чем слушать, — шёпотом укоризнено съязвил Ди. Решительно стиснул мальчишескую талию и развернулся в пол оборота. Хэви оказался стоящим спиной к краю кровати. Недоумевающий, взъерошенный… Такой красивый, когда глупит и ничего не понимает с закрытым ртом. Блондин убирает сильно отросшую небрежную челку с бледного лица. Обхватывает пальцами пухловатые щеки, любуется, — Попробуй сказать, что я не прав, — с этими словами тело младшего парня под воздействием старшего упало на кровать. Как же Ди доволен. Терзать братишку оказалось так занятно, так горячо! Ему уже плевать, насколько сильно он прав в теории о чувствах младшего. Удовлетворение своих собственных желаний стоит на первом месте. Он видит картину подобно той, что представала в его снах, и признаёт, что реальность даже рядом не стояла с вымыслом. — Так будет куда удобнее. Хэви вжимается ладонями в кровать, стараясь малость приподняться. У него снова проскальзывает мысль о снятии повязки, но он не решается пойти наперекор приказу. Ему кажется, что его используют. Упрёки с отъявленной издёвкой поступали обоснованно. Ему есть, что скрывать. А значит Ди есть, что разгадывать. И он справляется с этим на ура, попутно издеваясь над ним, как над какой-то игрушкой. Мальчишка хотел бы не позволить ему этого… Хотел бы сказать, что ему не нравится, и возразить. Нарушить слово и крикнуть о том, как это мерзко. Но он не может. Потому что он и сам — мерзкий. Потому что он не против. Хотя бы так побыть с братом, не вспоминая о их кровном родстве ни на миг. — Что удобнее?.. — словно с надеждой спрашивал парень, сцепляя пальцами за тонкую ткань простыней. — Как что? Научить тебя анатомии, конечно же, — блондин не теряет времени. Медленно взбирается на кровать, нависая над прытким смелым пацанёнком тенью его скрытого порока. Под ощущением чего-то заслоняющего, Хэви оставил попытки приподняться, вызвав у старшего оскал. Верно. Макеты не могут возражать. — Н-ничего не понимаю. — Пхах! А когда ты вообще хоть что-то понимал, Хэви? Когда? — Ди пересчитал бы по пальцам моменты, когда его братишка вызывал у него что-то кроме испанского стыда или желания заткнуть ему рот чем-то большим и горячим. Самый удивительный, близкий и невыносимый мальчик зажигал его каждым словом, заражённым детской наивностью, — Давай продолжим, Хэви. «О, да! Давай я покажу тебе, Хэви, на что способно твоё тело при должном воздействии!» Ди было важно держать планку авторитета. Как-никак, слово он сдержит. Этот урок его брат запомнит на всю жизнь. — Ты знал, что когда ты теряешь способность видеть, все остальные органы чувств сильно обостряются, — Ди утыкается носом в ушную раковину парня, блаженно выдыхая, — Слух, — проводил большим пальцем по сухой нижней губе, — Вкус, — и, не останавливаясь на достигнутом, обхватывает губами мочку уха, довольно оттягивая её под сопровождения первого на своей памяти отъявленного стона его брата, — Осязание и обоняние. — Ди, ты очень близко! — И тебе это нравится. Судя по его реакциям, судорогам, скулежу, он доволен, как сучка. Доволен и всё равно ломается, будто не хотел бы этой близости. Тяжело признать, что влюблён в старшего брата. Ещё тяжелее понять, что у него на уме. Кроме анатомии, конечно же. — Скажи, ты ведь знаешь как выглядит человеческий череп? Как тот, на твоих футболках, — Ди касается губами влажного лба парня, заботливо, придерживая его за основание челюсти, — Лобная непарная кость, — не отрываясь, ведёт ближе к виску, останавливаясь на полпути, — Клиновидная. Образует центральный отдел основания черепа, — ласкает лицо мальчика ещё ближе к виску и оставляет отчётливый поцелуй на малость пульсирующей косточке, — Парная височная, — очерчивает пальцами её примерные границы и продолжает сдержанно хрипеть, — В ней расположен твой орган слуха. Равновесия. Внутренняя сонная артерия и лицевой нерв. Хэви начинает верить, что всё происходящее — его очередной мокрый сон. Брат нежил его лицо, разбавляя обстановку заумными терминами, которые совсем не укладывались в голове. Каждое слово Ди даёт понять, как он далёк от него. От его ума, памяти, умения интересно подать информацию. — Но и это не всё, — блондин подложил ладонь под тяжёлую рыжую голову, впиваясь в неё пальцами, — Затылочная кость, — поглаживающим движением отвёл пятерню выше к макушке и взъерошил небрежную копну, — Теменная парная. Образует собой большую часть твоего черепа, — нехотя оторвался от пленительных волос и провёл двумя пальцами до линии нижней челюсти, — Нижняя челюсть. Единственная подвижная кость в твоём черепе. И верхняя, — блондин очертил и её грани, дав примерное анатомическое расположение. Хэви сглатывает, ощущая как начинает хмелеть и распаляться. Он старался до последнего быть послушным мальчиком, но собственное тяжёлое дыхание перебивает все мысли. Невозможно сосредоточиться. А Ди словно и добивался этого. Зачем? Просто поиздеваться над его чувствами? Догадался, что его младшенький течёт по нему, и теперь насмехается? — Ди, я не… Может, всё-таки оставим эту затею? — Ты слишком много думаешь не о том. Что ты знаешь о височной кости? — Ну она… П-парная. — Ещё. — Слух, равновесие. Я не… Я не помню! — Глупый мальчишка, — шипит Ди, резко сдавливая пухлые щеки за ярко выраженные ямочки. Склоняется к чужим губам опасно близко и приказывает, — Вспоминай. — Д-да не могу я! — беспомощно вскрикнул мальчик, отчаянно вжимаясь в подушку. В голове вдруг всплыли воспоминания, как именно Ди выделил его височную кость. Она тут же запульсировала, как по инерции, и Хэви словно осенило, — В ней расположен орган слуха, равновесия, внутренняя сонная артерия и лицевой нерв! — то, как у него это получилось, было загадкой. Но, кажется, его осязательная память действительно была очень способной. Особенно, когда её развитию способствовал такой учитель. — Прекрасно, — Ди ослабил хватку. Провёл большим пальцем у края повязки, под глазом, — Скуловая… — и перешёл на ровный милый нос, — И носовая. Видишь, какой ты способный, Хэви? Ах да, ты ведь не можешь видеть. Чувствуешь? М-м? Если бы Хэви только мог увидеть довольное снисходительное лицо брата. Если бы только у него не отняли возможность участвовать в ситуации таким образом, может быть он и ответил бы. Может ему бы и хватило смелости не будь он сломанной влюблённой марионеткой. Стыдоба какая! Ди украдкой вздыхает, борясь с желанием то ли закурить, то ли вцепиться в губы брата, растляя их и мучая, как не в себя. Ему кажется, для таких поощрений ещё рано. Они лишь мельком прошлись по строению черепа, а человеческое тело хранило в себе ещё столько всего интересного. — Хм… Тогда продолжим, — блондин опускается к тонкой шее младшего, так и манящей обласкать каждую мышцу, каждую выступающую жилку на бледном покрове. Смотрит, как подрагивают мягкие ткани в инстинктивном страхе. Упивается присущим запахом тела, — Блядь, Хэви, не дрожи, как сучка, а? — прошипел парень, задевая мраморную кожу горячим влажным языком где-то в области щитовидно-подъязычной мышцы. Озвучивать это смысла не видел. Слишком сложный и объёмный материал, не являющийся базовым. Вряд-ли его брата доебут об этом в школе. Доебать его предстоит Ди, и он отменно с этим справится. Хэви взвыл от действий брата, начиная задыхаться и цепляться за его плечи, голову и спину, чтобы хоть как-то препятствовать натиску умелого языка на своей шее. Он убивает его. Воплощает любопытство в реальность и даже не даёт убедиться в правдивости происходящего. — Нет, Ди! Нет, близко! Я сниму повязку. Пожалуйста, хватит! — если бы Хэви действительно хотел остановить всё, то это выглядело бы куда убедительнее, чем лукавые неуверенные просьбы, не сопровождающиеся подтверждением. Ди плевать. Искренне плевать. Он прикусывает кусочки кожи примерно в месте средней лестничной мышцы, расположенной недалеко от ключицы, и показушно оттягивает её на себя. Внимает скомканый стон и перенимает непослушные руки в свои ладони. — Тише, маленький. Тише… — такое чередование эмоций со стороны Ди пугало. Как бы ни старался отмахнуться, его поймали за запястья и с небывалой лёгкостью запрокинули руки над головой. Хэви частенько шутил раньше над физической формой худощавого братца. Сейчас же язык не повернётся ляпнуть что-то подобное. Он тихонько пискнул и закусил губу, осознавая, что совсем не специально прогинается в спине. Ди замечает податливость и возвращает к самому интересному, — Слушай старшего брата, Хэви. Я никогда не сделаю того, что тебе не понравится, — загвоздка лишь в том, что, несмотря на все слова, рыжему это нравится. Он прислоняется губами меж подбородоком и вытянутой шеей и убеждается в этом снова, слыша томное мычание, наполненное сомнениями и нерешительностью, — Это твоя подъязычная кость, — он опускается дорожкой поцелуев ниже к выпирающему бугорку и тщательно облизывает его, улавливая языком пульсацию, — А это щитовидный хрящ. Иными словами — кадык. Один из половых признаков твоей маскулинности, который ты сейчас умело просираешь своими сучьми повадками. — Остановись… Пока ещё не поздно, — судорожно прошептал младший, игнорируя провокацию, возможно правдивую. Он не хотел быть таким, — Если ты продолжишь, то… — Я продолжу, Хэви, — так же тихо и безысходно выдохнул Ди, верно расставляя приоритеты своего «хочу» и «могу», с учётом всех возможных последствий. Хэви замолкает, кажется, не выдерживая натиска собственных эмоций. Это стыдно, приятно, страшно. Это Ди, вжимающий его в постель. Всё это — урок анатомии, лучше которого просто не придумать. И это уже не остановить… Блондин отрывается от чужой шеи, не переставая сдерживать уже мало сопротивляющиеся руки. Свободная рука, дабы не страдать от безучастности, стала стягивать с мальца уже в край измятую рубашку, самостоятельно приподнимая разгорячённое тело и избавляя его от лишней ткани. Ди, кажется, действительно влюблён и бесится. Почему на его памяти не было всего того, что он мог видеть сейчас? Кто бы мог подумать, что этот домовёнок вымахает в того ещё красавца? С этого момента его сны и фантазии будут ярче. Ведь после того, что здесь происходит, он вряд ли ещё хоть раз сможет быть так же близко. — Хэви, ты… Блядь, очень красивый, знаешь? — Ди не верит, что произносит это. Что его губы впервые источают не терпкий яд, а сладкую правду. Хэви не верит, что слышит эти слова. Оба уже не верят, что это просто урок анатомии. Слишком, — Слишком, Хэви. Блондин напрочь забывает о изначальной цели этого занятия. Впивается взглядом в затвердевшие возбуждённые соски. Довольствуется фактом взаимного желания и с пеленой в глазах прислоняется щекой к плоской привлекательной груди. Несдержанно трётся, целует еле приметную родинку недалеко от взвинченной бусины и закатывает собственные глаза. Сдерживаться оказалось куда сложнее, чем он мог предположить. Он переоценил своё спокойствие. С Хэви это не работало. — Хэви, скажешь мне… Сколько рёбер в человеческом теле? — Ди наконец освобождает руки парня, втягивая его в прострацию своим следующим вопросом. Хэви ничего не видел, но слишком хорошо чувствовал измывания над своей грудью и боялся лишний раз открыть рот, чтобы не протянуть лишнюю гласную, как дорогу в свой личный ад. Там он будет гореть, — Ладно. Давай посчитаем вместе. Старший кладёт свои руки по точёным бокам и начинает медленно перебирать хорошо выраженные рёбра парня снизу вверх. Надавливает на них малость болезненно и получает недовольное мычание. Он бормотал счёт себе под нос, то мягко, то твёрдо массируя чужую грудь в поиске уже незримых под кожей костей. Хэви было больно, но Ди как-то умудрялся доставлять этим и удовольствие, даже не касаясь эрогенных зон. Ещё немного и он начнёт ёрзать и тереться о брата, как псина с недотрахом. — Двенадцать пар рёбер. Надо же… Как и у любого другого человека, — Ди глумливо усмехается. Кусает губы и снова обращает своё внимание на соблазнительные выпуклости на каждой груди, — Как думаешь, почему твои соски сейчас такие твердые, м? — Ди касается большим пальцем левой бусинки и выдыхает на правую — Твои мышечные волокна сокращаются. Повышается эректильность, чувствительность. Ты покрываешься мурашками, и, в отличии от твоего стояка, который я благополучно заметил ещё в самом начале, эрекция сосков не связана с кровообращением, Хэви. Ди всецело язвит и делает всё, чтобы тыкнуть носом брата в факт его милой убогости. Хэви реагирует эмоционально, скомкано. Метается и чуть ли не вдаётся в слёзы от такого обращения. Ди прав во всём. Он задыхается, горит, неуклюже цепляется за всё, что попадётся под руки, и томится в своём возбуждении, которое уже разъедало его живот изнутри, как ядовитые бабочки. У него никогда не было ничего подобного. Ни одна мастурбация не сравнится с этим. Хэви слабеет на глазах, поджимает пальцы ног и скулит в нетерпении. Его брат заставляет его влюбляться в него и в послушание. — Н-не говори… — судорожно прошептал рыжий, шмыгая носом. — Не хочешь чтобы я произносил это? Хорошо, малыш, — если так, то Ди просто обязан занять чем-то свой рот. Он вжимается губами в сосок мальчика, мокро и плотно обхватывает его губами и легонько прикусывает. Хэви протяжно звонко вскрикивает. Ди понимает, что ничего лучше в своей жизни не слышал. Пока малой будет метаться и стонать, он доведёт его до безумия. Искупит каждый прожитый без него день. Его белые волосы щекотливо спадали на чужую грудь через плечо. Хэви лишь по инерции смог ухватиться за кудрявую копну, собранную в опрятный хвост и уже успел пожалеть. Но, на удивление, Ди это ни разу не задело. Он лишь интенсивнее стал посасывать твердые бусины и ласкать ореолы. Нежно покусывать и смаковать невинные молочные сосочки своего младшенького. — Боже, Ди! Мха… Я! Господи... — Хэви пытается отодвинуть старшего, но слишком быстро сдаётся и, кажется, лишь способствует продолжительным ласкам, пока брат сам не решает отстраниться. — Бога нет, Хэви. Бога придумали люди. Но если ты настолько морально слаб, что не можешь без веры, то я буду твоим богом. Просто попроси, — Ди сильно сжимает и оттягивает чувствительный мокрый сосок. Обдаёт рыжего своей снисходительностью и легонько склоняется к алому запыхавшемуся лицу, проводя большим пальцем по нижней дрожащей губе, — Просто моли меня, Хэви… Ди опускается к колеблющемуся младшему и даёт ему везкий повод прекратить быть таким чёртовым ребёнком. Медленно и нежно вжимается губами в горячие полосы и сдержанно замерает, пока не начинает чувствовать попытки вылить это в полноценный поцелуй. А когда это происходит, как на зло, отстраняется. Потому что Хэви его хочет. А так просто дать ему то, чего он хочет, Ди не может. И мальчику ничего не остаётся, кроме как жалостно протянуть слова молитвы. — М-м... У-умоляю… — он тянет к брату руки так доверчиво, стараясь не потерять его близости в такой момент. Ему по-настоящему жаль, что от него отстранились. Что не дали лишних пару секунд прочувствовать столь желанный поцелуй, — Пожалуйста. Что угодно… Хэви сказал бы что угодно, чтобы Ди снова поцеловал его. Чтобы распробовать его тёплые сухие губы. Отдать ему свой первый взрослый поцелуй. Раз они уже дошли до такого, почему он должен отказаться от того, о чём давно неосознанно мечтал? Это было мимолётно, но так реально. Так необходимо! Даже больше, чем потребность видеть своего мучителя. Ди охмелел под неожиданными просьбами. Он в восторге от своей маленькой победы. Радуется и даёт парню то, чего он хочет. Свои губы, свою влажность и требовательность, даже не думая брать в расчёт его неумелость. Выцеловывает его блядский рот и рычит от своего грязного непотребства, теснящегося в плотных джинсах. Он — всё что ему нужно. Брат, блядь! Из Хэви словно высосали душу, но как же он был счастлив наконец дать волю голосу и дыханию. Не сдерживаться — это так ахуенно. Горячий мокрый язык брата, властно прорывающийся в его узкую глотку это так чертовски ахуенно! Отстраниться выпало на долю блондина. Слишком довольный и растёкшийся младшенький не так интересен, как мучающийся и молящий. Но сам факт взаимности стал облегчением на пути к познанию запретной любви. — Молчи, Хеви… Не вздумай сказать хоть слово, — Ди кладёт ладонь на твёрдый выступ черных брюк брата и сильно сжимает его, внимая скрежетный визг и недоволное нытьё. В конце концов сжаливается, сменяет натиск трением и попутно расцеловывает слегка впалый живот рыжего, неравномерно вздымающийся вместе с грудью. У Хэви божественные рельефы для того, кому суждено вставать на колени и выпячивать задницу. Помнится, когда-то он хотел накачаться. Сейчас лишь некоторые черты в нём едва выдавали парня: чуть более широкие плечи, крепкие бёдра, островатый подбородок. Услада для глаз. — У живота, знаешь ли, три вида мышц. Внутренние костные, — Ди ведёт языком меж рёбер ближе к краю, — Прямая мышца, — перемещается к середине, опускается ниже и прикусывает нежную чувствительную кожу покрывающую слабо выраженный пресс, — И внешние костные, — довольно спускается к ремню чужих джинс на узковатых бёдрах и немного приспускает их, указывая ласками чуть выше тазобедренной косточки, — Я устрою тебе ад… Ди на секунду отстранился и выпрямился дабы снять с себя футболку. Он выбросил её с должной агрессией и вновь вернулся к члену своего мальчика, который явно перетомился под такой неудобной одеждой. — Видел бы ты себя сейчас, малой… библейская, блядь, картина, — Ди резок в своих движениях: расстёгивает пуговицу и ширинку брюк, рывком стягивает плотную ткань на себя, не добиваясь желаемого результата, — Приподними задницу, — с натиском на бёдра приказывает он, наблюдая за робкой покорностью и стыдливыми повадками. Аж глаза закатывались на этого щенка, — Умница, — он наконец срывает эти брюки, ни разу не жалея шмотья и откидывая его прочь с гулким звоном пряжки о ламинатный пол. А ножки у мальчонки просто чудо. Худощавость и крепкость ему к лицу. Не теряя времени, блондин склонился к влажному пятну на оттянутом белье. Хэви был таким неприлично твёрдым и манящим. Он накрыл горячим языком виднеющиеся очертания головки и сжал её края губами поплотнее, попутно оглаживая голые точёные бёдра. — Как же сильно ты хотел, чтобы я касался тебя, малыш. Ты будто вот-вот кончишь без должной стимуляции, — Ди хрипит и трётся щекой о член брата через тонкую ткань. Задевает его носом, шумно и горячо выдыхает, ёрзает. — Ди, мне… — Я же приказал молчать. Хэви тот час содрогается, не успевая донести свою мысль до старшего, и протяжно стонет от очередного непрямого контакта. Ди был слишком прав, пристыдив его за такое отъявлявленное распутство. Ему хватило нескольких движений, чтобы излиться в тесное бельё с болью и отчаянным удовольствием. Излиться порывисто и гнусно, скуля растерзанной глоткой. Все мышцы в его теле сократились, напряглись и вновь позволили себе слегка расслабиться. Но не ему… Ведь мелкому спермотоксикознику одного раза точно не хватит. Он позабавит Ди ещё немного. Ведь Ди так смешно и так лестно предугадывать каждую реакцию юного тела. Несоизмеримо смешно. — Ха. Смотрите-ка, как знал, — блондин отрывается от влажных боксеров, чтобы снять их и избавить парня от томящейся грязи. Пачкается в чужой сперме и облизывает кончики своих же пальцев, смакуя приторную солоноватую вязкость, — Так что у нас там дальше, Хэви? Твой таз… — Ди мягко проводит по двум выпирающим косточкам чуть ниже живота и ближе к паху, — Эти чертовски сексуальные выступы — твоя подвздошная кость. Она парная и самая крупная из всех составляющих твоего таза. Именно она соединяется с твоим позвоночником. Но до этого мы ещё дойдём, — старший спускается ещё ниже под размеренный монолог, — Чуть ниже расположена твоя лобковая кость, а ещё ниже твой грязный мокрый член. Непарный, мягкотканный, трубчатый орган, существующий для удовлетворения женских тел. Что же пошло не так, Хэви? Скажи мне, ты хоть раз… Хоть раз трахался с девушкой? — прошипел Ди, попутно, раздвигая подрагивающие ноги и оставляя требовательный укус на внутренней части мясистого стройного бедра. Хэви теряется. В темноте, в реальности, в мыслях, во властном теноре. Больше всего на свете хочет снять повязку, понять истинные намерения, но он даже не отошёл от первого оргазма, чтобы мысли прояснились. Его унижают, он не издаёт ни звука, и только лишь вопрос вытягивает из него истошный ответ. — Н-ни разу, нет! Ни с кем… Правда. Никогда, — он словно чувствовал себя обязанным оправдаться перед братиком, и это работало. — Хорошо. Тогда идём дальше, — Ди облегчённо выдыхает, зализывая собственный укус, — Головка бедренной кости, бедренная кость, надколенники. Большеберцовая и малоберцовая парные кости. Твои чудесные ноги… — парень мягко очерчивал их по длинне, надавливая на те кости, которые можно было ощутить через кожу и мышцы, — А далее лодыжки. Рыжий всё ещё не понимает к чему продолжать эту пародию на урок, но это вносило свой антураж. Ди так нежно приподнял одну из его лодыжек, что Хэви не сдержал протяжного глухого стона. Пускай он и не видит, но может представить, с каким лицом его брат делает с ним всё это. Он поддаётся ему во всём и внезапно ощущает щекотливость и влажность. Неожиданную, ласковую, прямо на своей ступне… И эти ласки становились всё интенсивнее. Распространялись по его пальцам, обдавали горячей слюной пятки. Ди не на шутку увлёкся, вылизывая каждую впадинку дрожащих ножек, каждый промежуток меж пальцами. Ему так понравился лёгкий естественный запах пота. Эта рельефность, мягкость, нежность. — Ди, щ-щекотно… — Не нравится? — Очень нравится! Старший позволяет себе сдержанный смешок, прикрывает глаза и продолжает расцеловывать чужие лодыжки в своё удовольствие. Ему не зазорно раскрывать свой маленький фетиш. Тем более, что ножки Хэви были действительно достойны его любования. Слишком идеальные. — Они у тебя замечательные. Каждая фаланга. В каждом пальце по две. Далее к стопе кости плюсны. Латеральная клиновидная, промежуточная клиновидная и… Боже, да к чёрту! Это слишком заводит, — Ди не железный. Его плоть предельно ясно даёт понять неудовлетворённость, но его джинсы всё ещё красовались на бёдрах. Что было нужно срочно исправлять. Аккуратно уложив объект своего поклонения на мягкую поверхность кровати, он избавился от остатков одежды, внезапно задумавшись о том, как же будет неловко, если кто-то из их родителей внезапно войдёт в комнату. Два брата чуть ли не трахаются. Один кончил, другой спровоцировал и останавливаться на достигнутом не собирался. Но если он трахнет Хэви прямо сейчас, это, возможно, станет большой ошибкой, ведь под рукой нет ничего, чтобы сделать всё правильно, а он, кажется, только что добился признания во взаимности, — Чёрт, — под вопросительные вздохи Ди приподнял под талию мальца и без особого труда усадил его к себе на колени. Решил поменять положение в угоду и своему удовольствию. Не одному же бесёнку кайфовать, — Ты можешь не быть таким пассивным блядским телом, Хэви? Где твоя инициатива? Хэви пугливо пошатнулся и цепко ухватился за широкие плечи старшего. У него задрожали колени и, кажется, защемил какой-то нерв. Первым позывом стало крепко прижаться, но это сделали за него. Да так крепко, что оба члена теснились в замкнутом пространстве друг об друга. Новые ощущения, которые безусловно доводили до безумия. — Ох… — мальчик выдыхает со звонким стоном в ключицу брата, вызывая у него табун мурашек. Ди поправляет вертлявому младшему ослабшую повязку и целует мочку уха. — Давай, детка, справляйся с этим. И никаких рук, — блондин решает усложнить задачу и поглядеть на то, как усердно будет ёрзать этот мальчишка, чтобы довести себя до оргазма. Он способствует более правильному положению, прогнув его спину и приняв тяжёлое тело на свою грудь, — Расслабся. Работай бёдрами. Будь хорошим мальчиком. Ди поглаживал его спину. Целовал выпирающие косточки кистей на своих плечах. Прижимал к себе так плотно, бережно, любовно. Хэви это спинным мозгом чувствовал. Его старший не может быть таким плохим, каким многие его считают. Его доверчивость, возможно, сыграет с ним злую шутку, но потом его снова потянут за поводок и он поведёться. Как сейчас. В его объятиях, под его руками было так хорошо, что любые плохие мысли улетучивались мгновенно. Оставался только инстинкт, который наталкивал его на хаотичное трение о чужой член. Это было чем-то неописуемым. Когда их горячие мокрые головки соприкасались, когда резкие толкания навстречу вызывали у Ди глухие грубые стоны, такие льстящие Хэви. Всё тело лихорадило от этих ёрзаний, покрывалось ознобом и оповещало о скором излиянии. Хэви уже совсем забылся, став доставлять удовольствие себе и своему брату, а вот Ди ни на секунду не мог прекратить думать, какой же этот идиот ахуенный. Его несдержанный голос пробирал насквозь, а неумелые попытки быть хорошим партнёром заводили только больше. — Ты слишком громкий. Совсем не думаешь о последствиях? — старший втягивает неумельца в резкий глубокий поцелуй. Подстраховка на случай тонких стен никогда не помешает. И в этот раз его обескураживают явным активным участием, которого он никак не ожидал. Одна из его рук зарывается в рыжие волосы и сжимает с силой прямо у корней, другая беспринципно лапает мягкую ягодицу, сильно стискивая её в моменты повышенной неумелой инициативы. Хэви звонко скомканно мычит, позволяя себе шалость распустить блондинистые спутанные кудри с некоторым трудом. Он снимает резинку под осуждающий взгляд, который, на своё счастье, не видит и с облегчением утопает в длинных пушистых локонах. Его отталкивают, но не чтобы отругать. Ди мог только поощрять эту смелость и не допускать, чтобы она вышла за рамки дозволенного. Просто его корни очень нежные, а Хэви явно не тянул на бережного и аккуратного мальчика. — Давно хотел это сделать? — Очень, — воодушевленно и с отдышкой признался младший. — Что ещё? — Это, — Хэви в конец смелеет и присваивает себе чужую шею. Лишь через тактильность льнёт к благородным бледным ключицам и обсыпает горячую бархатную кожу поцелуями. Ди и правда был столь нежным в этом месте, словно любое небрежное касание могло вызвать раздражение. Его не останавливают, а значит ему можно продолжать. И он усердно и трепетно выцеловывал каждую впадику, которую мог нащупать, вплоть до чуть задранного подбородка. Иногда даже покусывал и получал одобрительные поглаживания. Так нравилось всё это, что хотелось замурлыкать от удовольствия. — Вы посмотрите на него, весь светится. И не стыдно? — ласки мальчика были диким кайфом, но если он будет слишком открытый, Хэви слишком сильно поверит в себя, и будет уже не так весело. — Стыдно! — Как уверенно звучит. И тем не менее ты снова на пределе, — Ди закатывает глаза, обхватывая ладонью оба члена, плотно льнущих друг к другу. Облегчает чертёнку задачу, — Постарайся не дать понять всему дому, что ты чуть ли не ебёшься с братом. Хорошо? Приглушённый тенор дошел до юного ума, и Хэви вцепился своими клыками в чужое плечо. Боль разлилась по телу и стала отправной точкой на пути к излиянию. Мгновение, и Ди первый облогораживает своим семенем горящее тело. Пачкает плоский живот, свою руку, мальчишеские бёдра. Рычит в чужое ухо, как в последний раз, втягивает сквозь зубы воздух и сжимает чужие бёдра так сильно, что через время на них точно останутся небольшие синяки. — Блядь… Ему никогда и ни с кем не было так хорошо. Его сердце ещё никогда не избивало его так безжалостно по грудной клетке. Видно, за его животную натуру, которой он так тщательно пытался избегать всё это время. Ди боялся даже представить свои ощущения от прямой ебли с братом. Если сейчас его просто ёбнуло током, то после чего-то более серьёзного он, скорее всего, подохнет. Подохнет самым счастливым ублюдком на свете. После ещё нескольких махинаций блондина Хэви последовал его примеру. Второй оргазм сопровождался куда большей чувствительностью за счёт близкого контакта с любимым человеком. Он честно, старался быть тихим, но всё равно неуклюже ронял непроизвольные стоны даже сквозь свой импровизированный утешитель: братское плечо. Он чувствовал, как подрагивает его плоть. Как по венам растекается блаженная нега. Как стекает по его члену вместе с той спермой, которую ещё недавно выплеснул его старший. Хэви отрывается скомфуженно, громко. — Б-братик… — тянет на последних секундах оргазма, впиваясь пальцами в нежную кожу головы блондина, чем вызывает неумолимый восторг. Эйфория выбивает из колеи и кажется, что у Ди действительно едет крыша, раз он слышит такое обращение из уст Хэви. В последний раз он называл его так года в два и то, не долго. Их отношения нельзя было называть гладкими. Его нельзя было назвать хорошим старшим братом. И уже никогда не будет можно после того, что он сделал. Ди обладает уникальной способностью: быть последней сволочью и вечно выходить сухим из воды. Но это не тот случай, когда всё можно запросто замять и удалить из памяти. Впервые он так сильно переживает. Мешает это склизское мерзкое чувство с послевкусием самого ахуенного петтинга на свете. Его братишка постепенно обмяк, а он лишь сильнее напрягся, теряясь в ситуации и слишком неестественно смело вглядываясь в чужое лицо. — Ты не в себе, Хэви… Но если повторишь это ещё раз, я сниму эту повязку, — Ди понравилось. Жуть, как понравился тонкий голос, воспроизводящий невинное словечко в похабном контексте. А Хэви было не тяжело сделать брату приятно ещё и на таких условиях. Не в себе ли он? Абсолютно. Но он сам с этим никогда не согласится. Ведь в его мире всё до ужаса просто. И его голову не терзают мысли о будущем. Он лишь хочет, чтобы не заканчивалось настоящее. — Братик, прошу… Хочу видеть тебя. Умоляю, — и Ди сдаётся под порывистыми тихими вздохами всё ещё запыхавшегося мальчика. — Хах… Как девчонка из аниме, ей богу, — он педантично поддевает пальцами плотный узел и в пару движений справляется с ним. Избавляет Хэви от гнетущей неопределенной темноты медленно, мучительно и откидывает прочь этот галстук, видеть который он больше никогда не захочет. Будет ему напоминанием, о том, что было. Но не таким сильным, пожалуй, как…Эти чёртовы зелёные глаза.
Ди клянётся, что уже никогда не протрезвеет, если продолжит в том же духе. Хэви смотрел на него так, как никогда раньше. Словно перед ним был не грязный изврат, желающий облюбить тело и душу родного брата, а сам бог. Он ведь это… Шутил про религию. Стало действительно неловко. Два голых, робких парня: идиот и выскочка. Смотрели друг на друга с небывалой нежностью и трепетом. В их головах разом что-то щёлкнуло. И каждый это понял в своей мере. И возможно Ди бы убежал. Прямо сейчас. Без объяснений. Собрал бы вещи и, не желая брать ответственность, свалил бы без оглядки. Но было небольшое препятствие: красивый обнаженный чертёнок на его коленях, всё ещё цепляющийся так сильно и крепко. Хэви просто ликовал без слов. Не знал, что можно сказать в такой ситуации. Всё думал, какой его старшенький невероятный. Его глаза метались по сконфуженному виноватому лицу, по обкусанным ключицам и распущенным золотистым кудрям. Ничего красивее он в своей жизни не видал. И пускай было и неловко, но мельком он подсмотрел и ниже. И кажется на секунду возрадовался, что его в действительности не выебали. Было тяжело это представить. Как и признавать, что у Ди больше… Чёрт. Щеки покрылись пылкой стыдливостью. До него только дошло: он же прямо пялится. Как и всегда, так плохо скрывает эмоции и всё, что у него на уме. Стыд какой. — Может прекратишь… — без былой уверенности шипит Ди, опуская глаза. — Ч-что? — Так смотреть. — Я не смотрю. То есть не так смотрю. На что всмысле? Я так не смотрю… Что не так?Всё это так забавно…
— Пха-ха… Хэви, ты идиот, — самый любимый идиот для законченного ублюдка. Самый востребованный, пожалуй, идиот. — Э-э? Снова ты… А если! — Хэви дует щеки, рывком прислоняясь губами к чужим полосам. Кажется, даже слегка промазав к подбородку. Ди снова удивляется, а Хэви снова рад удивлять. Не такого поведения он ожидал от братца. При всей своей проницательности он не учёл одного: его чувства не обязательно внесут разрушительный характер в их отношениях. Но всё это так чертовски спорно… Только мягкие солоноватые губы парня, как бальзам на душу. Как цветок жасмина в холодную пору. Как пар, исходящий от зелёного чая, о который можно согреть ладони. Он позволяет целовать себя, но не торопится отвечать. Он уже не уверен. Ни в чём не уверен, в отличии от неумелого, цепкого и доставучего подростка. Который вскоре неуверенно отстраняется с блеском надежды в глазах. — Это глупость, Хэви. — Тогда дай шанс этой глупости! — нет, серьёзно. Почему Ди начинает казаться, что это действительно может иметь некое будущее? Почему ему впервые в жизни искренне не плевать на детский лепет Хэви? А дело в том, что он — человек. И его человеческий фактор цепляется за глупости, мысли о которых его будоражили. И даже если глупость эта исходила из уст его братца, он предпочитал слабо отдаться вере. Единственная ситуация, в которой он оказался морально слаб. Любовь. Нечто ему неведанное, — Пожалуйста… — всё продолжал настаивать Хэви, лишь подливая масла в огонь. — Хэви, ты… Чёрт, иди сюда, — блондин крепко-крепко прижимает к себе мальчика, заваливаясь вместе с ним на кровать. Такие разговоры его выматывают. Он бы предпочёл не вдаваться во все эти щепетильные чувства и проявлять привязанность делом, а не словом. Хотя на деле, скорее предпочёл бы более простой выход из ситуации: свой первоначальный скотский план. Но что-то его останавливало. Нетрудно догадаться, что. Может быть и стоит рискнуть. Наплевать на всю геморность и аморальность и последовать за желаниями, а не рациональностью, — Хуёвый из меня старший брат получился, да? — с насмешкой вбросил Ди, не ожидая услышать следующего. — Ага. Немного. Но я тебя прощаю. За интересный урок! — Тц… И какая же кость самая большая из всех составляющих таза? — Подошвая? — нервно спрашивает Хэви, боясь ошибиться и накликать на себя гнев старшего. Но Ди лишь закатывает глаза на совсем дурацкую ошибку. — Ты может и подошва, а кость-то, блядь, подвздошная.А ведь даже забавно…
Как мало усилий порой нужно приложить, чтобы всё разрушить. Братские взаимоотношения — вещь не самая хрупкая. Но Ди порвал все каноны, загоревшись грешным чувством и наставив Хэви на порочный путь. Да кому какое дело? Ди ещё никогда не отказывался от того, чего в действительности желал. Хэви только предстоит познать, как приятно не отказывать себе в чём-то столь важном. Кажется, сейчас оба могли бы назвать себя счастливыми. Они примут душ, перестелят кровать и уснут за просмотром чего-то слащавого, касаясь друг друга по-новому, по-особенному. Их не раскроют родители. Их не осудят друзья. Ведь никто не узнает, что в одной кровати, в один туманный вечер, два брата отдались друг другу целиком и полностью.