Полисемия в разговорах о любви

      Ваше величество, Елизавета Алексеевна, Лиза.       Да, в любви она была явно искушена. Но то — прошлое, и каким бы светлым оно ни было, его уже нет. Осталось лишь сожалеть и об умерших дочерях, и об упущенном времени со всеми, особенно с Александром. Годы брали своё, и жизнь её медленно катилась к закату.       Анна была назначена в фрейлины, когда она уже давно была императрицей, имела статус и опыт жизни при дворе. Оттого Елизавету волновала эта детская неопытность и наивность. Как старшая, императрица стала помогать Анне. И только чуть позже она подумала, что её новая фрейлина как раз возрастом с её младшую дочь. Мысль эта очень сильно разволновала её, однако свыкнувшись с нею, императрица поняла, что помощь её стала всё больше походить на материнскую любовь. В конце концов Бельские не всегда могли быть рядом. А Елизавета была. По крайней мере старалась быть. Она всё чаще стала отмечать, что Анна также любила игру на пианино и прогулки на лошадях, что она стала всё больше и больше привязываться к императрице. Ей хотелось верить, что именно под её крылом Анна расцвела нежной розой. А Елизавета смотрела на неё, и не могла налюбоваться.       Подозрения, что какой-то молодой человек положил на Анну свой глаз, закрались в её душу почти сразу. Сначала были красные щёки и томные взгляды, записки, которые приводили Анну в восторг. Она видимо из-за скромности ничего не говорила. Елизавета понимала, что за этим последует, но каждый раз, когда она видела Анну, Аннушку, в таком окрылённом состоянии, на душе у неё становилось так тепло.       То чувство, которое она прежде принимала за материнскую любовь, переросло в нечто другое. Она осознала это чувство внезапно, сидя над вышивкой. Елизавета отложила птичий глаз и посмотрела в окно. Как же она теперь будет общаться с Анной? Сказать правду? А если это испугает её, и она поспешит удалиться от двора? Избегать её Елизавета не могла, это было бы невежливо и… безумно. Хотелось видеться с Анной чаще, слушать её игру на пианино, слышать её голос. Говорить с ней, всегда придавая словам ещё один смысл.       — Ты изменилась в последнее время. Влюблена?       — Как вы догадались?       — Жизнь научила меня чувствовать опасность. Я сильно привязалась к тебе, Анна, и теперь ты выйдешь замуж и не сможешь быть моей фрейлиной.       — Ваше величество, я буду рядом всегда, пока я нужна.       Это чувство! Горячее огня, оно мёдом растекается по её сердцу. Если бы всё было так просто!       — А твой избранник согласен ждать?       — Думаю, — она немного задумалась, — уверена, да.       Каждый раз надеяться и одновременно бояться, что Анне откроется правда.       На этом разговоры о Муравьеве-Апостоле не прекратились. Елизавета знала, в чем он был замешен, что его сослали и что он продолжал отправлять Анне подарки. Мысли о них камнем тянули её окрылённые чувства вниз. Он увезёт Анну далеко-далеко, куда — не важно, важно, что подальше от Елизаветы. Допустить этого она не могла. Но и видеть печаль в глазах Анны от разлуки с любимым было невыносимо.       В тот день они как обычно совершали прогулку на лошадях. Беседа шла непринуждённо, но каждый раз сводилась к разговору о любви. Анне было грустно, и пусть она не произносила его имени, Елизавета знала, о ком она сейчас думает. И это продолжало беспокоить или даже злить её.       Она попыталась отвлечь Анну на кого-то другого. Ей следовало бы быть осторожнее, ибо в её словах Анна увидела намёки, что ей пора бы обратить внимание на одного человека, который в отличие от Муравьёва-Апостола был ближе к императору. Это не на шутку разозлило Анну. Она поспешила завершить разговор, и тогда Елизавета остановилась и посмотрела ей прямо в глаза.       — В конце концов я тоже тебя люблю, — в этих словах прозвучало всё то, что она чувствовала, и на мгновение ей показалось, что Анна всё поняла.       Её фрейлина улыбнулась и опустила голову.       — Я тоже люблю вас, ваше величество.       Нет, не поняла.       Елизавете пришлось улыбнуться в ответ, превратив всё в шутку. Она потянула повод и поехала вперёд. Несколько минут они ехали молча, Елизавета пыталась собраться с мыслями. Почему Анна думает, что с ним ей будет лучше? Почему не хочет остаться рядом с императрицей, где ей точно будет хорошо, где она точно будет любима? Почему она не понимает этого? Или не хочет понимать?       Думая об этом, она чувствовала, как злилась всё больше и больше.       — Ты давно не виделась с Сергеем Ивановичем? — его имя она произнесла как можно четче, давая понять, что знает: весь предыдущий разговор был именно о нём.       — Два года.       Следовало бы закончить на этом, но она решила посыпать соли на рану.       — Почему теперь, что случилось?       — Раньше была надежда, теперь её нет.       — Назови мне хоть одну причину, по которой Александр должен изменить своё решение, и я прямо теперь пойду к нему.       — Сергей невиновен.       — Вот так причина! Ты хочешь, чтобы я предложила государю признать, что он наказал невинного? Скверная идея.       Она врала, Александр здесь был не при чем.       — Других нет.       Анна вспылила и помчалась вперёд. Это не на шутку испугало Елизавету: нет, она вела себя слишком сурово. Она хотела окликнуть Анну, но кашель сдавил ей лёгкие. Господи, что с ней?       Елизавета погналась за ней, хотя чувствовала, как ей становилось всё хуже и хуже. В конце концов боль в лёгких для неё казалась не такой страшной, как боль в сердце. Она обогнала Анну и спешилась, хотела подойти, объясниться и в попытке унять головную боль посмотрела наверх.       — Как быстро сегодня бегут облака.       А небо почему-то падало в совершенно другую сторону.       Доктор Виллие прибежал почти сразу же. Она пришла в себя, когда почувствовала холод лезвия, резавшего ей руку. Императрица смотрела, как кровь стекала в блюдце, и думала: всё-таки она стала слишком старой для любви.