С волками жить — по-волчьи выть

Однажды это должно было произойти, потому что когда ты ломаешь пальцы гаечным ключом паре, чтобы они притворились твоими родителями, они не оставляют тебе кучу денег и жилье. Возможно, когда ты попадаешь в арку искупления, тебе нужно подумать о том, что добро, по законам жанра, никто не спонсирует, но с другой стороны, добро не заперто в аду, так что насчёт плюсов и минусов Тео может поспорить. Поэтому все, что есть у Тео, это машина, в которой он спит, и у этой машины заканчивается бензин, и у него нет денег, чтобы её заправить. Линейная постановка вопроса, как называет это Скотт. О том, что у него нет денег, чтобы поесть, Тео старается не думать, как и о том, что если он будет думать о еде достаточно долго, то сможет ощутить её призрачный вкус. Линейная постановке проблем не помогает в их решении, так что Скотт со своим диванными психоанализами сосет. Сейчас около двух часов ночи, и в последний раз он ел вчера в пять часов вечера у Лиама, потому что Лиам заставил зайти его в дом и поесть, и у него были клыки, золотое свечение в глазах и утробное рычание, все эти штуки, которые бы напугали кого угодно до усрачки, но для Тео это просто значило, что Лиам очень злится. И Тео ел, слушая, как Лиам рычит, и держал его за руку, и это было не очень удобно, не потому, что когти Лиама впивались в ладони Тео, и кровь текла по его костяшкам на стол, и Лиам был так зол, что остановился, только когда попытался взять его за руку крепче и услышал это влажный хлопок. Это было неудобно, потому что обычно люди едят двумя руками. И потом Лиам обтирал руку Тео от крови кухонным полотенцем, и мама Лиама точно убьет его за ещё одно испорченное кухонное полотенце, и он хотел сказать это, но молча сидел за столом Лиама с пустыми глазами, пытаясь вытравить холод из своих костей. И потом Тео начал лгать, что ему нужно к автомеханику, зная, что Лиам слышит, как запинается его-не-его сердце, и Лиам больше не злился, он смотрел на него своими человеческими глазами, поцеловал в лоб и сказал «пожалуйста, разреши себе остаться», и Тео просто встал и молча ушел, и он не взял контейнер с кривыми сендвичами Лиама, который Лиам демонстративно поставил на стол, не потому что он гордый, а потому, что Тео этого не заслуживает. Честно говоря, Тео хотел бы, чтобы Лиам тогда разорвал его руку в клочья, но поцелуй причинял намного больше боли, и Тео не знал, как это объяснить, поэтому он просто подавил это, как подавил боль, когда мясо отходило от костей, потому что этого он как раз заслуживал. Вернёмся к бензину, а точнее, к его отсутствию. Это значит, что когда полицейский патруль снова посветит в его окно посреди ночи, он не сможет отогнать машину, и они заберут его в тюрьму, где хотя бы будет теплее, чем в этой чертовой машине, и Тео пережил заточение в аду, так что он не думает, что человеческие тюрьмы так же ужасны. Ладно, это не план. За все это время Тео усвоил, что некоторые полицейские патрулируют город только в центре, и практически не подбираются к окраинам, возможно, потому что на окраине есть только трупы и никаких пончиков, так что это не ареал обитания полицейских. И однажды он подъехал к дому Хейла, и видимо на доме Хейла лежит какое-то полицейское проклятие, потому что пару ночей его никто не тревожил. Тео спал пять полных часов за двое суток, поэтому ему абсолютно плевать, если разъяренный Хейл вызовет полицию, а скорее, просто закопает его на своем заднем дворе заживо после всего, что Тео сделал, и Тел просто скажет ему спасибо, потому что может наконец-то прилечь и проспать вечность. Поэтому он паркует свой грузовик напротив дома Дерека, и когда его не окружает ничего, кроме кромешной тьмы, шума лесных деревьев и холода, который раздирает его кожу, и голода, который раздирает его изнутри, на него накатывает истерия. У Тео нет бензина, чтобы приехать к бесплатной еде, точнее, к Лиаму, сил, чтобы к нему прийти, его телефон сел ещё вчера, и неделю назад на нем закончились деньги, его кожа липкая от пота и грязи, его голова чешется, и от его одежды кислый запах, он пытается об этом не думать, но ему кажется, будто он весь гниёт, и это то, почему его кожа чешется, она натягивается, чтобы лопнуть, и когда он проводит по ней ногтями, она будто слабо сдерживает гниль, а может быть не будто, может быть он действительно начал гнить, может быть... Поэтому, как взрослый самостоятельный мальчик, он начинает рыдать. Он рыдает, чувствуя себя уродливым, потому что горячие парни в фильмах, плача, выглядят мило, а он делает это громко, с хрипом, и слизь течет из его носа к губам, но ему плевать, он будет рыдать так, как хочет, потому что он принадлежит сам себе и никому больше, так Лиам сказал, и из-за слез, он не понимает, что это не полицейский, стучащий в его окно, а Дерек Хейл, когда кричит “где мне ночевать, вы меня что, блядь, преследуете?“ и потом заходится в рыданиях снова, до икоты, без способности вздохнуть, и он понимает, что задыхается, и рвота подкатывает к горлу, и он превращается в чистый страх, все, каждая клеточка его тела, и ему кажется, что это когти Тары, тянущиеся к нему из ада, чтобы распороть его грудную клетку и вернуть сердце, что принадлежит ей. Все оказывается проще, потому что это Дерек Хейл, который сломал окно и пытается открыть дверь машины, тяжело вздыхая, потому что вселенная постоянно подкидывает ему придурковатых подростков, как будто он большой злой нянь, но Тео этого не понимает. Костистые лапы вытягивают его из машины, и он даже не сопротивляется, просто шепчет “пожалуйста, Тара, не надо, не надо“, зная, что он позволил ей вырвать сердце из его груди снова и снова, в вечном цикле, как Прометей и орлы, пожирающие его печень. Он оказывается на воздухе, и чувствует, как кто-то бьёт его по щекам, не так сильно, чтобы выбить ему зубы, но достаточно, чтобы его голова отклонилась в сторону, и боль отрезвляет, и он видит Дерека, и Дерек держит его, чтобы Тео не упал, и первое, что Дерек говорит, это “ты не доставщик“, а потом Тео слышит шум подъезжающей машины, и Хейл сажает его на заднее сиденье, и голова Тео слишком шумит, чтобы разобрать слова. Когда шум утихает, и останется только пустота, Дерек подойдёт с огромным пакетом и скажет “вставай“ и Тео не сможет не встать, потому что страшная когтистая рука будет держать Тео, пока он плачет, и пока Дерек не поймёт, что пугает его своими когтями, и она не станет огромной горячей вполне человеческой ладонью. Он посадит его за стол, вытащит картошку фри и прочую дребень, и Тео будет рыдать и есть чизбургер, где слишком много майонеза, и салат порубленный на отвали, и наггетсы, жаренные в старом масле, и это будет самая вкусная еда в его жизни, и Дерек скажет «не ешь так быстро, будет тошнить», но Тео не сможет физически есть аккуратно, он будет кусать слишком сильно и давиться, и он не заметит, что его клыки вылезли, и потом Дерек кому-то позвонит и скажет «он здесь» и «он ест», и «не знаю», и Тео будет сморкаться в салфетки, которые были в бумажном пакете с картошкой. Потом он поймет, что ему не хватает салфеток, и начнет сморкаться в бумажный пакет, и Дерек тяжело вздохнет, и это сработает на Тео лучше, чем громкие тирады Стайлза, о том, как Рейкен ужасен. Потом Дерек поставит перед ним стопку полотенец и нераспечатанное мыло, и скажет “от тебя пахнет“, как будто это все объяснит, и под “все“ Тео имеет ввиду информацию, где, хотя бы ванна, и ванна оказывается душевой, где недоложена плитка, и половина дома Дерека изнутри составляет пленку и строительные леса, кроме кухни, аналога гостиной, и, по всей видимости, спальни Дерека, которая буквально состоит из дурацкого минималистичного шкафа из Икеи и матраса на полу. Тео умирает от смущения, но Дерек огромный, и кулаки у него тоже огромные, а про когти Дерека Тео старается не думать, поэтому он затыкается, когда Дерек дает ему свои вещи, и слава богу, там нет боксеров, он бы умер, он затыкается, когда Дерек говорит ”ложись“, он затыкается, когда Дерек говорит “возьми тапочки, не неси пыль“, и они леопардовые и мягкие, Тео глушит весь свой сарказм, удерживает в себе, как удерживал подступающую рвоту, когда у него была паническая атака, и Хейл удерживал его, и единственное, что он говорит, это “можно твой телефон, пожалуйста“. Он вспоминает Тео до Ужасных докторов, Тео, который боялся темноты, которому нельзя было долго кататься на велосипеде, Тео, который всегда говорил «пожалуйста» и обожал сияние свечей на Хануку. Он больше не Тео Ужасных докторов, и тот Тео, который сидит сейчас в огромной мягкой пижаме Дерека, и явно не тапочках Дерека, накормленый фастфудом, который очень сильно хочет спать, и он не хочет показывать, как он доминирует над ситуацией, потому что для Ужасных докторов удачным были только те, кто вел себя как будто они всегда доминируют над ситуацией, психологически и эмоционально. Он хочет попросить, потому что если будет показывать свое доминирование над ситуацией, он получит кулаком в лицо, и он сомневается, что ему это понравится даже с учётом быстрой регенерации. Этот Тео постеснялся взять шампунь Дерека и вымыл голову мылом, которое ему дали, и теперь волосы немного жёсткие, и на ощупь, как вата, и этот Тео говорит «пожалуйста, можно твой телефон» и он не смотрит на Дерека и мнет угол пижамы. Этот Дерек (как будто бы Тео знал другого Дерека) говорит «зачем?». Тео не знает, как сказать, что Лиам, наверное, сходит с ума, и что он так злился, что его когти прорезали Тео ладонь, а такое случается очень редко, почти не случается, и кучу всего, что Дереку знать не обязательно, например, штуку с поцелуем, поэтому он просто старается вести себя, как Дерек, урок психологической манипуляции от Ужасных Докторов, чтобы втереться в доверие, отражайте жесты собеседника, отражайте собеседника. Вести себя как Дерек значит говорить односложно, поэтому Тео просто произносит: «Лиам». Дерек делает эту штуку бровями, которая так бесит Стайлза и говорит: «Ну, а твой телефон?». Тео хочет сказать, что если бы его телефон работал, он бы не просил телефон у Дерека, но Тео знает, что он скажет это саркастически, и чего он не знает, так это лимита воспринятого сарказма Дерека Хейла, может быть Стайлз уже его израсходовал, и Дерек не сделает эту штуку бровями, а сломает Тео лицо. И Тео даже не знает, где его телефон, потому что он был в правом кармане куртки, а куртку Дерек унес, как унес Тео, хобби, наверное, у него такое, и у Тео даже нет зарядки, так что это бессмысленно, но тут Дерек протягивает ему заряженный телефон Тео со словами «Вот он» и Тео злится, потому что зачем тогда спрашивать, но Дерек его зарядил, и тогда Тео говорит «можно пароль от WiFi?» и Дерек говорит «на холодильнике» и Тео говорит «извини», и он пытается вспомнить, где у Дерека холодильник, и Дерек говорит «пошли» и Тео кивает, отражая Дерека, и потом Дерек его ловит, потому что ходить среди балок в полусонном состоянии в этих ужасных тапочках — это форма самоубийства, и Тео снова говорит «извини», и уже полчетвертого, и Тео все повторяет «извини», за любое свое действие, и он не смотрит на Дерека, когда говорит это проклятое слово, но знает, что Дерек делает ту штуку бровями, и он тоже начинает её ненавидеть. Тео смотрит на десяток оповещений, и знает, что они от Лиама и только от Лиама, поэтому он отвечает Лиаму во всех мессенджерах, где Лиам ему писал, и замечает, как поднимался уровень тревоги Данбара от сообщения к сообщению, разве что в инстаграмме он просто прислал ему видео с хихикающими лисами, и его Тео просто лайкает, и только после этого отключается, и спит, спит, спит. Он настолько устал, что в это раз ему даже не снятся кошмары, никаких когтей и кругов ада, ничего. [некоторое время спустя] Тео мог бы даже не вставать, сидеть здесь, потому что у Дерека сверхъестественный слух, и он бы вполне услышал, что говорит Тео, как он слышит, как тот ругается шепотом, когда решает квадратные уравнения, или задачи на чёртов геном, и осуждающе качает головой, мол, “дети в наши дни!“, но по причинам этического характера, а возможно, по уровню погружения Хейла в перепитии отношений Гриндевальда и Дамблдора, ему необходимо сказать некие вещи Хейлу в лицо, что не очень получается, если перед ним нет лица. Особенно, лица Дерека. Поэтому Тео встаёт. Все страшно скрипит, этот ужасный пол скрипит, эти стулья скрипят, и он понимает, что Дерек знает, что он идёт к нему, и Дерек мог бы остановить его, если бы обладал хоть каким-то уровнем эмпатии, и жалел бы Тео и ноги Тео, которые идут, а могли бы находится в состоянии покоя, но он даже не поворачивается к Тео, и продолжает так же сидеть и пялиться в “Дары Смерти“ еле приоткрыв книгу, потому что очевидно, что огромный злой волк боится испортить корешок, как так вообще можно что-то читать, он сраный психопат. Тео останавливается на входе в гостиную, или то, что напоминает гостиную, на самом деле это спальня, жральня и печа́льня, потому что Дерек спит здесь, ест здесь и грустит. И Тео кажется, что любое место во вселенной будет таким, любое, где есть Дерек, потому что он только ест, спит и грустит, и пытается толкать землю, потому что иначе это не назовешь, это не отжимания, это ад, Тео специалист по аду, и то, что Дерек делает на заднем дворе, называя это “тренировкой“ это тренировка перед адом, вот что это. Ещё он каждый вечер звонит Стайлзу по снепчату, и Стайлз оглушающе громкий, даже если Хейл сидит в наушниках, и только тогда что-то в пепельном запахе Дерека разгорается, и он начинает пахнуть чем-то, что напоминает теплоту свежеиспечённого хлеба, и Тео не знает, как это объяснить, но он любит эти моменты, потому что это не похоже на смерть, кровь и борьбу, а Тео любит все, что не похоже на смерть, кровь и борьбу, потому что это единственное, в чем он хорош, и он так от этого устал. И знаете, когда вся ваша сознательная жизнь строилась вокруг того, что вы — всего лишь инструмент для достижения цели, не имеющий права на желания, и обязанный презирать свои необходимости, вам очень сложно что-то попросить, будь то даже трубочка в забегаловке, и это причина, почему Тео просто стоит и молчит. И Тео думает, что когда все, что вы делали, приносило гибель и разрушения вашим возлюбленным, вам очень сложно начать заботиться о ком-то снова, будь это даже простой вопрос “тебе что-то нужно?“, потому-то Тео не злится на Дерека, когда тот продолжает читать книгу и молчит, игнорируя стояние Тео в дверях, самого Тео, и потенциальные желания Тео. Или, может быть, злится. Совсем немного. Он не очень понимает, что он чувствует, потому что раньше ему нельзя было ничего чувствовать, только имитировать, и когда твои чувства и эмоции больше не находятся под тотальным контролем, механизм подавления эмоций не говорит “я устал, я ухожу“, нет, он работает так же, а потом у тебя случается нервный срыв, ты плачешь и ломаешь вещи, или, в случае Дерека, пытаешься ночью вырвать деревья с корнем из-под земли, но мы не говорим об экспериментальном лесорубстве Хейла. — От тебя пахнет виной, — говорит Дерек. — Мне нужна ручка, — говорит Тео. “От тебя тоже пахнет виной“ — думает он. Когда ты не идёшь на ту сторону дома. Когда просыпаешься среди ночи, и оставляешь дырочки от когтей в матрасе, и это запах настолько удушающий, будто бы кто-то надел тебе на голову полиэтиленовый пакет и небрежно завязал в районе шеи, так, чтобы ты не умер окончательно, но долго и мучительно страдал. Тео знает, что Дерек понимает. Потому он не говорит этого вслух. Мне нужна ручка, повторяет он про себя. Ты не виноват в том, что тебе нужна ручка, говорит голос Лиама в его голове. Ты не виноват в том, что тебе что-то нужно, в том, что ты жив, и что тебе нужно есть и спать, чтобы жить, поэтому пожалуйста, ешь и спи. Это то, что Лиам сказал Тео, когда Тео никак не уходил из его дома, делая задания, потому что на улице был иней, и то, что оборотни регенирируют, на отменяет его нежелание получить пневмонию от сна в машине, и он ненавидел себя за то, что пользуется тем, что Лиам не мог его выгнать, отказываясь признавать, что Лиам никогда не хотел его выгонять. Дерек ищет ручку. Он открывает ящик стола (там был ящик все это время?), и вытаскивает оттуда все бумаги, медленно, и аккуратно складывая их стопочкой, находит там карандаш, криво подточенный ножом, и хмурится. В какой-то момент Тео кажется, что карандаш подвергнется жуткой бровной тирании и трансформируется в ручку, но чуда не происходит. Дерек тяжело вздыхает. Тео повторяет этот вздох, и теперь Дерек смотрит на него, думая, что Тео его передразнивает. — Мне нельзя писать карандашом, — говорит Тео, потому что он пытался, и учитель сказал, что это не соответствует нормам, и что писать нужно ручкой, и Тео не сказал, что ручка не писала, и что он украл карандаш в книжном магазине, и потом подтачивал его своими когтями, чтобы написать эссе, потому что у Тео нет карандашей, потому что у него нет дома, так что если бы карандаши у него были, он даже не знает, куда их складывать. Дерек делает два тяжёлых вздоха подряд. — Налоги, — говорит Тео. — Да, ты их не платишь, — отвечает Дерек. Тео чувствует, как румянец растекается по его лицу, и он просто в о н я е т виной. То, что он сначала принял за злость. Он мотает головой. С Дереком начинаешь забывать слова. Скоро он тоже будет говорить исключительно виртуозным движением бровей. — Нет. Я имею ввиду, ты заполняешь бумаги ручкой. — Это налоговая ручка. Ручка для налогов. Это единственная ручка в доме, не говорит Дерек. У нас больше нет ручек, не говорит Дерек. А если мне нужно будет подписать что-нибудь, я буду подписывать это твоей кровью — все ещё не говорит Дерек. Тео ненавидит себя за то, что он собирается сделать. — Пожалуйста. Мне очень нужна ручка. Он звучит слишком мягко даже для себя самого, и он воняет виной, так, что ему самому противно, и Дерек вздыхает, берет карандаш и стикеры, которые он использует вместо закладок, сраный психопат, почему это Тео был в аду, а не он, и говорит “что ещё?“. Тео молчит. — Что ещё тебе нужно? — спрашивает Дерек с нажимом. — Носки, — говорит Тео, — тут очень холодно. Он мог бы терпеть это. Он мог бы терпеть это. Тебе не нужно терпеть это, говорит Лиам. Если тебе некомфортно, ты имеешь право что-то сделать, говорит Лиам. Вот, моя толстовка, бери, говорит Лиам, одевайся, когда тебе холодно, хорошо? — Ещё? — Тео пытается уловить хоть что-то в запахе Дерека, что-то злое, что запрещает ему просить, но это все та же тоска, все та же усталость, пустота и ничего больше, как этот мертвый дом, как сам Дерек. Как незаправленная кровать, в которую падаешь в уличной одежде после тяжёлого дня. Тео молчит очень долго, и Дерек так же долго молчит, и когда Дерек уже перестает ждать, Тео подает голос. — Можно шоколадное молоко? — говорит он очень тихо, и он пытается понять, как говорить что-то так тихо, чтобы тебя не услышал оборотень. — Пожалуйста. — Здесь слабый свет — говорит Дерек, когда заходит на кухню, чтобы забрать с холодильника список продуктов. У Дерека только два стола в доме: один на кухне, который стал письменным столом Тео, и тот маленький, на который он ставит пиво с аконитом в плохие дни, тарелку с едой, когда просматривает дурацкие кулинарные шоу, заполняет налоговые декларации и решает судоку. Никто не верит Тео, что Дерек решает судоку. Кроме Стайлза, который покупает их Дереку, но засирает Тео в общем чате стаи, говоря, что Дерек НЕ решает судоку, просто потому что Стайлз ублюдок. — Почему ты не сказал, что здесь слабый свет? — снова спрашивает Дерек, и это не тот тон, которым кого-то ругают, и это все та же бесконечная усталость. — Потому что я вижу в темноте, — отвечает Тео. Потому что я могу потерпеть это. Пусть буквы расплываются во мраке и мои глаза болят. Пусть мне будет больно даже из-за этой дурацкой лампы, которая не выполняет свою работу, раз уж я не могу воткнуть себе вилку в руку, и оставить там, чтобы плоть регенировала, и рука болела целую вечность, потому что у нас только пять вилок в доме, что делает столовые приборы ценным ресурсом. Дерек вздыхает. Тео живёт у Дерека чуть меньше недели, и Дерек дает ему свою огромную куртку, в которой Тео утопает, потому что Дерек умный, и он знает, что химеры воспринимают холод и боль хуже, и Тео хочет сказать “я не хочу“, но запах Дерека похож на запах пепла, он не душит, он просто есть, как факт, как затянувшийся шрам, и Тео молча принимает куртку и ненавидит то, что выглядит в ней дурацки, и он надевает спортивные штаны Лиама, немного разношенные, и там на коленках видны потёртости, худи Лиама, в которой Тео спит, и на самом деле, у него два пакета старых вещей Лиама, потому что Лиам знает, что одежда для бездомных не растет на деревьях, и большая часть пахнет домом Лиама и порошком, и Тео надевает их по одной и носит долго, пока запах совсем не сотрётся пеплом безразличия Хейла. Дерек спокойной переодевается перед Тео, потому что, видимо, Хейл мертв для социальных норм, и Тео вырос с Ужасными Докторами, и привык вопринимать свое тело как плоть, кровь и кости для исследований, а когда тебя исследуют, особо не спрашивают, стыдно тебе, или нет, поэтому стыд за наготу — последнее, что в нем просыпается, может проснуться. — Готов, — говорит Тео, потому что Дерек не спрашивал вслух, но он мог бы спросить, и Тео привык делать что-то прежде, чем ему на это укажут, потому что если ему на что-то указывают, значит он делает это плохо, а все, что он делает плохо, хорошим никогда не заканчивается. — Хорошо, — отвечает Дерек, и Тео кажется, что слова даются Дереку с трудом, словно он прожил в шкуре волка так долго, и так долго выл, оплакивая чью-то смерть, что слова во рту кажутся ему инородным предметом. — Хорошо, — тупо повторяет Тео, и капюшон худи Лиама сладко пахнет Лиамом, и он спал сегодня в доме, на матрасе с дырочками от когтей, и его когти немного меньше, поэтому там есть маленькие дырочки когтей Тео рядом с дырочками Дерека, и Тео никому не скажет, что по ночам Дерек так боится, что оставляет дырочки в матрасе. И на его коже нет слоя пота и грязи, и никто не светил ему дурацким фонарем в глаза ночью, говоря, что ему нельзя здесь находится, и его живот болит от сытости, и он даже ничего не крал, чтобы чувствовать себя так, и никому не солгал, и никого не убил, разве что суккулент Дерека, который он полил больше, чем стоило, хотя Дерек не говорил ему это делать, и никто не хочет заковать его в круг рябины и морить голодом, пока от него не останется только сердце сестры, за которым она придет рано или поздно (если суккулент Дерека не умрет, и Дерек не заберет сердце раньше), и поэтому Тео повторяет это слово снова, немного увереннее.