*** Покои Махидевран Султан. ***
— Госпожа, та женщина просила передать, что амулеты готовы. Прикажите впустить ее? — Спросила Гюльшах-калфа, входя в покои Махидевран Султан. Не то, чтобы Махидевран верила в силу амулетов, но после своего чудесного перерождения и смерти сына — поверила бы всему. И к тому же, если у ее оставшихся детей и у нее самой будут эти амулеты и джевшены — ей будет гораздо спокойнее. — Пусть заходит. — Кивнула Махидевран, располагаясь поудобнее на диване и поправляя свое фиолетовое платье, которое было украшено вышивкой цветов тюльпанов. Калфа кивнула и пропустила женщину, что писала молитвы и делала из них амулеты. — Госпожа. — Женщина, одетая в странные одеяния и в волосы которой были вплетены разные бусины, перья и еще какие-то деревянные украшения, бесцеремонно вошла в покои и плюхнулась на диван перед султаншей. — Ну, что, Сахер-хатун, как ты поработала? Все выполнила и написала, что я просила? — Спросила Махидевран, игнорируя поведение женщины. — Все сделала, Махидевран Султан, все, что Вы просили. На любовь, на счастье и долгую жизнь всем Вашим детям, а также на здоровье и на золото, и джевшен для падишаха, как Вы и просили. И кое-что добавила от себя. Махидевран приобрела джевшень для султана, чтобы просто подарить его ему, дабы укрепить свое положение в его сердце, ведь близиться новость о том, что он утонет, но после чего все узнают, что падишах остался невредим и когда он вернеться, Махидевран преподнесёт свой подарок, который будет очень кстати. — И что же? — На процветающую красоту и власть. Мой подарок. — Ответила Сахер-хатун. — Благодарю, Сахер-хатун, но имей в виду, что если это окажется не правдой, пожалеешь, что на свет появилась и стала заниматься этой работой. — Пригрозила Махидевран. — Ну что Вы, султанша. Вы хорошо меня вознаградили и приняли, а я всегда отвечаю на добро — добром, будьте спокойны. Вот. — Хатун протянула в руке два мешочка с амулетами, в одном были для детей весенней розы, а для другой для самой госпожи. — Пусть удача и Аллах сопутствуют Вам. А мне пора, на этом, откланяюсь. — Подожди, Сахер-хатун. — Остановила Махидевран, женщину. — Не торопись. Я приказала накрыть стол для тебя. Угощайся. — Благодарю, госпожа. — Женщина окинула взглядом стол, на котором стояли тарелки с мясными блюдами и другими яствами, в том числе и со сладостями и кувшином шербета. Глаза разбегались, но, к счастью Махидевран, Сахер-хатун быстро принялась за еду и очистила почти все тарелки, запивая все шербетом. Попрощавшись, Сахер-хатун покинула покои Махидевран, а потом и дворец Топкапы, возвращаясь восвояси. Махидевран посмотрела на комод: в фарфоровой невысокой вазе красовался стеклянный красный тюльпан, который ей подарил падишах; а подле вазы лежала маленькая шкатулка, внутри которой была брошь в виде такого же тюльпана. Эта брошь была точно такой же, какая была и у Хюррем в первой жизни госпожи, но сейчас этот подарок не шибко радовал ее.*Воспоминание. Весна, покои Махидевран Султан*
Султан Сулейман был рад новости о беременности Гюльнихаль, но не мог оставить и главную наложницу без подарка, ведь в последнее время, очень привязался к ней и не мог выкинуть из головы, поэтому вечером отправился к ней. Махидевран сидела у зеркала и расчесывала свои каштановые густые и длинные волосы, но тут же отвлеклась от своего занятия, подскочив и поклонившись. — Мой Повелитель, я рада видеть Вас. — Улыбнулась Махидевран, посмотрев в голубые глаза падишаха. — Махидевран, весенняя роза, я тоже рад тебя видеть. — Сулейман обнял девушку и посмотрел на нее. — Ты, как и всегда прекрасно выглядишь. — Благодарю, мой султан. — Кивнула султанша. — Я принес тебе подарок. — Мужчина достал из длинного дорогого кафтана шкатулку и, открыв ее, надел брошь на платье султанши с левой стороны. — Пусть этот тюльпан найдет свое место на твоей груди, а этот, — мужчина достал из второго кармана стеклянный тюльпан с красными лепестками и прозрачным стеблем. — Украсит твои покои. — Падишах моего сердца, благодарю за подарки. Этот тюльпан, — Махидевран бережно взяла в руки стекло. — Откуда он? Я никогда не видела ничего столь прекрасного. — Эти тюльпаны прислали нам из Венеции в качестве подарка. Этот — теперь твой. — Ответил Сулейман. — Храни его, ведь он символ нашей династии. — Конечно, мой господин. — Махидевран подошла к тумбе и вставила стеклянный цветок в фарфоровую вазу. — Он будет стоять здесь, и напоминать мне о Вас, а эта брошь, полагаю, Вы сами сделали ее? — Государь османских земель согласно и довольно кивнул. — Очень искусная работа и аккуратная, я буду беречь Ваш подарок, ведь он — ценнее всех остальных для меня, поскольку я теперь могу носить символ династии у себя на груди и любоваться им каждый день.*Конец воспоминания*
Если бы этот подарок она получила тогда, когда не знала будущего, тогда, когда ей не приходилось бояться, что ее сын будет казнен, она бы прыгала от счастья, которое не знало бы границ. — Госпожа, — одна из новеньких служанок Махидевран — Гюльрухсар-хатун. Девушка была гречанкой, которую собственный отец продал на невольничьем рынке из-за неуплаты долгов, а уж оттуда она и попала в гарем к султану, где успела зарекомендовать себя как воспитанную и трудолюбивую рабыню, обратив на себя внимание госпожи. — Госпожа, Хатидже Султан просила Вам передать, что с Садыкой-хатун все кончено, и, если Вы желаете, то можете посмотреть на нее. Она в темнице. Я могу провести Вас туда. — Желаю. — Встала Махидевран. — Хочу посмотреть в глаза той, кто погубила жизнь моего долгожданного ребенка. Веди.*** Средиземное море. Корабль султана. ***
Падишах трети мира сидел в кресле, а перед ним стоял стол, на котором размещалась карта. Они уже, который месяц плыли морем и вот, наконец, почти достигли своей цели — о. Родос. Никто прежде из предков Сулеймана не смог завоевать его, но сам мужчина верил — он будет первым султаном из его династии, который достигнет своей цели, успокоив на небесах своих предков. Верный Ибрагим стоял перед ним и говорил о Мустафе, но падишах знал, что совсем не о шехзаде были заняты мысли товарища, а о Хатидже, которой он пообещал сделать своей женой, чего бы это ему не стоило. Сулейман любил сестру, и не меньше уважал и ценил Ибрагима, которой был с ним долгие годы и падишах считал, что они заслуживают счастья. Особенно его ранимая сестра Хатидже. Но султан не спешил делиться своими мыслями и знанием об отношениях Ибрагима и сестры, потому продолжал наблюдать за двумя близкими ему людьми. — Шехзаде Мустафа, уже давно бы тут всех раскидал деревянным мечом и сказал: «Надоело! Заберемся на коней» — говорил Ибрагим. Сулейман усмехнулся. — Я так скучаю по Мустафе и Махидевран, — произнес мужчина, устремив свой взгляд на карту с маленькими корабликами. — Они опять приснились мне. На их лицах сияли улыбки, Нармин была у меня на руках, а мой покойный Абдулла покоился на руках Махидевран. Мустафа стоял рядом и смотрел на нас. Их разговор, прервал звук стрельбы. Это были пушки. Ибрагим встрепенулся, а улыбка с лица Сулеймана исчезла, он встал на ноги, пока Ибрагим побежал смотреть, что же происходит. Корабль затрясло, а в окне виднелись корабли, которые и стали мишенью для пушек родосцев. — Родосцы! Нас атаковали! — Сказал Ибрагим. Корабль продолжало трясти. Судна начали отстреливаться, но их было мало для того, чтобы повергнуть крепость и родосцев. Еще не все корабли и османские силы прибыли к месту назначения. Обломки османских суден превращались в щепки, а огонь уже доделывал свое дело, все они шли ко дну. Крики слышались со всех сторон, солдаты спасались, как могли, но когда летело очередное вражеское ядро из пушки, некоторые из солдат прощались с жизнями, отправляясь на морское дно. — Повелитель! Попали! — Ибрагим спустился обратно в трюм, где был Сулейман. — Мы тонем. — На головы мужчин полилась вода, а корабль затрясло еще сильнее и жёстче.*** Стамбул. Дворец Топкапы. ***
Ферхат-паша шел по коридору в покои Повелителя, где должен был сообщить ужаснейшую новость: корабль султана Сулеймана затонул. В покои, позвали Айше Хафсу, и та сразу же откликнулась на просьбу паши и пришла, надев на голову серый платок. Паша поклонился. — Валиде Султан, Вы позволите? — Спросил Ферхат-паша. — Говори, Ферхат-паша. Как мой сын? Война закончилась? Завоеван Родос? — Спросила женщина. — Пришла… весть. Пока не подтвержденная. — С запинкой, ответил султанский зять. Валиде Султан с беспокойством посмотрела на мужа дочери. — Судно Повелителя затонуло, говорят. — Эта новость была как гром среди ясного неба, как ураган, который разрушал все на своем пути в летний солнечный день. Женщина часто задышала, а улыбка с ее лица в миг испарилась. — Что с Сулейманом? — В ней заговорила не могущественная Валиде Османской империи, а мать, которая услышала, что ее сын может быть погиб. Ферхат-паша молчал, склонив голову. — Что с моим сыном?! Говори! Что, Ферхат-паша?! — Возможно, он погиб. — Ответил мужчина. Весть тут же разнеслась по дворцу, а там вышла и за пределы Топкапы. Хатидже и Гюльфем-хатун вместе с Дайе-хатун были в покоях матери султана. Гюльфем искренне переживала за падишаха и с ее глаз капали хрустально чистые слезы. Когда-то, когда Сулейман был еще наместником в Манисе, он подарил второй возлюбленной серьги и ожерелье из белого хрусталя, сказав, что он такой же чистый, как и капли слез девушки. Хатидже стояла неподвижно возле матери, нацепив маску горечи и переживания за брата, ожидая, когда же придет и Махидевран. И вот, дубовая дверь отворилась и в покоях появилась черкешенка. На ее лице так же была изображена боль от утраты. — Это правда, Дайе? — Спросила Махидевран, подбегая к хазнедар и свекрови. — Это правда?! — Женщина кивнула и тогда весенняя роза, завыв, обняла Хатидже. — Игра отличная, — чтобы никто не услышал ее, произнесла Хатидже, обнимая в ответ союзницу. — Стараюсь, — сказала она, продолжала играть.- Я не верю! — Махидевран отпрянула от золовки и посмотрела на Айше Хафсу Султан. — Это не может быть правдой! Наш Повелитель — жив! — Султанша вытерла «слезы» со щек, продолжая смотреть на крымчанку. — Нужно верить, верить, что он жив. — «Мертв» — Пронеслась в голове мысль. — «Лучше бы он тогда затонул, было бы меньше проблем на наши головы». — Госпожа, Вам нужно успокоиться…. — Дайе-хатун хотела взять за руку госпожу, но та выдернула ее из рук хазнедар. — Успокоиться?! Как успокоиться, когда мы не знаем, что с Повелителем? — Воскликнула Махидевран, и вновь залилась слезами. «Мне стоит у нее поучиться» — произнесла в сердце Хатидже, про себя усмехнувшись. — Махидевран, дочка, — Хафса Султан обняла невестку. — Нам всем нужно успокоиться, Сулейман не хотел бы видеть, как ты плачешь, да и мне становиться больнее от твоих слез. Мы должны молиться, чтобы мой сын выжил. Еще ничего не подтвердилось, будем ждать вестей. А в это время, как все были охвачены горем и ужасом от недавних новостей, лагерь султана Сулеймана раскинулся в Мармарисе, городе, который он решил использовать как плацдарм для нападения на Родос. И сам падишах, и Ибрагим сидели на лошадях живее всех живых. Они с берега смотрели на обломки кораблей. Сулейман благодарил Аллаха и Ибрагима за то, что спасли его и всех остальных от неминуемой гибели, хоть и с немалыми потерями жизней и суден. Падишах сидел в шатре и отдавал распоряжения относительно дальнейших действий. — Подсчитайте все вчерашние потери. — Султан серьезно смотрел на карту, говоря Пири-паше, чем заняться. — Сколько людей, судов лежат на дне моря. — После недолгого молчания, великий визирь произнес, обращаясь к государю: — Повелитель, я прошу снять меня с моей высокой должности. — Ибрагим и паши переглянулись меж собою, а Сулейман посмотрел на Пири-пашу. Старый визирь достал печать из мешочка и встал на колени, протягивая печать власти Повелителю Османских земель. — Государь, с Вашего позволения, я хотел бы сказать. — Начал Ахмед-паша. — За боевой порядок всегда отвечает главнокомандующий, насколько я знаю. — Паша посмотрел на султана Сулеймана и добавил. — Это его порядок. — Выйдите, оставьте нас одних. — Султан встал со своего места и заложил руки за спину. Паши и Ибрагим повиновались, и, поклонившись, вышли из шатра. Пири-паша только провел их своим взглядом. — Пири-паша, Вам негоже так реагировать на каждое мое слово — возвращать печать. У Вас такая должность, такой опыт. — Паша встал и посмотрел государю в глаза. — Это я буду решать. Во имя наших побед, паша. Во имя будущего нашей страны. — Великий визирь вздохнул и положил печать обратно себе в кафтан. — Чубана Мустафу-пашу я снимаю с поста главнокомандующего. Пусть едет в Анатолию и ждет. — Повелитель…. — Все, разговоры на этом закончены, паша! — Оборвал визиря, государь. — Делом пора, заняться. Ахмеда-пашу позовите. — Пири-паша позвал Ахмеда-пашу, и они вместе вошли в шатер обратно. — Ты второй визирь, Ахмед-паша. Отныне ты главнокомандующий. Отправляйся на Родос, принимай дела.*** Стамбул. Дворец Топкапы. Покои султана Сулеймана, несколько дней спустя. ***
Хафса Султан стояла у стола сына, а подле нее стоял и маленький Мустафа, а за ними, стояла и Махидевран. Султанша думала о том, что если бы султан и вправду погиб, то она стала бы Валиде Регентом, а ее сын — падишахом, государем всех земель, которые были завоеваны предыдущими султанами. Нынешняя Валиде Хафса Султан молчала и смотрела с грустью на стол сына. — Я тебя не огорчал, папа тебя огорчил? — Спросил Мустафа, черными глазками смотря на бабушку. Женщина отрицательно покачала головой. — Нет. Нет, детка. — Ответила крымчанка. — Папа мне говорил, что женщины плачут, когда их огорчаем мы, мужчины. — Произнес мальчик. Женщина грустно улыбнулась и обернулась на невестку, которая стояла позади них и смотрела в пол. — Махидевран, тебе нужно отдохнуть, да и Мустафе тоже. — Произнесла Айше Хафса Султан. Дверь скрипнула и в покои вошла Дайе-хатун, приковав на себе взгляд матери султана. — Валиде Султан, — поклонилась та. — Дайе, не беспокой нас. — Извините. Пришли с вестью. Ферхат-паша просит аудиенции. — Ответила хазнедар. — Махидевран, отведи Мустафу на террасу. — Валиде, с Вашего позволения мы останемся и услышим весть первыми, вместе с Вами. — Подняла голову черкешенка. — Мустафа уже не ребенок и имеет право слышать весть о своем отце, какой бы она ни была. — Да… Верно. — Кивнула крымчанка. — Ладно, оставайтесь. Дайе, пусть заходит. Впервые за долгое время, с глаз Айше Хафсы потекли слезы, а из ее уст послышались молитвы и просьбы. Мустафа обнял бабушку и та, успокоилась и замолчала, погладив внука по волосам. Вошел Ферхат-паша и поклонился султаншам и шехзаде. — Ферхат-паша, если ты пришел отягчить наше горе, то прошу тебя, уходи. — Попросила женщина. — Прибыл гонец из лагеря в Мармарисе. На свитке печать Пири-паши. — Улыбался паша. — Ты мне прямо скажи, он жив? Сын мой живой? — Спросила Валиде Султан. — Великий государь на пути к победе. — Наконец, произнес паша. — О, благодарю тебя, Аллах! — Улыбнулась мать султана. — Я сейчас же побегу и обрадую всю свою семью! Махидевран, ты слышала это? Мой сын жив и скоро вернётся домой с очередной победой, иншалла! — Да, Валиде. — Улыбнулась Махидевран. — Иншалла, наш Повелитель жив и невредим, с позволения Аллаха. — Когда мой папа вернеться?! — Спросил шехзаде, смотря на маму и бабушку. — Я хочу увидеть его! — Все мы хотим увидеть его, мой шехзаде. — Махидевран присела на корточки перед сыном. — Но, придется подождать. Пойдем лучше со мной, прочитаем молитвы и внесем щедрое пожертвование в Мекку и Медину, хорошо?*** Покои Хатидже Султан. ***
Султанша сидела на балконе и смотрела вдаль: там, далеко, виднелся Босфор, раскинувшись на просторе широкой голубой лентой. Гюльфем сидела рядом и молчала, чего раньше не бывало, ее глаза опухли и немного покраснели от слез. Хатидже была спокойна, но подавала вид, что ее очень беспокоит то, что происходит во дворце и весть, которая посетила их на днях по поводу брата-падишаха. — Гюльфем, иди и приляг у себя. Голова заболит от столько пролитых слез. — Султанша посмотрела на подругу. — Не могу заснуть, госпожа. Не получается. — Ответила Гюльфем. — Кошмары преследуют меня уж несколько последних дней. Но Вы спокойны. — Валиде нужна сейчас поддержка больше, чем мне, Гюльфем. Все же, она мать и ей сложней. — Ответила Хатидже, продолжая смотреть на подругу. В покои, вошла Бейза и поклонилась. Девушка донесла до султанши, что Виктория сейчас в темнице, к ней никого не подпускают, и никто с ней не разговаривает. Но к ней, заходила Махидевран несколько раз, на что султанша ответила кивком. «Ее можно понять» — подумала она. Когда Бейза уже хотела уходить, Авшар вбежала в покои и поклонилась с улыбкой. — Госпожа, Гюльфем-хатун. — Произнесла она. — Прибыли радостные вести. Повелитель жив и здоров, слава Аллаху! — Какая радость! — Слезы радости появились на лице Гюльфем-хатун, Хатидже же улыбнулась. — Я же говорила, Гюльфем, что Повелитель вернеться, чтобы с ним не случилось. Аллах на нашей стороне, иншалла. — Произнесла сестра султана и посмотрела на Босфор. — Они живы, а значит, скоро должны вернуться. Наконец-то мы их увидим. Авшар, раздай от моего имени в гареме лукум и шербет, обрадуй девушек. Вновь полетело время. В гареме все жили как и прежде, дожидаясь возвращения султана, османское войско прикладывало все усилия к завоеванию Родоса, но для начала, они возвели свои флаги на двух соседних от него островов — Халки и Нисирас. Но больший вклад в победу принесли именно подкопщики, которые днями и ночами без устали прокапывали подземные ходы, чтобы завоевать острова. В цитадель Родоса прибыл искусный инженер и изобретатель — Габриэль Мартиненго. Он был славен тем, что каждую подкопную битву побеждал, благодаря своим хитрости и уму. А подкопщики все еще продолжали копать, ради победы султана Сулеймана, а также для процветания и расширения земель османских. Ссор в гареме почти не было: Хюррем отвлеклась на Гюльнихаль, хоть и ничего не могла сделать. Оставалось только бросать колкие слова, из которых она и выходила победительницей. Гюльнихаль ведь, еще тот аленький цветочек и не могла во всю силу сопротивляться смелой и сильной сопернице. Хатидже и Махидевран советовали девушке не обращать внимания на рыжеволосую фаворитку, но Гюльнихаль не могла этого делать: каждое слово задевало ее и на глазах виднелись слезы, но только тогда, когда она заходила в покои и закрывалась в них. Падишах в это время придумал очень хорошую тактику по завоеванию Родоса: для того, чтобы ослабить силы противников, через окопы пустили дым сгоревших гусиных перьев. И вот, солдаты уже размахивали мечами, прикрывались щитами, а родосцы не сдавались без боя, но все же, не зря ходили легенды о турецком войске, и равных среди других им не было. Кровь так и текла по землям и разбрызгивалась на стены цитадели. Бойня продолжалась целую ночь и день, солдатам не было конца и края. И вот, наконец, благодаря не зря пролитой крови и многим погибшим и раненым, турецкий флаг развевался по ветру на вершине цитадели Родоса, а радостные крики отважных янычар заполнили крепость. Родос был завоеван.*** Покои Гюльнихаль-хатун. ***
Молодая икбал лежала на кровати и быстро дышала, а из ее губ доносились крики боли. Она готовилась стать матерью ребенка, которого вынашивала восемь месяцев. Никто не знал, почему роды начались так скоро, но акушерки и лекари обещали, что жизнь ребенка и его матери сохранят. — Зейнап-хатун, ты уверена, что тщательно следила за Гюльнихаль-хатун? — Спрашивала Валиде Султан у служанки Гюльнихаль. — Да, Валиде. Гюльнихаль-хатун пила все, что ей давали лекари, хорошо питалась, разве что, Хюррем-хатун досаждала ей и икбал очень переживала по этому поводу. Успокоить я ее не могла. — Отчиталась служанка и за дверью опять раздался крик Гюльнихаль. — Иншалла родиться здоровый шехзаде. — Вздохнула крымчанка. — Аминь, матушка. — Хатидже к этому времени подоспела к покоям своей подопечной, узнав о том, что начались схватки. — Как Вы назовете ребенка, если родиться шехзаде? — Сулейман сказал мне, что если родиться шехзаде, а его к этому времени еще не будет в столице, назвать его Баязидом, в честь его великого прадеда. — Улыбнулась Хафса Султан. — Иншалла так и будет. — Кивнула Хатидже. — А Махидевран не придет? — Спросила Валиде Султан. — Я уже тут! — Послышалось в коридоре. Махидевран неторопливо шла по мраморному полу, держа в руках небольшую шкатулку. — Готовила подарок для Гюльнихаль-хатун, вот и задержалась немного.***
Акушерки протирали лоб роженицы, ее ноги были накрыты простыней, а лекарша принимала ребенка. Роды были очень трудными: малыш запутался в пуповине, и началось кровотечение, отчего — пока было неизвестно. Девушка бледнела, у нее терялись силы, но она продолжала тужиться. — Дайе, ну что там такое? — Спросила Валиде Султан, когда Дайе-хатун вышла из покоев. — Роды сложные. Ребенок запутался в пуповине, и началось кровотечение. Лекари делают все, что могут. — Покачала головой хазнедар. — А Гюльнихаль-хатун совсем плоха, бледна, как чистый и нетронутый никем снег. — Иншалла с Гюльнихаль и ребенком будет все в порядке. — Произнесла Хатидже, стоя подле матери. — Аминь, султанша. — Кивнула черкешенка, за ней повторила и Хафса Султан. — Аминь.