Либо победа, либо смерть - третьего не дано

— В окне я увидела солнце и луну рядом, потому ее имя будет Михримах. — Махидевран подняла взгляд и посмотрела на дочь, после чего с удивленным взглядом, переглянулась с Хатидже Султан, лицо которой тоже было наполнено удивлением, не меньше ее. — Госпожа солнца и луны — Михримах. Дав внучке имя, Валиде Султан удалилась отдавать приказания по поводу праздника в честь рождения новой султанши, а Махидевран, все еще не могла принять то, что родила ту, которая погубила жизнь ее сына. Новорожденную Михримах уложили в люльку около кровати ее матери, но Весенняя роза даже не взглянула в сторону малышки. — Махидевран, — сестра султана опустилась на кровать около подруги. — Махидевран, посмотри на меня. Я понимаю, и ты, и я сейчас в шоковом состоянии, но Михримах теперь не дочь Хюррем, а твоя. — Черкешенка посмотрела на сестру султана. — Воспитывать будешь ее ты, Михримах — твоя теперь родная дочь и кровная сестра Мустафы, и не подумает сделать брату что-то плохое. — Я…. Знаю. Знаю это, но…. — В глазах у Махидевран Султан одно за другим пронеслись воспоминания. — Я не знаю, как вести себя с ней теперь, когда она стала моей дочерью. Я не смогу воспитать ее, помня прошлое, это слишком сложно. — Но мы ведь не ищем легких путей, верно? Воспитай ее так, как считаешь нужным. — Хатидже сжала руку Махидевран. — Будь ей заботливой и строгой матерью. Знаю, как это смешно звучит, и не представляю, как сложно тебе сейчас, но нельзя сдаваться на начале пути. — Султан Сулейман Хан Хазретлери! — Объявил евнух и в покои Махидевран прошел султан. Хатидже встала и поклонилась. Падишах тепло и с улыбкой смотрел на любимую, а потом взглянул и на сестру, склонившуюся в поклоне. — Я оставлю Вас и Махидевран. — Произнесла султанша и удалилась, оставляя падишаха и Весеннюю розу наедине. Когда Хатидже Султан покинула покои, Сулейман подошел к новорожденной дочери и, взяв ее на руки, присел подле лежащей в постели Махидевран. — Личико ее подобно яркому солнцу, а цвет кожи ясен, как лунный свет. — Султан улыбнулся и посмотрел на любимую. — Я благодарю тебя, что подарила мне Михримах, госпожу Луны и Солнца. — Михримах похожа на Вас, падишах моего сердца. — Улыбнулась Махидевран. — Михримах, как и Нармин стала для меня счастьем и радостью. Иншалла наши дети проживут долгую и счастливую жизнь. — Аминь, Махидевран. — Улыбнулся султан, покачивая на руках новорожденную дочь. — Как ты себя чувствуешь? — Роды были сложными, но иншалла я чувствую себя лучше. — Ответила черкешенка. — Как только увидела Ваш светлый лик — боль пропала и больше не вернеться. — Ладонь Сулеймана переместилась на щеку Гюльбахар-Махидевран. — Ты продолжаешь дарить мне счастье, моя луноликая султанша, проси всего, что только душа пожелает. — Сказал султан Сулейман, уложив их с Махидевран дочь в кроватку. — Повелитель, мне хотелось бы чаще видится с Вами, быть рядом, и чтобы наши дети тоже были подле нас. — Ответила султанша. — Исполните это мое желание. — Ты могла этого и не просить — я готов пожертвовать всем временем мира, только чтобы на твоем лице не угасала улыбка. — Сулейман поцеловал лоб Весенней розы и остался с ней и детьми на ночь.       Через пару дней, Хатидже Султан, Бейхан Султан и Валиде Султан вместе с Гюльфем-хатун отправились во дворец у Ипподрома: Ферхата-пашу было решено казнить, и Айше Хафса Султан не смогла препятствовать этому, ее сын был настроен решительно и не собирался слушать мать. Бейхан, как соловей рассказывала про своих детей: сына султанзаде Селима и дочь — Исмихан Ханым Султан, а также про виды, которые были напротив ее дворца. Валиде Султан с улыбкой смотрела на дочь, но на ее сердце скреблись кошки: Бейхан была так невинна и улыбчива, совсем не подозревая, что отца ее детей и мужа сейчас готовят к казни. Но, Айше Хафса Султан думала не только о казни зятя, но и о девушке, русской наложнице Тане, которую подарил сын черкешенке Махидевран, и о задании, которое получила она русской рабыне….       Таня, которую послали за водой для умывания султанши, достала из платья баночку с жидкостью, слегка зеленоватого оттенка — это был яд из крокуса. Этот довольно красивый цветок очень опасен, и при попадании на кожу вызывает покраснения, сильное жжение и зуд, а о том, что будет если выпить его — и подумать страшно. Таким образом, Валиде Султан хотела припугнуть невестку и остаться при этом вне подозрения, ведь была не во дворце, когда произошла эта беда, а Махидевран была не так глупа, чтобы обвинять мать султана без доказательств. Русская наложница внесла кувшин с водой в покои и, поклонившись, подошла к Гюльбахар-Махидевран, пока другая девушка уже подставила золотую миску под руки госпожи. Прозрачная вода вылилась на руки Махидевран, и она умылась, ничего не подозревая. — Мустафа уже на уроках? — Спросила Махидевран Султан, надевая фиолетовое платье и плетеную диадему, а на ее пальце уже красовался изумрудный перстень каплевидной формы. — Да, госпожа. Шехзаде Хазретлери вместе с Ибрагимом-пашой отправились в сад и сейчас там вместе с Повелителем и шехзаде Мехмедом Хазретлери на луках стреляют. — Ответила Гюльшах. — Зилан вместе с Мустафой? — Гюльшах молча кивнула. — А Нармин где? — Была у Валиде Султан, а потом Айнур-хатун увела султаншу на уроки. — Хорошо. — Кивнула султанша и повернулась лицом к калфе. — Выбери мне еще нескольких служанок, какая тебе покажется прилежной, верной и внимательной — станет няней Михримах. — А как же Таня-хатун? — Удивилась Гюльшах. — Таня мне прислуживать будет, она не готова стать хорошей няней для моей дочери. — Ответила Махидевран и почувствовала зуд на руках, а, посмотрев на них, обомлела. Руки стали красными, как острый перец, появились небольшие ранки, а жжение стало сводить ее с ума. — Г-гюльшах… Позови лекаря! Немедленно пусть придет! Ах-х… — Руки чесались и пекли, не давая султанше здраво мыслить. Гюльшах с волнением выбежала из покоев, и помчалась к лекарке, оставив Гюльбахар-Махидевран вместе с Таней-хатун. К приходу Адак-хатун, и лицо госпожи покрылось жгучими пятнами, а еще поднялся жар. Лекарка стала осматривать руки и лицо весенней госпожи, спрашивала, что она ела и пила, не было ли ничего подозрительного, параллельно растирая какое-то растение в кашицу и накладывая его на лицо и руки черкешенки-султанши. — Что со мной, Адак-хатун, почему все так жжется и печет? — Спросила Махидевран, лежа на кровати. — Госпожа, похоже на аллергическую реакцию Вашего организма на какой-то раздражитель. Скажите, Вы точно ничего не ели нового и необычного? — Поинтересовалась лекарка, складывая свой чемоданчик. — Нет, Адак-хатун, ничего такого не было. Мои тарелки проверяются на наличие разных ядов, лекари и служанки следят за всем, что мне подают, за моим самочувствием и здоровьем тоже, и…. — Султанша посмотрела на Таню, которая стояла у двери, склонившись в поклоне и сжимая подол платья. — «Неужели, Таня? Но когда и как?» — султанша задумалась и ее глаза стали шире: она вспомнила, как русская наложница подавала ей воду, принесенную лично, и помогала умываться. — Адак-хатун, а может ли быть подобное от яда? — Упаси Аллах Вас, госпожа. — Вздохнула женщина. — Но, к сожалению, это вполне возможно. — Хатун взяла в руки чемоданчик и поклонилась. — Вам нужно отдохнуть, жар уже почти спал, я приготовлю Вам примочки, и передам Вам через служанок. Позвольте удалиться. — Да, ты можешь идти. — Кивнула султанша, смотря на свои руки. — Гюльшах, — Махидевран кивнула обеспокоенной калфе и та протянула лекарке мешочек с золотом. «Значит, Валиде Султан открыто мне войну объявила» — хмыкнула про себя госпожа. — «Следовательно, и я могу больше не церемониться, мне нужно только время, и пусть наблюдает за своим постепенным поражением». Когда девушке стало лучше, она убрала примочки с лица и рук, вставая с постели. Гюльшах хотела остановить свою госпожу, но та приказала выпроводить всех служанок из покоев, оставив только Таню и саму Гюльшах. Рабыни вышли, а русская наложница осталась наедине с Гюльшах-калфой и Гюльбахар-Махидевран Султан. — Таня, — султанша как хищник стала перед служанкой. — Тебя Валиде Султан подговорила на это? — Я не понимаю Вас, госпожа. — Ответила рабыня, смотря в пол. — Не ври мне, девушка. Скажи тоже самое, только глядя мне в глаза. — Таня оставалась смотреть в пол, не смея поднять взгляда. — Выполняй, что тебе госпожа приказала, рабыня! — Гюльшах задрала голову девушке, поднимая ее глаза на Махидевран. — А теперь говори. — Я ничего не знаю, султанша. Ничего! — Сказала девушка. — Не лги мне! Говори, Валиде Султан тебе приказала сделать это со мной. Гюльшах пусть смотрит на свои старания и говорит. — Говорила султанша, смотря в глаза девушки. — Я и так знаю правду, мне нужно только твое подтверждение, рабыня. — Я не рабыня! Я подарок для султана Сулеймана и всегда им останусь! — Выкрикнула русинка. — Я никогда не хотела прислуживать, и до самой смерти не буду этого делать! Пусть у меня не вышло очаровать Повелителя, так у других выйдет. Султан на Вас даже не посмотрит, когда у женщины такое лицо! — В ее руках оказался кухонный нож, и, оттолкнув калфу, она приставила его к своему горлу. Махидевран застыла: неужели русская хочет перерезать себе горло? — Не подходите ко мне! Иначе я убью себя! — А что будет, если подойду, м? — Махидевран взяла себя в руки и заложила руки за спину с ухмылкой на лице. — Ты труслива и не сможешь лишить себя жизни. — Незаметно для Тани, султанша взглянула на Гюльшах, и та стала подходить к рабыне, пока Весенняя роза отвлекала ее. — Ты в любом случаи жить не будешь, тебя казнят только за то, что ты проявила неуважение ко мне. Разве, ты хочешь такой кончины для себя? — Вы такая же рабыня, как и я! Без своих детей — Вы никто. — Таня прижала лезвие ближе к шее, и на белой коже выступила кровь. «Нет! Я не должна допустить, чтобы она убила себя!» — Гюльбахар-Махидевран стала нервничать, но не успела ничего сказать, как Гюльшах резко накинулась на Таню, дабы отобрать холодное оружие, но не успела — наложница раньше перерезала себе горло и упала навзничь….

*** Дворец Хатидже Султан и Ибрагима-паши. ***

      Валиде Султан сидела в саду, в мраморной беседке, а на столе стояли фрукты и напитки со стаканами. Гюльфем и Бейхан стояли у пышных кустов роз, которые удалось спасти после бунта янычар несколько месяцев назад. Хатидже же сидела подле матери, держа в руке сладкое и сочное яблоко. — Матушка, мы поступили неправильно, уехав из Топкапы. — Начала султанша, посмотрев на Айше Хафсу Султан. — Бейхан имеет право знать о том, что ждало Ферхата-пашу сегодня по приезду в столицу. — Знаю, Хатидже, я это прекрасно знаю. — Огорченно кивнула крымчанка. — Но Бейхан такая хрупкая, когда она узнает — то сломается, и я не знаю, что делать. Ее дети, Селим и Исмихан останутся без отца, как она объяснит им, почему папы нет дома и он больше не вернётся? — Валиде, может, стоит на какое-то время привезти моих племянников сюда, пока Бейхан не придет в себя? — Не думаю, что это хорошая идея, доченька. Дети смогут залечить ее боль и поставить на ноги. — Покачала головой Валиде Султан. султанши заметили, как Сюмбюль-ага шел по каменной дорожке и с тревогой в глазах направлялся в беседку. — Госпожа, — евнух глубоко поклонился. — Сюмбюль, кивни, если все закончилось. — Попросила женщина, и Сюмбюль послушно кивнул с горечью и сожалением посмотрев на главную женщину Османской империи. — Валиде Султан, произошло кое-что в гареме. — Сказал Сюмбюль. — О, Аллах, что еще могло произойти? — Наигранно побеспокоилась Айше Хафса Султан. — С Махидевран Султан беда приключилась. — Коротко сказал евнух, огорченно покачав головой. — Госпожу отравили, все ее лицо покрыто красными пятнами, а потом и Таня-хатун прямо у нее в покоях перерезала себе горло. Да упаси Аллах нас от гнева Повелителя. — Мой сын уже знает? — Только и спросила крымчанка у евнуха, и тот неопределенно пожал плечами. «Больше, чем уверена, что Валиде это сделала. От моей матери можно ожидать всего» — Хатидже с подозрением посмотрела на Валиде Султан, пока та продолжала держать свой взгляд на Бейхан. Когда Бейхан Султан узнала о смерти мужа по возвращению в столицу — был скандал. Вдова кричала и плакала, из ее уст сыпались проклятья в сторону брата-султана и матери. Хатидже понимала боль сестры, как никто либо, но ничего не могла сказать ей — слова горю не помогут. — Я не буду жить под одной крышей с убийцами! — Были последние слова госпожи перед тем, как она села в карету и покинула столицу, возвращаясь к своим детям восвояси. Эта ночь была для всех тяжелой: султан был расстроен словами сестры, и разгневан, когда узнал о том, что произошло с его любимой женщиной — Махидевран.

*** Покои Гюльбахар-Махидевран Султан. ***

Султанша стояла у зеркала, и все ее лицо было спрятано под вуалью. Махидевран пустила слезы и ждала султана. Как только открылась дверь, девушка приготовилась и поклонилась Сулейману, не поворачиваясь к нему лицом. — Мой Повелитель, — поприветствовала она грустным голосом. — Махидевран, я узнал, что произошло. — Султан повернул к себе лицом возлюбленную госпожу. — Открой свое лицо, любовь моя единственная. — Лучше чтобы Вы не видели его. — Ответила султанша. — Я даже детей к себе в покои не пускаю, боюсь, что испугаю их своим видом. — Ты любая прекрасная, моя весенняя роза. — Заверил султан, и повернул султаншу лицом к зеркалу, рукой снимая вуаль с лица: покраснения еще не ушли, но уже были не такими страшными, какими были утром. — Мои глаза не видят твоих ран, но не могут выносить печаль в твоих глазах. Ты сильно испугалась, когда та хатун сама свой смертный приговор исполнила? — Гюльшах была рядом, Повелитель, и мне не было так страшно. — Ответила девушка. — Но я успела испугаться, какой бы сильной не пыталась казаться перед слугами. — Ничего больше не бойся, я рядом, и Мустафа тоже. — Сулейман посмотрел в сторону двери, и в покои вошел шехзаде. Мустафа остановился на секунду, но тут же подошел к матери и обнял ее. — Матушка, скажите, кто сделал это с Вами? — Обнимая Махидевран, спросил шехзаде Мустафа. — Мы с папой обязательно накажем виновного, да отец? — Конечно, шехзаде мой, так и будет. — Кивнул, улыбнувшись, падишах, а Махидевран легонько поцеловала сына в макушку, а на ее глаза навернулись слезы. — Отважный мой сын, твоя поддержка для меня многое значит. — Султанша слегка улыбнулась. — Повелитель, от всего своего сердца благодарю Вас, что пришли ко мне и утешили, мне нужна была Ваша поддержка. — Сулейман кивнул. — Мустафа, возвращайся в свои покои. — Приказал султан своему сыну шехзаде. — И побудь с сестрами, нам с твоей мамой нужно поговорить. — Повелитель, но у Мустафы еще нет отдельных покоев. — Заметила черкешенка. — Уже есть! — Счастливо улыбнулся старший и главный шехзаде. — Папа попросил Валиде Султан выделить мне отдельные покои, я уже совсем взрослый. — Я рада за тебя, мой сильный и отважный шехзаде. Иди, отдыхай, сегодня был трудный день. — Матушка, отец. — Шехзаде поклонился. — Доброй ночи. — И вышел. — Присядем же, — Сулейман усадил султаншу на диван и сел рядом с ней, держа ту за руки. — Скажи мне, что произошло, когда та рабыня осталась вместе с тобой в покоях? — Султанша изобразила страх, но начала говорить. — Я приказала девушкам выйти, и оставила подле себя Гюльшах, чтобы отдельно допросить каждую. — Начала она, и рассказала историю, которую успела придумать и приукрасить. Сказала, что хотела отдельно поблагодарить хатун за то, что та так хорошо служить ей и обещала вознаграждение, и только потом стала задавать вопросы, и когда Махидевран хотела спросить что-то еще, наложница вдруг разозлилась и стала оскорблять ее. — « Вы ничем не отличаетесь от рабыни, Вы бы ею и были, если бы только не Ваши дети» — сказала Таня и тут же добавила, что Вы не посмотрите на меня больше, что я уйду на второй план и другим девушкам получиться завоевать Ваше внимание и радовать взор. — Султанша пустила слезу, которая скатилась по щеке, и Сулейман обнял возлюбленную розу. — Махидевран, ты все для меня, даже не думай об этих дурных словах предательницы. — Сказал мужчина. — Я постараюсь разобраться в этом деле и выяснить, кто попытался причинить тебе вред. — Султанша молчала, уткнувшись лицом в плече Сулеймана. — Не плачь, прошу тебя. — Он мягко погладил Гюльбахар-Махидевран по спине.

*** Дворец у Ипподрома. ***

Хатидже Султан сидела в гостиной и писала письмо Махидевран, поскольку не могла приехать к ней: она нехорошо себя чувствовала и не хотела усугублять свое состояние поездкой в Топкапы, как бы сильно не хотела этого. Вчера вечером, когда Ибрагим вернулся домой, Хатидже мягко пораспрашивала его о том, чем он занят с султаном в Охотничьем домике и не живет ли там кто, и точно убедилась, что Изабелла уже была в султанском домике, что и упомянула в письме. «Махидевран, моя дорогая подруга. Я слышала о том, что с тобой произошло и очень сопереживаю тебе, надеюсь, ты не сильно испугалась и в скором времени тебе станет лучше. Я знаю, что моя мать к этому причастна, но повлиять на нее, у меня не выходит, как и узнать об этой ситуации, поэтому тебе придется действовать самой, а я помогу и поддержу тебя во всем, что потребуется. Махидевран, также спешу уведомить тебя, что Изабелла Кастильская — испанская принцесса, уже проживает в Охотничьем домике неподалеку от столицы, и султан Сулейман приказал нанять учителей турецкого для принцессы, так что будь готова и к ее приезду во дворец в скором времени. Будь предусмотрительней и осторожней, игра начинается». Вот, что написала подруге Хатидже. — Бейза, пусть отправят это письмо Махидевран Султан. — Султанша запаковала письмо и завернула его в тубус. — И чтобы оно прибыло к Махидевран в целости и сохранности, никто не должен знать о его содержимом. — Да, госпожа. — Поклонилась девушка, принимая письмо. — Мне лично его доставить. — Можешь передать его через Насуха-эфенди, разницы нет. Я просто не хочу, чтобы чьи-то посторонние глаза прочитали его, оно особенно важно. — Ответила Хатидже. — Авшар, а ты передай, пусть накроют мне обед в саду, в беседке, хочу насладиться последними теплыми деньками.       Светило яркое солнце, на деревьях висели зеленые листья, а птицы распевали песни, как ни в чем не бывало. В беседке лежали подушки, и стоял стол, на который служанки накрывали обед. Хатидже в красивом бежевом платье вышла в сад и вошла в беседку, держа в руке книгу из дворцовой библиотеки. Это были стихи, иногда султанша отвлекалась от мыслей, читая, но не в этот раз. «Изабелла может совсем скоро в Топкапы переехать, и Хюррем уже не сможет избавиться от нее. Как Махидевран поступит? Что придумает, чтобы избавиться от принцессы?» — султанша помнила испанку как заносчивую и высокомерную особу. Хоть Изабелла и была принцессой, была красивой к тому же, но ума было как у курицы. Сулейман только и увлекся иностранной, потому что она была проста и недоступна некоторое время. — Госпожа. — Авшар подошла к госпоже и поклонилась. — К Вам приехала гостья, прикажите впустить? — Гостья? Махидевран приехала, или может Валиде Султан? — Удивилась сестра султана. — Никак нет, госпожа. Это Гюльнихаль Султан вместе с шехзаде Баязидом и Нармин Султан. — Пусть проходят. — Кивнула госпожа и положила книгу на подушку, смотря на двери, из которых выходить русинка вместе с детьми. Дочь Махидевран улыбалась, смотря на тетю. Гюльнихаль несла на руках сына султана. — Нармин, моя прекрасная девочка. — Маленькая девочка обняла тетю. — Я очень по Вам скучала. — Сказала Нармин Султан, смотря зеленоватыми глазками на Хатидже Султан. — Я тоже по тебе скучала, садись рядом. — Султанша усадила племянницу на диван и посмотрела на Гюльнихаль, которая остановилась в поклоне. — Гюльнихаль, садись же, не нужно стоять в проходе. — Добрый день, госпожа, благодарю. — Улыбнулась девушка и опустилась на тахту, усаживая рядом сына. — Баязид почти вырос, скоро и учиться начнет. — Улыбнулась Хатидже Султан. — Я рада, что мои племянники растут здоровыми и счастливыми, иншалла. — Аминь. — Гюльнихаль, что привело тебя ко мне? — Спросила сестра султана, беря в рот кусочек лукума. — Не ожидала тебя увидеть. Надеюсь, никто не обижает тебя, и в гареме все спокойно. — Иншалла, все в порядке. Просто решили приехать к Вам в гости, и Нармин Султан хотела увидеть Вас, Хатидже Султан. — Гюльнихаль о чем-то беспокоилась, Хатидже Султан это заметила. — Гюльнихаль, что тебя мучает? Не скрывай, расскажи мне. — Попросила госпожа наложницу. — Повелитель новый поход планирует, госпожа. — Неуверенно ответила Гюльнихаль Султан. — И еще, когда я уезжала, в гареме был устроен праздник. — Праздник? И по какому поводу? — Надпивая шербет, скучающе спросила она. — Хюррем…. — Хатидже, наконец, с вопросом и интересом в глазах посмотрела на невестку. — Хюррем оказалась беременной. — На лице сестры султана появилось не шуточное удивление. «Беременна? Я же говорила Дидем, чтобы она вовремя подливала лекарства в питье этой женщины» — подумала госпожа, и попробовала взять себя в руки. — Как Махидевран отреагировала на эту новость? — Госпожа, кажется, выглядела спокойной и даже поздравила Хюррем-хатун с долгожданной беременностью. А государь приказал Валиде Султан выделить для хатун покои и подарил жемчужное колье. — И все? — Спросила Хатидже, Гюльнихаль согласна кивнула. — Ты уверена? — Я лично видела. — Заверила султанша. — А, Дидем, ты не видела во дворце? — Видела, она Махидевран Султан служит, иногда при Валиде Султан. — Невинно ответила Гюльнихаль Султан. — Хюррем возгордилась сразу, нос начала задирать и говорить, что родит султану шехзаде. — У меня будет братик! Это ведь хорошо, правда, тетя? — Спросила малышка Нармин. — Да, хорошо. Главное, чтобы ребенок здоровым родился, и не важно, мальчик это, или девочка. — Султанша поцеловала племянницу в макушку. Хюррем и правда оказалась беременной, но из-за того, что упустила много времени, Сулейман не уделял наложнице много внимания, и больше всего проводил время с Махидевран и ее детьми. Повышение жалования, особые условия и даже подарки Хюррем-хатун получала, как и положено. Как узнала позднее Хатидже, именно мать султана — Айше Хафса Султан, стала внимательно следить за фавориткой сына: обучала ту всему, приставила лекарей, чтобы следить за здоровьем предполагаемой невестки и очень сблизилась с рыжеволосой бестией. И, конечно же, все было для того, чтобы создать для Махидевран соперницу. Хюррем и Махидевран будто поменялись местами, и солнце стало светить именно в сторону черкешенки от Повелителя, но не от его матери. Султан Сулейман готовился к походу на Будду, чтобы, наконец, положить конец правлению короля Лайоша, и, в свободное от дел время, ездил в Охотничий домик, где проживала испанская принцесса, которая уже выучила турецкий язык и не так показывала свой характер, начиная влюбляться в турецкого падишаха. Изабелла даже успела провести свою первую ночь с Сулейманом, и Махидевран инсценировала сцену ревности, когда удовлетворенный падишах вернулся в Топкапы. Но, султан не смог долго обижаться на любимицу, поэтому через пару дней после ссоры — пригласил черкешенку в свои покои, преподнеся ей подарок. Это были большие покои, полностью заставленные сундуками с драгоценностями, тканями и новыми платьями, а на полках лежали короны и диадемы. Никто и не заметил, что летняя теплота сменилась осенней прохладой, да и сама золотистая осень подходила к концу, приблизив день родов любимой сестры султана — Хатидже. Роды были сложными, но султанша справилась, и утром, с первым лучом солнца на свет появилась прекрасная девочка, как и предсказывала Хатидже Хадиджа. Султан приехал к сестре, взяв с собой Махидевран и мать, но все-таки позволил товарищу дать имя новорожденной дочери. Падишах только прошептал молитву, и передал девочку ее отцу. Хатидже лежала в кровати, укрытая одеялом, а на ней было платье с мехом на его горловине, а в волосах красовалась плетеная диадема. — Сафие. — Сказал Ибрагим, с трепетом держа дочь на руках. — Имя моей дочери будет Сафие. — Паша улыбался, пока держал маленькую Сафие на руках, прижимая новорожденную к себе. Хатидже тоже была рада рождению дитя, которое не смогла уберечь в прошлом, поэтому на ее лице сияла улыбка. Моргнув, Хатидже заметила появившуюся светящуюся фигуру, это была Хадиджа. От нее исходили тепло и доброта. Безликая фигура приблизилась к малышке, а тонкая рука коснулась лба новорожденной: ангел благословила юную султаншу и молвила: — Красота и ум — мой подарок твоей дочери, Хатидже. Пусть маленькая Сафие будет счастлива. Хатидже улыбнулась в знак благодарности, и девушка-ангел исчезла, будто и не было ее вовсе. Паша все свое время перед походом проводил с женой и дочерью, и отдал приказ оборудовать для девочки отдельные светлые покои со всеми удобствами, пока мать его ребенка отдыхала и приходила в себя после родов и не могла заниматься делами дворца. А принцесса Изабелла к этому времени уже перебралась во дворец….       Нармин бежала по коридору в покои отца, чтобы увидеться с ним и позавтракать, а за ней шла и Махидевран, несколько отставая от дочери-непоседы. Когда госпожа повернула в другой коридор, то резко остановилась: к ней на встречу шла Изабелла в синем платье и слегка растрепанными волосами, выходя из покоев падишаха. Испанка улыбнулась дочери султана и остановилась перед ней. — Доброе утро, Нармин. — Сказала она с улыбкой, присаживаясь на корточки перед маленькой госпожой. — Как поживаешь? Куда направляешься? — Для тебя я госпожа, ты не можешь разговаривать со мной по имени. — Насупившись, ответила девочка. Она, хоть и была еще совсем маленькой и все думали, что Нармин ничего не понимает, и все они очень ошибались. Любимая дочь султана знала, что ее мать недолюбливает Изабеллу, и что та теперь рабыня падишаха, и ей не позволено разговаривать с членами династии просто по имени. Никогда не было разрешено. — Почему же? — Потому что ты рабыня моего отца, больше не принцесса. — К этому времени, к дочери подошла Махидевран в роскошном красном платье и рубиновом колье. — Нармин, дорогая, беги к отцу, я скоро подойду к вам. — Улыбнулась Махидевран, смотря на дочь. Девочка быстро поклонилась своей Валиде и продолжила свой путь к покоям отца-падишаха. — Изабелла, кажется, тебя еще не научили дворцовому этикету. Даже маленькая девочка знает его, хоть ей всего четыре года отроду. — Я принцесса, не рабыня, и никогда ею не буду, Махидевран Султан. — Сказала красавица-испанка, закладывая руки за спину. — И, я не привыкла обращаться к кому-то с поклоном, добавляя при этом титул, госпожа или султанша. — Придется привыкнуть, ведь теперь это твой удел. Как и сказала моя дочь — здесь ты была, есть и останешься рабыней. — Усмехнулась султанша. — Когда-то, одна девушка уже назвала меня рабыней, противясь своему статусу, и угадай с одного раза, что с ней случилось. — Брюнетка молчала, а Махидевран продолжила. — Она стала кормом для рыб по приказу самого султана. И, рано или поздно, Изабелла, ты тоже им станешь. — Не стану, у Вас ничего не выйдет. — Ухмыльнулась в ответ девушка. — Когда-нибудь, я буду на вершине, потому что именно там мое место. И да, запомните, что теперь я не Изабелла, а Гюльсуна. — О нет, Гюльсуна, место на вершине мое по праву, а твое — у моих ног. — Рассмеялась черкешенка. — О тебе забудут, и даже не вспомнят, когда я избавлюсь от твоего присутствия в этом дворце, и будь уверена, я не понесу за это никакого наказание. — Вы можете делать что угодно, но насколько я успела ознакомиться с традициями дворца, которые гласят, что если женщина родит султану ребенка, не зависимо от его пола — она неприкосновенна, и будьте уверены, что я сделаю все ради своей безопасности и месте под солнцем. — Что ж, можешь попытаться, мне будет только интересней наблюдать, как ты будешь стараться выплыть из океана, не умея плавать. — Махидевран лицемерно улыбнулась на прощание и завернула в двери покоев султана Сулеймана, который сидел в окружении детей: Нармин и Мустафы. Мустафа с заинтересованной улыбкой сидел на тахте подле отца и слушал его рассказы о военных походах да завоеваниях, и Нармин тоже не отрывала взгляда от отца, будто заглядывая ему в рот. Сулейман даже пообещал, что Мустафа поедет с ним в поход на Будду, как только наступит весна. Старший шехзаде очень обрадовался, ведь это будет его первый поход, в который он поедет вместе с отцом. Он с детства слушал множество историй про шатры, еде сделанной на кострах, дальних просторах, о воинах и воительницах, о которых поведала ему Зилан-хатун по вечерам. — Валькирии, это девы-воительницы, которые хорошо владеют оружием, и проносятся над местом битв, решая, кому из погибших воинов попасть в небесный чертог. — Рассказывала румынка.

*** Дворец Ибрагима-паши и Хатидже Султан. ***

Султанша сидела в уже обустроенных покоях Сафие и покачивала дочурку на руках: девочка не хотела спать в кроватке и находила свой покой на руках родителей или Джихиде-хатун, своей няни. Ее карие глазки были закрыты, маленькие пухлые губки сомкнуты, а каштановые короткие волосики спрятаны под шапочку. Хатидже не могла налюбоваться дочерью и все свое свободное время, как и обещала себе, проводила именно с Сафие. «Ибрагим назвал нашу дочь в честь своей матери» — думала госпожа. — «Но на турецкий манер. Ей подходит» — улыбнулась Хатидже, покачивая малышку. — Госпожа, — Авшар тихо проскользнула в детскую, и султанша посмотрела на верную служанку. — Обед уже накрыли, Ибрагим-паша Вас уже ждет. — Хорошо. — Кивнула сестра султана и осторожно передала дочь Джихиде. — Уложи Сафие Султан спать и сама отдохни, Авшар проследит за ней. — Как прикажите, госпожа. — Поклонились девушки. Любимая сестра султана, оставив доченьку на попечение служанок, стала спускаться в гостиную. Бросив взгляд в окно, Хатидже улыбнулась: пошел первый зимний снег, легким пушком оседая на землю и мраморные подоконники. От светлого покрова слепило глаза, но в тоже время, радовало. От раздумий девушку отвлек голос евнуха. — Хатидже Султан Хазретлери, прошу прощения. — Поклонился Ферхат-ага. — Ферхат-ага, когда ты приехал? — Удивилась Хатидже и остановилась напротив аги. — Ты просто так не приезжаешь, что-то случилось, значит. — Пока ничего, госпожа. — Ответил Ферхат. — Махидевран Султан Хазретлери просила Вам передать письмо и сразу же передать ответ через меня. — Евнух протянул записку, и султанша, развернув ее, ознакомилась с ее содержимым: «Госпожа, здравствуйте! Я надеюсь, что Вы не откажите мне в помощи. Изабелла меня начинает беспокоить. Хюррем уже не сможет избавиться от нее, а значит, роль палача для принцессы ко мне переходит, соответственно. Мне нужна любая информация, которая хоть как-то поможет. Испанка приняла ислам, и стала Гюльсуной, а значит, мне пора действовать. Уповаю на Вашу милость и помощь». — Передай Махидевран, что я сделаю все возможное и невозможное, чтобы помочь, но ничего не буду обещать. — Госпожа спрятала записку, чтобы потом избавиться от нее. — Ферхат, останься и отдохни немного. Тебе подадут обед. — Благодарю, госпожа за Вашу доброту и милость. — Поклонился Ферхат-ага, и султанша вошла в гостиную, где уже ждал ее Ибрагим. Паша сидел за столом в бирюзовом кафтане, а в его руках был пергамент, в который он сосредоточенно вчитывался, но когда вошла его любимая, отвлекся и посмотрел на Хатидже. Султанша обняла мужа, обойдя его со спины. — Хатидже, любимая, — паша улыбнулся и поцеловал женскую руку. — Ты не устала? Сафие неспокойная в последнее время. — Наша малышка еще совсем маленькая, поэтому неспокойна. Фериде-хатун утверждает, что с Сафие все в порядке и поводов для нашего беспокойства нет. — Улыбнулась Хатидже, опускаясь на стул подле мужа. Паша кивнул с облегченной улыбкой, и супружеская пара принялась за обед. Ибрагим рассказывал о планах султана, что Хатидже даже не приходилось вытаскивать клещами каждое слово из супруга, но ее интересовала немного другая информация. — Ибрагим, а расскажи мне о Изабелле. — Сказала султанша, когда Ибрагим замолчал. — Что ты знаешь о ней? — Что тебе интересно знать о ней? — Поинтересовался визирь. — Все. Она кажется мне странной, хотелось бы знать о ней немного больше, чтобы потом не было никаких неожиданностей. — Солгала девушка. — Она была невестой Фридриха Австрийского, он даже пытался выкупить ее и вернуть себе, для этого были проведены собрания совета, но Повелитель отказался, и насколько знаю, она уже живет в гареме на этаже фавориток. Когда она пребывала в Охотничьем домике, пыталась несколько раз бежать, и попытки были безуспешны. Остальное, думаю, ты знаешь. Принцесса очень вспыльчива и высокомерна, из-за чего и пыталась даже покончить с собой, когда не могла принять тот факт, что теперь она пленница. Больше ничего не могу сказать, ведь сам не знаю большего. — Закончил Ибрагим. — Я слышала, она приняла ислам недавно. — Заметила Хатидже. — Мне она не нравиться, да и Махидевран тоже. — Она не нравиться никому, от простых девушек, до госпожей. — Рассмеялся паша. На следующий день, семья Ибрагима-паши отправилась во дворец, где мужчину ждали дела, а Хатидже Султан и Сафие — Валиде Султан. Девушка очень волновалась, что Сафие может плохо перенести поездку, но все переживания оказались напрасны: дочь паши доехала благополучно в Топкапы, проспав всю дорогу на руках у отца. Рабыням в гареме выдали более теплые одеяла и одежды, госпожи тоже укутались в меха и утолщенные ткани. Дети султана уже не играли в саду, и проводили время на уроках или в детской, где с ними были многочисленные слуги и иногда приезжал театр, но в этот раз, все дети падишаха сидели в покоях бабушки вместе со своими матерями и ужинали вместе. Хатидже сидела возле Махидевран вместе с Мустафой и Нармин, Гюльнихаль и Бихруз вместе со своими сыновьями сидели дальше, а с другой стороны сидела Хюррем и Гюльсуна — любимицы Валиде Султан из всех фавориток сына. Возле них ютилась и Гюльфем, но было видно, что ей совсем некомфортно сидеть подле бывшей принцессы и беременной рыжеволосой бестии, которая чирикала с Валиде Султан, льстя ей и мило разговаривая. А Гюльсуна в свою очередь слушала разговоры женщин и изредка смотрела на Махидевран, показывая, что помнит свое обещание, создать для госпожи ад на земле. Наложницы играли на музыкальных инструментах спокойные мелодии, чтобы в покоях не было напряженной тишины. Хатидже и Махидевран тоже разговаривали о мелочах, смешивая их с более важными вопросами, и сестра султана тихо задала, наконец, более важный, который больше всего интересовал ее: — И какой день в своем расписании ты отвела для Гюльсуны? — Как только султан отбудет в поход, а ждать и терпеть — не так уж и долго осталось.