ДЫМ

Нищета угнетает. Юнги очень хочет уехать из своего богом забытого городка в мегаполис. Сбежать от вечной хмари, липнущей к белым кросам грязи. Свалить от молодёжи, лишённой достойного будущего, да и в целом каких-либо достоинств. Смыться так, чтобы в один момент те немногие, кто его знает, подумали, будто его убили. А может лучше, пусть решат, что Юнги похитили? Судачить будут долго. Начнут выдвигать версии и сочинять небылицы. Никому так и не придёт в голову идея, что посредственный, одинокий парень, рядовой работник завода по изготовлению металлоконструкций скопил денег и уехал туда, где есть возможность вырасти как морально, так и духовно. Под слоем пыли таится мечта, давно уже ставшая целью. Весьма интересная тема духовности, вездесущим кошмаром, нападает с приходом сумерек. Раздумья раздражают и одновременно подают надежду. Переосмысление некоторых вещей приходит плавно, почти незримо. Старенькая, но ухоженная мебель. Кирзачи и бушлат, вот, пожалуй, всё богатство парня. К ним в придачу идёт маленькая комнатка в коммунальном семиэтажном доме. Которую он сам оборудовал под студию, чтобы лишний раз не ходить на общую кухню. С готовкой-то ладно, можно и полуфабрикатами питаться. Но вот в душ приходится ходить общий. Как и в прачечную, что расположена в подвале. Его не трогают, лишь провожают заинтересованными взглядами. Однако парня напрягает этот интерес. На площадках, особенно после заката, тусит развязная молодёжь. Пьют, курят, харкают прямо на треснутый коричневый кафель. Лет сорок назад общежитие было населено молодыми семьями или студентами, которые стремились выучиться, найти себя по жизни и совершить много благих поступков. Нынешнее поколение рождается мёртвым. Потухшие глаза, затянутые пеленой. По длинным коридорам, где стены выцвели, и краска потрескалась, плывёт вонь перегара вперемешку с нечищеными зубами. Юнги всё понимает, сам не богат. Но, блять, неужели так трудно вместо лишней бутылки пойла купить себе самую дешёвую зубную пасту; мыло и выстирать носки? Его ноги после работы тоже воняют. И зубы сами по себе не белеют. Он следит за своей чистоплотностью. Почему же другие не научились? Ответов парень не ищет. Эта молодёжь, его же возраста. Они не его дети, не его родичи. Он просто делает молча выводы и морщится от вони. Юнги знает, что с ним хотят дружить многие. Парень не понимает, почему? Что такого в нём необычного? Или им среди друг друга друзей мало? А в принципе, плевать. Юноша делает «морду кирпичом». Не давая повода, чтобы подошли и завели беседу. Ему нет интереса к окружению. Он одиночка. Что думают о нём соседи? Мин Юнги хмурый, нелюдимый, агрессивный — если трогают. У него нет друзей, нет родни и девушки тоже нет. Не нуждается он в этом всём. Единственной его семьёй был старый кот, которого Мин похоронил в прошлом году. Не стоит жалеть животное. Умер он тихо, без боли, от старости. Вечером уснул, а проснуться забыл. Юнги заботился о нём, дарил любовь и теплоту на которые был способен. Котик отвечал тем же. Встречал с работы весёлым мяуканьем; последние года хриплым и тягучим. Облизывал кончики пальцев, когда парень гладил его по белой шёрстке. Сахарок обожал сидеть на пледике, который хозяин стелил ему поверх батареи. Днём удобно глядеть за стекло на улицу. И лапки не мёрзнут. Теперь парень совершенно один. Ему редко бывает тоскливо. Работа на заводе развеивает тяжкие мысли. Очень пусто становится в выходные вечера. Тогда Юнги два дня подряд сидит у черно-белого телевизора, тупо пялясь в беззвучную картинку и размышляя на глобальные темы. Однако не смотря на всю серость своего бытия, молодой человек двадцати трёх лет от роду строит планы на будущее. Он не унывает и по возможности занимает себя спортом, чтением книг, прогулками. Монотонный образ его жизни испортила белоснежная улыбка безумно красивого мальчишки. С первого взгляда понятно — мажора. Чимин почему-то сразу ею одарил Юнги, когда с компанией дружков стоял на лестничном пролёте и курил. Юнги ещё по пути наверх учуял небывало приятный аромат парфюма и шоколадного дыма. Так вкусно в общаге пахло только от недавно заселившегося богатенького парня. — Привет, — говорит Чимин незнакомцу, беспардонно разглядывая того. Юнги под весом этой лучезарности сутулится и ещё больше зарывается в свой военный бушлат. Столь неуютно, что даже невыносимо. Юноша перед ним называет своё имя, но в ответ тишина. Пак делает шаг к незнакомцу, с любопытством стараясь заглянуть тому в лицо, это напрягает Юнги. — Чимин, — окликает юношу Чонгук, местный красавчик, тот самый богатенький новичок в этом мире дешёвых понтов. — Не лезь к людям, дай ему пройти. — Чон не понаслышке знает, какие яркие синяки на теле оставляет крепкий кулак Мина. Чимин оборачивается на голос приятеля. Хлопает ресничками с возмущением, но отходит. Юнги спокойно идёт домой, слыша, как Чимин осыпает Чонгука вопросами о нём. А у самого Мина незнакомец вызывает невнятные ощущения. Совершенно неясные, только одно знает Юнги наверняка — ударить такого ангела, чтоб его черти драли, сил не хватит. Слишком уж тот выглядит… сладко, что ли. Раздражает, конечно, с первого взгляда понятно, что сынок богатеев, весьма вылизанный и женственный. Но, какая нафиг разница? Ненавидеть его только из-за того, что богат, Юнги смысла не наблюдает. Так ведут себя слабые люди. Он сильный. — Это Юнги. Мин Юнги. Он живёт сам по себе, его никто не трогает, так что забудь о нём, — последняя фраза, которую слышит работник завода, перед тем как запереть дубовую дверь своей неказистой жилплощади. Больше парень с голливудской улыбкой его не трогает. Только смотрит и улыбается. Мин игнорирует. Его сперва чуть раздражало, а потом привык. Мало ли что там себе надумал мажорчик. Поди таких разбери. Да и по виду он какой-то наивный ребёнок, избалованный до приторного привкуса во рту. *** Завершив очередной рабочий день, Мин шагает по вечерней улице. Завод находится рядом с общежитием, что очень удобно. Пять минут и ты на месте. На площадке его этажа непривычно тихо. Однако там всё же кто-то есть. Юнги слышит громкие вздохи, пока подымается по лестнице, а затем откашливание. Словно котёнок притаился. — Привет, — говорит Чимин, как только видит Мина. Тот не отвечает. Юноша не отстаёт и идёт следом. — Ты чего такой неразговорчивый? Юнги попутно вынимает из бушлата ключи. Он слышит шажки за плечами. Множество вопросов сыплется с пухлых уст, половину, из-за плотной кепки, Мин не слышит. И тут будто обухом по голове… — Тебя обижают? Хочешь, я с ними разберусь? Мин резко останавливается. В его спину врезается Чимин. Не оборачиваясь Юнги спрашивает… — Я похож на того, кого могут обидеть? — Нет, — полушепчет Чим. И не понимает, что такого он спросил? Ему просто хочется подружиться с Мином. Без объяснений, хочется и всё. Личная прихоть. Уже не знает какой приём применить, дабы вызвать к себе интерес. — Так зачем увязался за мной? У юноши сердце ухает, а глухой звук отдаётся в ушах и подымает давление. Лоб запотевает. — Познакомиться хотел, — мямлит парнишка, потухая изнутри. — Я тебе не девица, знакомиться со мной. Отстань, пока по зубам не получил, бесишь! — На самом деле Чимин не вызывает в Юнги негатива. Лишь сплошное непонимание. Хотя, тут нечего гадать. Чимин богатый, вчера Юнги видел на какой машинке юноша приезжал к своему дружку Чонгуку. Скучно мажору, позабавиться решил. Юнги в себе клоуна видеть отказывается, потому решил, что проще нагрубить, чтоб пацан сам интерес потерял. Не хотел обижать его, вот уж нет. Только грубость — это лучшее средство отвадить от себя посторонних. — Извини, — тихо доносится к уху. Очень неожиданно. Это удивляет заводского пахаря, ведь в голосе есть раскаяние. Такие как Чимин не считают нужным извиняться, даже если виноваты. Мин уже жалеет, что нагрубил. И всё же, что сделано, то сделано. Юнги уходит, так и не оглянувшись. *** — А туалет тут какой? И душ? Вода горячая хоть бывает? — Всё тут есть, — с усмешкой отвечает Чонгук. Открывает пластиковое окно шире и сквозь сияние лампочек, выпускает клубы дыма. В ментоловой подсветке они плавно принимают причудливые формы. Завораживающе красиво. — На крайняк сам пристроишь, как я сделал. Чимин всерьёз задумывается над предложением друга поселиться рядом, прямо в соседних апартаментах. На самом деле Чонгук гений. Он взял у своего отца небольшое количество кэша, чисто на первое время, заявив при этом… — Отец, я хочу познать все азы жизни. И понять, какой ценой зарабатываются деньги, — с такими мощными фразами парень начал собирать самые необходимые вещи. — И что ты надумал делать, сын? — Пойду учиться на сварщика. — Мать засмеялась. Она решила, что её мальчик так шутит. Мужчины поглядели на неё пристально, но без злобы. Она стихла. — А почему бы и нет? Я молод, хочу, так сказать, хлебнуть реальной жизни. А не выйдет, так вернусь к тебе отец, с низким поклоном. — Чонгук обладал небывалым обаянием, перед которым всю свою суровость терял даже его отец-бизнесмен. Человек строгий, временами чересчур. — Ну раз так, давай, малыш, давай, — кивает мужчина. — Может чему полезному и выучишься. А во дворец вернуться ты всегда успеешь, это верно. Мать никогда не оставила бы его без средств. Так ведь на то и расчёт. В каждый месяц она тайком бросала ему на карту крупную сумму, у самой ведь вдоволь. Вот и выходит, что вдали от родительского контроля, в малоимущем обществе, да ещё и с бабками парнишка сам себе король. Его обожали за щедрость друзья, а девушки млели. Причём вполне себе не дурнушки. Может не такие прям отлизанные, как дочери дружбанов его папочки, но всё же. Преимущества тоже были. Дамы из низкого сословия не так требовательны и высокомерны. Их проще убедить в своей правоте, проще впечатлить. Для отвода глаз он учился, на сварщика, блять. Смешно, ну а чё?! Того стоило. И даже предоставлял отцу результаты. Только вот то, что зачёты и высшие баллы куплены, родитель никогда не узнает. Отец был доволен, поощрял денюжкой. Всё сработало в лучшем виде. В какой-то момент, от нечего делать скорее, Чон явился на лекцию. Сперва сидел позади и вёл себя отвратительно. Грубил лектору, мешал студентам. А потом заинтересовался. И уже вскоре начал изучать дело, на которое учился. Как выяснилось, сварка весьма увлекательное занятие. Лектор нашёл подход к парню и Чонгук потянулся к взрослому, вежливому мужчине. Для молодого человека учитель приобрёл куда большее значение, чем тот мог себе представить. В какой-то момент Чонгук осознал, что учитель сделался ему вторым отцом. А когда преподаватель умер, Чонгук словно потерял часть себя. Он замкнулся на месяцы, ограничил со всеми общение, а спустя полгода и вовсе, исчез… *** Холодная зима кусает за щеки морозом. А те горят румянцем. Юнги глядит на серебрящийся в свете одинокого фонаря снег и делает глубокий вдох. Ночное небо усыпано звёздами. Противоречиво, и всё же, Юнги ощущает в душе теплоту. Он погружается в свои мысли. Его охватывает чувство свободы, которое вмиг исчезает, после негромкого… — Привет. Мину не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто именно стоит за его спиной. Он бы и рад выругаться, да только лень мат на белозубого переводить. — А я теперь тут живу. Я твой сосед. — Рад, аж до потолка подпрыгиваю, — вырвалось из уст. Чимин начинает хохотать так, словно встретил Петросяна и тот ему свой новый монолог начал прям тут, на холоде пересказывать. Дебильная ситуация. Оба это понимают. Образовалась тишина. Мин и Пак топчутся на пороге общежития. Шмыгают носами и думают каждый про своё. — Юнги, — Пак становится рядом. — У тебя такая бледная кожа. Ты как сахарок. Прямо Шуга. Мина словно окатили ледяной водой. Он отошёл от Чимина, попятился ко входу в общагу. Не отводя от него взгляда, скользя подошвами сапог, едва держа баланс, добрался до перил. Скрылся за входной дверью слишком быстро, нелепо размахивая руками. — Я что-то не то сказал? — прошептал Чим. У работника завода странная реакция на комплименты. Пусть и сомнительные. Следующие вечера, завидев из окна Шугу, Чимин наспех одевался и спускался вниз. Он молча становился рядом, делал глубокие вздохи и глядел вдаль. Так спокойно и хорошо ему не было с самого детства. Юнги позволял ему быть около него. И это превосходно. Покой, который он излучал исцелял душу. Чимину грех жаловаться на свою идеальную жизнь. Родители любят его. Сами они люди хорошие, великодушные. Деньги в их доме считать не принято, тратить можно на что хочется и сколько угодно. Мама и папа едят много, сами по себе тучные. Назвать их транжирами будет грубостью, но это так. Они могут раздавать деньги без причины. Как реально голодающим и нуждающимся, так и каким-то проходимцам, стоит тем начать клянчить. В целом и общем Чимину всего хватает. Хотя… какая-то часть его души просто жаждет именно этого странного покоя. На его плечо опустилась ладонь и легонько потрепала… — Эй, блаженный, — говорит Шуга. — Холодно, часа два так стоим. Шёл бы ты домой. — А ты? — быстро выпаливает Чим. — И я, — разворачивается. Уходит. Чимин провожает его взглядом. *** — Привет. Юнги что-то перепугано забубнил. Пак решает выйти на новый уровень их общения. Рискует завести диалог. — Юнги, я тебя чем-то обидел? Ну, тогда, когда Шугой назвал? — но Мина и след простыл, вновь. А Чимин задался ещё большим количеством вопросов. Юнги явно вызывал к себе интерес. Временами Чимин слышал от кого-то разговоры или вопросы относительно Мина. А его нелюдимость подначивает следить за ним, лишний раз прислушиваться к скрипу входной двери или шагам. Работник завода очень спокоен, неудобств никому не доставляет. Он может тихонько уйти и так же бесшумно вернуться откуда-то. Чимин воображает, будто таинственный сосед по ночам подрабатывает супергероем, естественно, бесплатно. — Я тебя всё равно поймаю, и мы нормально поговорим. — Твердит сам себе Пак. Решает, таки сходить в общий душ, подловив момент. Ранее такая мысль вызывала брезгливость. Этаж длинный, квартир достаточно, мужчин много. Такие места являются рассадником заболеваний, да и в целом сами по себе провоцируют рвотный рефлекс. У Чимина, после ремонта в смежных комнатах, перестроенных в неплохую квартирку, имеется персональный раздельный санузел и кухня по последнему писку. Не странно ли будет выглядеть, что он притащился в то же время с Шугой, а моется тот поздно, имея собственный кран и слив под него? Наплевать. Кто его осудит? Да и Мин в его хате не был. Дождавшись, Пак хватает заранее подготовленные банные принадлежности и с волнением вторгается в общажный душ. Юнги уже успел раздеться и встать под пышущие паром струи. На вошедшего парень не глядит. Чимин старается не отводить взгляда, пользуясь таким моментом, с интересом изучает тело среднестатистического работника завода. Он замечает у Юнги на ногах волоски. На руках тоже. Это не отталкивает, напротив, парень выглядит мужественно. Такая естественность приводит Пака в какой-то немыслимый восторг. Бледная кожа взывает считать Шугу потомком аристократов. Чимин скользить по молодому мужчине взглядом. И тут назревает вопрос. А какой у него…? Стянув одежду и пустив воду, Чимин выжидает. Он стоит напротив Юнги, тот всё равно повернётся передом и тогда, Пак увидит. Так и происходит. Ничего не подозревающий Мин отмывает грязь после трудового дня. Голова и лицо покрыты добрым слоем пены. Чимин рассматривает хозяйство Шуги. Интересно, невообразимо приятно. Новые, ранее незнакомые ощущения щекочут нервы и Чимин забывается. Стоит с приоткрытым ртом и высматривает что-то в том месте, куда лучше бы не глядеть совсем. — Сфоткать не хочешь? — раздались возмущения от Юнги. Юноша подымает резко голову и встречается с чёрными глазами. Быстро отворачивается, ловит себя на мысли, что даже не стыдится. Разве что немного страшно. — Ты не подумай, — оправдывается Пак, — я очень любознательный, и никогда не видел обнажённых людей, таких как ты… Юнги смывает с себя остатки мыльной пены, заворачивает кран. Взгляд его, явно недовольный, устремляется на парня в кабинке напротив. Мин обтирается полотенцем, осторожно интересуясь… — А я что, какой-то экспонат на выставке? Чимин почему-то испугался пуще прежнего. Замер под тяжёлым взглядом. Даже кожей его ощущает. — Я прежде не дружил с простыми ребятами вроде тебя. Ты мне как человек интересен, не более, — впервые Юнги услышал от Чимина что-то серьёзное. Обычно парнишка лепетал, словно соловей с улыбкой чёт ворковал. Такой весь лёгкий, бессмысленный словно дым. А тут нормально вдруг заговорил. — Ты мне не друг. Придерживайся своего круга общения, мой тебе совет, — Юнги натянул на тело бельё. Чиним боролся с собой, по итогу сдался. Желание смотреть на сахарного грубияна слишком сильное. После душа, с влажными растрёпанными волосами в простенькой домашней одежде Юнги казался таким… привлекательным, крутым и вообще не передать словами каким. Чимин испытал к нему сильное притяжение, его это не пугало, лишь холодность Мина останавливала. — А можно к тебе в гости прийти? В ответ заветный молчок. Чим трактует это на свой лад, делится с Юнги, кинув ему в спину… — Молчание знак согласия! — Чума ты немытая, — доносится бубнёж. А дверь в душ с хлопком запирается. — Я пиво принесу, — обещает Чимин и уже в этот раз получает громкий голос Мина. — Хорошо! Пак радуется словно ребёнок. Будто Шуга сделал что-то необыкновенное. Это тот момент, когда человек очень нравится и любая его более-менее активная реакция вызывает гамму чувств, вынуждая с теплотой либо смехом вспоминать эти прикольные моменты. Плевать, что ничего примечательного в этом не увидят. То другие, но не заинтересованный в заводчике Пак. *** Чимин сам не знает, для чего и почему идёт к заветной двери, за которой в небольшой комнатке сейчас сидит Шуга. А может лежит. Но точно не спит, нет. Набравшись через глубокий вдох смелости, стучится… Чисто. Аккуратно. Видно, что Юнги следит за порядком в своём жилище. Он как пчёлка. Трудолюбивый, опасный если его начать дразнить. В его «улье» издали пахнет мёдом. Чимин приятно удивлён. Он рассчитывал увидеть иную картину. Думал хата Юнги пропахла перегаром, запахом нестиранных носков и сигаретным дымом. Впрочем, курит ли Юнги, Чим наверняка не знает. Ремонт простенький, видимо хозяин делал его собственными руками. Стоит отметить, что вкус у Юнги есть. Оглядевшись, парень заметил в верхнем правом углу потолка тоненькую паутинку, в которой запуталось уже иссохшее тело паука. Странно, но это зрелище вызвало в юноше теплоту. Он не имел ничего против пауков, только вот сама картина вызвала какие-то странные ощущения. Он маленький, в стареньком, но очень чистом домике в деревне у бабушки. И паутина. Словно вернулся в прошлое, где было комфортно. Даже запах витает знакомый. Воспоминания миражом пронеслись перед зеркалами души. Юнги проследил взгляд гостя и пояснил… — Рыжик сдох. — Что? — Я назвал паука Рыжик. — Шуга отпивает из жестяной банки. — И он сдох. Теперь я совершенно одинок, — хозяин квартирки издал выдох печали. Другие люди могут удивиться, паука словно человека жалеть. Только Пак его понял. Рыжик живое существо и уникальное, для Шуги. Вернее, был им. Теперь его трупик взывает к грусти. Они делили скорбь на двоих. — Мне жаль. — Был ещё кот. Сахарок. — Сахарок? — Да, Сахарок, — вздыхает. — Но и он… сдох. Взгляды пересекаются. Оба ощущают некое жжение в области груди и не говоря ни единого слова, смотрят на пледик. — Глядел во двор, — шепчет Чимин, представляя образ белоснежного котика. — На птичек. — Ага. Чимин решает, что так и происходит объединение между близкими. Они с Шугой родственные души, иначе и быть не может. — Шуга, а ты куришь? — Нет, — после паузы отвечает. — Пожалуй, нет. — Пожалуй? Это как? — дивится парень. — Покуривал, иногда. — Юнги чешет оголённое плечо. — Решил, что не моё и давно уже не курил. Парень рассматривает Шугу. Майка-алкоголичка сместилась в сторону, оголяя один сосок. Вокруг ореола россыпь густых кудрявых волосков тёмного цвета. У Юнги типичная фигура дворового мужичка. Лёгкий животик, тогда как у Чимина накаченный пресс. Руки у Мина сильные, издали заметен работник завода. Шевелюра его естественного чёрного цвета, не уложена пенкой. Кое-где уже проскакивает седина. Кожа хорошая, разве что слегка выветрилась на носу. Под глазами заметны первые мимические морщинки, ещё не такие впалые. С годами только пролягут глубокими каналами. Чимин изучает, вглядывается и даже принюхивается. Всё сильнее ощущая необъяснимую тягу. За пару минут до того, как покинуть дом Шуги, Чимин осознаёт, что любит его. Да, именно любит. Его бедного, его простого, не обладающего модельными параметрами. Его грубого и нелюдимого. Чимин любит… парня… Целиком и полностью запутавшись в собственных чувствах, юноша идёт к старшей сестре за советом. Больше не к кому. Она дама опытная и по-своему умная. Дорого одетая светская львица сидит перед плазменным телевизором, смотрит показ мод. Попутно листая глянцевый журнал. — Лапусь? — Да, мой зайчик, — она не отрывает глаз от модели в сияющем наряде. — Внешность и деньги для любви, не главное ведь, да? Молодая женщина резко глядит на брата. Быстро смягчившись, она улыбается. — Милый, это не так. — Уверяет дама. — Внешность имеет значение, как и финансовое положение человека, — её малой что, рехнулся? Или какая-то дешёвка из трущоб к нему присосалась и собирается их кошелёк выдаивать, вешая её любимому братику на уши лапшу?! Она не допустит такого. А то, что сама когда-то жила в нищете, так это не важно. Родители их не всегда были богаты. Может этим и будет легче объяснить их пристрастие к расточительству? Только это было давно, как ни крути, а любимый братик тонет в заблуждениях здесь и сейчас. И начинает тридцатилетняя разведёнка причитать умные фразы. Что, вот, мол, много коварных девочек. И любить они просто так не могут. Всё норовят что-то получить и никак иначе. Бедные люди голодны и малодушны, не за что их уважать. Послушал Чимин, подумал и понял, что ещё пуще прежнего запутался. У сестры нет детей, она их не любит. Был муж и двое-трое любовников вместе с ним. А до замужества богатые ухажёры, коих женщина меняла часто. Лапуся просто растеряла способность уважать и ценить. А возможно и не умела этого. Она лишь спутала мысли молодого паренька, так и не дав внятного ответа. Он поблагодарил сестру, умолчав, что уходит от неё с тревогой. *** К потолку медленной пеленой сочится сигаретный дым. Образ Шуги, его лицо, красивое лицо, то появляется из дымки, то исчезает в свете фонариков. Чимин любит Шугу, признаёт это, но… — Он натурал, — говорит Чон, прерывая «страдания» товарища. — Знаю-знаю, — усмехается Чимми. — Любит девушек, и то, не понятно, любит ли? — Малыш Чимми, — Чонгук затягивается, прогоняя смог сквозь свой организм, выдыхая с нелепым и весьма неуместным хихиканьем. — Малыш Чимми, стручок чешется на парня? — хватает шуточно Пака за шею, притягивая того к себе в объятия. — Бери любого. Все местные парнюшки-шлюшки, крутящие хвостом в нашем элитном обществе, хотят тебя бесплатно. А подкинешь денег, так вообще потекут водопадом. — Отстань! — Чимину не до шуток. Тем более таких низких и грязных. Выбравшись из хватки, он идёт на кухню в поисках воды. Самой обычной, утоляющей жажду. Проходя мимо входной двери, Чимин останавливается. Сердце ёкает, тянет к нему. Смысла в этом никакого. Юнги прогонит пьяного парня, захлопнет перед ним дверь. Или одарит грозным взглядом вперемешку с отвращением. В груди щемит. Они не друзья. И даже после разового распития пива, ближе не стали. Если про них снимут фильм, то скорее всего это будет меланхоличная мелодрама. Чимин стоит у двери любимого человека, пошатываясь. Сама же дверь невзрачная, старенькая. Его импровизированные ворота в рай, обещающий сжечь пылкостью, заперты. Вот ведь ирония, порой то, что для нас является самой дорогой ценностью, сокрыто за весьма неприметным входом, а путь туда порос сорной травой, прямо как этот зашарпанный линолеум в расцветке каких-то непонятных цветов. Общага старая, будь эти цветы настоящими, они б давно завяли, иссохли и рассыпались в пыль. Чимин рассматривает узор под ногами и думает о всякой херне. Свет в коридоре моргает, из-за перебоев напряжения. — Открой, Шуга, — одними губами шепчет юноша, сжимая веки от тоски, боли и рвущейся наружу любви. И, надо же, его мольба услышана. «Ворота в рай» распахиваются, нос к носу пред ним возникает растерянное, любимое лицо. Чимин прищуривает глаза, улыбается и падает на Шугу. Сон или явь, неясно. Всё равно Чимми счастлив. От Сахарка пахнет приятно. Мёдом. *** Тихий разговор. За долю миллисекунды Чимин узнаёт голос. Это Шуга и говорит он по телефону. Его о чём-то спрашивают, а тот, по всей видимости, отмазывается. Из динамика старой сотовой трубы доносится мужской баритон. Шуга пытается уйти от прямого ответа. Спустя ещё недолгое время Чимми смекает, что сейчас раннее утро и Юнги отпрашивается с работы, чтобы остаться с ним, наверное. Если это так, то молчать! Лежать тихо, ни звука! Это прекрасный шанс остаться с ним наедине больше, чем обычно. Поступок эгоистичный, только выбора нет и Чим это понимает. Ему стыдно, однако желание берет верх и затмевает разум. — Нет, не девушк… — Шуга запинается. — Нет, Малик, я же говорю, у меня тут… — пауза и скорее всего пристальный взгляд Шуги на безмятежное лицо Чимина. — Друг. Плохо ему. Долго расспросами начальник не мучает. Договорившись о незапланированном выходном дне, Юнги вешает трубку и тяжело выдыхает. Претворяться долго спящим при всём желании у Пака не получится. Он боится вызвать к себе недоверие хозяина. Выждав ещё несколько минут, парень совершает поочерёдное открытие век. — Извини, я вчера… — Я сделаю тебе чай, — говорит Юнги. — Спасибо. Спасаясь от похмелья, юноша делает большие глотки приятного напитка. Они долго говорили. Для Чимина время летит незаметно, ему мало. Хочется остаться рядом с Шугой навечно, и это не шутка. Парень подозревает, что попахивает помешательством. Он был натуралом. Пару раз целовался со слащавым другом в период пубертата, и то, прикола ради. Всё это не в счёт, это шалости. А теперь… Необходимость поглощать всё, что говорит Мин, его взгляд, витающий в квартире запах — это жизненно важные детали такого никчёмного существования Чимина. Именно ничтожным он ощущает себя, слушая те редкие рассказы о работе Юнги. Пак в упор не замечает факта — Шуга страдает от своего быта. Он желает изменить всё вокруг себя и измениться самому. Возможно, он хотел бы поменяться местами с Чимином, но об этом не задумывался. В любом случае Мин жаждет сам заработать на свои хотелки. Не подозревая, как им восхищается Пак, пахарь продолжает рассказывать о нудной туфтовой работёнке. Работник завода в миловидном госте видит лишь наивного мальчишку. Они не друзья. Они… не важно, обозначить — значит ограничить. Общаются хорошо и ладно. Шуга привыкает к парню, к своему прозвищу и их совместному времяпровождению. Успевает разглядеть в Чимине душу и причём весьма тонкую. Ему нравится слушать мелодичное воркование юноши. Его запах погружает в упоение. О том, что Чимин к нему испытывает на самом деле Юнги не догадывается. К геям заводчик относится нейтрально, но к себе бы ни за что не подпустил. Мин Юнги натурал и точка. И пока Чимин сам это не осознает, надежда ещё живёт в душе парня. Перед сном он спокойно мечтает, как они с Шугой уедут. Будут жить вместе и всё у них будет хорошо. Чимин скорее засыпает, дабы время пролетело, и он смог бы вновь постучать в старенькую дверь. *** Последняя пятница уходящего года. Чимин привычно заходит вечерком к Мину. Заразившись привычкой у Шуги, оба смотрят телевизор без звука. Молча пьют пиво марки «Lacrimă dulce» ставшее их любимым. Деление поровну образовавшейся ауры подпитывает обоюдно. Они такие разные. Им так хорошо вместе. Один сгорает от любви, вожделения. А второй просто находит успокоение и теплоту. Один богат и прекрасен, второй беден и прост до колик под кожей. В какой-то момент, скорее неосознанно, Чимин присаживается на ручку массивного кресла, в котором сидит Шуга. Протянув хозяину пиво, парен случайно касается кончиками пальцев бледной кожи. Взрыв в животе импульсами разносится по телу. Качнувшись, Чимин соскальзывает на пол. — Ну ты чё, мужик? — Шуга быстро откладывает банку и оборачивается к приятелю, с целью подсобить, тянет ему свою мозолистую руку. Чимин поднял на Юнги взгляд, улыбнулся и не осознавая того, опустил на грудь Мина свою ладонь. Прикосновение слишком интимное. Один взгляд, один ебучий взгляд и Шуга отпрянул. Глаза в глаза глядят и оба всё понимают. Юнги вычитывает, что на уме у Чимина, картина складывается, будто прежде была неясным бликом. А Чимми видит, как на его чувства реагирует возлюбленный. В груди блеет комок боли. Возлюбленный брезгливо морщится. Перепонки разрывает давлением и глаза наполняются слезами, выкрикивая красноречия. Мир крошится, распадаясь на осколки. Пак всё испортил. Похерил, блять, то малое, что было между ними. Солгать теперь не получится. Назад пути нет. — Шуга, ты меня не так пон… — он не просто хочет переспать с ним, он любит Юнги всей своей душой и горячим сердцем. Таким же обжигающим как слёзы, бегущие прямо сейчас по его румяным щекам. — Тебе лучше уйти! — Юнги напуган. И этот страх ни с чем не спутать. — Уходи, Чимин! — умоляет в злой растерянности заводчик. Они взаимо-отталкиваются. Мин тяжело дышит. Чимин вообще забыл, как делаются эти грёбаные вдохи-выдохи. Всё, свет померк. Чимин осознаёт, что его истинная любовь безответна. Всевышний обрёк его на вечные муки. Неволить Шугу он не сможет. Любовь не терпит насилия или подкупов. Страдая ежечасно, парень ищет дружеского утешения в Чонгуке и ждёт его возвращения совершенно не зная, что тот сбежал от почти аналогичной боли. Чимин рыдает в кровати, а ласковая мама обнимает его. Шепчет, что та девушка не плохая, просто она не его человек и он встретит ту самую. — Парня… — Чимин подымается с постели и признаётся на свой страх и риск. Даже если родители его прогонят, откажутся и проклянут. Он любит и ничего не может с этим сделать. Его не страшат смерить, он боится причинить боль Юнги. Переживает, что кто-то может ему навредить и эти мысли сводят с ума. Тоска паршивым червём поедает нутро. — Я люблю парня! Юноша кричит, зажимает веки и рыдает. Тёплые руки обнимают его. Он ощущает как в комнату входит отец и не бранит… а тихо подойдя, произносит… — А он тебя любит? — Нет, — Чимин глядит отцу в глаза. — Не любит. Родители с обеих сторон прижимают сына объятиями. — Малыш, — они его любят. И не важно ничто. Он их кровь и плоть, их сынок. — Всё будет хорошо. И Чимин заходится ещё большими рыданиями. Он считал, что не заслуживает быть любимым, потому что плохой сын. У него самые лучшие родители, ему очень повезло с ними. Для него они святые. *** Шуга продолжает жить своей обычной жизнью. Проанализировав всё, он приходит к выводу, что Чимина ему очень жаль. Но при всём уважении или даже безумии, ответить взаимностью не может. Юнги не способен любить Чимина так, как мог бы полюбить женщину. И он порой плачет, втихую и со стыдом. Чимин мучается из-за него, а ведь он хороший человек. Дерьма Юнги повидал, его ни с чем не спутать. А Чимин так чист и наивен, так мил и мягок. Но никак им не любим. Увы. Всё на что теперь горазд юноша, это стоять пьяным в узком проёме, не давая любимому пройти. Дебильная улыбка маячит на красивом лице. — Привет. Шуга глубоко вздыхает. Плотнее натягивает кепку на глаза, зарываясь в бушлат. — Чимин, — говорить трудно, горло сушит. — Иди домой, ты пьян. — Ах, — хохочет мальчишка. — Я дома. Я тут теперь живу. — Ржёт. Начинает рыдать. Падает на колени, закрыв лицо руками. Юнги провожает его до квартиры, только после этого идёт домой с пустотой внутри. Они одинаково мучаются. *** Изредка Чимин видит силуэт Шуги вдалеке. Спустя три года он всё так же одинок, нелюдим и безумно любим. Боль не стала менее значимой. Просто выражается иначе. Чимин продолжает лечение у психолога. Но переехать из общаги так и не сумел, непостижимо даже думать о таком. Апартаменты Чонгука пустуют, о нём Чимину ничего неизвестно. Пропал бесследно. Но он жив, это Чимин точно знает. В зимний вечер, когда вьюга немного стихает, Чимин случайно замечает в окне Юнги. Тот машет ему, вызывая во двор и юноша ведомый лишь эмоциями прибегает так быстро, как только может. Шуга с виноватым видом молчит. Рядом походная сумка. Он уезжает. Пак с трудом сглатывает. Молит всех всемогущих о том, чтобы Юнги позвал его с собой. Или он умрёт от тоски. Да, умрёт и окоченеет прямо тут, в снегу. Мин не зовёт. Опустив голову ему на плечо, Чимин захлёбывается рыданиями. Юнги обнимает парня, осторожно поглаживая по спине. Нет слов, только всхлипы. Шуга сбегает в лучшую для себя жизнь и судить его за это грешно. Пак будет лишь рад, если этот светлый человек приобретёт желаемое и найдёт в этом гнилом мире своё место. Прижавшись скулой к бледной коже, Чимин вдыхает полные лёгкие родного аромата. От переизбытка эмоций юноша позволяет себе прикоснуться пухлыми губами к щеке Мина. Тот разрешает. Всё же их что-то связывает и это слишком ощутимая энергетика. Чимин перешёл черту, но Юнги за это не презирал его. Мин никогда не был гомофобом, но помешанность Чимина его пугает по сей день и оба про это знают. Поглядев друг другу в глаза последний раз, парни невербально прощаются. Их дороги никогда не пересекутся. Повесив на плечо, поверх старенького бушлата, свою спортивную сумку, Сахарок уходит во тьму. Ветер кидает клочками снег, шатает уличные фонари, наполняя округу скрипом ржавых петель. Чимин плачет, теряя любимого человека, но одновременно радуется, что у того скоро всё наладиться. Он станет счастливым, в этом сомнений нет. Тогда и малыш Чимми обретёт своё счастье.