Первая волна сбивает тебя с ног и ты катишься, катишься, катишься, но не захлёбываешься — даже если стараешься захлебнуться… Вторая волна подстерегает тебя, когда пытаешься подняться на четвереньки, и во рту становится солоно, но ты ещё жив — даже если уже готов умереть… Третья волна накрывает тебя с головой, и ты думаешь: это и есть конец, потому что это на самом деле — конец…
©Макс Фрай
Она вновь опоздала. Брюнетка, брови, севший голос, резкий запах гвоздики. Представляется перед новенькими психологом. Юнги закатывает глаза. Дотерпеть до конца сеанса с каждым разом всё сложнее. Вырваться на свежий воздух. Обессилено упасть на скамейку в центральном парке. Когда рядом люди — легче. Когда никого — кошмар. Мысли нападают коршунами, и Юнги не в силах с ними бороться. С чем в остатке? Ощущается ли разница между человеком и «не»? Она только в приставке. Да и кто о ней знает? Лишь сам нечеловек. Возможно Хосок что-то подозревает, но по медицинским показателям отклонений нет. Все его отклонения видел один конкретный Вампир, но Бета и близко не подпускает ни Чонгука, ни Намджуна. Если они конечно пытаются быть ближе. Юнги не знает о них ничего. Ведущий оказался Бетой высокого полёта. В ту ночь он ворвался в особняк с охраной и адвокатами, когда Юнги практически доедали. Хосок поднял все документы омеги. Вывел на чистую воду меркантильное начальство дородового отделения. Все уже лишены должностей. После лечения забрал к себе, выпускает одного только на сеанс к психологу. И впервые за всё время не встретил его у ненавистного крыльца. Юнги безвольно мотается от врача сердечного к врачу телесному, потом его забирает домой самопровозгласивший себя спасателем Хосок и трясётся над ним (склонным к самовредительству), как курица-наседка. Может, сбежать? Вибрация в ладони как ответ вырывает из густого молока мыслей. Юнги, откинувшись затылком на спинку скамьи, принимает вызов, даже не взглянув. В этом телефоне только один контакт. — Только не нужно нотаций. Я ещё дышу. И даже чувствую. Голод. Хочу есть, — желудок тут же реагирует. — Ещё бы. Ты доигрался, Мин Юнги. Ты! Ты доигрался… Слышишь? — Хосок? Я же говорю. Всё нормально. Я в парке. Тебя не было, и я решил… — Нет, ты просто ответь, — успокоился, только сердце омеги пропустило удар. Такой тон не сулит ничего хорошего. — Что за одержимость неясностью? Что за марокканская вязь нелепых поступков? Почему ты пошёл к нему? Почему ты тогда пошёл именно к нему? Почему не выбрал никого другого? Юнги. — Что произошло? — шёпотом. А в глазах уже навернулись, размывая чуть морозный пейзаж, пытаясь сорваться, слёзы. — Нет, постой… — Постоянно голодный? Вчера ты плакал, потому что закончился апельсиновый сок. А в прошлую субботу я застал тебя в ванной с пачкой стирального порошка, ты как долбаный наркоман зарылся в нём носом! — набирает обороты. Практически орёт. — Прошло три месяца. Это невозможно. При… такой потере крови. При… таких жизненных… показателях. Я точно помню… — А как тебя накачивали тем, от чего берутся детки, помнишь, Мин Юнги?! И не нужно мне там всхлипывать! — Я живу у врачей… Ты ошибаешься, Хосок. Я сутки через двое сдаю эти грёбаные анализы на всё что не попадя, и ты хочешь сказать, что такую мелочь пропустили? Я… это моё тело, мне лучше знать. — Что ты знаешь о своём теле? Что. Ты Вообще. О себе. Знаешь? Опять не досчитался сердечного удара, может даже нескольких. — Я не собираюсь обсуждать это по телефону. Или ты решился всё-таки оставить меня на волю судьбе. Я могу быть свободным? — С врачами я разберусь. Тебя вывернуло на сеансе у психолога, — показательно пропустив мимо слова Юнги. — Гвоздика! Она купается в ней? Этот запах невыносим. — Допустим. — «Допустим купается» или «Допустим убедил»? — Все, что мы сейчас можем допустить — это встречу с отцом, — уже не в трубку, уже стоя напротив. Чёрное пальто запорошило белыми хлопьями. Глаза не скрывают грусть. — У нас нет другого выхода. Чтобы быть уверенными. Только Вампир может почуять свое даже если плоду сутки. Нет смысла качать головой, убаюкивая волны в глазах, но Юнги качает, застилая теплом злёз щёки. Зачем шёл к нему? Желал забыть того, кто забрал сердце? Желал своей смерти? Желал понять, кем является сам? Да зачем угодно, только не затем, что происходит сейчас. Юнги недостойный родитель, да даже суррогатный родитель из него никакой. А отец? Ему вообще нужен был ребёнок? — Я отказываюсь… от встречи… от больниц этих, от психологов твоих гвоздичных… от этого, — сжимает в кулак, в районе живота, на полушубке, шрамированную Вампиром ладонь. — Зачем ты пришёл тогда?! Зачем? Зачем растягиваешь эту грёбаную жизнь? Ты видишь, я мёртв! Высокий, осанистый, по всем показателям — Вампир среднего сословия, выбритые виски, серебристые волосы собраны в длинный хвост. Незнающие принимают за Альфу. Он тянет омегу на себя, заключая в объятья, сдерживая чужие рыдания и попытки вырваться. Белые хлопья в тёмных кудрях не тают, попадая в плен. Как и сам Бета, попавший в него при первой же встрече. Этот эгоистичный омега спешащий закончить свой путь на земле, даже не представляет, сколько Вампиров, не задумываясь, уйдут за ним. Кто он? Информации нет. Только слова лечащего врача, к которому попали сразу после той ночи, порождали тревогу в сердце Беты. — Невозможно, — толкает очки по переносице вверх, потом вновь их стягивает и смотрит поверх оправы в прозрачный экран компьютера. — Гомеостаз? Обычный гомеостаз? — щурит глаза, переводя взгляд на Хосока. — При шестидесятипроцентной потере ОЦК?! Вы меня за кого тут держите? Потом были ещё специалисты, говорящие на своём врачебном «всё штатно». Что случаи были, что ничего сверхъестественного. Кто-то из врачей разводил руками, мол, да, потеря крови глобальная, что Людишкам и десять процентов уже смертельно, но на этом все аномалии с телом мальчишки закончены. Никаких вампирских наклонностей организм не проявляет. Мол, борется как может. Вон, выбросил катехоламинов в триста раз больше чем следует, чем повысил тонус венозной системы и, вуаля, включил централизацию кровообращения. Умница. Механизм централизации кровообращения срабатывает в интересах жизненно важных органов, питание которых в условиях стресса должно поддерживаться. В первую очередь это мозг, сердце, легкие. В случае Юнги, несмотря на наличие централизации кровообращения, венозный возврат к сердцу не возрастал, сердечный выброс падал, артериальное давление снижалось, напряжение кислорода в миокарде и ткани мозга упало на пятьдесят процентов. Перераспределение циркулирующей крови привело к резкому снижению кровоснабжения внутренних органов, кожи и скелетной мускулатуры, в то же время создать благоприятные условия для деятельности мозга, сердца, печени уже не удавалось. Самый благоприятный прогноз из всех — жизнь овоща. Хосок уже был готов начать переговоры с институтом исследований. Подал запрос и как юрист был готов составить договор сотрудничества. Адвокаты Чон Чонгука траурными статуями стояли по углам больничных коридоров, так же ведя переговоры с врачами отслеживая состояние омеги, а сам виновник не давал о себе знать. В отличие от Ким Намджуна. Тот систематически подавал запросы в комитет, о подтверждении своего опекунства. Естественно Хосок отбивал их своими. Юнги, вместе с договором о суррогатстве, подписал договор и с самим Хосоком о том, что в случае недееспособности омеги, тот становится его опекуном. Через неделю Юнги резко вышел из комы, восстановив за сутки все показатели, мгновенный рецидив на следующий день снова ввёл его в коматозное состояние. Такие скачки превратили и так хрупкое тело в натуральный скелет. Но организм, вопреки желанию хозяина, боролся. Тот месяц сильно вымотал их. И вот опять. Если подтвердится беременность, то омегу придётся вернуть Вампиру. Таков закон. Но дело не только в законе. Вампиры когда-то вынашивали детей полгода, а вот для человека это длится полтора. Юнги с его ментальным и физическим здоровьем не справиться. Нужен Альфа рядом. После собрания остались одни в конференц зале. Что-то на молодёжном. Бета назначил встречу, как ему показалось, в безопасном пространстве, остеклённые фасады которого являлись главной концепцией. Вампирам оставалось только перенести сюда плановое собрание акционеров, после которого было свободное время. Длинный стол служит баррикадой между Вампирами. Они сидят, не двигаясь, уже минут пять. Чонгуку нет дела до просьб Намджуна. Остался лишь потому, что ему не пристало сбегать. Не в его характере. Он не юлит, не избегает встреч с другом. Говорит прямо. За всё это время поднимались лишь рабочие вопросы, за всем остальным к адвокатам. Ему до своих внутренних метаний нет дела. Звери заперты под тонные замки. Тело ощущается пожаром, души больше нет. Есть ли у Вампира душа? Если она и была, то сбежала с мальчишкой. После ночи с ним Чонгук проснулся, ощущая все прожитые года разом. Тело ватное, мозг пашет в эпилептическом припадке, будто старый, никудышный, всё по накатанной, все эти колеи, борозды, повороты — не мог внятно связать слова. Не мог сориентироваться в пространстве и времени. Он его пометил. Этого сумасшедшего омегу. Метил всё его тело. Одел оковы, сделал своим. Он чувствовал его все это время, знал, что с ним происходит. И сейчас ощущает биения его сердец. Они приближаются, совсем близко. Не нужно открывать глаза, чтоб убедиться. Уже рядом, за дверью. Его бета-цербер, забрасывая статьями законодательства, практически угрожая, назначал встречу. И, судя по гулу шагов, собрал людей из всех охранных бюро города. Сначала в зал вплывает чёрное море разношерстных Альф. И в их кольце, сжимая поочерёдно меченые кисти рук, его омега. Его! Блять! Омега! Под дых будто вдарили тонной дверью. Соберись, Чон! В грудину глухо, тараном бьется демон. Юнги мелькает среди черноты — разобранный на части, взвинченный, хрупко-остроконечный, как остро очинённый грифель. Запятая, точка, слом. Намджун, оголив клыки, рванул с другого конца зала. — Он же меченый! Меченый! Вывести альф! — кричит своим людям. — Вы с ума сошли? — обращается к не ожидающему такого ведущему. — Он весь покрыт метками, почему не было информации?! Я же просил максимальную открытость обстановки, Хосок. Молодой Бета быстро берёт себя в руки, коротким жестом уведомляя охрану о расширении кольца. — Ваш друг не посчитал нужным вас проинформировать? — Убрать Альф, — сжимая серебристые лацканы пиджака в кулак, рычит, из последних сил сдерживая демона. — Если он перекинется, будет много жертв. Бета, сдавшись, кивает, скидывая с груди руку альфы, чей зверь скулит, демон рвётся к чужой омеге. Сам допустил, сам когда-то сдался. Поэтому, не взглянув, выходит из зала, уводя за собой всех альф. Впрочем, его взгляда не искали. Юнги неотрывно смотрел на фигуру во главе стола. Он знал. Знал, что Юнги придёт сам. Вновь. — Добрый день. Есть несколько вопросов, которые нам нужно обсудить, — Хосок проходит ближе, устраиваясь на стуле. Выкладывая кучу аляпистых папок с цветными стикерами. Между большим и указательным пальцем — крестик синей пастой, нужно заехать в аптеку. — Обсудим наедине? — брошено через весь зал. Слова впиваются в омегу, оплетая онемевшие ноги, и медленно тянут к вопрошавшему. — Не нужно меня игнорировать, Чон Чонгук. Обсуждения ваши возможны только после составления договора. — В этот раз ты продержался дольше. Или, правильнее сказать, тебя держали. — снова пропуская слова Беты. Юнги, ослепленный тоской безжалостно заливающей сердце, продолжал делать микрошажочки в направлении Альфы. Лёгкий, темно-бежевый шёлковый костюм не скрывал заострившиеся в период восстановления плечи, локти. Манжеты — воланы судорожно тянулись тонкими пальчиками вниз, но и они не помогали скрыть метки. Резкий скрежет ножек стула о дорогое покрытие останавливает омегу. Хосок, опираясь на руки, нависает над альфой. — У некоторых видов стрекоз половой орган самца снабжён лопаточкой, чтобы перед спариванием вычерпать из половых путей самки сперму соперника, природа главный кукловод в нашем цирке жизни, — шипит змеёй, разнося мурашки по загривку омеги. — Наверное, безумно жаль, что ты родился не соперником мне, — секундная снисходительная оценка залитыми чернотой глазами. И вновь поверх. К продолжающему свой путь омеге. — Не будьте таким самонадеянным, Чонгук. Тогда я думал лишь о том, чтобы спасти его. Сейчас вы подумайте о том, чтоб спасти ваш плод, — развернувшись, снимает свой пиджак, накинув на плечи омеги. — Я буду за дверью. Фактически с вами. Юнги оглянулся, оценивая наблюдающих через прозрачные стены. Судя по всему, там помимо охраны полно просто зевак, которые не отказались от кофе и зрелищ, наблюдая из соседних залов. — Как близко я могу подойти к тебе? — Трудно узнать свой голос в тишине помещения. — Чтоб я не навредил? Здесь будет в самый раз, — чуть отталкивается от стола, указывая на него ладонью. Юнги решительно обходит и, приподнявшись на носочки, присаживается на краешек напротив, Альфа возвращает стул обратно, раздвинув ноги омеги, обхватывает капканом рук, скидывая чужой пиджак в сторону, зарывается лицом в мягкость омежьего живота. В стекло глухо стучат. Но это остаётся незамеченным. — Как ты себя чувствуешь? — опаляя дыханием через шёлк. Юнги долго молчит, прислушиваясь к дыханию Чонгука. — Не знаю. Чувствую тоску. Это из-за беременности. Я много… ем, — Чонгук обнимает сильнее, проходясь ладонями по худой спине. — Увлёкся токсикоманией. Вначале были стиральные порошки. Теперь Хосок завозит меня раз в неделю в строительный, где я захожусь слюной, обнимаясь с рулонами линолеума. Блюю каждые два часа, так что сильно не дави, — пытается дрожащей рукой отодвинуть Альфу. Чонгук чувствует страх омеги. Чувствует покорность, вызванную меткой. Но страх пляшет рядом, разливаясь дрожью по коже Юнги. — Мы должны… должны вновь что-то подписать. Я футляр для твоего малыша, так что… я надеюсь… мы впредь будем разумнее, будем держать дистанцию… — опять пытается отодвинуть за плечо. — Перестань дрожать. Я тебя не оставлял. Мне нужно было время, а тебе помощь. Хосок справился на отлично, — откидывается на спинку стула, вдоволь насладившись перестуками сердец омеги и малыша. — Не скажу, что понял многое. Имя твоей матери мы вряд ли узнаем когда-либо. Но она точно была Вампиром. Юнги сползает со стола поднимая пиджак Беты, вновь накидывая его на плечи, отходит к панорамному окну, пытаясь скрыть панически усиливающуюся дрожь. — Она была необычным Вампиром, раз сотворила с собой такое. Распяла своё тело во имя науки. Ты эксперимент, Юнги. Тебя зачал Вампир, используя ДНК человека. Но пока вынашивала плод, поняла, что не сможет дойти до конца и обречь тебя на вечные исследования. И если решилась оставить тебя чужим, значит её уже нет в живых. ДНК Вампира до нашей ночи с тобой была в анабиозе. Я пробудил тебя. — Что ты… у меня… все показатели… — Все твои показатели у меня в документах. Вам говорили лишь то, что должны знать окружающие. Ты не понимаешь? — Альфа, поднявшись, медленно подходит, встав за спиной. — Таких, как ты, нет больше на земле. Хочешь, чтоб тебя выкрал какой-нибудь поехавший крышей недохирург или чтобы обивали пороги представители Институтов медицинских изобретений и разработок? — Почему это был дом Намджуна? Почему… это, — дыхание сбивается, заходится частотой вдохов. — Ш-ш-ш, — горячая ладонь в тёмных кудрях. Развернул к себе, заключая в свою власть. Прижал, заставляя вдохнуть свой феромон. — Мы не узнаем ни её, ни то, чем она руководствовалась. Намджун из высшего сословия, и на тот момент у него была семья, уже были дети. Возможно, расчёт был в этом. Только она просчиталась. Ты рос как Человек, а не как Вампир. И он не принял тебя за своего, отослав и оставив на нянечек. — Что будет со мной? — успокоившись, растворяется в этом Вампире, обвивая руками, жмётся сильнее, силясь слиться воедино. — Я, — подхватывает на руки, раскрывая свой феромон ещё больше. — Я буду с тобой. Наши дети будут с тобой. Никто не сможет подобраться к тебе, ты под моей защитой. Ты новый виток рода Вампиров. Он выходит в коридор, усыпив Юнги. Отдаёт Хосоку пиджак, забирает у него из рук телефон омеги. Кивает ему в сторону своего адвоката, который должен объяснить всё. Юнги проваливался в тысячи разговоров, наложенных друг на друга без возможности быть различимыми. Казалось, они должны были привести его в сознание, но лишь больше убаюкивали. Он должен. Должен сказать что-то важное. «Чонгук» Ну что ты, давай же голосом. — Чонгук. — Да? — лифт опускается на минус первый. — Заедем в строительный?