В любом из нас всю жизнь борются жажда свободы и жажда быть чьим-то. Джанет Уинтерсон
Нарушил правила собственной игры. В этом был весь Николай. Конечно, вся игра была подстроена изначально, как их общий общий план с Достоевским. Ну как же Гоголь мог отказать своему дорогому другу, своему Дос-куну? Это должно было быть весело, хотя и не совсем честно. И вот, он с мокрым Федором на руках стоит уже в главном здании Смерти Небожителей. Мокрые пряди липнут к бледному лицу. Лицо Федора выглядело отчужденным, но отнюдь не разочарованным. Всегда спокойная улыбка украшала его лик. Это означало лишь одно: Николай справился с заданием. Сделал все верно, не разочаровал и точно следовал плану. Усадив Достоевского на первое попавшееся кресло, Гоголь выдохнул и сел на пол рядом, кладя голову на колени «Демона», устало прикрывая глаза. Это была действительно трудная работа, но главное, что Федор остался в живых и почти не пострадал после игрищ с Дазаем. Он продержался в этой тюрьме достаточно долго, но теперь все хорошо. Ещё с момента вступления в организацию, Клоун был верным цепным псом Федора. Тому стоило лишь раз указать на цель и Николай с радостью сделает все сказанное. Это, безусловно, противоречило его принципам. Свобода была на первом месте. Была. На самом деле, сам Достоевский был удивлен, что смог приручить такое дикое животное. Предан ему лично всей душой и сердцем. Вольная белая птица не осознала, как попала в клетку. До чего дивное зрелище. «Эта преданность тебя погубит.» — мог бы сказать Федор, но никогда не скажет. Грешно терять такого работника. А ведь Коля и сам все понимает, мальчик не глупый. Понимает, хоть и пытается отрицать. Но что будет если он уйдет? Снова оставленный. Снова с ним рядом не будет человека, что понимает его с полуслова. Как там говорится? Кто не любит свободы — тот не любит одиночества? Конечно, это так. Но что же остаётся? Правильно, ничего. — Дос-кун, — спустя десять минут тишины оживился Гоголь, поднимая голову с колен и хватая руки Федора, заключая их в свои, словно в попытке согреть, — я же хорошо справился? Я же все сделал правильно? Я заслуживаю награды? Достоевский снисходительно улыбнулся человеку, что стоит перед ним на коленях. Николай хватается за него, как за последнюю надежду. От его слов зависит все. Федор провел рукой по пепельно-белым волосам и хмыкнул, специально начав тянуть время, испытывая другого на прочность. Уже явно невтерпёж. — Конечно. Тихий шепот пробрал Гоголя до мурашек. Он благовейно глядел на человека, что смотрит на него свысока и ведь совсем не против. Он покорно ждёт, пока все будет сделано. Руки Федора приподняли челку на чужой голове, а после легли на обе щеки. Лицо у Николая действительно было тёплым, в сравнении с руками «Демона» они были невероятно горячими. Ладони Николая легли поверх чужих, будто желая продлить момент. Медленно, Достоевский наклонялся ближе и ближе. Наконец, губы легли на лоб, оставив лёгкий, еле заметный поцелуй, но даже он для Гоголя будет всем миром.Хорошая работа, Николай.