F48.1

       1.       Бомгю думал, что первые неприятные мысли поселились в его голове вместе с воспоминанием об одном вечере, проведенном с Тэхёном. Еле различимые образы иногда появлялись в памяти, не давая усомниться в реальности произошедшего. Наполовину пустая миска с попкорном, от которой на простыне остались жирные пятна, пара бутылок с газировкой и Техён с горящими от энтузиазма глазами. «Этот фильм нечто!», — увлеченно лепетал он, вбивая в поисковую строку название очередной киноленты. Шоу Трумана, 1998 Все время, пока проектор, шумя от перегрева, высвечивал видео на единственную пустую от плакатов стенку, в голове Бомгю двигались невидимые шестеренки. Тэхён смотрел этот фильм уже не в первый раз, поэтому постоянно глазел на притихшего друга, думая, что Гю тоже разделяет восторг и усердно раздумывает над сюжетом. Но, на самом деле, всё время, пока Джим Керри пытался разгадать загадку своей жизни, Бомгю не мог прийти в себя от одной единственной мысли: «Вдруг я тоже нахожусь в каком-то шоу?» И вместо того, чтобы просто отмести куда подальше эту бредовую мысль, он принялся вспоминать и обдумывать.       2.       Поступление в университет было одним из самых сложных периодов в жизни Бомгю. Новый город встретил волной неизведанных ранее ощущений. Средненькое общежитие и комната, которую приходилось делить с приветливым соседом, иные привычки и расписание дня, незнакомые места, здания, корпусы. А еще толпы людей, среди которых Гю чувствовал себя только еще более одиноким, потерянным и неправильным. Все его мечты о беззаботной, местами сумасшедшей, студенческой жизни воплощались в жизнь, но внутри себя он чувствовал только пустоту. Бомгю уверял себя, что это последствия переезда, что ему нужно немного отдохнуть и привыкнуть. Но единственной стабильностью в его жизни стали неприятные мысли, которые все еще были с ним. Они посещали его все чаще и чаще, звучали громче и четче с каждым днем. Пытаясь найти спасение в бесконечном количестве студенческих мероприятий, Гю работал на износ, стирал пальцы в кровь о струны своей гитары и зарабатывал новые мозоли. Он весело пел о счастливой жизни и воздушных замках прекрасного будущего, пока в его груди разрасталась огромная черная дыра. Метафорическая, конечно, но легче от этого факта не становилось. Лучше бы она была настоящей и затянула его в свою темную неизвестность.       Бомгю не знал, в какой момент своей вроде бы неплохой жизни свернул не туда. И сворачивал ли вообще? Память подводила его все чаще, а неожиданно всплывающие факты и случаи из жизни, которых Гю конечно же не помнил, заставляли усомниться в трезвости своего ума. Он переводил все в шутку, пытаясь не замечать беспокойство, гуляющее в глазах собеседников, говорил, что первый год у всех сложный, и он обязательно справится.       А потом наступил второй курс, и Бомгю понял, что он обманщик, и ни черта он не справляется. Ни с чем. Ежедневные обязанности превратились в еще одну тяжесть, лежавшую на хрупких плечах. Здоровый сон? Нет, простите, он не знает, что это такое. Чхве Бомгю, студент второго курса факультета искусств был похож на приведение, бледное, полупрозрачное нечто, бездельно слоняющееся по коридорам университета. Он выполнял роль декорации и чувствовал себя также. Весь мир стал картонным, даже еда была безвкусной, и Бомгю думал, может он и правда что-то попутал и вместо хлопьев случайно съел коробку от разноцветных хрустящих колечек.       3.       Неприятные мысли победили, как бы это не хотелось признавать. Они, торжествуя, окончательно захватили власть над эмоциями и чувствами, губительно влияя и на все остальное тело. Любой небольшой сквозняк мог стать причиной затяжной простуды, каждый случайный удар обо что-то отпечатывался на коже желтоватым синяком. Всё больше волос оставалось на расческе в редкие моменты, когда Бомгю вспоминал об этом предмете в своей комнате. Единственным местом пребывания стала уже не такая любимая кровать, в которой Гю, почти сливаясь с простынями из-за своей нездоровой бледности, лежал пластом по несколько часов.       Он все еще пытался жить или, скорее, существовать. Нужно было хотя бы ходить на пары, которые сейчас казались самой бессмысленной вещью в мире. Но роль декорации на задней парте он обязан был исполнять исправно.       4-5.       Возможно, в какой-то момент неприятные мысли окончательно осмелели, вылезая из головы обессиленного Бомгю. Он смотрел на себя в зеркало, а видел незнакомого человека. Нервный смех вырвался из своих (или чужих) губ, и паника постепенно начала заполнять все тело.       Что происходит?       Он пытался рассмотреть свои руки, и хоть пальцы и двигались, они все равно казались инородным предметом. Ему казалось, что он пьян, хотя в нем не было ни капли алкоголя. Его тело было наполнено концентрированным страхом, настоящим ужасом из-за непонимания происходящего. В глубине души теплилась надежда, что это лишь временный сбой в организме, но с каждой новой волной приступов вера в эту идею угасала, как и сам Гю.       Ему приходилось учиться жить с новыми ощущениями, почти каждый день получая непрошеные уроки. Они были скорее ударами под дых, которые неожиданно выбивали воздух из легких. Дышать было сложно, почти невозможно, лоб покрывался испариной, а руки мгновенно становились ледяными.       Вдох, выдох, еще раз…       Он толкнул дверь первого попавшегося магазина, оказываясь между огромным количеством полок с различными музыкальными инструментами. «Не так плохо», — подумал Гю, усердно растирая в попытках согреться свои (или чужие) руки. В голове замелькали знакомые названия, и сознание немного прояснилось от привычной обстановки. Он был в этом помещении первый раз, но в окружении витрин со струнами и медиаторами Бомгю чувствовал себя немного лучше. Как будто встретился со старыми знакомыми.       Он растерянно ходил между рядами старательно расставленных синтезаторов, вдыхая приятный уютный древесный аромат, исходящий от полок с акустическими гитарами. Гю пристально следил за каждым предметом в небольшом магазине, и особенно тщательно рассматривал себя среди всего этого музыкального мира. Изначально знакомые изгибы гитар начали становиться нечеткими, размытыми, и он, пытаясь ухватиться за последнюю крупицу здравого смысла, аккуратно прикоснулся к грифу и струнам одного из выставочных образцов. Пальцы не почувствовали почти ничего, как будто вместо шероховатой древесины Бомгю дотрагивался до пустоты. Паника, которая неожиданно привела парня в этот незнакомое место, росла с каждой секундой. Он еще раз шумно вдохнул и выдохнул, пытаясь собраться с мыслями, которых в голове осталось не так много.       Вдох, выдох, еще раз…       Гю вертел головой по сторонам, надеясь уловить хоть какой-то оставшийся знакомый образ, который помог бы ему справиться с очередным приступом. Но почему-то все вокруг приобрело противный пластмассовый блеск и стало выглядеть как дешевые декорации к очень плохому фильму. В голове не осталось практически ничего, а черепную коробку заполнила звенящая тишина. Тихим эхом где-то вдали неприятные мысли нашептывали свои нескончаемые сказки о реальном и выдуманном. Бомгю отчаянно пытался избавиться от них, от мерзкого ощущения пустоты, от покалывания в пальцах и вслушивался в каждый шорох.       Из колонок под потолком магазина тихо зазвучали первые аккорды новой мелодии, и Бомгю поднял взгляд наверх, пытаясь понять хоть слово из такой знакомой композиции.       I don't care if it hurts       I wanna have control… «Блять», — единственное слово, которое по мнению Бомгю идеально подошло для описания этой до жути абсурдной ситуации. Он стоял непонятно где, мучился от неизвестного приступа теперь еще и под самую неподходящую для этого песню. Том Йорк пропевает очередной куплет своей знаменитой песни, а Чхве Бомгю на грани истерики вслушивается в каждый аккорд.       I want a perfect body       I want a perfect soul…       — Извините, у вас все в порядке? Следующие строчки Бомгю пропустил из-за рассматривания еще и непонятно откуда взявшегося работника магазина, в котором пробыл… А сколько он уже здесь?       — Я… — Бомгю смог прохрипеть только одно слово (букву).       I wish I was special…       Да, он бы хотел быть особенным для кого-то. Но все, что Бомгю из себя представляет это тупое избитое клише. Он герой второсортной мыльной оперы, не больше. Мир перед глазами предательски плывет, а ноги отказываются стоять твердо на земле.       You're so fuckin' special…       Руки, покрытые замысловатыми чёрными узорами, подхватывают слабое исхудавшее тело Бомгю, глаза которого уже закрыты. Выжженные до желтизны волосы нагло лезут в лицо, и незнакомец раздраженно пытается сдуть их со своего лица.       — Этого мне еще не хватало, — потерянно шепчет он в пустоту магазина.       6.       Бомгю проснулся сидя. Он еле разлепил глаза и осторожно разглядывал место, в котором оказался неожиданно для себя. Небольшой стол и пара кружек на нём, коробка с чайными пакетиками, упаковка белых сахарных кубиков и много-много стеллажей с коробками и пакетами.       Гю растерянно потирал глаза, осматривая и себя. От неудобной позы, в которой он сидел (лежал), затекла не только шея, но и все тело. Одежда была знакомая, маленькое пятно от рамена на футболке все еще было заметно.       «Значит не так много времени прошло», — сделал в итоге заключение Бомгю. Он аккуратно поднялся и, немного пошатываясь, поплелся к двери. За ней его встретил уже знакомые полки с инструментами.       — Ты очнулся, как хорошо, — донеслось где-то справа, и к Гю подошёл тот самый работник, лицо которого было последним воспоминанием в больном сознании, — У тебя ничего не болит? Ты упал в обморок. Я уже думал скорую вызывать, но потом заметил, что ты просто спишь. Ты как себя до такого состояния довёл?       Бомгю рассматривал неожиданного собеседника с самым неподдельным удивлением. Он не особо улавливал суть того, что так усердно пытался рассказать ему парень, но изо всех сил пытался сосредоточиться на приятном голосе.       — Прости, что доставил тебе неудобства. Я пойду, — Гю резко оборвал словесный поток незнакомца. У него не было сил на такие бессмысленные разговоры. У него вообще едва ли были силы.       — Нет, стой! — парень окликнул Бомгю, опять ушедшего в свои мысли. — Я не могу отправить тебя домой одного в таком состоянии, тем более уже поздно. Я закажу тебе такси.       Гю взглянул на незнакомца, пытаясь показать на лице искреннее непонимание.       — Зачем? — устало выдавил он из себя одно слово.       — Пожалуйста? — в похожей манере отпарировал собеседник.       И Бомгю сдался. Ему было безразличны причины и последствия этого поступка. Возможно, оказаться побыстрее в общежитие и не трястись целый час в метро будет не так плохо. Поэтому, почему нет?       7.       Наверное, утром следующего дня свежая голова смогла сформулировать какие-то адекватные мысли, и Бомгю посмотрел на ситуацию с другой стороны. Пришел в магазин, упал в обморок, заставил волноваться, наверняка помешал работе. Еще и такси… Мерзкое чувство вины скребло изнутри своими острыми когтями. Поэтому, чтобы отделаться от этого неприятного ощущения, Гю снова стоял перед уже знакомой ему дверью. Вдох, выдох, еще раз…       Колокольчик, который Бомгю даже на заметил вчера, негромко прогремел над головой. Он посмотрел в глубь магазина, но сразу же заметил, что за прилавком стоял взрослый мужчина и усердно протирал стекло витрины. Гю попятился назад, сжимая в руке упаковку печенья, которую в спешке схватил с первой попавшейся полки продуктового. «Глупая, очень глупая идея».       Неожиданно открывшаяся дверь врезалась в спину, и Бомгю резко обернулся, видя перед собой его.       — Прости… Не знал, что ты тут стоишь, — растерянные глаза парня рассматривали неожиданного гостя.       — Что-то случилось? — подал голос мужчина из-за прилавка.       — Нет, пап, все нормально, — отозвался вошедший в магазин знакомый незнакомец.- Все же в порядке? — спросил он, снова обращая свое внимание на притихшего Бомгю.       — Можем поговорить? — почти шепча произнес Гю в ответ, косясь на отца парня. Неожиданно.       8.       В жизни Бомгю появилась новая стабильность, и это несомненно радовало. Маленький музыкальный магазин стал настоящим местом силы для парня, наверное, поэтому он бывал там чуть ли не каждый день.       Неприятные мысли не были готовы к неожиданному соседству с новыми мыслями о Ёнджуне, появлявшимся за месяцы их общения. У знакомого незнакомца появилось имя, а вместе с ним и графин с водой на столе в комнате Бомгю и новая таблетница. Печенье, которое было куплено практически случайно, неожиданно оказалось самой любимой сладостью нового друга. Гю задумчиво тёр нос, раздумывая, совпадение это или очередной знак свыше, пока неприятные мысли в очередной раз ехидно смеялись над ним. Но мягкая ладонь, бережно поглаживающая по голове, унимала мелкую дрожь в руках и голосе, давая наконец-то такой нужный покой.       — Не думай слишком много об этом, ладно? — и Бомгю утвердительно кивал головой, соглашаясь больше не рассуждать об этом совпадении.       Отношения между неожиданными друзьями развивались постепенно. Гю давал информацию о себе небольшими упоминаниями в разговоре, и теплое чувство разливалось внутри его груди, когда он понимал, что все эти маленькие детали помнили. У Ёнджуна, видимо, была удивительная память. А еще у него была должность консультанта в музыкальном магазине отца, свежевыкрашенные голубые волосы и очень теплые объятия. Ему нравилось наблюдать, как Бомгю постепенно открывался, показывая свою забытую и подавленную переживаниями сторону. Неожиданно затянувшиеся разговоры вечером на кухне были полны откровений, приятных моментов и глубоких, самых сокровенных тайн, которые всегда оставались лишь в стенах небольшой комнаты. Бомгю учился доверять, иногда оступался, задумываясь о правильности своих действий и мотивах его неожиданного помощника.       С новым человеком в жизнь пришло осознание и принятие. Это было нелегко, местами жутко сложно, невыносимо страшно, но он наконец-то признался себе, открыл глаза на самую очевидную истину, лежавшую буквально в его руках. Ему нужна была помощь. Каждый день был маленькой битвой за существование, но Бомгю знал, что сражается не один, и это давало ему надежду на возможное исцеление. Ёнджун расчищал тучи, скопившееся в грустных глазах, и давал медовым солнцам светить ярче с каждым днём.       9.       — Почему? , — прозвучал вопрос в тишине вечера.       Комната тонула в ярком свете закатного солнца, и Бомгю, лежа на кровати, подставлял вытянутые руки под яркие лучи, наслаждался приятным теплом. Он почувствовал на себе чуткий взгляд, и повернулся к Ёнджуну, сидящему на полу с ноутбуком. В его глазах не было непонимания, и Гю знал, что его поняли и без уточнения, но всё равно повторил вопрос.       — Почему ты помогаешь мне?       — У меня обязательно должна быть на это причина? , — Джун еле слышно вздохнул, потирая глаза. Лопнувшие капилляры образовали причудливые красноватые узоры на белках, придавая парню уставший вид. — Я видел, что тебе нужна помощь, поэтому дал её. Это было моё желание. Если вдруг увидишь утопающего, ты же не побежишь к нему с расспросами, что он сможет дать тебе взамен на спасение его жизни. Ты просто действуешь, вот и всё.       — Тогда, ты мой спаситель, не позволивший мне стать утопленником, — проговорил Гю с глупой улыбкой на лице.       — Нет, Бомгю, — парень помотал головой из стороны в сторону, не соглашаясь с таким сравнением. — Я максимум был в нужное время в нужном месте и немного направлял тебя в нужное русло. Я… как спасательный круг, наверное? Но ты, — Джун несильно ткнул Гю в коленку пальцем, — ты вытащил себя на берег сам.       Бомгю задумчиво хмыкнул, раздумывая над словами собеседника, который уже вернулся к своему ноутбуку. Все еще осмысляя сказанное, Гю неспеша поднялся с кровати, немного разминая затекшее тело. Он опять взглянул на Ёнджуна, тщетно пытавшегося написать хоть строчку текста, но на экране одиноко виднелась лишь тема эссе и вечно мигающий курсор.       — Можно я тебе тоже немного помогу? — проговорил Бомгю с доброй насмешкой и потянулся к ноутбуку, закрывая его и убирая на стол.       Ёнджун, не издавая ни звука, устало следил за происходящим, смиренно соглашаясь, что ничего дельного он сегодня не выдаст. Расправившись с проводами, Бомгю вновь обратился взглядом к парню на полу и протянул ему руки, предлагая подняться.       — И чем тебя стул не устроил?       Джун пожал плечами и, взявшись за протянутые ладони, встал. Все еще не расцепляя руки, они стояли друг напротив друга, а почти исчезнувшее за горизонтом закатное солнце блестело в темно-коричневых волосах Гю. Ёнджун аккуратно заправил одну выбившуюся прядь ему за ухо и тепло улыбнулся, рассматривая лицо напротив. Он видел, как в глазах плескалось спокойствие и умиротворение, а губы приняли похожий изгиб. Бомгю подался вперед, сливая две улыбки в одном мягком поцелуе. Не так давно появившийся повседневный ритуал отдавался в груди теплым бархатным свечением. Спустя время Ёнджун немного отстранился от раскрасневшихся губ, с умилением наблюдая за своим парнем, и потянул его за руку в сторону кровати.       Гю долго боролся с непослушным одеялом, пытаясь улечься поудобнее, и, когда наконец-то опустил голову на подушку, получил невесомый поцелуй в лоб, и в комнате воцарилась хрупкая, невесомая атмосфера полного спокойствия. Уходящий день оставил в теле приятную усталость, которая вскоре превратилась в тягучую слабость. Перебирая прядки карамельных волос, Ёнджун постепенно проваливался в дремоту, так же как и Бомгю. Бомгю, для которого сон с кем-то в одной кровати был наивысшей степенью доверия.