***
Больница — их рутина. Постоянные анализы, новые лекарства, надоедливые бледно-зелёные стены и мутный кафельный пол. Когда они вдвоём сидят в уже ставшем родным кабинете Позова, Даня поглаживает ладонь Руслана, смотрящего поникшими пустыми глазами в окно, слушая неутешительный вердикт врача. — Руслан, Вы должны понимать, что Ваше состояние будет только ухудшаться, без постоянного лечения Вы протянете меньше полугода, — он сжимает губы в одну линию, пытаясь выловить хоть какую-то реакцию пациента, но — безуспешно. — Конечно, выбор остаётся за Вами, но я настоятельно рекомендую госпитализацию. Холодные пальцы, сжимавшие ладонь Поперечного, расслабляются, и парень наконец смотрит в глаза врача. — Зачем? Я всё равно умру, с лечением или без. Я всё равно буду мучаться, и… Позов бросает взгляд, полный надежды, на рыжего паренька, который всё это время сидел, не проронив ни слова. Он всегда был проницательным, поэтому считывает мысли врача за секунду, сразу оживляясь. Даня обеими руками хватается за запястье своего парня, насильно зажигая в себе огонёк жизни, надеясь, что его хватит им обоим. — Рус, не неси хуйни, — Поперечный говорит шёпотом, но не боится быть услышанным посторонними. — У нас есть шанс, пожалуйста, не ставь на нашей жизни крест. Мы должны бороться. Я буду рядом, — парень ободряюще улыбается, получая вымученную улыбку в ответ. И дышать становится проще. — Даниил, Вам необязательно ложиться… — Я не оставлю его, — вовсе беззлобно, но уверенно бросает Поперечный в ответ врачу. Усачев глядит на него, ощущая, как в сердце мелькает на секунду давно забытая надежда. Его глаза наполняются слезами, и он спешит отвернуться, но руку из чужой хватки не убирает, продолжая улыбаться уголками губ. Разум твердит, что он вырыл им обоим могилу, что он тянет за собой на дно Даню. Даню, которому только две недели назад исполнилось 23, Даню, у которого всё ещё впереди, который сможет наслаждаться жизнью и дальше, сидя на таблетках, без него, без грустного и умирающего Руслана, без лишнего груза. Но гул в голове из рациональных мыслей замолкает, когда мужчина чувствует поцелуй в висок. Даня молодец. Именно он нашёл эту больницу, которая, хоть и выглядела убого, являлась лучшей для таких пациентов, как они. Именно он решал все вопросы с врачами и родственниками. Их кладут в палату на двоих первого апреля, и парень не устаёт шутить, перекладывая вещи из спортивной сумки на полки белого шкафа. Они проходят обследования каждый понедельник, и Руслан соврёт, если скажет, что не видит, как врачи прячут грустные улыбки за приободряющими словами поддержки. В конце коридора третьего этажа Даня находит камерную библиотеку, и каждый вечер парни проводят за чашками горячего шоколада и страницами приключенческого романа, который они читают по ролям. — Ты серьёзно никогда не видел моря? — Поперечный даже откладывает книгу в сторону, удивлённо уставившись на смутившегося Усачева. — И, видимо, не увижу… — неловко шепчет он в ответ, пряча лицо в большой кружке. — Ты же ездил в летние лагеря, всё детство там провёл, да и родители твои часто тебя брали с собой в экспедиции, — пропуская чужую реплику мимо ушей, продолжает Даня. Руслан никогда не скажет это вслух, но он благодарен Даниле за всё. Он улыбается через боль, не давая унынию заполнить их лёгкие, но мужчина помнит, как проснулся от чужого хриплого кашля в туалете. Поперечный тогда, вытирая рукавом кофты капли крови в уголке рта, устало улыбнулся, поцеловал Руслана в висок и с тихим «всё хорошо» вернулся в постель. Усачев видит, Усачев знает, что ему плохо, что ему невыносимо тяжело, но может только сжать его ладонь ночью, прошептав «без тебя я бы умер» с уверенностью, что его услышали. Они могут только держаться за руки, вытаскивая друг друга из пучины отчаяния. Грёбаные половинки одного целого. — Да, но… — он пожимает плечами вместо продолжения фразы. — Знаешь, мне иногда снится море. В детстве, когда совсем малым был, на Новый год загадывал увидеть океан, просто шептал это, засыпая 31 декабря. — Почему ты никогда не рассказывал? — Да как-то к слову не приходилось. Я даже родителям не говорил, хотя сейчас понимаю, что они бы отвезли меня хоть на край света, — он усмехается, поднимая взгляд на собеседника, но вдруг натыкается вместо ожидаемой усмешки на горечь, плещущуюся в серых глазах. — Не кисни. У каждого ведь человека должна быть хоть одна недосягаемая мечта. Даня улыбается и возвращается к Жюль Верну. Первое мая обведено красным в настенном календаре, и мальчики проводят день без надоедливых процедур: держатся за руки, гуляя по скверам на заднем дворе больницы. Они сидят на скамейке, кажется, вечность, Даня рассказывает дурацкие истории со своих концертов, а Руслан не может сдержать громкий смех и целует-целует-целует это рыжее чудо, гладя кончиками пальцев россыпь родинок на предплечьях. Лучи весеннего солнца пробираются сквозь листву и окрашивают всё золотым. Они возвращаются в больницу, когда начинают мелко подрагивать от прохладного вечернего ветра, и Даня впервые за прошедший месяц пишет новые шутки в свой голубой блокнот, обещая показать их мужчине позже. «Сегодня был хороший день», — проносится в голове Усачева, когда он укладывается спать, стараясь не замечать кровавую салфетку в мусорном ведре. Май выходит тёплым и приятным. Они всё чаще выходят прогуляться хотя бы на десять минут. Руслан начинает рисовать, стараясь занять себя хоть чем-то в перерывах между капельницами, о чём рассказывает Дане, а на следующий день приезжает Миша и всучивает ему пакет, набитый коробками красок и карандашей. Кто-то из ребят приезжает каждую неделю, занимая парней пустой болтовнёй или настольными играми. 20 мая у них в палате набирается целая толпа, и Руслан почти забывает о глупой, потерявшей любой смысл фразе в его медицинской карте. Он снова закашливается и на слабых ногах плетётся в туалет под тяжёлыми взглядами друзей, которых всеми способами пытается отвлечь Даня. Руслана рвёт, он дрожит, сидя на полу в тесной кабинке в обнимку с унитазом, когда на его плечо ложится чужая рука. — Выглядишь херово, — с улыбкой бросает ему Илья, бережно поглаживая по спине. Он протягивает стакан с водой. — Спасибо, — и пьёт залпом. Он ненавидит это. Ненавидит жалость, которую все его друзья, врачи, родственники пытаются прятать за улыбками и шутками. Он хочет свернуться клубком и плакать-плакать-плакать. — Он так тебя любит, — между ними есть только один «он». Между ними есть только один, кто любит Руслана. — Возвращайся к нему, у вас есть только вы. И мужчина возвращается. Натянув улыбку, садится рядом со встревоженным Даней и целует его в уголок губ, ободряюще сжимая его руку. Ребята разъезжаются ближе к семи вечера из-за грозного взгляда медсестры, и парни трахаются с такой нежностью и страстью, какую не испытывали за последние два месяца ни разу. Усачева снова тошнит, у него раскалывается голова, но он никогда не признается в этом ни себе, ни Поперечному, продолжая водить пальцами по чужой голой груди, слушая шутки, которые тот написал за последние двадцать дней. Через неделю их стены уже увешаны вырванными из альбома листами с портретами рыжего парня. Вся палата сияет оттенками жёлтого. Идя по коридору на процедуры, Руслан впервые теряется в больнице. Он бездумно разглядывает таблички на дверях, думая, как он мог забыть номер кабинета, который посещает почти каждый день. Мужчина заворачивает за угол и натыкается на незнакомца в инвалидной коляске. Кожа да кости. Синяки под глазами, капли засохшей крови на потной сорочке. Его охватывает страх, руки начинают трястись, когда Руслан встречается взглядом с пустыми бездонными погасшими глазами. Он чувствует дорожки слёз на своих щеках, и уже через несколько секунд его хватают за запястья и прижимают к себе. Руслан ощущает размеренное дыхание на своей макушке, но его всё ещё трясёт. — Тихо, маленький, ну ты чего… — Данила шепчет разные глупости, но замирает в оцепенении, когда слышит: — Меня ждёт то же самое. Всё началось на совместной попойке у кого-то на квартире в честь дня рождения Ильича. Поперечный напился в усмерть, а Руслан только умилённо, но трезво хихикал, со стороны наблюдая за выходками друга. Даня не мог ему не понравиться, и мужчина практически после первой же встречи признал, что влюбился. Даня танцевал и был чересчур ласковым, он вытащил Усачева на балкон и горячо, но боязливо, — в этой пьяной голове было место страху? — впился в чужие губы, не ожидая ответа. Они убежали в туалет, где целовались и курили всю ночь, разъехавшись по домам ближе к утру. Поперечный всю неделю избегал Усачева, разбивая сердце и сжигая все мосты своими необоснованными страхами одиночества и отказа. В итоге пришёл с букетом роз, бутылкой виски и жалостливым «прости-но-меня-к-тебе-тянет». Руслан смеялся до пятен перед глазами, ведь «букет роз? Ты идиот?», получая в ответ полное обиды «ну не знаю я, как извиняться перед мужиком». А потом были долгие поцелуи, прогулки по ночному Питеру и тихие посиделки в круглосуточных кофейнях. Их первый раз был неловким, но невыносимо трепетным, каждый стон Поперечного смешивался с матом или фразами вроде «не котёнка ебёшь, поактивней давай», вызывая истерики смеха у старшего. Они сидят в палате, слушая музыку из плейлиста Поперечного, думая каждый о своём, пока Усачев вдруг не говорит полное безысходности «давай убежим», получая в ответ лишь непонимающий взгляд. Через три дня они забирают вещи из больницы и едут на вокзал.***
Занавески колышутся лёгким летним морским ветерком, наполняя просторную комнату свежестью. Родители Руслана давно забросили этот дом, перебравшись в столицу, и парни решили остаться здесь. Несколько дней ушло на уборку, которой занимался в основном Даня, с беспокойством бросающий взгляды на постоянно спящего мужчину. Он заметно похудел, кожа стала бледной, но Усачев отчаянно не хотел оставаться в больнице, проводя остаток жизни в унылых стенах. Даня пил лекарства, стараясь хоть как-то держаться на ногах и помогать идти дальше Руслану. Когда они впервые выбираются к морю, Поперечный уверенно сжимает чужую ладонь в своей, но не торопит, даёт привыкнуть. — Рус, мы как придурки уже пять минут стоим в одних трусах по щиколотку в воде. Я ни на что не намекаю, но лично мне уже прохладно, — в ответ доносится только усмешка. Мужчина делает глубокий вздох и шумно забегает дальше, таща за собой парня. Они плещутся в воде, как маленькие дети, не меньше часа. С того дня они ходят плавать каждый вечер. Очередной ночью у Руслана начинается лихорадка. Градусник показывает неутешительные «38.4», пока Даня меняет компрессы. — Маленький, надо подняться, я должен обтереть тебя водкой, давай… — он поднимает нагое тело, поражаясь его лёгкости, но только крепко сжимает зубы, чувствуя зарождающийся крик беспомощности в груди. — Я люблю тебя, — устало улыбается Руслан, лёжа в кровати и перебирая копну рыжих волос парня, сидящего на полу. — Не говори так, — он подставляется под чужую руку, но в глазах застывают слёзы. — Звучит так, будто ты прощаешься. Руслан лишь вновь улыбается. — Ложись ко мне. И Даня забирается на постель, обнимая изнеможённое тело. Он целует голые плечи, ключицы, щёки, лишь бы убежать от гнетущего одиночества, лишь бы запомнить каждый сантиметр его тела. — Я так тебя люблю, Рус, я ведь… блять, да я не знаю, как буду без тебя жить, я… — он всхлипывает, ощущая, как чужие руки оплетают его талию, — я не смогу, я не справлюсь без тебя, слышишь? — Пожалуйста, Дань… живи. Руслан засыпает через двадцать минут, а Даня остаётся лежать в постели, обнимая своего мальчика. Он поднимается рано утром, чтобы съездить в аптеку за нужными себе лекарствами, но по пути обратно что-то в груди неприятно щёлкает. Предчувствие чего-то плохого затуманивает его разум, и он чуть ли не вбегает в комнату, натыкаясь взглядом на всё ещё спящего Руслана. Поперечный спокойно выдыхает и выпивает лекарства. Через несколько минут он замечает, что Руслан не дышит. И его сердце разбивается на тысячу мелких кусков, и душа рассыпается в пыль. Крик, отчаянный вопль срывается с его губ. «Живи» бьёт набатом в его голове.