Между Ничем и Забвением.

Диего, Клаус и Пятый уставились на Ваню со своих мест в холле отеля Obsidian. Ваня с трудом сглотнул и ждал, засунув руки в карманы кожаной куртки, чтобы спрятать вспотевшие ладони. Он знал, что его семье понадобится секунда, чтобы привыкнуть, но по мере того, как секунды тянулись, он все больше нервничал из-за того, что, возможно, недооценил их. Может быть, они не собирались это принимать. Волосы, имя,… все в нем. Он знал, что это, вероятно, раздражает, и подавил свой естественный порыв объясниться и извиниться, используя резервы обиды и боли, чтобы выдавить слова из своих уст с большей уверенностью, чем он чувствовал. — У кого-нибудь есть проблемы с этим? — Нет, я в порядке, — сказал Диего. — Я тоже. Круто, - добавил Клаус. Пятый сделал большой глоток своего Лонг-Айлендского чая со льдом, а затем поднял стакан за своего брата. — Искренне рад за тебя, Виктор. Но, насколько я знаю, ты не говоришь от имени этой семьи. Виктор закатил глаза, борясь с улыбкой от того, как легко Пятый принял его. — Ребята, да ладно вам, это хороший план. Мы ждем, когда Маркус встретится с нами завтра, берем портфель и едем домой. —Мы дома, — возразил Пятый. —Дочери Эллисон здесь не существует. - Виктор пристально посмотрел на своего брата и подумал, заметил ли кто-нибудь из остальных, как дернулась щека Пятого, когда он понял, что другой человек был прав. —Прекрасно. - Он встал, прихватив с собой свой бокал с развязностью человека, который почти дожил до пенсии. — Но мне понадобится некоторое время, чтобы решить уравнения. Пойдем, Виктор. — Что? — Удивленно спросил Виктор. Пятый обернулся и посмотрел на своего младшего брата. — Я лучше всего соображаю, когда мне есть с кем поговорить. В качестве резонатора, если хотешь. Только постарайся не превращать его в катастрофическую энергию, хорошо? Пятый неторопливо направился к лифтам, больше не оглядываясь. Виктор взглянул на Диего и Клауса, но ни один из них ничего не предложил, Диего прятался за своим напитком, а Клаус рассматривал палочки моцареллы, как будто они были самыми восхитительными вещами в мире. Он снова закатил глаза и последовал за Пятым к лифтам. Три часа спустя Виктору стало скучно до слез, он подбрасывал теннисный мяч в воздух с того места, где лежал на кровати. Он уже давно пытался отключиться, позволив грохоту непостижимой педантичности путешествий во времени превратиться в белый шум, но это было трудно, когда ему нравился звук голоса его брата. Обычно. Пятый не заметил, что его плененная аудитория была скорее пленницей, чем аудиторией. Он все еще стоял у самодельной белой доски, которую нарисовал на стеклянном стекле, и говорил о… чем-то. — Если мы просто учтем разницу между — Пять, пожалуйста. Я умоляю тебя. Дай ему отдохнуть. Он повернулся к Виктору с недоверчивым взглядом. — Я думал, ты хочешь, чтобы я отвез нас домой, чтобы Эллисон могла вернуть свое потомство. Виктор фыркнул. — Ты говоришь как настоящий мудак, когда говоришь это таким тоном. — Ну, Виктор, с того места, где я сижу, эта временная шкала выглядит довольно хорошо. Технически, Бен жив. Ты еще не покончил с миром, по крайней мере, пока. И я… — Его щеки порозовели, он откашлялся и снова отвернулся к окну, засунув руки в карманы. Виктор сел, теннисный мяч застыл в его руках. — Тебе сколько, Пять? Другой мужчина вздохнул. Не оборачиваясь, он сказал: — Я все еще здесь, с тобой. Со всеми вами. Виктор поджал губы, но он ничего не мог поделать с тем, как одна сторона его губ растянулась в усмешке. — Прекрати это, Пятый. Кто-то может подумать, что у тебя есть сердце. При этих словах Пятый действительно обернулся, бросив взгляд на Виктора и поджав губы. — Да. Убийца с золотым сердцем. Будь уверен, Виктор, моя моральная линия распространяется на эту семью и ни на кого другого. Я делал немыслимые вещи, чтобы доставить нас сюда. Мне не нравится мысль рисковать всем ради того, чтобы отправиться туда, где я могу снова потерять тебя. Виктор сглотнул, ухмылка исчезла с его лица, когда он переварил эти слова. Пятый редко бывал таким честным, и Виктор почувствовал острую боль при мысли, которая приходила к нему много раз после возвращения Пятого: его брат потратил сорок пять лет, пытаясь вернуться к своей семье, в то время как остальные потратили семнадцать лет, пытаясь забыть о существовании других. — Пять… Он покачал головой, засовывая руки глубже в карманы, и направился к двери. — Я собираюсь перекусить. Это тело сжигает топливо быстрее, чем Клаус слетает с катушек. Виктор весело ухмыльнулся и решил не настаивать на этом. Старик внутри молодого тела, вероятно, не смог бы вынести слишком много честности за один день. Он подбросил мяч в воздух и подождал возвращения Пятого. Виктор застонал, зажмурив глаза от оранжевого и розового света, падающего на его кожу. Он прищурился и увидел, что вечернее солнце отражается от металлической крыши неподалеку. Немного ошеломленно оглядевшись, он увидел Пятого, сидящего рядом с ним на кровати, прислонившись спиной к изголовью, с блокнотом в руках. Казалось, он работал над чем-то математическим. По крайней мере, он перестал писать на окне. — Который сейчас час? — Спросил Виктор глубоким и хриплым со сна голосом. Почерк Пятого на мгновение сбился, и Виктор увидел, как дернулось его кадык. — Около семи. Голоден? Виктор оторвал голову от подушки и посмотрел на другую кровать напротив. Он был пуст. — Где Клаус и Диего? — Дорожная поездка. — Лютер? — Возможно, похищен. Это проблема на завтра. Виктор усмехнулся, поднимаясь на колени и потягиваясь в воздухе. —Я не осознавал, насколько я устал. Конец света дважды за месяц действительно отнимает у тебя много сил. - Он с ухмылкой посмотрел на Пятого, но глаза Пятого были прикованы к работе в его руках. Виктор вздохнул. — Я думаю, мне нужно вернуться в свою комнату, прежде чем я засну здесь. Ручка Пятого нацарапала на бумаге цифры. — Ты уже спал здесь. - Его глаза на мгновение метнулись к Виктору. — Ты не беспокоил меня. Виктор обдумал это. Он вгляделся в лицо Пятого, но ушел ни с чем. Он был бы не прочь просто лечь и поспать следующие двенадцать часов, но его грызло чувство вины. — Я не должен оставлять Эллисон одну. Пятый не поднял глаз. — Поступай как знаешь. Виктор наблюдал, как лицо его брата незаметно ожесточилось, и понял, что маска была заменена. Если бы вы не знали Пять, вы бы никогда не увидели разницы, но Виктор видел это много раз, когда Реджинальд унижал путешественника во времени, когда они были детьми. И тут до него дошло. Пятый больше не привык спать один. Ни разу с тех пор, как он вернулся. С тех пор, как он нашел свою семью. — Я могу остаться, если хочешь. — Нет, иди к Эллисон. - Он еще сильнее втянул подбородок, прикрываясь блокнотом. — Все в порядке. Виктор положил руку на край блокнота и осторожно надавил на него так, чтобы Пятому пришлось встретиться с ним взглядом. — Я уверен, что ей не помешало бы свободное место. Ты знаешь… иметь дело со всей этой историей с временной шкалой. И если ты не хочешь быть один, Пятый, все, что тебе нужно сделать, это попросить. Виктор наблюдал, как он снова сглотнул и кивнул один раз. Он воспринял это как самое большое подтверждение, какое только мог дать Пятый. — Круто. - Виктор потянулся и встал. Пятый немедленно поднял глаза с паникой, написанной в морщинке между его бровями. — Куда ты направляешься?» — Я просто перехожу на другую кровать. Пятый нервно посмотрел на него, его щеки ввалились, когда он прикусил их изнутри. — Что не так с этим? — Заикаясь, спросил Виктор, стоя рядом с кроватью так, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами брата. — Н-ничего. Я— я думаю, я просто подумал, что если другие не вернутся сегодня вечером, зачем заставлять тебя терпеть все мои метания? — Я тоже много ворочаюсь и ворочаюсь. - Они молча смотрели друг на друга. — Но ты этого не сделал, пока спал. Здесь. Виктор поднял брови. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы спать без кошмаров, будящих его в поту. — Плюс ты действительно не хочешь знать, что Диего и Лайла делали на этой кровати. Лицо Виктора скривилось от отвращения. — Фу, не говори мне. Пятый ухмыльнулся и, схватив один угол одеяла, потянул его вниз. —Давай, давай, — сказал он, преувеличенно подражая интонации мужчины средних лет из 1950-х годов. — У нас нет времени на весь день, рано или поздно петух прокукарекает снова. Виктор засмеялся, скользнув под одеяло. — Технически, - сказал он, зевая, — у нас не вся ночь впереди. Хотя на самом деле, я полагаю, что да. - Его веки дрогнули и закрылись. Пятый покраснел. — Иди спать, Виктор. Он наклонил голову ближе к своему блокноту. — Но еще рано, — заныл молодой человек. Но даже когда он заговорил, слова были вялыми и тяжелыми от сна. Он еще долго не проснется. Определенно недостаточно долго, чтобы поймать Пятого, смотрящее на него, или наблюдать за тем, как нежно он переместился, чтобы лечь лицом к лицу с Виктором, когда луна поднялась высоко в чернильно-черное небо. Пятая так долго провел в одиночестве, так много лет под тем же самым ночным небом, просто мечтая о том, чтобы кто-то лежал рядом. Конечно, у него была Долорес, и он всегда будет дорожить их временем, проведенным вместе, но это… это было совсем другое. Виктор был здесь. Он был жив. Сон занял Пять минут быстро. Виктор проснулся около 4 часов утра. Обычно он спал всю ночь, но ему было теплее, чем обычно, и что-то щекотало ему нос. Он медленно открыл глаза и увидел лицо Пятого всего в нескольких дюймах от своего. Прядь его волос упала на лицо Пятого, задев кожу Виктора. Он заполнил пространство между ними, свернувшись калачиком, закинув одну руку на Виктора и выглядя, впервые с тех пор, как он вернулся в их жизни, спокойным. Этот человек был самым неприязненным человеком, которого Виктор когда-либо встречал, до такой степени, что терапевт, вероятно, сказал бы, что у него сложный посттравматический синдром из-за их жестокого детства, но он держал Виктора легко, как будто это было знакомо. Его не было так долго, что они были почти незнакомцами, но все, что Виктор видел в тот момент, был его брат, его друг, человек, который в одиночку пережил апокалипсис, делая все возможное, чтобы вернуться к своей семье. Остальные из них отказались друг от друга, но Пятый никогда не отказывался от них. Пятый немного пошевелился во сне, его рука притянула Виктора ближе, и сердце Виктора растаяло. Он и забыл, какой теплым всегда была Пятый. Прошла целая вечность с тех пор, как Виктор делил с кем-то постель, и, лежа там, он задавался вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как Пятый по—настоящему обнимал кого-то еще — если вообще обнимал. Даже будучи ребенком, Пятый никогда не позволял себе ни к кому подходить слишком близко. Но Виктор всегда был исключением, и все же максимум, что они сделали — все, что у них был шанс сделать до того, как Пятый потерялся во времени, — это пробраться во двор ясными ночами, чтобы посмотреть на звезды. Пятый укрывал их там подушкой и одеялом, тепло его тела согревало их в прохладном ночном воздухе, пока они ели бутерброды с арахисовым маслом и зефиром, а Виктор показывал им созвездия. Он всегда чувствовал связь со звездами; они были так далеко друг от друга, но все равно были частью целого — частью чего-то. Разделенные световыми годами, они были прекрасны даже в своем одиночестве. За те шестнадцать лет, что Пятого не было, Виктор часто лежал на крышах и смотрел в ночное небо, мечтая о каждой светящейся точке, которую могли видеть его глаза, чтобы Пятый вернулся домой. Ему нравилось представлять, что они двое — одинокие точки в одном и том же созвездии. Все еще связанные, хотя они были разделены временем и пространством. Пальцы Пятого скользнули по спине Виктора, когда его рука переместилась, на лице брата появилась легкая улыбка, и Виктор почувствовал, что расслабляется от этого прикосновения. Насколько Пятый не любил, когда к нему прикасались, настолько же не любил и Виктор. В детстве он не привык получать объятия или ласку, и это превратилось в настороженность по отношению к другим, когда он стал старше. Но с Пятым? Он прижался ближе, обнял брата и снова заснул. * * * Пятый приоткрыл глаза. Было так темно, что, должно быть, была середина ночи. Немного лунного света проникало сквозь прозрачные занавески, отбрасывая туманный свет на его кожу там, где его рука лежала поверх одеяла. Он внимательно прислушивался к любым звукам — привычка, от которой, он был уверен, ему никогда не избавиться, — но он слышал только тихое дыхание одного человека. Виктор был прижат к телу Пятого, прижат к его груди, и волна защиты прошла через него. Тихое мягкое дыхание исходило от его брата, тихое и успокаивающее рядом с ним, так звучит сон, только когда чувствуешь себя в безопасности. Виктор чувствовал себя в безопасности с Пятым. Сглотнув комок в горле, Пятый притянул младшего брата чуть ближе, желая наверстать упущенное за все те годы, когда Реджинальд изолировал его от остальных, и все те годы, когда Пятый предоставлял его самому себе. С тихим стоном Виктор немного пошевелился в руках Пятого. Он поднял лицо к брату, сонная улыбка осветила его лицо. —Извини, - сказал Пятый. — Не хотел тебя будить. — Все в порядке. - Он также обхватил одной рукой талию Пятого. Пятый почувствовал, как его сердце подскочило к горлу, и он неловко усмехнулся, темнота скрывала румянец, вспыхнувший на его лице. Брови Виктора сошлись на переносице, когда он попытался понять настроение своего брата. —Что случилось? — Ничего, — честно сказал Пятый, еще раз нежно сжимая Виктора, чтобы подчеркнуть правдивость этого. — Я просто… это мило. Виктор закрыл глаза и придвинулся к Пятому невозможно ближе, зарывшись лицом в его грудь. — Так и есть. У меня такого не было… ну, очень давно. — У меня никогда такого не было» — прошептал Пятый. Он переплел свои пальцы с пальцами Виктора и импульсивно поцеловал другого мужчину в волосы. Виктор оторвал взгляд от груди Пятого, на этот раз полностью проснувшись, и ясное намерение в его глазах заставило весь мир замедлиться. Пятый наблюдал за ним, замерев, боясь пошевелиться и нарушить этот момент. Взгляд Виктора упал на рот Пятого, и Пятый рефлекторно облизнул губы. Виктор наклонился к своему старшему брату, и его голос был мягким, как тайна. — Скажи мне остановиться. Пятый ничего не ответил. Виктор придвинулся ближе, и его глаза встретились с глазами Пятого. — Скажи мне остановиться, Пятый. — Виктор, я клянусь богом, если ты просто не сделаешь это уже сейчас— Затем губы Виктора оказались на его губах, и у Пятого мелькнула мимолетная мысль, что это это было то, на что это должно было быть похоже. Это, прежде чем они сделали что-то большее, чем просто изучили форму губ друг друга, было тем, из-за чего весь сыр-бор. Это было то, что восхваляли те романы, которые он читал в руинах библиотеки; то, ради чего каждая песня, фильм и стихотворение говорили тебе рискнуть всем. Поцелуй с Виктором был лучше, чем сверхспособности, лучше, чем путешествие во времени, лучше, чем игра в бога с судьбой всего творения. Это была всего лишь горстка особых точек соприкосновения в самом маленьком уголке Вселенной, и все же это было все, что там было. В этот единственный момент целые галактики возродились, и все же каким-то образом время вообще не прошло. Пятый обхватил ладонью щеку Виктора, его рука дрожала, а руки его брата легли ему на талию, притягивая жилистое тело Пятого к себе. Пятый прервал поцелуй первым, ровно на столько, чтобы сделать вдох. — Виктор, — взмолился он. Виктор отстранился, встретившись взглядом с Пятым. — Чего ты хочешь, Пятый? — Я.. я не знаю. - У него никогда не было возможности ни о чем попросить. Конечно, он трахал Долорес — не спрашивайте как, — но единственными живыми, дышащими людьми, с которыми он был, были секс на одну ночь с людьми из Комиссии, рожденный из чисто физической потребности. Отчаянное освобождение. Подтверждение того, что он жив, все еще сражается, и не один. Но ни один из них никогда не заботился о нем. Никто не любил его так, как Виктор. — Ты можешь просить о чем угодно, — подбодрил его Виктор. — Можем ли мы… можем ли мы сделать это медленно? — спросил он, неуверенный, имеет ли смысл, зачем ему это нужно. — Половина меня хочет просто трахнуть тебя в матрас, но я думаю… Я думаю, мне нужно… - Он глубоко вздохнул и попробовал еще раз. — Я просто хочу быть… ближе. - Он прижался к нему всем телом, как будто хотел объяснить, но Виктор, казалось, понял без слов. Взгляд Виктора смягчился, и он поцеловал его с таким благоговением, какого Пятый никогда не знал. Сунув руку под одеяло, Виктор стянул с себя серые спортивные штаны, которые были на нем, когда они впервые поднялись в комнату, казалось, это было полжизни назад. Пятый старался дышать ровно, когда Виктор взял его руку и медленно повел ее к своему бедру. Кожа Виктора была такой мягкой и Пять нарисованных маленьких кружочков, наблюдая, как веки его любимого человека трепещут от чистой радости от того, что к нему прикасаются с заботой. Проведя пальцами вниз к уже влажным завиткам вдоль щели Виктора, Пятый издал непроизвольный стон и наклонил свои бедра вперед. Его сердце забилось в два раза быстрее, когда Виктор сунул руку под пижаму и взял свой член в руку. Ощущения мягких рук Виктора, осторожно, намеренно, с любовью двигающихся вдоль его члена, было достаточно, чтобы заставить его увидеть звезды. Пятый спустил штаны до конца, желая как можно больше общаться с человеком, к которому он полвека мечтал вернуться домой. Глаза Виктора не отрывались от него, когда его маленькие руки начали двигаться быстрее, убеждаясь, что Пятый полностью тверд, прежде чем закинуть на него одну ногу и выровнять его член со своей щелью. Он поднял брови, и Пятый кивнул. Медленно Виктор надавил своим телом вниз, на Пятого, принимая его внутрь, пока они не оказались настолько близко, насколько это было возможно, когда их больше ничто не разделяло. Тепла влагалища Виктора, обернутого вокруг него, было почти достаточно, чтобы свести Пятого с ума на месте, но он сдержался, желая насладиться ощущением связи. Они оба оставались совершенно неподвижными, продлевая этот первый момент. Виктор улыбнулся и нежно погладил Пятого по щеке, затем плотнее обхватил ногой спину Пятого и прижал его лицо к своей груди. Пятый провел пальцами по позвоночнику Виктора, не чувствуя никакого порыва двигаться дальше. Он, конечно, не беспокоился о том, что не сможет поддерживать эрекцию так же, как они. Он был почти уверен, что на самом деле никогда в жизни ему не было так мучительно тяжело. Но было кое-что еще, чего он хотел. —Виктор? — Мм? — Ты можешь поцеловать меня? Это было самое близкое, что он мог сказать, — Я люблю тебя. - И по тому, как Виктор смотрел на него, он знал это, и это значило все. Виктор легко взял лицо Пятого в свои руки и нежно прижался губами к его губам. Желание пробежало по венам Пятого, и он притянул бедра Виктора ближе к себе, хотя больше деваться было некуда. Его член уже был полностью внутри маленького мужчины. Виктор ответил сжатием своих стенок, и Пятый застонал в рот Виктору. — Нечестно, — пробормотал он сквозь поцелуи. Виктор хихикнул — Пятый хотел слышать этот звук вечно. — Что, тебе не нравится? - Он сделал это снова. Пятый зарычал низко в его груди и прикусил губу Виктора. — Нет, Виктор, мне это очень нравится. - Он снова глубоко надавил, и Виктор захныкал ему в рот. Что-то внутри Пятого оборвалось. Он перевернул брата на спину, с яростью завладевая его ртом, когда наклонился над ним, все еще погруженный по самую рукоять. —Хочу тебя чертовски сильно, — сказал он между безумными поцелуями. — Я здесь. Ты можешь получить меня. - Ногти Виктора пробежались по спине Пятого под рубашкой. Это было лучше всего, что он мог себе представить. Жар вокруг его члена, мягкий язык Виктора, прижимающийся к его губам, чтобы войти, все это. Пятый отстранился и посмотрел на Виктора. Хотя они все еще были окутаны тьмой, луч лунного света проникал внутрь и смягчал все вокруг. Губы Виктора припухли, щеки покраснели, а его глаза были полностью сосредоточены на Пятом, в них ясно читались уязвимость и желание. Пятый медленно вытащил свой член почти до конца, наблюдая за лицом своего любовника. Они зависли в пограничном пространстве всего на мгновение, а затем Пятая одним толчком полностью вошла в Виктора. Виктор застонал под ним, когда Пятый с каждым ударом вбивал любовь в его младшего брата. Ноги Виктора вокруг его талии, притягивающие его ближе, были такими приятными, и он коснулся носом щеки Виктора, оставляя поцелуи вдоль его подбородка. — Пожалуйста, Пятый, — умолял он. — Чего ты хочешь, Виктор? — эхом повторил он. — Ты можешь попросить меня о чем угодно, и я дам тебе это. Чего хочет мой младший брат? — Черт, — простонал Виктор, мягкий стон, исходящий из его груди, перешел в вздох, когда Пятый прижался бедрами к Виктору именно так, как нужно. — Сильнее. Это было не так, как ожидал Пятый, грубо трахать своего брата на простынях в их гостиничном номере, на три временных отрезка удаленном от последнего раза, когда они были достаточно близки, чтобы спать под одной крышей. Он знал, что между ним и Виктором всегда все было по-другому, но он никогда не думал, что почувствует такую сильную потребность заявить на него права. Быть востребованным им. — Скажи, что ты мой, Виктор. Пожалуйста. - Он выдохнул эти слова в губы Виктора. — Мне нужно это услышать. — Я твой, Пятый. - Его руки запутались в волосах его возлюбленной, когда Пятый двигался над ним. — Я твой. Пот блестел на их коже, и Пятый наблюдал, как рот Виктора открылся, глаза закатились, а торс выгнулся дугой, когда он кончил, выкрикивая имя Пятого, прежде чем Пятый наполнил его всеми доказательствами своего желания. Когда они спускались, оба тяжело дыша, Пятый прижимал Виктора к себе. Они прошли точку невозврата — термический разгон, рискуя загореться и унести с собой весь мир. Но он не мог найти в себе сил для беспокойства. Он не испытывал такого чистого счастья уже несколько десятилетий. Его взгляд упал на уравнения на окне. Он еще не был уверен, на какую временную шкалу они могли бы перейти, чтобы все были счастливы, и могли ли они вообще перейти, но в тот момент он не чувствовал себя ужасно разборчивым. Пока не наступил конец света, он мог быть счастлив где угодно. У него была только одна просьба. Где бы они ни оказались в следующий раз, он хотел, чтобы Виктор был рядом с ним.