любовь только для конформистов

мы снова всей компанией сидели за столиком в круглосуточном кафе, закуривая и разговаривая о смысле жизни, конформизме, что мы так ненавидим, попивая кофе. сквозь какофонию голосов, в которых я обычно не участвовал, лишь изредка поддакивал, был слышен еле доносящийся храп официантки. видимо, она уже смирилась с тем, что мы тусуемся здесь каждую ночь, поэтому ей стало так наплевать, что она просто хочет поспать. я снова максимально погрузился в себя, словно тонущий в бесконечно глубоком океане собственных мыслей. я вспомнил про то, как недавно увлёкся чтением и писательством. я не рассказывал об этом остальным в компании готов, хотя в этом не было ничего комформистского — даже наоборот, страсть к писательству довольно распространена среди готической субкультуры. я уже давно этим занимался, но в последнее время меня всё больше начали интересовать романы. за такое меня бы точно загнобили, а термин «конформист» остался бы со мной до конца жизни. но перестать я не мог, будто узник своих собственных желаний вне воли. кажется, я бы и дальше тонул в своих мыслях, словно не умеющий плавать ребёнок, что случайно зашёл слишком глубоко в воду, но из моих мыслей меня вытянул холодный, полный безразличия, но такой родной голос: — Фиркл. — да? я старался выдавить из себя всё безразличие, что во мне есть, но мне кажется тот, кто ко мне обращался всё же заметил моё неподобающее для меня беспокойство. только сейчас я заметил, что Майкл куда-то ушёл, скорее всего будить официантку, дабы попросить налить ему ещё кофе, а Пит умудрился провалиться в сон, хотя выглядело это так, будто он всего лишь прикрыл глаза, облокотившись головой об кулак. по всей видимости, поэтому Генриетта и решила заговорить со мной. — ты совсем ничего не пьёшь. с тобой точно всё в порядке? — она сделала затяжку и выдохнула густым дымом, как только закончила предложение. а ведь и правда, моя кружка так и осталась полна. обычно, даже погружаясь в мысли, мне удаётся при этом запивать это кофе. я не придал этому особое значение, почему это вообще меня волнует? — просто задумался. я посмотрел в окно, за ним бушевала метель. это давало некое чувство безысходности, как будто погода так показывает своё превосходство над нами и безразличие к нашему мнению. мне всегда нравилась эта атмосфера, одна из причин, почему из всех времён года мне больше всего нравилась зима. да, такому нонконформисту, как мне, было трудно признать, что у меня есть что-то любимое. — ты есть не хочешь? для Генриетты было удивительно интересоваться чьим-то самочувствием, особенно моим, ведь я был самым тихим и мелким из всей компании готов. — с чего ты стала такой заботливой? мы всегда отвечаем друг другу иногда грубовато, но нам на это всё равно. думать о чужих чувствах как-то по-конформистски, тем более мы знали то, что всем нам на любую грубость глубоко плевать. после этого вопроса Генриетта замолчала. видимо, она и сама не знала причин своей заботы, или знала, но не хотела говорить. впрочем, для меня это было не важно, я просто рад чувствовать себя кому-то нужным за столь долгое время. вскоре вернулся Майкл с новой полной кружкой кофе, да и Пит уже проснулся, и всё снова вернулось на круги своя. я решил прикрыть глаза, прислушавшись к их монотонным голосам, что стали для меня просто пустым шумом, в котором я не мог не различить ни слова.

***

был не такой поздний вечер, примерно восемь. я сидел на кровати Генриетты в её комнате, пока та снова что-то чиркала за письменным столом, возможно, какие-то готические стихи. мы снова обсуждали типичные готические темы, но после очередной затяжки я снова услышал приятный, мелодичный, монотонный голос: — тебе не кажется, ты очень сильно похудел? посмотри в зеркало, эта рубашка на тебе как мешок на скелете. — всё равно так же, как и всегда, не бери в голову. резко Генриетта слезла со стула и подошла ко мне. я слегка напрягся, когда она села рядом со мной. Генриетта слегка толкнула меня двумя руками, заставив меня лечь на спину, после чего задрала мою рубашку до груди. её глаза сильно округлились, когда она увидела моё бледное, исхудавшее тело с сильно выпирающими костями и местами с синяками. — ты точно знаешь, что такое еда, или у тебя только кофе? — она спросила слегка дрожащим, но таким же приятным мне голосом, уже без привычного ей хладнокровия. — я... — я отвёл взгляд, не зная, что ответить. я всё ещё не привык к её заботе. на что Генриетта лишь вдохнула и сказала уже более спокойным голосом: — пойдём на кухню. я решил молча последовать за ней. у меня не было сил спорить, да и желания тоже. мы спустились на первый этаж и прошли в просторную и уютную кухню семьи Биггл. в принципе, я её не первый раз вижу, мы всей компанией готов часто проводим время у Генриетты дома, хотя даже сам я стал чаще к ней заходить. появляться дома не было никакого желания, а Генриетта меня точно не прогонит, тем более, именно с ней мне больше всего хотелось тратить свои нудные часы жизни. она молча пригласила меня за стол, отодвинув стул. я ничего не говоря сел, пока та начала рыться в кухонных шкафчиках. я снова задумался, глядя в окно, в котором снова стояла кромешная тьма. я посмотрел в сторону Генриетты, на плите уже кипела вода в двух кастрюлях, пока сама Генриетта искала что-то в шкафчиках, вскоре достав из одного из них пачку макарон, после чего она взяла из холодильника небольшой целлофановый пакетик с сосисками. уже через минут 10 Генриетта заботливо поставила передо мной небольшую тарелочку с варёными макаронами и сосисками. я заметил, что порция была только у меня. — а ты не будешь? — ешь. этот ответ мне особо ничего не дал, но я всё равно начал есть. я раньше не пробовал еду Генриетты, и то, что она приготовила мне, было действительно очень вкусным, я даже впервые почувствовал аппетит за столь долгое время. обстановка казалась мне слегка напряжённой, поэтому я решил задать вопрос, который мучает меня ещё давно. — я не понимаю, почему ты так обо мне заботишься? серьёзно, из всей нашей группы только тебе на меня не наплевать. наша жизнь сплошная ложь, но скажу тебе честно, меня это просто не может не радовать. и всё же, мне интересно, почему? Генриетта печально вздохнула. я уже не надеялся получить от неё ответ, как вдруг услышал её голос: — на самом деле, ты за такое долгое время мне стал как брат. младший. мне нравиться о тебе заботиться и проводить с тобой время. да, у меня есть Брэдли, но ты сам знаешь, как я к нему отношусь. а ты не такой, с тобой у нас есть общие интересы, да и вообще мы с тобой похожи. из всех людей на этой жалкой планете, я не думаю о смерти и том, какие все уроды только рядом с тобой. знаешь, будто забываю все проблемы, — она говорила это таким же своим привычным, монотонным голосом, но для меня он по-прежнему был прекрасен. — кстати, у тебя очень милые романы. — р-романы?... — я чуть не подавился едой, мои глаза сильно округлились от шока, вилка со звоном упала на стол. я только хотел как-то прокомментировать её откровение, но то, что кто-то узнал о моём секрете, и не просто кто-то, а Генриетта, чуть не вызвало у меня инфаркт. видимо, у меня где-то случайно выпали листочки с моими жалкими рассказами. — чего ты так удивился? я уже давно об этом знаю. я никому не хотела рассказывать про своё увлечение романами. знаешь, когда сидя снова за столом, закуривая сигарету читать эти сопли, но всё же, что-то в них есть. и, врать не буду, именно твои мне было читать интереснее всего, именно ты лучше всего передаешь атмосферу в них. так что не переживай так, никто тебя осуждать не будет. — я старался держать это в секрете, но я всё равно рад, что тебе хотя бы понравилось, — я наконец-то смог вздохнуть с облегчением. и я решил всё-таки тоже пооткровенничать. — знаешь, иногда мне нравиться представлять, что ты моя старшая сестра. — мне тоже нравится думать, что мой младший брат ты, а не Брэдли. и ещё, тебе лучше доесть, пока всё не остыло. дальше я продолжил есть в тишине, но обстановка перестала быть напряжённой. наоборот, мне даже стало как-то легче, как камень с моей несчастной души.

***

я снова сидел на скрипучей, заржавевшей качели у себя во дворе поздно ночью. для меня это было моим местом вдохновения. под тёмно-синими облаками чувствовать эту приятную прохладу, характерную для погоды в горах, как и небольшой слой белоснежного снега, шуршашего у меня под ногами. слабый ветерок приятно слегка ворошил мои ломкие чёрные волосы, проходя сквозь них и оставляя после себя приятное ощущение. я часто сидел здесь, когда появлялось желание написать что-нибудь, хотя в основном писал я от скуки, но такое тоже иногда было. здесь мне становиться намного спокойнее, да и атмосферные места всегда побуждают желание что-нибудь написать. а иногда я сидел здесь просто, чтобы успокоиться, например, перед сном или чтобы обдумать ситуацию, что тревожит меня, дабы всё обдумать и принять верное решение. сейчас у меня в руках старый планшет с разбитым стеклом, который невозможно использовать для чего-то ещё, кроме как строчить что-то в заметках, что я и делаю прямо сейчас. чтобы вдохновиться для новых сочинялок мне даже не нужна какая-либо музыка, мне было достаточно прекрасной тишины, едва прерываемой дуновением ветра. но вдруг я услышал неподалеку шуршание снега под чьими-то ногами. я резко обернулся, и каково было моё удивление, когда я вновь увидел Генриетту, отчего на лице неволей выступила лёгкая улыбка. но я не понимал, почему она не с кем-то из компании готов или не просто спит, потому я и решил узнать причину столь внезапного появления: — что ты здесь делаешь? — гуляю. у меня к тебе тот же вопрос, — Генриетта вновь выдохнула густой дым после очередной затяжки, знаете, иногда начинаю беспокоиться за её здоровье. — что ты здесь делаешь? — я...я часто тут бываю. мне кажется здесь очень красиво ночью, ко мне даже не может не придти вдохновение, не правда ли? — да, здесь довольно атмосферно...— она подняла свой взор на небо, после слегка пробежала глазами по территории и, так как качели были достаточно большие, хоть и выглядят как одноместные, села рядом со мной. хоть я и любил быть здесь один, мне стало комфортнее от её присутствия. как же мне хотелось, чтобы не было всего этого конформистского общества. я давно хотел остаться лишь с ней вдвоём во всем мире, хотя я понимал то, что это невозможно. конечно, Майкл и Пит тоже не такие конформисты, но всё же, будем честны, Генриетта для меня значит явно больше. незаметно для меня мы как-то разговорились, мы говорили даже на самые неоднозначные и беззаботные темы, вспоминали что-то из прошлого и просто общались. конформисты называют это, вроде, дружбой. внезапно мы замолчали, просто наслаждаясь таким прекрасным моментом. словно луч солнца, что напоминает наше общение, в непроглядных тучах, что напоминают нашу жизнь. Генриетта положила свою большую по сравнению с моей руку, что отдавала теплом даже в такой мороз, на мою тощую, холодную и маленькую руку. я положил свою голову ей на плечо. внезапно мне стало так легко, будто бы груз всех земных проблем, бесконечных страхов и переживаний, всей жизненной рутины просто испарился. я ни с кем ещё не чувствовал себя так прежде. я взял её ладонь и переплёл наши пальцы. мне нравилось чувствовать её тепло на своей руке. я совсем не желал её отпускать. я совсем не желал, чтобы этот момент заканчивался...