Холод Листопада

Воздух звенел, как что-то хрупкое, стеклянное. Воробью не нужно было видеть, чтобы знать, как низко сейчас находятся облака. Он почти чувствовал их давление на свои плечи, такое неумолимое, что у него разболелась голова. Тем не менее, Воробей так и оставался стоять на пороге целительской, не шевелясь. В свои права вступала ночь. — Воробей? — позвала Иглогривка. Её звонкий голос сейчас был приглушён от сонливости и шума снаружи. — Тебе опять не спится? Лучше заходи внутрь, здесь слишком холодно, — сказала она откуда-то из коридора. — Я пойду в лес, — сказал Воробей, — а ты иди спать. Тебе нужны силы. — А тебе нет? — фыркнула Иглогривка. Потом она вздохнула. — Будь осторожен, скоро дождь пойдёт. — Я и так знаю. Иглогривка подкатилась к нему и молча накинула на его плечи тяжёлый плотный плащ, больше подходящий для сезона Голых Деревьев. Он не сказал ничего, но она знала, что он благодарен. Воробей спрыгнул со ступеней, пока Иглогривка запирала дверь, и привычными бесшумными шагами пересёк лагерь. Ночная стража только заступала на пост, и потому выйти, плотно закрыв тяжёлые дубовые ворота, не составило труда. Лес, как и в любую ночь середины Листопада, был мрачен и тревожен. Ветер подхватывал гнилые листья и уносил их куда-то к границам с племенем Теней. Вдалеке раздавался звук начинающегося дождя. Воробей тихо вздохнул, накидывая на голову плащ. Кончики ушей и пальцев едва ощущались от холода, влажная земля хлюпала под ногами, а в хрусте покрытых инеем листьев угадывалось дыхание Голых Деревьев. Воробей подумал, что с рассветом стоило пойти за травами. Скоро возможности уже не будет. Дождь наконец нагнал его, и голые ветви едва могли его защитить. Капли, недостаточно плотные, чтобы причинить боль, слабо били его по лицу, а ветер подхватывал растрёпанные пряди его волос, заставляя их взвиваться вверх. Воробей отвлёкся на какой-то звук вдалеке, и тонкая ветка неприятно царапнула ему щёку. Он зашипел и принялся растирать её, лишь немного замедлив шаг. Кажется, останется след. Всё это неважно, совсем неважно, подумал Воробей. Сейчас тяжёлое время для всех целителей, потому что травы становится труднее найти, их нужно собрать достаточно для того, чтобы иметь возможность как-то вылечить хотя бы половину племени, а люди начинают заболевать уже сейчас. Мышеус начал кашлять, и пройдёт, наверное, около двух дней, прежде чем Воробью придётся тащить его за шкирку на лечение. Наверняка сляжет Маковка, её здоровье всегда было слабым, а значит, в целительской будет постоянно ошиваться Ягодник, даже настаивая на том, чтобы остаться на ночь, и он, возможно, тоже заболеет, а дальше… Всё это неважно. Обычно в сезон Голых Деревьев Воробей спал спокойно, но ему не удавалось поспать по-настоящему долго с того момента, как он стал учеником Листвички, так как он вместе с ней присматривал за заболевшими. А Иглогривка слабела сразу, как выпадал снег, иногда она чувствовала боль в ногах, даже если их чувствительность так и не вернулась, и тогда Воробей сидел рядом с ней, позволяя ей лихорадочно болтать о травах или о детстве, время от времени подсовывая ей мака, когда её рассказы прерывали долгие паузы. Наверное, именно поэтому Воробей ушёл сейчас, несмотря на холод, дождь и усталость. Даже его брат сейчас ходил немного подавленным, и Воробей на самом деле не хотел ему мешать. Да, он часто ругал или ворчал на него, но всё-таки это был его брат, и Воробей не хотел утомлять его ещё сильнее. Зато Ветерка можно мучить как угодно. Он сам на это подписался. Деревья редели, и холодный воздух обжигал лёгкие Воробья, когда он приближался к границе. Ручей отчего-то грохотал так громко, что Воробей даже здесь чувствовал, как подрагивает земля. А потом на другом берегу кто-то ахнул. Воробей даже не дёрнулся. Он вышел из-под ветвей, своей последней защиты от дождя, и осознал, что тот стремительно превращался в ливень. Его волосы, свернувшиеся в кудри от влаги, прилипли к лицу. Капли, ставшие мельче и острее, больно приземлялись на плечи. Гул дождя заполнял уши. — Воробей! Ты пришёл! — закричал Ветерок со своей стороны границы, пытаясь звучать громче бушующего ливня. Воробей ничего не ответил. Он не собирался напрягать горло и повышать голос, в любом случае его не будет слышно. Вместо этого он подумал, что на территории племени Ветра нет ничего, что могло бы защитить тебя от дождя, кроме редких скал, и что Ветерок сейчас очевидно промок и ещё и стоит, где его с лёгкостью может продуть. Воробей, может, и был не слишком высокого мнения о Пустельге, но нарочно усложнять ему жизнь не собирался, хотя бы из чувства солидарности. Поэтому он пошёл на звук, хмурясь, когда вода заливала ему глаза, и схватил Ветерка за руку. Тот почти не сопротивлялся, когда Воробей затащил его за пределы куска земли, на котором мог находиться человек из другого племени, туда, где деревья снова росли плотно друг к другу, туда, где уже вовсю ощущался дух Грозового племени. — Пришёл, — наконец отозвался Воробей, когда они наконец оказались под самым широким дубом, что был здесь, под самым лучшим укрытием, что они могли найти. — Ты ведь тоже. — Я думал… — начал было Ветерок, но не договорил. Воробей стоял, прислонившись спиной к грубой коре дерева. Плащ его окончательно промок и теперь не согревал, а наоборот, и из-за него холод только сильнее распространялся по телу. Но Воробей мёрз постоянно и уже привык, так что это почти его не беспокоило. В его голове сейчас было блаженно пусто. — И что же ты думал? — непривычно мягко спросил Воробей, даже не отдавая себе в этом отчёта. — Ну, ты ведь должен быть занят, разве нет? — А я и занят. — Тогда зачем пришёл? — Тогда зачем ждал? Воробей фыркнул. В его груди что-то тяжело бухнулось вниз, что-то тёплое и зудящее, и это было не плохое чувство. Кажется, ему стало теплее. — Мышеголовый, — прошептал он, когда Ветерок так ничего и не ответил. Воробей опустил руку, касаясь кончиками пальцев ладони Ветерка. Они были такими же обжигающе-холодными, как и его собственные. Сейчас было спокойно. Шум ливня и капли, стекающие по лицу, отошли куда-то на второй план. До рассвета он мог не переживать о травах и о племени, и даже от осознания этого головная боль таяла. Воробей подавил смех и положил голову на плечо Ветерка, вдыхая запах влажной земли и гнилых цветков. Ветерок сразу же положил руку ему на спину, и тут Воробей не удержался от маленького, глухого смешка. Низкие облака больше не давили. Морозный воздух почти перестал так проникать в кости. Было тепло.