MEDICAL/PSYCHIATRIC HISTORY.
(Самоотчет пациента)
Текущие проблемы Эмоциональная холодность. Отчётливое снижение социальной, учебной продуктивности. Диссоциация между когнитивной и аффективной сферами*. Слабая абулия*. Аффективное уплощение*. Интровертированность*. — Лечился ли кто-либо из членов семьи от психиатрических, эмоциональных расстройств или расстройств, связанных с употреблением психоактивных веществ? — Нет. — Были ли предыдущие попытки самоубийств или самоповреждающее поведение? Опишите тип, дату, тяжесть. — До того дня не было... Не знаю... Он мог только подраться, сильно.Семейная история.
Присутствует в детстве:Часть детства/Настоящее время
Мать да/да Отец да/нет Мачеха нет/да Отчим нет/нет Брат да/да Сестра нет/нет Текущие отношения родителей: Разведены в течение многих лет. Опишите семейную обстановку в детстве: Нормальная, домашняя. Особые обстоятельства или жестокое обращение, перенесенное в детстве: Отсутствует.Выписка из истории болезни.
Больной поступил по инициативе матери, жалующейся на некий наплыв его мыслей. Подросток считается больным полтора месяца, поскольку тогда же произошла попытка самоубийства, стали появляться какие-то мысли, которые "никогда не спят и не отдыхают, и подчиняют себе все другие мысли". Около полугода назад увидел сон, в котором не мог выбраться из подземелья. "Я поверил в этот сон и у меня произошел разрыв мыслей, зрения и слуха — раньше они были целыми. Но я никому об этом не говорил. Вот я с Вами сегодня говорю об этом, а завтра всё забуду...(закрыл глаза, минуту молчал)... Десять дней назад писал сочинение, не спал всю ночь, потом снова вернулись те мысли". Был вызван невропатолог, больной проконсультирован психиатром. Из перечисленных заболеваний — детские инфекции. Наследственность не отягощена. Из беседы с матерью выяснено, что ребёнок от третьей беременности ( до этого — 2 выкидыша). Родился в срок с весом 3.800, головку держал с 2-х месяцев, сидел с шести месяцев, ходить начал с 1г., говорить первые слова в 8 месяцев. До года был возбуждён — кричал часто. В год и два месяца перенес пневмонию. В школу пошел с семи лет, учился неплохо, но в школьной жизни себя не проявлял. Мать говорит, что заметила за ним странности раньше шестнадцатилетнего возраста — при раздевании он несколько раз переставлял кроссовки с места на место. Иногда молчит подолгу, ничего не спрашивает и практически ничем помимо чтения не интересуется. Отмечает: подросток очень аккуратный, точный. Несколько замкнут. Никто из сверстников в доме у них не был — не разрешает пускать. Мать верующая, раз в год "причащала" сына в церкви. Часто ругала его за "шалости", (она отказала в конкретике) из-за чего он вел себя достаточно агрессивно. Общее состояние удовлетворительное. Правильного телосложения. В лёгких везикулярное дыхание, хрипов нет. Сердце — тоны ритмичные, чистые. ЧМН — зрачки равномерны, фотореакции живые. Патологических знаков нет. Менингеальных симптомов нет. В позе Ромберга устойчив. Высокий порог фрустрации*. Больной при разговоре иногда раздражителен. Рентгенография черепа в боковой проекции: обнаружено некоторое углубление пальцевых вдавлений в лобной части, сосудистый рисунок обогащен особенно в лобной части. Пневматизация удовлетворительная. Турецкое седло закрытого типа. Рекомендации: Дополнительно прямая Ро-грамма черепа. Рентгенографии черепа в прямой проекции: Дополнительных изменений не выявлено. Проведенная противовоспалительная терапия: глюкоза с уротропином... — не улучшила состояние больного. Психический статус прежний.Направляется на консультацию к психоневрологу и невропатологу для уточнения диагноза и решения вопроса о дальнейшем ведении больного...
ДИАГНОЗ: Экспансивное (стеничное) расстройство личности*. Каслвуд, Южная Дакота. 10.08.2018. В этом маленьком, забытом Богом городишке среди обширных сельскохозяйственных угодий штата, два года назад пронеслось торнадо, снизив и без того низкую численность населения до 400 человек. Дома, словно карточные, были развалены под тяжестью стихии, их остатки уносило к округу Хэмлин. Машины перемяты и разбиты, если не от прямого столкновения со смерчем, то от валяющихся деревьев, которые стояли здесь ещё задолго до его рождения. Какая жалость, для 2,98 км² неприглядной земли — это поистине серьезный ущерб. После разгрома по улицам перестали ездить шумящие тракторы, количество машин знатно поубавилось, и за этим несомненно было сладостно наблюдать, хотя бы потому что 14-летние дети уже не могли без проблем получить разрешение в обучении на водительские права, во всяком случае здесь, поскольку их суетливые родители позаботились покинуть жилье, которое больше напоминало руины. Широкие дороги улиц замело хламом развалин, парковочные места для фермеров опустели. В городе не осталось даже общественного транспорта, кроме "пьяного автобуса", который представлял собой небольшой фургон, что отвезет вас туда, куда вам нужно, если, конечно, заранее позвонить старику Оноки. То ли судьба, то ли простое везение, но Мадаре посчастливилось в тот день быть в другом городе. В конечном итоге помимо него в Каслвуде остались ворчливые пенсионеры, которым-то и податься некуда, ведь они всю жизнь, как его отец и мать, минуя перемены, прожили на одном месте, потому что таким людям легче оставаться в своём консервативном мирке. Всё бы ничего, но среди ста погибших был его родной брат. Спасатели сказали что-то вроде: "Сочувствуем, беднягу так нещадно придавило стеной..." Это была неожиданная и весьма неприятная новость. Сгусток смутной боли застрял где-то внутри, когда мужчине показали уже извлеченное из-под обломков побелевшее тело Изуны. Размозженный череп не переставал заливать кровью тёмно-красного цвета некогда красивое лицо. Мадара заметил в его широко раскрытых глазах изменившийся взгляд, такой же пустой и безжизненный, как у него самого. Вокруг постепенно скапливались душные люди, решившие перед бегством поглазеть на чужую трагедию. Они с ужасом и отвращением замирали перед мёртвым, прикрывали глаза руками и не могли сдержать вырывающихся наружу возгласов, их пробирал озноб. Их всех, но только не Мадару. Тогда он подумал лишь о том, что не прочь увидеть их тушки, сотканные из чистого лицемерия, на месте брата. Всё-таки не о такой жизни мечтал младший Учиха, и уж точно не о такой смерти. Изуна со школы грезил удрать куда подальше и, если бы не отец, сделал бы это давно. Да, его мечтам не суждено было сбыться, а вот множественным насмехательствам со стороны убогих земляков напротив, ведь в душе им всем наплевать. Отпустив холодную ладонь, мужчина позволил подоспевшим медикам забрать брата, понимая — они больше никогда не увидятся. Неведомые никому неистовые потёмки вращались в тяжёлом блоке сознания. Мадара давно был готов к этой смерти. Мигающая неотложка, провожаемая его застывшим взглядом, отъезжала всё дальше, унося безумно холодные и тёплые деньки в пустоту бесконечных воспоминаний. Вот и всё. Устало размяв шею, он нашарил рукой пачку сигарет в верхнем кармане потасканной рубашки. Люди усердно шептались, словно ожидая хорошего пинка под зад, чтобы наконец убраться восвояси, но пусть не волнуются, сейчас его безразличия хватит на всех. Попросту игнорируя общество, мужчина закурил посреди места происшествия, пока в голове возникал резонный вопрос. Где мальчишка? Как оказалось позже — сорванцу повезло куда больше, чем родственнику. Два года пролетели незаметно, быть может из-за того, что Мадара не относил себя к бесхребетным свиньям, что бездействуют даже в своих личных интересах, занимаясь бесполезным самокопанием. Похоронив Изуну, он первым делом начал восстанавливать родительский дом, иногда ночуя в машине или же в затрепанной гостинице на самой окраине Каслвуда. Стройка не составляла особого труда, страховка вместе с имеющимися сбережениями покрывала расходы. Лишь погода местами создавала погрешности, портя кропотливый труд, поэтому нечасто, но-таки приходилось переплачивать за материал. В каких-то несостыковках с той же заливкой стяжки, где одному не управиться, он редко обращался к Ашине, фермеру средних лет, от которого за километр несло перегаром, тем не менее — было выгодно. Бутылка дешёвого виски и зачатки оставшейся мозговитости со времен инженерно-строительного колледжа работали в мужике на ура. Учитывая, мягко говоря, сложный характер Мадары, комбинация получилась успешной, они не препирались. Его устраивала общая молчаливость. В такие моменты невольно вспоминался отец, у них тоже работа шла быстро, складно и по делу, хотя случалось такое нечасто. К концу семнадцатого года удалось привести дом в божеский вид, а за проходящий восемнадцатый он выглядел гораздо приличнее оставшихся в городке. Обыденные планы с определённым на день графиком оставались прежними, если не учитывать мозолящую глаза занозу в виде сироты. Конечно, будучи даже единственным оставшимся родственником, Мадара с легкостью мог избежать роли опекуна, но разве он упустит такую возможность? О, нет, естественно в этой серой реальности у него просто обязана была появиться подобная "радость". Рядом давно нет матери, надеющейся чего-то добиться в захудалой клинике, отца, отнимающего у него некую свободу, и брата, обвиняющего его во всех смертных грехах своей неудавшейся жизни. Зато теперь есть на ком отыграться, раз уж мальцу выпала горящая удача — не стать отбросом общества, Мадара был не прочь получить от неё звериную долю собственных привилегий. Родной восток всегда больше напоминал классическое представление о Среднем Западе с кукурузными полями, простирающимися до самого горизонта, что весьма далеко, учитывая высоту над уровнем моря. Ещё это очень плоская местность, в лучшем случае с холмами. Палящее с самого утра солнце раскидывало жгучие лучи, задевая прикрытые шторами окна домов. Старенькое радио, стоящее около входной двери, вещало об аномальном потеплении. Мужчина, уловив звук, поджал губы, выдохнув через нос невидимый кубарь пара. В его вспотевшей ладони полупустая бутылка воды, ставшая за полчаса тошнотворно теплой, говорила, что пора бы налить туда свежей. Отговорки. Мадара готов был заниматься окаменевшей землей и в плюс сорок два, оттягивая не самую приятную часть замысла, что всё равно будет исполнен. Зайдя с улицы в дом, мужчина выпил стакан холодной воды, затем сев на диван, ловко собрал копну жестких непослушных волос в низкий хвост с помощью припасенной резинки, завязанной на запятье, дабы спасти пропитанную потом спину и шею от знойной жары, которую так ненавидел. Кипящие мышцы сладко покалывали и тянули. Физический труд расслаблял Мадару, убивал время, был незаменимым хранилищем, в которое отсеивалась горка энергии, при этом выдающегося значения не имел, будучи на одном уровне с тем же потреблением пищи. Настоящее увлечение Учиха трактовал по-своему, оно имело более изощренный смысл, зато приглушало атмосферу постоянной скуки. Мужчина повернул голову к распахнутому окну, наслаждаясь первоклассной тишиной в радиусе ста миль. У него и после смерча не возникло желания сменить место жительства, и дело не в пресловутом страхе нового, склад времени из иллюзорно-перспективного будущего есть везде. Пожалуй, главная причина крылась в том, что он терпеть не мог шумные города. И вот незадача — детский дом находился именно в таком муравейнике под названием Су-Фолс в 96,31 милях от Каслвуда, значит потребуется примерно 10 галлонов бензина и четыре часа драгоценного времени беспрерывной езды, чтобы не растянуть всю возню на дорогу туда-обратно до следующего дня. Тут и дураку понятно, что лишь заявившись на порог, забрать мальчишку по-быстрому не получится. Во-первых, нужно достаточно убедительно сыграть роль любящего родственника, во-вторых, разобраться с внушительной стопкой бумаг... Чёрт побери. Суть проблемы всё же была в другом, она была в самом мальце. Сколько ему там? Шестнадцать? Мадара уже отчётливо представлял себе красноречивую истерику, сопровождающуюся противными соплями и слезами на чужом лице. Впрочем, даже в таких раздражающих фантазиях безразличие, как и поставленная цель, оставались с ним. Кто знает, возможно, тот строптивый ребенок вообще изменился за два года пребывания в стенах вынужденного пристанища и будет только рад кинуться в его объятия. Мужчина выдал неясный смешок, взяв в руки записную книжку, оставленную на диване до работы. На стороне кожаной обложки красовались мелкие потёртости, появившиеся непонятно откуда. Хорошая вещица, будет полезнее многих людей. Раскрыв книжку, он прошелся глазами по исписанным страницам, нашел искомый номер, и, сразу же достав из кармана брюк телефон, стал набирать нужные цифры. Послышались протяжные гудки, а затем женский писклявый голос с отработанной на автомате фразой: — Здравствуйте, вы позвонили в детский дом "Presentation", Су-Фолс, Южная Дакота. Я вас слушаю. — Добрый день, — скинув упавшую на глаз чёлку он вспомнил с кем говорит, — это Учиха Мадара, Каслвуд. — А-а, — немного протянула она, — вы родственник Обито? — Он самый. Подскажите, я могу приехать к, — мужчина на секунду посмотрел на часы, висящие над аркой дверного прохода в зал, — девяти? Хочу наконец забрать брата домой. — Конечно, приезжайте. Стройка ведь уже закончилась? — Да. — Ох, ну хорошо, а то и вспоминать страшно, что мы пережили, переезжать было непросто... Знаете, тут наш скромный приют замечательно приняли, — видимо она не собиралась затыкаться. Мадара прокашлялся в кулак, перебив её речь. — Извините, я немного спешу, какой у вас там адрес? — Ах да, сейчас, — на том конце трубки что-то зашуршало, — 701 South Western Avenue. — Спасибо, — поднявшись с дивана, он без сомнений добавил, — передайте Обито, что совсем скоро я за ним вернусь, — мужчина решил дать ему шанс заранее перевести себя в чувства. Заодно сходу оценить для себя обстановку невозвратной точки будущего опекунства, когда увидит мальчишку. — Без проблем, всего доброго, до свидания! Не дослушав, Мадара сбросил трубку, швырнув мобильник на другую сторону дивана. Следом за ним полетела провонявшаяся потом мокрая майка, а стянутые в сидячем положении потертые штаны вместе с нижним бельём он оставил на полу. Поднявшись, мужчина размеренным шагом направился в душ, прекрасно понимая, что эффект свежести после него продержится лишь до выхода на улицу. Благо волосы были предельно чистыми, тщательно мыть их — один геморрой, пускай столь шикарной во всех ракурсах густой копны, достающей до поясницы, нет и у большинства дам. Ещё бы, они-то считают себя красавицами едва имея при себе три лезущих пера. Закрыв за собой дверь, он посмотрел на недавно заново окрашенную своими руками эмаль небольшой ванны с раздражением подмечая на краях бортиков потрескавшиеся от влаги кусочки краски. Что ж, после возвращения мальчишки будет предостаточно времени, чтобы довести оставшиеся детали ремонта до ума. Мадара встал ступнями на белое дно, настраивая железным носиком крана воду, льющуюся слабой струей из свисающего вниз душа. Сбоку от него находилось прикрепленное к стене квадратное зеркало, так и просящее посмотреть в отражение своими до жути чёрными глазами. Обливаясь водой, мужчина провел рукой по подбородку. Щетина появлялась достаточно быстро, жаль не подходила ему, из-за чего приходилось бриться каждый день. Несмотря на абсолютную неприхотливость к своему внешнему виду, лицо всегда должно быть гладко выбрито, и если под рукой нет бритвы, Мадара воспользуется ножом. После душа мужчина быстро оделся в спальне, выбрав обычную белую майку и серые узковатые джинсы, подходящие к армейским черным ботинкам. Из тумбочки достал документы, переместив их в большой рюкзак, туда же положил пистолет, которым давненько не пользовался. Отлично. Закинув рюкзак на плечо, он распустил волосы, всё это время надвигаясь к выходу вместе с щелкающими ключами, прикрепленными жестяным колечком к поясу. По радио уже играл скудный список музыкального “искусства”. Мадара запер двери, заново прокручивая в голове алгоритм действий. В обширном смысле складывалась эпическая мозаика из представления о множестве людей, решивших усыновить ребенка. Они наверняка блуждают в поисках счастья, прощения и смысла в долине жизни, но его реальность отнюдь не столь романтична. Поморщившись ярким лучам в ответ, он нацепил солнцезащитные очки, открывая дверцу и кладя рюкзак на ближнее сиденье, сел за руль старенького мустанга, накалившегося, казалось бы, до предела. — Погнали… Су-Фолс, Южная Дакота. 10.08.2018 Бывает, наша жизнь пытается донести сообщение о том, что все, кого мы встречаем, борются за что-то. У каждого незнакомца, с которым мы сталкиваемся, есть что рассказать. Все чувствуют себя одинокими, напуганными и неуверенными. Просто некоторые люди хорошо это скрывают. Таким был и Обито, улыбчивым, весёлым и жизнерадостным ребёнком, пока ужас не отразился на его лице самым видимым отпечатком прикосновения, оставленного смертью. Он видел её! Ведь она стала тем самым смерчем, ломающим стены и сметающем крыши домов в напуганных детских глазах. Он помнил, с какими криками убегал, терпя боль в сломанной руке, когда костлявые лапы захватили Изуну в посмертный плен, не позволив больше увидеть белого света. Обито знал, что после брата охота перейдет на него, но стараясь не стать жертвой, из последних сил метался в бешенной пляске сжимающего сердца, ища хоть кого-то из взрослых. Рыдая навзрыд, он выбрался на середину дороги посреди раненых людей и животных. Грязный ветер крутящегося вдалеке торнадо не давал мальчику сделать и вдоха. Обито мало что видел и понимал, перед глазами продолжала стоять окровавленная картина с бедным Изуной. Болезненно согнувшись в спине, он прижал здоровую руку к боку, что безумно колол из-за бега. В ушах стоял до невозможности сильный гул, странно, что барабанные перепонки остались целыми. Нельзя было останавливаться, однако Обито осознал это на долю секунды позже, когда огромное сухое дерево со скрежещущим звуком отрывающихся от недр земли корней, стало наклонять корявые длинные ветки прямо на него. Мальчик лишь краем глаза заметил силуэт, стремительно приближающийся с каждым судорожным вдохом, это был вид чего-то неизмеримого и быстрого, до такой степени, что испуганное сознание поставило его в полный ступор. Мамочка… Как игрушечного солдатика Обито сбило с ног. Об оглушительном падении на спину, после размытого прихода в сознание, подсказал налившийся до предела давлением череп, он ощутил, как голова стала непомерно тяжёлой. Дневной свет сменился на мутный, в нём почему-то виднелись расплывчатые круги, что сходились и расходились в разных углах, причем лишь с одной стороны. Внутри всё пульсировало от нехватки кислорода, но даже через силу у него не вышло нормально начать дышать. В правую часть лица впивались ветки упавшего дерева, они будто прорезали колючими окончаниями постепенно немеющую щёку, левая часть лица горела, Обито чувствовал под ней сломанную до этого в предплечье руку. Мама… Дыхание куда-то пропадало, будто замерев в едва осуществимой попытке открыть рот и закричать отчаянное: ”Помогите!”. Обито даже в адской панике чувствовал, что не может подняться или сдвинуться хотя бы на жалкий миллиметр от дерева. Трепещущее сердце мальца почти остановилось, когда волна боли, непохожей на прошлую, сковала спазмом грудную клетку. Более крупная ветвь придавила ровно половину туловища, а её основная масса пришлась на правую сторону, что вот-вот не выдержит напора и сломает ребра вовнутрь, проколов альвеолярный мешок. Только что-то подсказывало детскому разуму — это уже произошло. Он отрывисто завопил, тем самым делая себе только больнее. В нос ударил лёгкий металлический запах. Лицо… Господи, да лучше бы его убило сразу, чем оставило лежать в невыносимых муках боли и страха. Глаз на разодранной части лица не хотел открываться, ощущаемо распух, гадко слезился и щипался внутри. Веки подергивались, как и вмиг ставшие сухими губы. Сознание снова отключалось, второй, слегка видящий в неудобном положении глаз, превращал всё вокруг в темноту. — Обито, просыпайся уже! — звенящий голос и тормошащие его плечо движения Рин вынудили-таки расстаться со сном, разлепив тяжёлые веки. Подросток в прострации посмотрел на её милое лицо, отзывающееся смущением в его груди. Иногда Обито не мог оторвать от неё взгляда, свято считая: она — совершенство. Ему хотелось побороть стеснение, чтобы сказать как сильно её карим глазам подходит каре, но отчего-то вся смелость испарялась на фоне стоящего сзади Какаши, что выглядел, да и в принципе был нудным ботаником. Он глупо улыбнулся, едва Учиха придя в себя сонно потянулся, отпрянув спиной от лавки. — Ну же, скорее! — громче повторила девушка. В свободное от занятий время, например как сейчас, они зависали на более чем 80 акрах дворовой территории детского дома. Мальчишки, не замечая жары, могли по несколько часов играть в футбол на сочном зеленом газоне, желая получить слова поддержки от судьи Рин, или же изображали из себя двухметровых баскетболистов, отбирающих у друг друга мяч бессчетное количество раз. Но только у Какаши получалось попасть им в кольцо, из-за чего Обито начинал задирать друга, выгораживая себя в неловкой ситуации перед дамой сердца. Им было настолько весело вместе, что порой Учиха и вовсе забывал о случившемся два года назад. Лишь иногда он мог украдкой, пока никто не видит, впасть в слезливое уныние, вспоминая о тёплых руках мамы, которой не стало гораздо раньше. Она бы точно не позволила ему пострадать, а уж остаться в "Presentation" тем более. — Что? Вы опять куда-то опаздываете из-за меня? — зевнув, спросил Учиха, хотя их лица выражали какую-то светящуюся радость, словно случилось что-то очень хорошее. — Неа, тебя зовёт миссис Харуно, — весело сказала Рин, сев рядом с другом на лавочку, как он тут же ударился в краску. Едва девочка находилась так близко, ему не терпелось рассказать о своих чувствах, становившихся сильнее с каждым днём, проведённым вместе, однако заметные шрамы на лице, прикрытые отросшими до плеч волосами, делали его до позора уязвимым, поэтому он вряд ли мог назвать себя мужественнее того же Какаши, хотя ни в жизнь не признался бы в этом. Возможно, подросток бы не стал так основательно зацикливаться на своей испортившейся внешности, если бы ублюдки из старшей группы не напоминали ему об изъяне чересчур часто. А точнее, перед каждым входом в общую столовую, ровно год назад. До того как Обито познакомился с нынешними друзьями, которым было совершенно наплевать на его шрамы. — Зачем? — он с подозрением выгнул бровь. — Скорее всего, тебя хочет кто-то забрать, — задумчиво произнёс Какаши, поправляя свою причудливую причёску, вытянутую в горшоковидную форму. Учиху не посетила радость, он с тревогой взглянул на Рин. Его всегда удивляло положительное отношение друзей к возможным родителям. Кто знает, что у незнакомых людей на уме. Разве не лучше быть независимым, дабы не оставаться в должниках по гроб жизни за то, что тебя как собаку приютили? Внутри зародилось странное предчувствие. Он вцепился руками в спинку деревянной лавки, резво повертев головой. — Ну же, Обито, — она попыталась поддержать поникшего друга, погладив его по спине. — Мы будем только рады за тебя, да, Какаши? — тот быстро кивнул, добавив своим монотонно спокойным голосом: — Если у тебя появится семья, это не значит, что мы перестанем быть друзьями. — Не умничай, — шикнув в ответ, он наотрез отказался идти к воспитательнице. Тогда Рин с надеждой заглянула в его большие черные глаза, зная, что Обито не из тех, кто будет ей долго отказывать в чём-либо. Какаши молчаливо сел рядом с другой стороны от подруги, тоже погладив друга по спине, чем вызвал мелкое раздражение вперемешку с глубокой грустью о негласной потере их великой дружбы. Ничего ещё не произошло, но даже их уговоры во благо обижали подростка. — Пожалуйста, — прошептала Рин, когда он таки оторвался от лавочки, повернувшись к ним. — Я уверена — ты не пожалеешь. — Ты сможешь поладить со всеми, всё будет хорошо, — поддержал её Какаши, по-доброму пихнув Обито в плечо. Действительно, долго сопротивляться у Учихи не получилось. Сидя несколько минут в выжидающей тишине, он поднял глаза на здание детского дома, не переставая восхищаться и одновременно с этим тревожиться от элементов архитектуры в стиле, как им рассказывали — коллегиальной готики. Вяло поднявшись с места, мальчишка вызвал у друзей победоносные улыбки. Ребята не успели сказать и слова, как Обито, потрепав друга по смешным волосам, вдруг рванул к главному корпусу навстречу серьёзному разговору, а может и вовсе новой жизни. Бежа, он хотел быть ещё быстрее, пока воодушевлённый запал не перебился жадно вбираемым в себя через рот прогретым воздухом. Тёмные пряди липли к влажному лицу, заслоняя поле зрения, но лучше уж так, чем быть прикованным к земле с мыслью о том, что остался без глаза. Забегая за угол, Обито оглянулся на здание, по-прежнему удивляясь его размерам. Высота — три этажа, первый этаж был выложен из восьми пудовых железобетонных блоков, второй и третий этажи - из красного кирпича вплоть до парапета с бетонным покрытием. Главный вход, к которому он направлялся, находился на переднем фасадном плане. Верно всё-таки подметил заумник, они до старости будут самыми лучшими друзьями. Или нет? Наверняка Рин будет женой Обито, Какаши их общим другом, а затем гордым крестным отцом для будущих детей Учихи. Откидывая мечтательные бредни в сторону, он с улыбкой вздохнул, притормозив перед дверным проемом с аркой, что вел к множеству углубленных дверей, над которыми располагались блоки, украшенные круговыми орнаментами. Прожив здесь два года, подросток всё ещё путался в расположениях тех или иных мест, ведь в общем Presentation имел 93 комнаты, включая пять классных комнат, три общежития и три столовых, а также часовню, лазарет, прачечную, библиотеку, кухню. В подвале, который Обито на дух не переносил, вообще находилась игровая комната, что служила в неподходящих погодных условиях альтернативой улице. Наконец-то дойдя до нужного кабинета, Обито отдышался, затем смело постучался в дверь и услышав рабочее: “Войдите”, зашёл в помещение, приветливо поздоровавшись с Сакурой Харуно — воспитателем старших и средних групп. — Долго я тебя ждала, ну, проходи, — оторвавшись от бумаг, она поправила бежевый ободок, заправляющий чёлку коротких розовых волос назад, потом кивнула подростку на пластиковый стул возле рабочего места, — садись, — тот послушно выполнил её указание без воинствующего взгляда, лишь потому что та была добра к нему с самого начала, да и доверял он ей, поскольку знал, живя ещё в Каслвуде. — Неужели кому-то приспичило усыновить меня? — самоуверенно задал вопрос в лоб Обито, убирая с подбородка скатывающиеся капли пота. — Можно сказать и так, — молодая воспитательница украдкой улыбнулась, вспомнив его харизматичного родственника, чем вызвала легкое недоумение. — У тебя всегда был тот, кто мог о тебе позаботиться, ты ведь понимаешь, о ком я говорю? — малец сдвинул тонкие брови к переносице, слабо улавливая нотки домыслов, сводящих разум в хаотичную кашу всех возможных вариантов. Харуно мечтательно посмотрела в окно, певуче спросив: — Ты что, забыл про своего старшего брата? Брат? — Кого? — с глупым выражением лица переспросил Обито, потупив на неё взгляд, но та не собиралась исправлять что-либо в сказанном. Тревожность, о которой подросток давно позабыл, заворошилась под кожей. Висок болезненно запульсировал. Он вжал голову в плечи, заранее начиная отгонять от себя зловещие отблески далёкого, в то же время пронзительно грубого голоса. Худшая из мыслей выдвинулась вперёд, подавив остальные, после чего прямиком из прошлого — взорвалась, усилив весь спектр чувств. — Вы говорите о Ма… — голос предательски дрогнул, едва женщина закивала. В чёрных бездонных глазах подростка промелькнул почти дикий испуг, как только жуткая новость дошла до мозга, выплеснув туда характерные ассоциации, связанные с мужчиной. Только не это. Больше чем Таджиму, которого-то и язык не поворачивался назвать отцом, подросток ненавидел лишь Мадару. Даже слова мамы не оправдывали его, потому что хватало и того, что Обито успел увидеть собственными глазами. Такая реакция на счастливую для многих детей новость, показалась Харуно довольно странной, поэтому она привстала с кресла и замахала перед собеседником руками, чтобы привлечь внимание. — В чём дело, Обито? Ты вернёшься домой и… — она хотела его успокоить, но почти режущий слух полукрик бросил воспитательницу в растерянность. — Нет! Нет! Нет! И ещё раз нет! — в нарастающей панике подросток резко вскочил со стула, схватившись руками за голову так, будто стёкла прямоугольных окон сотрясаются от пробирающего воя разгневавшейся природы, осыпая на белые подоконники… Подросток испуганно отвернулся. Он и представить не мог, что когда-нибудь без права голоса его отправят в город, который оставил после себя прежнего лишь могилы самых дорогих ему людей, а главное к кому? К чудовищу! Обито был в этом уверен. Женщина подошла к сгорбившемуся, тяжелодышащему мальчику, что сейчас был совсем не похож на себя. Это настораживало. — Что тебя так напугало? — осторожно попыталась разузнать она, однако Учиха лишь поджал губы, будучи на грани истерики. — Тебе плохо? Да! Чёрт возьми, ему ещё как плохо! Обито и не подумал мириться с участью, но тело совсем не слушалось, запрещая ему выдавить из себя хоть слово в отместку чужой карме. Грязный подонок никогда не питал к младшему тёплых родственных чувств, принимал за что-то презрительно мешающее, лишнее или ошибочное, хотя как некстати подобные эпитеты больше подходили именно Мадаре. Можно было не сомневаться, если бы мальчик погиб, неважно при каких обстоятельствах, тот бы перешагнул и пошёл дальше распространять в мир самые худшие нечеловеческие качества, ведь это он разрушил семью, которая отчасти была для них общей. Из-за мужчины в памяти о родном очаге полно дыр, прерывающих единую картину светлого детства, а это дорогого стоит, если тебе было уготовано сломаться в столь юном возрасте. — Расскажи мне, что случилось? Я помогу чем смогу, — Сакура терпеливо ждала, смотря на худую спину подростка. — Он… Он… — Обито даже не знал, с чего начать, поэтому как рыбка на суше открывал и закрывал рот. Поток насильно запечатанной им череды определённых воспоминаний расплывался с цельного образа улыбающейся матери, густо мешаясь с чужой уродливой тенью, что всё больше поднималась по стене тёмной спальни родителей. Он прикусил губу, плотно зажмурив глаза. Высокий голос воспитательницы перешел в плач. Это был надрывистый плач Изуны. Боже, что происходит? Почему частичный фрагмент проекции кажется таким реальным? Обито робко потянул руку к его лицу, но брат грубо отпихнул от себя мальчика, сказав глубоко ранящее: Как же я вас всех ненавижу… Моя ненависть к Мадаре безмерна, но к тебе… Она запредельна…