Полумрак

- Что ты делаешь? Что же ты делаешь, идиот?! – собственный хриплый шёпот казался совсем чужим, пальцы путались в тёмных, тщательно уложенных волосах, дыхание срывалось. Но сил оттолкнуть его не было. Ощущение горячего рта сводило с ума, вынуждая почти против собственной воли подаваться навстречу ласкам. Так давно никого… так хочется… но… неправильно… - Прекрати… а если… войдёт… кто-то… Мужчина, стоящий на коленях, отстранился. Кё зажмурился и выдохнул с хриплым полустоном. Звук вышел слишком непристойным… и казался оглушительно громким. - Ты же знаешь, что никто не войдёт… у нас ещё куча времени… Неужели тебе не хочется? - Нет… прекрати… - Тоору, лжец из тебя фиговый, знаешь? – проворные пальцы прошлись по влажной и блестящей от слюны головке, срывая с губ глухой хриплый стон. – Я же вижу, что хочешь… Кё откинул голову, судорожно хватая губами воздух. Перед ним невозможно было устоять… не так… Слишком давно знакомы, слишком многое связывает… Он изучил все его привычки, все самые чувствительные точки тела - и никогда не упускал шанса воспользоваться этим преимуществом. - Не нужно… - и сам поморщился от того, насколько жалко прозвучали эти слова. – Гара, прошу… - Ты слишком много просишь, Тоору… - горячий язык с силой прошёлся по головке, вызывая всхлип. – А я хочу тебя… Он знает, как сломить тебя за пару секунд. Он знает, что пары прикосновений достаточно, чтобы ты перестал сопротивляться. Чтобы поддался ласкам, посылая к чёрту здравый смысл и самоконтроль. - Но… - последняя попытка всё прекратить. - Тоору, сколько мы не были вместе? Месяц? Два? Три? И теперь, когда я, наконец, получил тебя, без твоей чёртовой группы, ты надеешься сбежать? Нет уж… - принимая почти до основания… так жарко… так хорошо… Ты ведь знал… Конечно, знал. Когда Иноуэ вообще заговорил о том, чтобы устроить вашу совместную фотосессию, ты уже знал, что Гара не упустит случая - как и всегда. Он ведь прав. Слишком редко вы бываете вместе. Ваши странные отношения начались так давно… Это нельзя было назвать ни тривиальным словом «любовь», ни «страстью». Вы хотите друг друга, о да… Но можете не видеться месяцами. А после, когда друг… да, всё-таки, несмотря ни на что, друг зажимал тебя вот так, силой, в тёмную подсобку или пустую гримёрку, прижимал к стене и как сумасшедший… так жарко… до болезненного возбуждения начинал ласкать, упиваясь, кажется, каждым своим движением, каждым стоном, срывавшимся с твоих искусанных губ, не было больше ничего. И даже те жалкие попытки сопротивления, которые ты предпринимал, Гара просто не замечал или делал вид, что не замечал. И каждый раз ты сдавался на милость ласкающих рук, губ, языка, чувствуя себя таким необходимым и желанным. Ведь ты знал, Кё, знал, что лжёшь даже себе, когда думаешь и говоришь, что не хочешь, что это неправильно. В конце концов, ты и сам прекрасно понимал, что Гара нужен тебе. Как друг, как любовник… Странно, но, кажется, именно с ним ты научился ревновать. Сам не замечая, тосковал по нему. И, по большому счёту, тебе ведь тоже было плевать на то, что вас могут увидеть. Один раз такое уже случалось, когда в пустую гримёрку неожиданно зашёл Каору. Очевидно, услышал стоны и решил посмотреть, что происходит. После этого ты часто ловил на себе его задумчивый и даже какой-то понимающий взгляд. От него было тошно, но избежать не удавалось. Но и это неважно. Во всяком случае, точно не сейчас. Гара тянет брюки вниз, обнажая бёдра, покрывая жадными поцелуями и укусами кожу… Возможно, он истосковался по тебе куда больше, чем ты по нему. И ты уже сам, не выдержав, тянешь его за волосы вверх, прижимая к себе, жадно, глубоко целуешь, словно заявляя права. Ты уже знаешь, что сегодня он готов отдаться… Вы никогда не договариваетесь… вообще не упоминаете о том, кто сегодня будет вести… Это получается будто само собой… Вам не нужны слова, чтобы понять, кому хочется взять, а кому - отдаться. Зачем слова, когда тело предаёт, а мысли путаются от желания почувствовать себя завершённым, заполненным, ощутить такой необходимый жар чужого тела, вжимающегося в твоё? Или напротив – когда невыносимо хочется резко, грубовато, до боли раз за разом врываться в него, ловить каждый его хриплый стон и вздох, оставлять на бёдрах синяки от пальцев и покрывать шею и плечи беспорядочными поцелуями, уповая на то, что не оставишь слишком заметных следов. Ведь никому из вас не нужны лишние шепотки за спиной, верно? Гара прижимается, так доверчиво льнёт к тебе, подаваясь навстречу ласкам, тяжело, судорожно дышит и сам нетерпеливо стягивает одежду, мешая, то и дело сталкиваясь руками с твоими, постоянно отвлекаясь, чтобы жадно впиться в губы. Ты почти не видишь его, но знаешь, какой он сейчас. Встрёпанный, полураздетый, с лихорадочным блеском в глазах и припухшими от восхитительного минета и страстных поцелуев губами. Его кожа, такая темная в свете софитов, в полумраке тесной подсобки кажется белоснежной. Чувственный, сильный, страстный - хочешь его… Конечно, хочешь… - Смазка…. есть? - коротким хриплым выдохом между двумя неистовыми поцелуями. Уже не сдерживаясь, ласкаешь его, стискиваешь ягодицы, толкаешься пальцами в узкое горячее тело, ловя губами хриплые вскрики и стоны. - Как всегда… - Гара змеёй изворачивается в твоих объятьях и опускается на колени, стараясь понять, которые из совершенно одинаковых белых брюк, сиротливо валяющихся на полу, принадлежат ему. Он точно знал, что сегодня она пригодится… Но укол обиды тут же забыт, как только прохладный пластик касается твоих пальцев. После этого можно не думать ни о чём, кроме тугих мышц, стискивающих твои пальцы, толкающиеся в желанное тело… О том, как жадно Гара хватает губами воздух, почти жалобно вскрикивая, когда ты задеваешь чувствительную точку в его теле. Каждый раз, как первый… слишком редко вы бываете вместе… Каждый раз так невозможно тесно в нём… так восхитительно горячо… И, не выдержав, разворачиваешь, толкая к стене, вжимаясь почти болезненно возбуждённым членом в ложбинку ягодиц, глухо рыча от острого, сводящего с ума, почти животного вожделения. - Хочешь меня? Давай же, Тоору… возьми… прошу… Ну же, - потираясь, подаваясь навстречу, срываясь на хриплые, едва слышные стоны. И ты подчиняешься, наконец, направляя себя, толкаясь в желанное тело, с усилием преодолевая сопротивление тугих мышц. До боли стискивая пальцы на бёдрах, кусая губы от ощущения невыносимой, сладкой тесноты тела Гары. Неглубокие, отрывистые, почти неуверенные толчки постепенно сменяются плавными, сильными, глубокими, когда он привыкает, расслабляется, пускает глубже… И сам подаётся навстречу, стремясь ощутить больше… сильнее… Ты ведь знаешь, каково это… Ты сам не раз был на его месте… Это больше, чем желание - потребность, необходимость… Чувствовать ещё сильнее, больше, глубже… Он дрожит, сжимает тебя в себе, хрипло, громко вскрикивает, когда ты, наконец, задеваешь простату, вынуждая тебя зажать ему рукой рот, чтобы он не выдал вас обоих. И кожей чувствуешь его стоны, которые Гара не в силах сдерживать. Прижимаешься крепче - так, чтобы между телами не осталось даже воздуха, впиваясь поцелуем в нежную кожу чуть пониже уха. Он дёргается и протестующе стонет, стараясь отстраниться, не позволить оставить алую метку. Но тебе уже всё равно. Плевать на всех… плевать на то, что стилист может понять… потому что сейчас тебе хочется, чтобы и он забыл обо всём, обо всех… И отпускаешь бедро, скользя пальцами по напряжённой плоти, лаская, поглаживая, сжимая… - Не думай ни о чём… ты ведь хочешь… Хочешь? – толкаясь сильнее, резче. Гара высоко, коротко всхлипнул, подаваясь навстречу. - По…жалуй…ста… То…ору… Ещё… так… ещё… Даа… - хриплыми рваными выдохами, закидывая руку за голову, вцепляясь в твои волосы, притягивая ещё ближе, оборачиваясь и жадно целуя. – Хочу… ещё… тебя… всего… -каждое слово пускало по коже тысячи мурашек. Так чувственно…возбуждающе… Такой он только с тобой… Только в такие краткие мгновения встреч тайком. Наверное, стоило бы хоть раз нарушить эту странную традицию и встретиться вне студии, вне павильонов, в которых проходят съёмки, фотосессии… Чтобы не нужно было спешить, скрываться, чтобы хоть раз насладиться им сполна… Но кажется, что это будет совсем другим… Не так остро… не так… Вне этих стен они друзья, которые могут встретиться и поговорить, помолчать вместе, сходить в бар, где Гара будет привычно потягивать своё пиво, а ты весь вечер просидишь над одним бокалом вина. Но не здесь… здесь есть только всепоглощающее, нестерпимое, жгучее желание… Только хриплые стоны, вскрики, тяжёлое рваное дыхание и порывистые движения навстречу друг другу… И весь мир сжимается до размера крохотной подсобки и вас двоих… И движения всё резче, стоны всё громче - и последние крохи самоконтроля летят ко всем чертям… Наверное, ему даже больно от твоих несдержанных, грубых толчков, но сдерживаться ты больше не можешь, да и не хочешь. Пусть услышат… пусть узнают… узнают, что он только твой… что ему хорошо с тобой, а ты сходишь с ума с ним… Всё это неважно, когда он, как безумный, выгибается навстречу, разрываясь между тем, чтобы принять тебя ещё глубже и толкнуться сильнее в ласкающую руку… Когда его пальцы больно стискивают твои волосы и судорожно скребут по стене в попытке найти ещё одну точку опоры и не находят, когда он больше не противится тем жадным поцелуям-укусам, которыми ты покрываешь его шею и плечи, и лишь откидывает голову, подставляясь. Чуть позже они расцветут на коже багровыми синяками, напоминая об этом жарком безумии. Вы оба совершенно мокрые от пота, и каждому движению вторит восхитительно развратный звук, который заводит тебя ещё больше. - Ещё… ещё… да…ещё… - едва слышный шёпот, как мантра. И ты подчиняешься… не можешь не подчиниться ему. Ласки всё более нетерпеливые, всё более чувственные, и ты понимаешь, что не сможешь сдерживаться долго… Низ живота тянет, и от этого ощущения хочется избавиться скорее. Но всё же сдерживаешься из последних сил, уже почти отчаянно лаская его в такт грубым, сильным, резким толчкам… - То…ору… я…сейчас…даа… - последним движением навстречу, до боли стискивая волосы. И ты чувствуешь на своих пальцах тёплое вязкое семя. И сам, сильно впиваясь зубами в его плечо, изливаешься в жаркое тело, чувствуя судорожные сокращения его мышц, обхватывающих тебя так сильно, так плотно… Невозможно… Сколько вы стоите так, прижавшись друг к другу, пытаясь выровнять судорожное тяжёлое дыхание, ты не знаешь… Кажется, проходит вечность, прежде чем Гара отпускает твои волосы, опуская руку, бессильно приваливаясь к стене. - Это было… фантастически… - он тихо усмехается, с усилием поворачиваясь к тебе лицом. – Ты чудо, Тоору… - Ты совсем чокнулся, ты знаешь? – ты прижимаешься к нему крепче, устраивая голову на плече, стремясь хоть ненадолго сохранить ещё тот жар, который несколько минут назад сводил вас с ума. - Мы оба… - Гара перехватывает твою руку, скользя языком по хаосу татуировок на пальцах, собирая белёсые капли. – Я согласен быть чокнутым, но только вместе с тобой, мой Тоору… - Сколько раз тебя просить не называть меня так? - То-о-ру… - нараспев, обжигая дыханием ладонь. – Я буду называть тебя так всегда… Потому что Кё ты для всех. А я не все, верно? – хитрая улыбка. - Конечно, не все, - отнимаешь руку, обнимая его, прижимая крепче. – Все не трахаются со мной в подсобке в перерывах в фотосессии. Гара смеётся теперь уже в голос. - Это было грубо. - Это была правда. - Нам не пора? Нас будут искать… - О, полчаса назад тебя это не волновало. - Не язви, - лёгкий поцелуй в уголок губ. – Тебе ведь понравилось… - и вновь выворачивается, опускаясь на пол в поисках одежды. Ты вздохнул, опускаясь рядом с ним, последовав его примеру. - А может, ну её к черту, эту фотосессию? - И ты готов выслушивать вопли Каору? – насмешливо приподнятая бровь. Он всё знает… - Кё-сан, Гара-сан… Эй, а где они?! – мимо двери, без сомнения, пробежала ассистентка фотографа. - Видишь, нас уже ищут… - Слышу… - Кё вздохнул, поправляя одежду. – Идём? Надеюсь, эта фотосессия хотя бы будет удачной… - Идём. И не сомневайся, - и первым шагнул в светлый коридор.