Когда цветёт вереск

Полуденное солнце светило в полную силу, делая краски живописных красот Килларни гуще и глубже. А ещё в этом свете были особенно ясно видны маленькие морщины в уголках глаз Джеймса, обветренная кожа, небрежная щетина и чуть тронутые сединой волосы у висков. Нет, он определённо выглядел иначе, и не только потому, что стал старше. Он стал обычным человеком. В этом не могло быть ни малейших сомнений. Но как и почему?.. Пока мы не обсуждали эту метаморфозу, более того, за всю дорогу до Килларни мы не сказали друг другу ни слова — так вышло само собой, и эта хрупкая тишина между нами казалась правильной. Нам хотелось укрыться от чужих глаз, вернуться в то место, которое однажды соединило наши судьбы — и только там, наедине с природой, мы прервали молчание. — Джеймс… — несмело позвала я, неуверенная в том, что его по-прежнему так зовут. — Это я, — откликнулся он, угадав, в чём состоит моё затруднение. — Благодарю за то, что подарила мне имя. — Значит, ты знаешь, откуда оно у тебя, — я застенчиво кашлянула. — Как же иначе, — осторожно ступая, стараясь не примять изумрудную траву, Джеймс шёл вдоль края скалы так же бесстрашно, как и раньше. — Ведь моё желание каким-то чудом сбылось, хоть и не должно было. Разумеется, я нашёл Мананнана МакЛира и не отставал от него, пока не получил объяснения. Представив себе, как Джеймс штурмует степенного владыку Сида, я невольно улыбнулась. — А как ты понял, что твоё желание сбылось? — Очень просто — когда я вынырнул из воды, тебя уже не было рядом. Мананнан подтвердил, что ты вернулась ровно туда же, откуда начала свой путь. Я остановилась, изумлённо уставившись на него. — Ты… Ты загадал не для себя, а для меня?! — А что такого? — Джеймс слегка покраснел. — Мне показалось, что ты хочешь пожелать… Ну, чтобы Логан вернулся к жизни. Значит, нужно было организовать ваше воссоединение. Я понадеялся, что если попрошу изо всех сил, от всего сердца, то всё-таки сбудется… Его признание растрогало едва ли не до слёз. Джеймс мог попытать удачи и обратиться к Источнику с любой своей заветной мечтой, а вместо этого потратил желание на меня! — Когда я увидел, что тебя нет, меня охватили противоречивые эмоции. Не мог поверить, что сработало, обрадовался, что ты обретёшь счастье заново, тосковал, потому что… Джеймс запнулся и вздохнул. В это мгновение я отчётливо осознала, что он не хочет навязывать мне свои переживания и сокровенные чувства. Надеясь подбодрить Джеймса, я легонько коснулась мизинцем его ладони. — А ты всё пытался убедить меня, что у ганконеров нет сердца. — Я не врал, — Джеймс качнул головой, но наше касание не разорвал. Его пальцы были слегка шершавыми и тёплыми. — Может, ты просто сам не замечал правды? Как все вокруг твердили, так и ты привык считать. Найдя огромный плоский валун — не у самого обрыва, к счастью — Джеймс лёг на него, уставившись в небо. Места вполне хватало на двоих, так что я составила ему компанию. — Тебя всегда ведь тянуло в наш мир, я это видела. И твои рассказы о Бларни, о Корке… Никаким равнодушием и пренебрежением там и не пахло! Он долго молчал, обдумывая мои слова. — Да, мне нравилось здесь. Ваш мир вдохновлял меня, и свои лучшие мелодии я сочинил именно в этих краях. И за людьми наблюдал с интересом. Старался — издалека, понимая, что разрушу всё, к чему прикоснусь… Прервавшись, Джеймс сглотнул. Я, неотрывно смотревшая на его профиль, заметила, как черты его лица заострились. — Но разрушал, и неоднократно, Элинор. Я сумела удержаться от избитых фраз в духе «В этом не было твоей вины», понимая, что они не успокоят Джеймса. И я знала на своём опыте — то, что тяготит, придётся пережить самому. Но никто не запрещал мне идти рядом с Джеймсом по этому нелёгкому пути. — Всё равно я была права: ведь ты играл в глуши леса, надеясь, что там никто тебя не услышит. Верно? Уголки его губ чуть дрогнули, приподнимаясь в слабой улыбке. — Кто же знал, что туда забредёт одна отчаявшаяся прекрасная дева… — Я и не подозревала, что можно быть и отчаявшейся, и прекрасной одновременно, — полушутливо сказала я. На самом деле мне ужасно хотелось узнать, как Джеймс меня воспринимал, почему я стала особенной для него — и стала ли? Однако мы оба не торопились с откровениями, давая друг другу время. Вот и сейчас Джеймс снова взял паузу, будто прислушиваясь к самому себе. Я прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Лёгкие наполнились свежим воздухом, который состоял, казалось, из прозрачного дыхания озёр, аромата цветочной пыльцы и бликов солнечных лучей. — Тебе это удавалось, — тихо произнёс Джеймс. — Ты поддалась эльфийским чарам, но они не достигли сердцевины твоей души, потому что она истекала кровью. Ты так и не превратилась в марионетку, влекомую колдовством. Ты была… удивительно живой. Меня поразили его слова, ведь на момент знакомства с Джеймсом я, напротив, ощущала себя мёртвой. Даже сейчас, хотя у меня получилось выбраться из этого состояния, я слишком хорошо его помнила. Это чувство, будто могильный холод прокрался внутрь и заполнил всю меня целиком, вытеснив всё человеческое… Поёжившись, я прижалась к Джеймсу, склонив голову на его плечо. Он по-прежнему смотрел в небо. — Понимаю твоё недоумение, — сказал Джеймс, безошибочно считывая, о чём я думала. — Но ведь я видел тебя со стороны, поэтому всё воспринималось иначе. Для меня даже то, что причиняло тебе боль… И твой рассказ о Логане… Это прозвучит, дико, но… Объяснить свои мысли ему было непросто, но после заминки он продолжил: — Даже видя опустошение и безнадёжность, владевшие тобой, я жалел о том, что мне такое неведомо. Я мечтал вдохнуть полной грудью, исполниться любовью — даже если она приносит невыносимые страдания. Если бы мне тогда предложили поменяться с тобой местами, я бы согласился. Едва дыша, я прошептала: — Поэтому ты выбрал стать смертным? Таково было твоё истинное желание? Но… Ты ведь загадал другое… Джеймс повернулся ко мне. Его глаза теперь не светились необычным синим мерцанием, но я тонула в них, как и прежде. — Я не знаю, в чём тут секрет, Элинор. Просто я захотел, чтобы ты обрела своё счастье снова — захотел сильнее, чем обрести счастье самому. Это ведь и есть любовь, подумалось мне. И после этого Джеймс ещё что-то говорил о бездушии ганконеров! Я верила, нет, я знала благодаря ему — никакое проклятье не способно лишить живое существо души и сердца. Если озлобленный эльф проклял потомков своей неверной возлюбленной, это ещё не значит, что каждый из них будет хладнокровным губителем смертных, глухим к чужому горю, безразличным к чужой судьбе. Я перевела взгляд к облакам, воздушными перьями парящим по лазурной небесной глади. И улыбнулась. — Как же так вышло, что теперь ты человек? — О, это всё Мак Лир и его представления о справедливости, — хмыкнул он. — Видимо, его здорово впечатлило моё обретение имени. А ещё сильнее — то, что я остановился варианте «Джеймс», тогда как мог выбрать любое эльфийское. — Тебе идёт. — Да, я тоже так считаю, — он ответил мне очаровательной улыбкой. — Мананнан же расценил это негласное признание в том, чего мне на самом деле хочется. В каком мире мне мечтается жить, к кому тянется моё чёрствое ганконерское сердце. Джеймс бросил на меня внимательный взгляд из-под длинных ресниц. — И он был прав? — спросила я, замерев в ожидании ответа. — Абсолютно. Только не проси меня объяснить, как это стало возможным. Я встречал среди легенд те, в которых ганконеры, вопреки проклятию, влюблялись в смертных, но боялся, что это лишь плод людских фантазий… — А оказалось?.. — мой голос дрожал от волнения. Джеймс провёл ладонью по моей щеке, медленно и трепетно, будто касался не кожи, а самого сердца. — А оказалось, люди знают о любви больше, чем эльфы. И эта магия, которая подвластна вам, не знает преград. От его проникновенных слов и пламенного взгляда у меня перехватило дыхание. Мы потянулись навстречу друг другу, стирая последние дюймы… Но тут Джеймс вдруг охнул, поморщившись. — Чёрт, спина затекла… А раньше любой камень мне был что мягкое ложе, — он преувеличенно старчески закряхтел, приподнимаясь. Я неловко хихикнула, смущённая тем, как оборвался наш трогательный романтичный момент. Джеймс в замешательстве взъерошил волосы и прикусил губу. — Минусы человеческого существования, — пробормотала я. — Надеюсь, в целом оно тебя всё же не разочаровало?.. — Ни капли, — откликнулся Джеймс, всё ещё не решаясь взглянуть на меня.– Мне очень нравится здесь, всегда нравилось — а теперь это место стало моим домом. И группу я сколотил отличную. Мастерство игры на флейте — единственное наследство, которое досталось мне от прежней жизни, и это лучший вариант, по-моему. — Вы, случаем, не «Эльфы» называетесь? Удивлённо приподняв бровь, он кивнул. — Мне уже успели порекомендовать эту группу. — Наша слава идёт впереди нас, — усмехнулся Джеймс. — Я буду рад увидеть тебя на нашем концерте. Если… ну, если захочешь, конечно же. От моего внимания не укрылись неуверенные нотки в его интонации. Мне было непривычно видеть Джеймса таким — прежде он нисколько не сомневался в собственной неотразимости. — Что заставляет тебя предполагать, что не захочу? — мягко спросила я. — Шутишь? — он печально улыбнулся и отвернулся к озеру, разглядывая линию горизонта. Я встала рядом. — Я так переживал о том, чтобы Мак Лир отправил меня в это же время, раз уж ему приспичило меня облагодетельствовать и исполнить моё желание… Что совсем забыл прояснить момент с возрастом. Я же говорил, что в пересчёте на человеческий мне где-то сорок? Я кивнула. В голове смутно забрезжила догадка: неужели он считал, что теперь не пара мне? Теперь, когда в нём не осталось эльфийской холодности и жестокости, пусть и неумышленной, теперь, когда в нашем обоюдном влечении точно нельзя было обвинить чары? — Считаешь, что ганконером ты мне нравился больше? — Считаю, что в обоих ипостасях — та ещё партия, — мрачно сказал Джеймс. — Про прежнюю и говорить нечего. Как бы ты меня ни оправдывала, я вёл себя типично для аэринского потомка: полагал, что любая смертная будет у моих ног, стоит лишь наиграть пару нот и стрельнуть глазами. И твой отказ меня задел. Я показался тебе второй раз не потому, что во мне проснулось светлое чувство, а потому, что хотел заполучить своё, понимаешь? Я снова кивнула в знак того, что не собираюсь обелять любые его поступки, и дотронулась до запястья, надеясь, что эта молчаливая поддержка скажет больше слов. — Постепенно всё изменилось, я и сам не заметил, когда это произошло… А теперь… Ответив на моё касание, Джеймс соединил наши ладони. Раньше его кожа была гладкой и нежной, как у дитя, сейчас же она кое-где потрескалась, подушечки пальцев огрубели — может, он играл не только на флейте, но и на гитаре? Разница ничуть не смущала меня, но явно удручала Джеймса. — А теперь и обсуждать нечего, — подытожил он. — Не первой молодости музыкант без стабильного заработка и внятных перспектив. В его усмешке читалась самоирония, во взгляде лёгкая печаль смешалась с затаённой надеждой, словно ему хотелось, чтобы я опровергла его слова. Но что я могла сказать? Мне, воодушевлённой нашей новой встречей, ни один из аргументов Джеймса не казался весомым, но и отметать его переживания как несущественные я не считала правильным. Скорее всего, ему, как и мне, просто требовалось время. Я положила другую руку на его напряжённое плечо и дождалась, пока он немного расслабится. — Твои эльфийские деяния остались в прошлом. Моя история с Логаном… — тут я запнулась, но лишь на мгновение, — осталась в прошлом. Я ведь не загадала, чтобы он вернулся, потому что поняла — не надо перекраивать то, что уже случилось, надо идти дальше. Я взглянула на небо, подумав, что если бы Логан сейчас наблюдал за мной, то не обиделся бы на такие слова. Я верила, что он всегда незримо рядом, но не для того, чтобы мне приходилось каждый раз оглядываться, принимая решения, а просто потому, что память о любимых людях не покидает нас до последнего вздоха. И с некоторых пор я перестала считать это проклятием. — Я иду дальше, — повторила я. — И счастлива вновь пересечься с тобой на этом пути. Джеймс слегка улыбнулся, по его глазам ясно читалось, что тревоги и опасения не развеялись окончательно. — Что ж, если ты не спешишь от меня отделаться… Нам предстоит узнать друг друга заново? На пару мгновений я замешкалась — попросту не знала, как заверить Джеймса в том, что очень хочу дать нам шанс. И тут взгляд упал на густо-лиловые шапки вереска, видневшиеся то там, то здесь. Дальше я действовала по наитию, потянувшись за веточкой, усеянной крохотными цветами. — Думаю, да. И протянула её Джеймсу. Его лицо озарилось улыбкой, уже совсем иной — искренней, лучезарной, наполненной мягким светом и надеждой. — Ты ведь сыграешь для меня? — спросила я, прилаживая веточку вереска в нагрудный карман его рубашки. — Я обязательно приду на концерт, но так соскучилась по мелодиям твоей флейты! — Сыграю, — заверил Джеймс, и вдруг в его улыбке промелькнуло что-то по-эльфийски плутовское, будто отголосок прежней сущности. — Вот только смогу ли я рассчитывать на поцелуй взамен, как в день нашего знакомства… — Проверь, — подмигнула я. А сама не сомневалась в ответе. Настал мой черёд дарить вересковый цвет. Его черёд оставить прошлое. Наш черёд начать новую главу в жизни.