Леди Болтон.

В предписаниях о долгой и лютой зиме, вести о которой разносили большие молчаливые белые вороны — не было жизни. Все улавливали лишь борьбу и отчаянье в этом неминуемом событии, забываясь что придет расплата не за каждым. Смерть пощадит не всякого, кто бросится в ее потешную пасть, лишь чуточку не дотерпев до зимы. Эта зима будет долгой, и она близко, — как предвещал мой отец, произнося каждый раз девиз Старков. Отечность и бледность моего лица меркло вглядывающаяся в прощелину меж замком и коричневой, слегка выцветвшей от снега древесины, — невозможно было заметить знакомые черты впалых женственных скул, зоркие, но мутные глаза от рода Талли. Зато зарево рассыпанное по плечам снисходило подолом, укутывая ворот мехового зеленого платья. Как оно идеально сочеталось со слегка приглушенным огнем дикого цвета моих волос, с аристократичной бледностью и худобой. Грациозность движений и походки, как подобает леди не умирает в заново-рожденном прелестном цветке. Цветок засыпал убаюканный метелью и холодом, ведь привыкло оно цвести в жаркую пору, не зная ни пощипывания мороза, ни снежных толщин в высоту. Оно ожило, прекрасное, могучее, славное; продолжало цвести, меняя аромат и распускало внутри семян ядовитый плод способный унести любую жизнь вслед за прикосновением. Изначально мне казалось, что это боги предсказали мне судьбу, в который раз бросая на погибель. Сначала ланнистерские львы со своей жестокостью и правосудием, теперь — грешные и бесчестивые болтонские ублюдки, вечно рыскающие по снегам чтоб урвать собственноручно кусок свеженины. Измученная стрессом и голодом однажды я упала прямо на ступенях, а с утра обнаружила целый свод червонной и багряной крови на постельном. Ложе усыпанное лепестками выказывало дурность моего происхождения. Может ли цветок зваться цветком, если все его лепестки и листья увяли, а ядовитый плод ушел в землю к другим богам? Я потеряла ребенка от Рамси из семьи Болтонов, названного таковым совсем недавно, ведь бастард и грязнокровка по праву был не чище фамилии Сноу. Нет, я бы не могла назвать грязной фамилию брата, который принес обет и облачился в черное. Хоть матушка и ненавидела его открыто, запрещая играть с мальчишкой, он все же был моим братом; был сыном своего отца, моего отца; сыном изменника Неда Старка. Уже миновал второй час тишины в этом богами забытом домике. Никаких новостей от Теона. Никаких новостей от служанок, людей служащих двору нового изменника, захватившего Винтерфелл [мой прежний и новый дом], отличитительный от прежнего дурными снами и новыми днями без семьи. Все пережитое гнездилось во мне, а на глаза набегали слезы: неужели маленькая принцесса мечтала о такой жизни? Все открытое на ладони: рыцари, турниры, господы, Принцы и Короли. Путь в Королевскую Гавань казался сладкой сказкой, а привел в пекло. Служанка Мирда [ее приставили следить за моим покоем, питанием и здоровьем] поспешно внесла на завтрак сегодня куропатку с яйцами [ее же детенышей], кусок пирога с голубями и два лимонных пирожка с богатством из различных сушеных фруктов. Но вся еда которую женщина так усердно хотела затолкать мне в рот выплеснулась с волной страха и ужаса. Поднос звякнул так сильно, что показалось на мгновение рухнула колокольня среди сводчатых стен деревенских, новых построек в чертоге Винтерфелла. Мое юное, посрамленное тело отдало привычную кровь простыням, но только это было не созревание моей женственности, а скорее один из потраченных плодов, так и не дожившее до именин своего пламенного лета. Я бледно пошатнулась, пытаясь приподняться на постели сегодняшним утром, но увидев кровь повсюду на одежде, постельном и на теле даже успела уловить мысль, что я разделалась со своими врагами и очистила душу, вернув покой в зимний город Старков. Но реальность возвратилась быстро. Слабую и немощную тучная кухарка переволокла на перину, а сама побежала за мейстером [лекарем этих убогих и жестоких людей], но вместо старца пришла в мою комнату еще одна тучная женщина. Пассия Русе Болтона, пышная леди-мать бастардов и принялась улюлюкать над моей бедой. Кто знал, что для меня это станет победой? Я снова очистилась. Я бы никогда не полюбила это дитя рожденное в изнасиловании и страхе. Сам Рамси отправился со своим отцом на разведку. Ланнистеркие крысы продолжали шпионить за лагерями солдатов в этой нескончаемой войне. Гвардейцы были близ Королевской Гавани, лишь мелкие сошки имели честь подобраться ближе к таким же упырям как и они сами. Беспокойная тишина. Я уже была в чистом наряде, с усталым видом, но готовая дать отпор. Как только силы покидали меня, я сразу становилась прежней Сансой. Леди, послушной и прилежной, жалкой и хрупкой. Все это безобразие кишило лишь одним превосходством. Пока я была беременна — мой горе-муж не калечил меня, не бил, и не издевался. Сейчас все повторится с новой силой. Всю злость он выплеснет на объект своей слабости и желания, страха и гнева. Ах, если бы я только могла собрать войско и дать отпор этому роду, но леди не ведут людей на войну. Они вдохновляют своих героев на свершения, подвиги и вершат правосудие от имени своей любви. Снова былые сказки. Совсем не реалистичные, отсюда и пострашнее сказок старой Нэн. Снова взглянув в щель меж замочной скважиной, я не увидела никого. Даже беглые тени не промелькнули. Стража не могла оставить дверь мою без присмотра. Мне даже казалось, что с каждым днем стражников прибавляется на одного больше. А разум выписывал картину, что каждый уродливей прежнего. Чего ожидать от ублюдка и бастарда отвратного ей мужа, а точнее. Насильника? Узкий покладистый проход лишь на мгновение был отдан чьему-то голосу. Я бы бежала, если бы было куда, но выбраться из этого заточения практически невозможно. Был выход сразу присоединиться к смельчакам, о которых я упоминала в первых строках моего рассказа. Санса Старк не слаба и воля ее северного сердца будет преследовать каждый день. Негоже вытерпеть такой путь, чтобы пасть среди родных, заснеженных краев. В молчании бредом отдался и голос лютоволка из Богорощи. Не могло же Чардрево плакаться о ее судьбе, о судьбе Старков, в целом? Оно могло петь печальную песню другим богам о чужих людях вытаптывающих чужие земли тяжелыми ботинками; о том, что зима оставляет чужеродные, искореженные тела побитые морозом; о том, что голод пробирается средь гниение и смрад насильников, пробирающихся к пруду с горячими водами. Воспоминания нахлынули средь ужаса созданного собственным разумом. Мне так захотелось вернуться в детство. К теплым рукам Кейтилин Талли, к сердитому, но заботливому голосу Неда, к бесконечным историям старухи Нэн. К воинственной натуре лохматого Роба, к добродушной отваге и любознательности Брана, к детской наивности Рикона. И отчужденности Сноу. Лицо вздрогнуло. Теперь меня еще больше бередило от бастардов, но одно имя не давало покоя в головокружении панической тишины. Арья. Что стало с ее сестрицей? Воинственной, непослушной девчонкой? Разные россказни раздосадовали мой слух, но сердце ждало ответа из более древних глубин сознания. Быть может, вой лютоволка был знаком? А, может просто неспокойная Леди, останки которой покоились в родных краях, приветствовала вьюгу, подступающую с окраины? Неуверенные шаги еле-слышно шаркнули. Дверь отворилась и все мое жадное рвение к свободе затрепетало, но мужской силуэт, представленный весь в черном бросил мне такой же мешок, который был и на нем. Вернее, мне казалось, что это был бесформенный мешок, но это был объемный балахон со странным объемным капюшоном. Я попятилась, но мужчина не шелохнулся, от чего меня снова бросило в дрожь, но я потянулась к вещице. Гость безмолвно продолжал стоять. Облачив свою статную фигуру в бесформенную накидку я проследовала за ним, ибо его молчание путешествовало с тяжелым шарканьем сапог. Оно прекратилось лишь когда мы выбрались на улицу, во двор, где все было покрыто сугробами. Снег продолжал кружить, хлопья падали быстро и мои рыжие непричесанные волосы под капюшоном в одно мгновение превратились в сосульки. В таком безмолвии мы добрались до склепа Старков, и ком, застрявший в горле не дал возможности вдохнуть. Я знала с кем меня ожидает встреча. Конечно же с Рамси. Он решил надругаться надо мной в священном месте Старков, но пока я набиралась храбрости сделать шаг, — груда тяжелого веса толкнула меня внутрь. Горячая рука схватила меня за шею и приволокла в темноте к себе. Его уста были такими же горячими, когда он открыл рот, дабы произнести. Но, я его опередила. Дрожащим и скованным голосом я пропела; Ты дочь своей матери, Санса. Это был Мизинец. Боги предупредили меня о нем сквозь завывание вьюги или беспокойным воем мертвой волчицы.