🖤🖤🖤
В это же время, как все произошло.
Арсений сидит на скамеечке с Оксаной. Они уже не говорят о личном, перешли на обыденные рутинные темы. В голове помнится недавний, десяти минутами ранее, разговор. — Оксана, помимо этого, я хотел тебе еще одно важное для меня дело рассказать, — Арсений из-за своего выстроившегося характера еле как возводит беседу к чаше тяжелых для него весов. — Что случилось? — Оксана сразу заметно серьезно настроилась — Арсений редко когда признаётся в чем-либо. — Честно, я до сих пор в нерешительности, стоит ли это упоминать, но ты — единственная, кому я могу довериться, — если бы не развитые из-за прошлого страхи, помимо Оксаны близким доверенным человеком был бы и Дима. В душе опять колют стыд и совесть. — Арсень, ты вправе решать, стоит или не стоит рассказывать. Если нет — хорошо, я все пойму. Не нужно на себя самого напирать, — мягче высказалась Оксана. — Нет, я все понимаю, но я хочу тебе рассказать, — вполголоса сказал Арсений, ломая прохладные пальцы от нервов. Оксана ласково их сжала, цокая от того, что друг не носит перчатки. Ну, а она шапку. Все, они квиты. — У меня с самого утра какое-то ощущение, что я что-то видел во сне, но не помню. Это что-то важное для меня. Я сам пока не разобрался, что именно. Арсений думает, что это какой-то бред. Сны бывают всегда разные и нереалистичные. Кому-то, может, приснятся зомби, но это не значит, что в скором времени начнется апокалипсис. Исходя из этого, считал свои слова полной чушью. — Ты вообще не помнишь, что было в этом сне? — призадумалась Оксана, сильнее сжимая арсеньевы пальцы в своих ладонях. — Нет, я вообще считаю это полнейшим нелепым вздором, — неуверенно высказался Арсений. Думается мне, что в край с катушек слетел. Сам себе бы не поверил в такие слова. — Бывает, сны показывают прошлое, если у человека была амнезия. У тебя же не было амнезии, я ведь права? — задумчивым тоном продолжала размышлять Оксана, подкидывая некие строящиеся на хмеле догадки. Неужели она реально серьезно к этому отнеслась? — Нет, за всю жизнь я ничем не болел. Не было никаких болезней, травм, — отрицал Арсений, убирая согревшиеся от перчаток Оксаны руки обратно в карман куртки. — Может, это действительно приснившийся бред от моего долгого стресса? — предположение чувствовалось верным и правильным. — Уверен? — скептически бросила Оксана. — Попробуй обсудить это с психологом, может, она что-нибудь тебе подскажет. — Я попробую, но эта догадка мне кажется самой правдивой, — признался, поразмышляв, Арсений. Нахмурился. — Что такое? Вид Оксаны с задумчивого сосредоточенного на своих мыслях сменился резко тревогой и растерянностью. Серые глаза девушки обратились за спиной Арсения, выискивая. — Окса-а-н? — сомнительно протянул парень. Арсению быстро передалась эта тревога. Что успело уже произойти, что находится за его спиной? — Ты чего? Девушка нервно сглотнула, пуская через рот воздух. Она тянула время, Арсений все сильнее захлебывался в переживаниях. — Арсений, — тревожно обратилась Суркова к нему: — а где Тема? Что? В смысле где? Где Тема? Тема пропал?! — Оксана, ты шутишь надо мной? — истерически усмехнулся Арсений, не веря. Нет. Этого не может быть. Это неправда. Девушка прикалывается. Вышла неудачная шутка. Совсем не смешная. — Попов, я не шучу. Темы на площадке нет, — Оксана молниеносно вскочила, подбегая сразу к той лестнице около красной горки, где пять минут назад с нее скатывался ребёнок. У Арсения быстро закрадывались паника и неверие — сейчас его сына нет. Арсений было предположил, что маленький Попов решил без их ведома вернуться домой, но реально невозможно с его силами — он слишком скромный, так бы не смог поступить. — Тема! Тема, ты где, малыш?! — суетливо вскрикивала имя ребенка девушка, обходя горку с той и иной стороны, крутясь вокруг нее несколько раз по кругу. Арсений тоже не отставал и обследовал взглядом качели, карусели, качалки детские туда-сюда, но везде были лишь пару незнакомых детей лет семи, в противоположном конце на скамейках сидели левые неизвестные мамаши-омеги с этого двора, по всей видимости, что-то между собой бурно обсуждая. Дети, мамы. Нигде не было его маленького родного мальчика. Не было. Его здесь нет. Его маленький мальчик пропал.🖤🖤🖤
Антон вышел со дворов, шагая в сторону своего района пешком. Не торопился садиться в транспорт, в метро — решил в самом деле наконец-то просто прогуляться без ведома скорого прибытия домой, где его никто не ждет. Тогда зачем, собственно, спешить с таким сложившимся раскладом? Чей-то быстрый топот ботинок до сих пор преследует Антона сзади. Любопытство сильнее нарастает, неужели неизвестный мальчик бежит туда же, куда он сам идет? Или это ему от усталости уже все мерещится? Антон забывается, откидывает мысли прочь, и, не сбавляя шага, проходит мимо различных магазинов, осматривая улицы. Он не хотел замедляться, потому пейзажи быстро сменялись после его больших шагов. Проходил остановки за остановкой, а ранее неведомый топот приближался и приближался к нему, захотев стать услышанным. Нахмурившись, Антон замедляет шаг, после окончательно останавливается и сразу оборачивается. Моментально встречается с тем самым мальчиком со двора. Не какой-то неизвестный в его представлении, спешащий к себе домой, а тот самый мальчик с голубыми глазами. Он своими маленькими, детскими, небольшими в длину шажками бежит к нему, смотрит прямо на него. Антон второй раз думает, с ним играется его сознание, но не так — мальчик реален. Мимо него с двух сторон снуют люди, проходят прочь, вдаль. Мальчик не бежит уже — спокойно шагает. Следом, раздается шум движения левой машины совсем рядом, выезжающей со двора прямо на проезжую часть, где в самый момент сейчас проходит неизведанный ранее ребенок. — Мальчик, аккуратнее! — незамедлительно слышится, с губ слетают слова. Антон быстро спохватывается — спешит к нему, двумя сильными руками альфы тянет его к себе, прижимая к своим бедрам. Машина проезжает мимо них, сигналя — водитель что-то передаёт таким образом. Может, злится — Антон родитель и не уследил за своим ребенком, или наоборот хвалит его за помощь. Уже без разницы, машина уехала. Похуй на него. Антон продолжает прижимать ребенка к себе ещё десяток секунд, после садится на корточки, невзирая на мимо проходящих людей. Заглядывает прямо в глаза, но уже не издалека, а прямо вблизи. Из узеньких прорезей высматривают они, голубые глаза, похожие на нерастаявшие крупинки речного льда. Никакой серости, никакого смешивания. Чистые. Яркие. — Малыш, что ты здесь забыл? Зачем за мной ходил? — мягко, осторожно начинает спрашивать Антон, касаясь пальцами предплечья ребенка. Глаза в глаза. Кого-то они точно напоминают, безошибочно ясно. Неизвестный малыш смотрит на него, наблюдает. Его лицо очень детское, юное, вид такой невинный. Он не похож на разбушевавшегося буйного хулигана, на мелкого пакостника, на неугомонное капризное дитя, которому нужно постоянно что-то да дать. Этот голубоглазый мальчишка совсем другой — словно ангел, спустившийся с небес на такую грешную землю, постоянно кипящую везде раздором, местью, злостью, обидами. Антона переполняют очень противоречивые чувства. С одной стороны он неумело и неосознанно тянется к ребёнку, как к действительно собственному сыну, от которого исходит непрекращающийся кидаться волнами запах, такой же непорочный, не обмазанный закидонами альф — у него нет отца-то? — на другой — непонимание ситуации, желание сбежать. Кто он? Мальчик молчит, не отвечает. Лишь губы слегка приоткрыты. — Малыш, у меня совсем нет времени с тобой говорить, отвечай, пожалуйста, быстрее, это очень важно. Я не понимаю, почему ты за мной ходишь, — молниеносно тараторит Антон, переходя с поглаживания предплечий на сами плечи. — Я не причиню тебе никакого вреда. Просто ответь. Подействовало. — Дяденька, а вы мой отец? — наконец-то произносит вполголоса ребенок. У Антона по спине пробежалась куча неосознанных мурашек. Его словно окатило ледяной водой с полного металлического ведра, капли, которые скатываются с верхушки головы до самых пяток, пока не засохнут или длинные пальцы не сотрут сразу же. Непонимание разрастается до большой степени в этой ситуации. Антон не понимает, почему этот ребенок считает его отцом, а внутренняя собственная душа мальчика — сыном. — Нет, маленький, я не твой отец, наверное, ты ошибся, спутал меня, — качает головой Антон, вставая с корточек. Он берет мальчика за руку, сжимая ее крепко — мальчик разочарованно выдыхает, видно, расстроенный сказанным им ответом. Молчит, ничего не произносит. — Давай я отведу тебя во двор, там твои родители, скорее всего, тебя потеряли. Или ты гулял один? — Антон скептически относится к этой возможности. Дитя слишком малое, вряд ли бы его отпустили без присмотра. Мальчик резко вырывает руку из сжатия, и, смотря в глаза на него две секунды, за которые Антон не успевает что-либо предпринять, сразу разворачивается, быстро убегает. Шастун едва заметил скатывающиеся слёзки по нежным мягким щекам. — Мальчик, постой, куда ты?! — Антон не хочет оставлять эту ситуацию таким образом, ему нужно сгладить появившуюся вину, как-то объясниться, чтобы мальчик не держал на него обиду. Он догоняет его почти сразу длинными ногами, — ура, хоть где-то есть удачное использование палок — хватает его обратно к себе, невзирая на неудачные, слабые мальчишеские попытки от него отбиться. Маленькие, невесомые по силе кулачки бьются о его бедра, скрытые теплым плотным пальто, наполненные достаточной мышечной массой, а из всех звуков слышно отрицательное мычание. Ребенок обиженно ударил Антона раз двадцать точно. Силенки с волей вскоре иссякли. Он напоследок устало касается одним задействованным кулачком места, где тазобедренная косточка. Прижимается к нему ближе, сокращая и так изначально короткую дистанцию. — Мальчик, давай по порядку, чтобы ты не держал на меня обиду, а я понял ответы на свои вопросы. Сойдет? — спрашивает Антон, опять садясь на корточки. Давно больное левое колено дает о себе знать, от частого приседания ноет, о себе напоминает. Антон слегка морщится, хмурясь, но моментально возвращает прежнее выражение лица. Мальчик кивнул на его слова. Выглядел сконфуженным ситуацией. Возможно, думается Антону, тот не делал ранее такие детские выходки и припадки, демонстрируя держащееся постоянно спокойствие и отсутствие клише юношеского максимализма внутри себя, в речи. — Хорошо, я рад, что ты второй раз не сбежал от меня, — Антон по-доброму улыбнулся — старался таким действием показать добрые намерения в дальнейшем расспросе. — Самое первое, что я не могу понять: почему ты посчитал меня своим отцом? Это действительно был самый важный вопрос на данный момент у Антона, крутящийся на заевшей пластинке, производится в голове бегущей яркой строкой «Почему? Почему? Почему?». Если бы он целиком и вовсе упустил, отпустил ребенка с жужжащими в мозге вопросами — он сам не знает, что сам с собой сделал бы. Дома — уверенно, безусловно — поздно ночью, когда только лег перед сном, будет вертеться с каждым разом мысль «Почему я этого не сделал? Не предпринял ничего?». Глаза в потолок, одеяло ни хера не греет, не успокаивает, не дает зовом впасть в объятья такого желанного сна. На языке будут вертеться незаданные вопросы, придерживающиеся за борт корабля в мозге, а в носу будет теплиться, как в уютном построенном собственными руками гнёздышке, запах этого неизвестного мальчика. М-да, Антон такого точно не желал. Он наблюдает за малышом. Тот стоит, ничего не произнося, Антон не торопит — дает возможность успешно собраться. Давить на такое маленькое создание — тяжкий грех на душе. — Я не знаю сам… Оно как-то само выяснилось, — выдавил из себя мальчик, сжимая крепче двумя ладошками пакет с булочкой. Очень похожие на те, которые у них в столовой… Антон не стал заострять внимание. Мальчик нервничал. Не врал — Шастун чует своими «ведьминскими» способностями, разом точно попадающими в свою цель. — Ладно… Ты можешь описать мой запах? — это был тоже не менее важный вопрос. — Кофе с… Сахаром? — с неуверенностью в своих словах отвечает мальчик, отводя взгляд от перебирания, перетирания своих конечностей на лицо мужчины. Кофе с сахаром, то есть сладкий, беспрекословно — да, правильно, метко и четко. Лишь кофе непростой у Антона, не на вид простого тупого Ваньки с клише созданных сказок с преимущественным, как добро побеждает зло, все хорошо, долго и счастливо до конца своих дней. Антон понимает, что в силу своего возраста ребенок вряд ли даст полностью сформулированный ответ, но кофе с сахаром — в самый раз доказательно и однозначно. Другие люди всегда на вопрос, подобный этому, твердили один за другим одно и тоже, как… Упустим. — Ну, хорошо, и напоследок: ты гулял один или с родителями? Судя по всему, они могут тебя искать, волноваться. Ты же не хочешь этого? — Антон не отрывается от созерцания чужого лица, вида. Красная, можно сказать бордовая, детская куртка безразличных расписанных узоров, заметно попадается на глаза. Обычно у детей более яркая расцветка, забавные милые принты, но тут — увольте. Она в местах грязная, чутка пыльная от контактирования с явным находящемся на всех площадках песком. — Я гулял один, — единственное промолвил мальчик вполголоса, немного понурив голову. От чего-то он покрылся лёгким румянцем. Ребенок осторожно прикасается кончиками — совсем подушечками — пальцев к Антоновой левой руке, ныне расположенная на бедре в согнутом положении. Гладит почти невесомо, безынерционно, маловесно; наблюдает за расположением своих же правых пальцев. Левые неуютно зашли, спрятались в рукаве, не показываясь и без проса не трогая чужого — ощущения, как родного — человека. Но продолжил держать пакет. Антон моргает пару раз, душой и мозгом сразу принимает эту некую детскую ласку от мальчика, сам не осознающий свои действия, где вряд ли остается здравый обосновывающий смысл такого мелкого распутья. — И что мне с тобой делать, — Антон тяжело вздохнул, привставая с насиженного положения, тем самым прекращая касания мальчишки. Он протягивает эту же руку, ранее получающая мягкие поглаживания, — Давай ты пойдешь обратно во двор, погуляешь также? — Дяденька, а можно я с вами пойду, куда вы шли? — совсем тихо спросил мальчик, что Антону приходится поднапрячь и так идеальный, альфачий, охотнический слух. Ох, нелегко придется Антону. Даже при другом сложившемся раскладе он бы не смог пройти мимо этого ребенка, отказаться от него, убежать и постараться забыть все полученное в этот вечер, ставший неопознанными странностями в самочувствии, расположении, ощущении. И сейчас отказаться не может — тот строит вылитое выражение лица, как у кота из детского любвеобильного, странствующего во многих странах, — «Шрека». Запретить? Антон застрелился бы после своего сказанного «Нет». Но так нужно. Он не вор, и тем более уж не педофил. Потому вырывается лаконичное: — Нет.🖤🖤🖤
На небе тусклая серая пленка, никаких кучерявых облаков — те давно исчезли. Тепла совсем уж не осталось, но руки голые без перчаток сейчас покрываются волнующим жаром. Снегу не бывать в Москве, а если и выпадет, то снежный покров неустойчивый, от чего и погода кажется особо холодной. Подсохшую дряблую траву приминает мокрый едва снег. На воде, абы лужи от частого пролитого дождевого плана в этот период, образуется тоненький ледок. Арсений панически проходит через него, не обращая внимания на должное скольжение своих старых ботинок, пережившие, как и куртка, — все самое ужасное на этом свете. А это ещё он не бывал на белом. Кхм-кхм. Пропустим. Ходит по неровному ставшему тротуару, обходит все имеющиеся ближайшие детские площадки, сменяющиеся одна за другой. Если в начале после пропажи Темки Арсений успокаивал себя тем, что сын мог просто заплутать на соседние развлекательные горки за тем недалеким садиком, то после полного вдоль и поперек обхождения этих же самых соседних горок Арсений был готов себя собственноручно закопать в самолично выкопанной могиле яму из-за того, что не смог в полной мере уследить за своим ребенком. Не смог! Блять. Тема, ты где, малыш? Скажи, что ты просто играешь со мной впервые прятки на улице. Пожалуйста. Прошу. — Арсений, успокойся, пожалуйста, не поддавайся панике. От этого станет еще хуже, — Оксана, до поры времени идущая сзади, осматривающая также округу, догоняет его мгновенно, равняясь с волнующимся другом. Арсений никак не успокаивается. Наоборот. — Оксана, как я могу сейчас успокоиться? У меня ребенок пропал, мой ребенок! — Арсений всплескивает руками в обе стороны: — Я не знаю где он, я за ним не уследил, это я виноват в своей невнимательности… — от бурной, громкой, издающейся реплики чувствуется на кончике языка самокопание и самоуничижение. Соберись блять! Щас будешь еще перед альфой плакать, дурак! Ищи лучше, а не реви. — Я полноценно понимаю твое текущее состояние, Арс, но лучше ты эту свою панику переименуй в другую сторону — поиск! Иначе твой внимательный взор из-за этой паники угаснет, и проглядишь родительское чутье, — серьезно выдает Оксана, водя головой в разные стороны расстилающейся перед ними улицы. Ноябрь выдается увесистым, грузным, обременительным: то дождь со снежным вихрем крутит, то просто мелкой изморосью непрестанно льет весь день, а то и солнце выглянет немного и тут же спрячется за линию льющегося дождя. Полное описание положения Арсения. Он осознает с натянутой улыбкой: Оксана, как никак, права. — Хорошо. Я неоднократно думал, что было бы, если бы Тема взял и просто так пропал. И ни одно мудрое рассудительное представление не давалось мне — одна паника и нежелание. Все же, стоило бы прокручивать свой план действий, — тяжеловато было и на душе, и в голове. Хотелось только как следует горько разрыдаться, опускаясь со спрятанной головой руками на корточки, говоря, какой он сам ужасный. Ура, у Арсения самая лучшая на свете стабильная самооценка! — Арсений, — тверже напомнила Оксана, косясь на него. Арсений моментально понял, кивая. — Да-да, извини. Давай зайдем в тот парк, мы пару раз там гуляли, может, он там запропастился… — с явной надеждой предложил Арсений, выходя с Оксаной из многочисленного разового однотипного вида двора на главную улицу. — Попробуем.🖤🖤🖤
Деревья в это время почти полностью освободились от своих сородичей листьев, кое-где еще срывает сильный ветер одинокий лист и несет его в водянистой пелене, или на озябшую промерзлую землю, чтобы тот был растоптанным безжалостно ботинком. На зиму в период холодов кора деревьев твердеет, обеспечивая защиту от ледяного поглощающего ветра, льда и снега. Антон следит за тем самым опавшим листиком, унесенным дующимся ветром через окно, в какой-то ближайшей попавшейся кофейне. Это кофейня в стиле сканди-минимализма с арт-объектами. Такой интерьер больше ожидаешь увидеть где-нибудь на Патриках, нежели в этом районе. Антон, блять, сам не понимает, что творит. Творит взрослый состоявшийся человек. По сути, если так подумать логически, он сидит сейчас в кофейне с каким-то маленьким мальчиком, представившимся Артемом, который втихаря увязался за ним в кафе, назвавшись, когда нагло сел на пустое сиденье, тогда как Антон только-только заказал себе кофе. В край отказался тот уходить. И вот. Теперь сидит напротив него. А Антон смирился, что от него не отстанут. Успокаивает лишь мальчишеское «Я уже тут бывал, меня сюда отпускают. Кофе брал». Странно, что ребенка отпускают в это место, хотя Антон сам в таком возрасте бегал уже в магазины за углом. Мальчик напротив него через стол сидит на удобном, масштабном, черном диванчике, и с интересом наблюдает, как работает бариста, а официанты любезно относят подносы с заказами посетителям. Тех, однако, было многовато для обычной кофейни в такое время. На наручных часах время завалило к седьмому часу вечера, обозначающему, что стоит только вглядеться в темень, как упадет свет включенных желтоватых фонарей на землю. Половина времени ушло на то, чтобы найти кофейню, не водить же ребенка в частые мелькающие бары, Антон! Кофейное меню, лежащее перед глазами ровно на столе, поделено на «Черный» — эспрессо, фильтр, американо, воронка — и напитки на основе кофе: цитрусовый раф, три вида какао, фруктовые чаи. Кроме естественной имеющейся выпечки, есть еда из более сытных опций — сэндвичи и вафли, в том числе с несладкими начинками. Потому Антон заказал себе просто фруктовый чай с сэндвичем — от кофе начало тошнить уже, захлебнуться так можно такими темпами — а ребенку (точнее, он выбрал сам) обычное какао с бенгальскими вафлями. В ходе разговора, пока ждали заказ, Антон узнал, что мальчика зовут Артемом, но лучше в сокращении — Тема, ему весной исполнилось шесть, и в следующем году пойдет первый раз в первый класс. Про папу и отца ничего не говорит, поджимая губы. Прятался подбородком в свой красный шарф, тушуясь и не стремясь отвечать. Антон не стал наседать, отвлекая ребенка на прекрасные вывески, монологом, как любит животных, лето и тому подобное. Мальчик услужливо с интересом вел двумя ушами, одновременно рассматривая город за окном, словно только-только раскрывающийся перед ним. Ощущалось из-за любознательного наблюдения, что этот мальчишка впервые видит свой родной город во всей красе, ранее сам прячась в таких неинтересных, серых, скучноватых дворах. Антон думает, что из-за усталости придумывает себе какой-то пиздеж. Антон не стал спрашивать, чтобы проверить свою наблюдательность и изучение странного маленького человечка, по природе омегу, все больше вызывающего спектр разнообразных эмоций и чувств: было неверие, немыслимая теплота, странное ощущение близости, и как свое опять вернулось к нему. Только мальчик не бумеранг, чтоб возвращаться спустя время. Или?.. — Отец, а скоро нам принесут мои вафли? — смущенно спросил Артем. В голубых глазах плескалось детское нетерпение и вожделение попробовать вкусненькое. Что? Стоп, что? Антон все же спросил. — Артем, почему ты продолжаешь меня называть «Отцом»? Я же говорил, что я не твой отец. Ты обознался, в этом нет ничего ужасного и непростительного, — мягко говорил Антон, беззаботно улыбаясь. Признаться и быть «Дяденькой, дядей» Антону не хотелось. Но это же ребенок, он не может просто сказать неизвестному «Антон». С переполняющими его эмоциями он разберется как-нибудь попозже, на данный момент важное — Артем. Опять, блять, как он до такого докатился. Варнава если бы узнала, увидела, с индивидуальной интонацией бы подытожила: «Ты еблан?». Антон бы не поспорил, был бы согласен без сомнений. Да и отпускать мальчика совсем не хочется с самого начала. Что-то внутри него загорается желтой лампочкой рядом с ним. Антон отправит, обязательно отправит Артема обратно, не дай бог еще до квартиры увяжется, но сейчас пока хочется насладиться его обществом. Он реально еблан. — Я… мне хочется называть вас так, — тихо пролепетал Артем, опуская запутанные неуверенные глаза под стол к своим ботинкам. Антон опять поднапряг свой слух — запускало слышимость еще и прерывающиеся фоновые разговоры других людей, шум работающих умных предметов. Прекрасно, даже сам ребенок не знает. И что ему, блин, делать с этим? — Но Тем, пойми, я не твой отец. Это абсурдно. Своих детей я бы никогда не упустил, потерял, отказался. Да и нет у меня их сейчас, — пояснил Антон, вспоминая сразу заданный вопрос, на который он не дал ответа. — А заказ, я так думаю, скоро принесут нам. Подожди чуть-чуть. Ты голодный? Булочка в пакете была съеденной, мальчик хотел поделиться с Антоном, но тот покачал головой — будет еще у ребенка сладкую — однозначно — вещь забирать. — Да, — пробормотал Артем, слегка выдавливая нижнюю розовую губу. Загрустил. Антон догнал сразу — его категоричный ответ на «отец». Но это было беспрекословной абсолютно чистой правдой, и Антон никак не увиливал, не врал. В глубине души камень какой-то: Себе врал. Опять эти ощущения понять невозможно и невыносимо — их слишком много, как рой жужжащих пчел, надоедливый шумящий комар, частый продолжительный ор писклявой кошки. Природная алфачья сторона волком воет отчего-то, какого-то прибытия недавнего известия или упущения. Блять. Что происходит-то? Полтора часа назад было все как огурчик, а щас лишь сморщенный кислый лимон. Что этот мальчик в себе совмещает, чтобы так Антон на него реагировал невольно душой? — Не обижайся, пожалуйста, — пытался поддержать Антон, неловко улыбаясь. М-да, в последнее время что-то он многовато стал быть в неловком распоряжении. Где уверенный в себе мужик? Меняй! — О, вот и твои вафли к тебе бегут на верном летающем транспорте-паровозике! — воодушевленно, как только увидел идущего на них официанта этого заведения. Последний аккуратно и со всей осторожностью поставил белые керамические кружки, такие же тарелки. — Приятного аппетита, — он слегка наклонился и поспешил скрыться. Антон и бровью не повел, не успел кивнуть. — Вот, смотри какие аппетитные, налетай, детвора! — с добросовестной усмешкой кинул мужчина, передвигая тарелку с вафлями и ароматный, струящийся, фруктовый чай поближе к мальчику. — Спасибо большое, — мальчик уже не грустил. Грусти след простыл, как только произошло обнаружение сладкого. Бельгийские вафли, плотные и хрустящие, напоминающие печенье, сильно обрадовали ребенка. Не решая отвлекать ребенка от своего поглощения еды, Антон увлекся своим сэндвичем. Французский крок-месье. По сути просто два кусочка хлеба с начинкой посередине, сверху — сыр, ветчина. Также входил лосось, помидор. Вполне сносно и даже маняще. Фруктовый чай оказался также невероятно вкусным и лакомым. На губах оставался еле осязаемый вкус спелой малины и манго. Тема с удовольствием отведал все за обе щеки, пуская озорные искрящиеся глазки в разные стороны кофейни. Он второй раз стремился поделиться с Антоном, но тот ни в какую не шел соглашаться. Ему и одного сэндвича было достаточно. Тем более он так и так недавно — считать это как поздним обедом или ранним ужином? — поел. На губах у обоих довольная радостная улыбка, в глазах одно удовольствие плещется, в носу застоялся вперемешку истинный запах неизвестно-родного человека со всеми окружающими их ароматами. Щеки круглые, точно зеленые яблоки подоспели к самому началу пира. Стол грязный из-за падающих с еды крошек, поселившихся на ровной гладкой поверхности занятого столика. Людские фоновые разговоры чужих неизведанных посетителей продолжаются, не прекращаясь в агонии странствия выходящего желания, а работники работают и работают, но иной раз попадаются кидающиеся добрые взгляды на этих же имеющихся посетителей. Оба точно не забудут этот момент. Момент двух незнакомых-родных людей.🖤🖤🖤
Безумный день потихоньку подходит к концу. Люди спешат поскорее домой. Кто-то бежит с только что освободившейся работы, кто-то с закончившейся потливой тренировки, чтобы успеть сесть на свой нужный транспорт, кто-то возвращается с вечерней прохладной прогулки из парка, а кто-то так и сидит дома, не показывая себя холодной ноябрьской Москве. Некоторые — наоборот, только выходят на улицу: прогуляться до магазина, на запланированное свидание, выгулять свою любимую собаку или подышать свежим воздухом на лавочке под домом. В городе вечер. На небе абсолютная темнота без вылазки одиноких показывающихся звезд. Арсений в поникшем состоянии сидит на той самой лавке, где они с Оксаной сидели до исчезновения его сына. Он понуро опустил голову, не двигается. Смотрит лишь себе под ноги, не сильно гудящие от долгого хождения по всем местам, где мог бы побывать в меру своих возможностей маленький Попов. Они все обыскали, все обошли, что только можно было. Зашли во множество различных магазинов, в парки, в эвентуальные везде площадки. Поспрашивали неоднократно мимо идущих случайно прохожих. Везде было лаконичное, разное в звучании «Нет». Обзвонили все существующие городские больницы, некоторым и по несколько раз. Но нигде. Нигде не было его мальчика. Арсений совсем отчаялся. Отчаяние и безнадежность в собственных силах, упорстве, полностью захватило его. Он не знал, что ему делать. Обращаться в полицию? Громко орать, абы порвать связки, на то скопление в парке голубей? — Арсений, успокойся, в который раз тебя прошу, — к нему подошла Оксана. Она заходила в пятерочку за углом купить Арсению воды, а себе покрепче — энергетик. Девушка призналась, как сегодня плохо спала. — Завтра обязательно обратимся в полицию. Арсений никак не отреагировал, вяло качая головой. У парня сейчас были абсолютно пустые безжизненные глаза. Отсутствие сына под боком с несчастными результатами поиска нехило подкосили его состояние. Едва заметно подрагивали руки. Ну это, возможно от холода, время шло, градусы постепенно понизились. — Ну что ты, Арс? — тоскливо задала риторический вопрос Оксана. Ответы так были очевидны на поверхности. — Давай, соберись, я тебя уверяю, Артем найдется. Слышишь? Найдется. Уверяю. Внушение подруги на хороший исход было слабым, неустойчивым. Арсений уже давным-давно напридумывал в голове все ужасные события, куда только мог попасть его сын. Они были настолько отчетливо, красочно, реалистично показаны, едва упадешь в убеждение — один шаг от него. Не увидев и толику ухода грусти на лице друга, девушка пошла на крайние меры: выпустила свои альфачьи успокаивающие феромоны. Надобности давать их в момент розыска не было — Арсений был более-менее крепкий, непоколебимый. А тут уж все понятно — утилизировать для благого намерения, состоянию Арсения придать стойкости. У Оксаны, так и так, был запах тоже не альфачий — цветки Иланг-иланг. Обычно верхняя нота в известных духах Шанель. Забавно. Кому-то надо специально духи покупать для такого запаха, а Оксана всего-навсего родилась с ним. — Спасибо тебе, Оксан. Просто спасибо, — бесцветно произнес Арсений, поднимая голову к ночному небу. Феромоны помогли, моментально действуя. — Без тебя и твоей помощи я уже давно не контролировал бы себя. Не знаю, какой исход был бы. Не думаю, вряд ли сидел бы сейчас со всем страхом и безысходностью на этой скамеечке. Арсений тихо усмехнулся, со всей только способностью высоко задирая голову. Свежий воздух — приятно. Девушка кивнула, слабо улыбаясь. — Давай зайдем к тебе домой? Сделаю тебе горячее согревающее молоко, м, как тебе? — рекомендовала Оксана. Ее вид был замученным. Тебе бы самой не помешал отдых. Ох, но как же иногда бесил этот защитный инстинкт у альф. Даже когда сами еле на ногах стоят, все равно не противятся отдать всю заботу омегам. — Пошли, смысла не вижу тут сидеть. Минут через пять они уже были в квартире Попова. Она была несколько ужасно обустроенной, где-то прям уютной, но все равно шибко не богатая. Дубовый паркет, но лак облез. На кухне и в спальне Попова в местах отвалилась штукатурка, совсем не заметно. Деревянная мебель. Старые ковры. Нет, где-то и была мебель более современная, к примеру, неплохого качества телевизор в спальне Артема, приемлемая стиральная машинка в ванной. Саму ванную Попов все собирается помыть специально купленным средством в отделе бытовой химии, избавиться от периодически выскакивающей желтизны. Она все появляется и появляется раз в две с половиной недели, и вся работа Арсения насмарку. Стараешься, моешь жесткой мочалкой со всевозможной силой у себя, а она никак не поддается, чтобы прям надолго! Кровати вполне нормальные с таким же удобным мягким матрасом. На кухне сильно гудящий старый холодильник, который способен ещё сколько лет продержаться. Кухонный гарнитур, конечно, не очень. Староватый в дизайне, и никакой могучей техники, как посудомоечная машина, речи быть и не может. Максимум микроволновая печь. Отдельно стоящая газовая плита. А цена такая, что в Омске можно приобрести офигенную съемную квартиру в хорошем спальном районе! Ну нет же, Попову не хочется пребывать в родном городе, где знакомые улицы навевают плохие воспоминания. Ой, да, и наверняка наполнены, которых видеть Арсению не хотелось с огромным грубым ни за что. Пусть только попробуют попасться на глаза. Хотя тут они и не попадутся. Великая матушка Москва огромнейшая, один процент из ста прозрачной встречи. Оксана была здесь не впервые, конечно, в каждые дни, когда были у Попова смены в ресторане, засиживалась тут. Следила за Темой, если тот просил, играла с ним в его машинки, пистолетики. Она сама упоминала с особой теплотой — настолько струилось потоком. Кормила его, убиралась, хотя тут было несколько чисто и опрятно. Попов старался держать порядок и чистоту, чтобы ненужной здесь пылью не дышать. Она была здесь уже не как гостья, а третий сожитель, лишь по ночам и некоторым дням отсутствуя у себя. Оксана многое сделала для Арсения за все время, легкая вина гложет последнего. Ну да, Арсений, мы же самостоятельные, какая тут помощь, с которой ничего не потребуется в ответ. Просто так. От чистого сердца. Дарю вам цветочек. Арсений понимал, да, действительно Оксана делает это все без плохих намерений. Но он старался поддерживать также ее во всем, к примеру, в личной жизни. Конечно, поделиться самым лучшим собранным опытом, советами ему не по силам, но свое мнение по поводу того или другого омеги Арсений вполне-таки смог сформировать. Сейчас, пребывая в апатии, Арсений устало расположился на стульчике, наблюдая, как девушка наливает взятое молоко из холодильника в стаканы. Да, Оксана сказала, что сделает ему молоко, вот и делает, вдобавок себе. Она где-то умудрилась откопать притом банку меда, чтоб точно расслабиться — хотя, тут про расслабление в такой ситуации и речи не шло, — и прихватила остатки молочного печенья. Вкус детства. Арсений до сих пор помнит, как по пятницам давали точь-в-точь такое на ужин. Засыпать после было довольно быстро и приятно. Никакие тягостные думы не преследуют. Может, и сейчас поможет избежать их. Фантазии собственных усилий продолжали преследовать его, не спрашивая. Окей, отключить эмоции, хоть и не запросто, но получилось в конце концов, а как отключить их, воображения эти? Надо было становиться Арсению писателем. Такие бы сказочные фэнтезийные рассказы бы написал, обзавидовались бы люди подобным индивидуальным выдумкам. На улице теперь непроглядная темень, изредка фонари освещают улицы, высвечивая дорогу. И где-то там, в неполной темноте, находится его мальчик. Его маленький мальчик, который в жизни и муху не обидит. И это никакое не клише, все так и есть, Артем всегда сторонился насекомых, побаивался собак, потому Арсению приходилось убивать первых тапком или выкидывать с окна с помощью бумажных салфеток, а от вторых заставлять отходить подальше. Арсений, вспомнив, как на этой кухне Артем случайно со всей силы стукнулся локтем об острый угол стола, а сам он мазал красный локоть кремом, горько улыбнулся, поправляя челку. — Держи, Арс, — Оксана поставила перед ним стакан теплого согретого молока с медом с тарелкой печенья. Надо же, Арсений, будучи находясь в своих мыслях, не услышал, как гудит микроволновая печь. — Я сделала не слишком горячее, но и не холодное. — Спасибо, Окс, — Арсений отпил глоток молока, поднимая уголок губ — вкусно. Без мешающей пенки, которую он ненавидел ещё в детдоме. Оксана села рядом за столом, также делая первые глотки. Попов отломил кусок печенья, купленного за нормальную цену. Запил. — Знаешь, мне непривычно находиться сейчас без сына, прям не могу понять — его сейчас здесь нет, — тягостно признался Арсений. — Я тоже, Арс, я тоже. Вы за все время настолько стали мне родными людьми, терять кого-то — присуще больно, — грустно согласилась Оксана. Ситуация давила обоих. Это так приятно слышать. Я, именно я, родной человек. Эх, Тема, где же ты, малыш? Возвращайся, пожалуйста. — Ты мне тоже стала родной, Оксана. Совсем недавно я думал, что вряд ли найду в своей жизни хороших друзей, но теперь у меня есть ты и Дима. — Арсений положил левую руку на плечо девушки, слабо, но уверенно сжимая. — Вы оба настолько преисполнились в моей жизни, что я уже не представляю ее без вас. Вы — словно мои брат и сестра. Понимающие, заботливые. Я никогда не думал, что в моей судьбе такое возможно, — со всей нежностью говорил. Это действительно все так, без преувеличения. И да, наконец-то он смог начать говорить по душам и открываться людям. Ещё чуть-чуть поднажать, и вместо лица Сурковой — будет сидеть Позов. Для Арсения, ранее никогда не открывающего себя, будет прогресс прогрессом. Всегда так мечтал о старшем брате или сестре. И получил и того, и того! — Ты тоже, Арс, мой младший проблемный брат. Была бы я чуть побогаче, и не болела мать сахарным диабетом, не платила за ее квартиру, я бы обязательно тебе помогла в этой тяжелой бедности. — Ох, этот сахарный диабет — неприятность ещё та. Постоянная закупка инсулина, так еще и мама ходить почти не может из-за больных ног. Старость — не радость, как говорится. Приходится платить девушке и за свою съемную квартиру, и за квартиру матери в Воронеже. А зарплаты становятся все ниже и ниже, плюс затраты на продукты и себе и матери, одежда. Оксане тоже нелегко, как и Попову. Возможно, потому они быстро нашли себя, поладили. Каждый тянется к своему. — Кстати, как там мать твоя? — Арсению было интересно. Женщину-альфу он ни разу не видел, ни в жизни, ни по интернету, но всерьез интересовался при личных встречах с Оксаной ее здоровьем и состоянием. Не знает Арс, как бы сам крутился в такой болевой точке, у него матери не было никогда, какие чувства бы испытывал — тоже не знает. Что такое вообще чувства ребенка к маме, к омеге-папе? — Все сейчас стабильно, никаких нарушений и противопоказаний нет. Сама ставит себе уколы перед едой, но тяжело ходить также, ее максимум — прогулка двухчасовая по парку. Больше не может. Врач говорит все также мазать мазью, которую он прописал, но лечение очень медленно идет. Ноги быстро устают, старость же. — Пожимает плечами девушка. Видно, как она любит свою мать, сделавшую с рождения ее жизнь самой прекрасной. Арсений, пожалуй, будет говорит о таких темах, нежели затрагивать сына. — Когда приезжаю, все тоже самое: гуляю с ней, покупаю продукты для питания, массаж делаю ногам. Сама уколы ставлю, она противится, конечно, изначально, но принимает — на то мы и альфы. Это в нашем характере, знаешь. Говорить «нет», когда внутренне шепчет «Да». — Вы, альфы — все на одно лицо. Одинаковые характеры. У нас, омег, совсем все разное, и не всегда все совпадает. Кто-то, как вы — не принимают помощь, но внутренне хотят. Кто-то специально ищет помощь для себя и своих проблем. А кто-то сначала просто не ждет ее. Предложат — окей, без проблем. Молчание — хорошо, я сам/сама могу справиться, — с рассуждением взвешивает Арсений. Да, если вы поняли, он относится к первому типу омег. В чем-то они с Оксаной похожи. Была бы еще и внешность схожа — Арсений бы засомневался в том, что они с Оксаной не настоящие брат и сестра. Половина печенья становится съеденным, кружка с молоком постепенно пустеет, понемногу остывает. Окно открыть — хоть прохладно будет. Но на улице холодно, а пускать морозный воздух в теплое помещение — нет, спасибо, как-нибудь переживем. Хотя Арсений все, видите, переживает, до сорока бы дожить такими темпами. — Да уж, я заметила, — кинула с усмешкой Оксана, обнимая пальцами двух рук кружку — думается, согревает ладони. — Сколько там времени прошло? Арсений опускает кружку на стол, до этого придерживая ее руками над ним, дотягивается до лежащего телефона на кухонном гарнитуре. — Полдевятого, — ответил Арсений, выключая телефон обратно. Он допил окончательно молоко, ничего не оставляя на донышке. — Может, я пойду к себе? — нерешительно спросила альфа, встав в места. Она также до конца допила молоко. — Или с тобой сегодня побыть? Завтра с утра пораньше придумаем свой план действий. О да, один я точно не выдержу без тебя. — Нет, останься со мной, пожалуйста. Одному не хочется быть сейчас, — покачал головой Арсений. Блять. Он вспомнил. — О, только это… у Артема в спальне кровать чуть поменьше, чем у меня. Не знаю, удобно тебе будет или нет. — Как-то неудобно даже стало. Но с габаритами Арсения он в аккурат не смог бы там расположиться. Неужто предлагать Оксане спать вместе? Ох, он так давно ни с кем не спал. Нет, не в этом смысле! Вы чего? Не о том думаете, Арсений совсем о другом. Просто спать, да, просто спать. За все пройденную жизнь кровать он делил лишь с одним альфой, который оказался самым неприятным первым опытом. А Арсению было… — Ой, да Попов, не начинай. Я не такая огромная и длинная. Да и видела я эту кровать, лежала там, все окей, — закатила глаза девушка, хлопая кратко Арсения по пояснице. Они прошлись к комнате сына. Тут всегда почему-то пахло приятно, какой-то свой особый специфический запах. — Ты уверена? — выгнул бровь Арсений, наблюдая, как Суркова расправила кровать, садясь на самый край. Потянулась. — Попов, да, — уже недовольно отозвалась Оксана, — Не переживай. Могу даже показать, раз не уверен во мне. Уверен я, уверен. Она реально показала. Длина кровати была в самый раз росту Оксаны. Поди же, а Арсений думал что будет короче — пятки бы спадали, чуть ли не касаясь пола. — Хорошо. И как только он это произнес, в тихой квартире, где ни включенной плиты, телевизора, раздался нежданный звонок в дверь. Моментально прошлись мурашки по телу, сердце ушло на пару секунд в желудок произошел вздрог — настолько это было неожиданно, внезапно. Кто это? Аж холодок прошел. Не люблю эти непредвиденные звоночки по вечерам, от них не знаешь чего ждать. — Кто это там? — нахмурилась сразу Суркова, вставая с кровати. Посмотрела на Арсения, замершего в проходе. — Ты никого не ждал? — Нет, никого, — Арсений кашлянул — вышел хрипловатый голос. — Думаешь, Тема? Это было даже не взаправду сказано, неуместная невеселая шуточка. М-да, не стать Арсению успешным стендап комиком, отлично. Ну, он и не тянулся у этому. Хотя он был бы не против придумывать шуточки по поводу злобных ужасных бывших. У всех же был такой опыт. Не такой, как у Арсения, а сам опыт в бывших — у всех. Ну нет. Нет такого человека, который бы сказал, что у него все бывшие — сущие ангелочки, и среди них нет скрытых, хитрых, злобных демонят. — Ничего я не думаю, — отрезала девушка, направляясь ко входной двери. Арсений последовал за ней, останавливаясь за пару шагов до нее. Оксана открыла, не подводя глаз в глазок. Арсений всегда так делает — ну, параноик. Вдруг за дверью за ним пришел маньячина? Злобный бывший? — Тема?! Что?! Мне послышалось? Клянусь, Арсений клянется, у него сердце в пятки ушло, после мгновенно вернулось, а после опять упало от крылатого осознания «Тема?!». Что. Его мальчик сейчас сам пришел, стоит вот перед дверью? Арсений делает резкие шаги, слегка отталкивая Оксану, понимающе уходящую в сторону. Парень сразу же обнимает крепко своего сына, едва не кидаясь слезами от поглощающего счастья. Вот. Вот он. Живой! Целый и невредимый стоит перед ним, робко улыбается. — Господи, Тема, это ты, — радостно повышает голос Арсений, всхлипывая. Боже. Боже-боже-боже. Он отчетливо чувствует, как с его плеч буквально тяжкий камень упал. Арсений отстраняется со слезинками на глазах, осматривая сына. — Ты где был, малыш? Ты бы знал, как мы с тетей Оксаной перепугались за тебя. Ты почему ушел и ничего не сказал? А если бы тебя украли? Я не верю. Я не верю. Я щас такой счастливый, словно он только-только родился. Ну вот, все, посыпался. И как же режим плакать лишь раз в полгода, Попов? Ты совсем недавно, в том месяце ревел, а сейчас что ты делаешь? Ну и что, что это от счастья. Все равно плачешь же. Ну ладно, сейчас можно. — Попов, впусти уже ребенка в квартиру, потом вопросами будешь кидаться, — слышится голос Оксаны за спиной Арсений, до этого молчаливо стоявшая позади них. Видно, она тоже рада, но сдерживается. А Арсений не может. — Да-да, проходи, солнышко, — Арсений отходит. Сын также робко, пребывая в свойственном ему молчании, снимает шапку, расстегивает куртку. Делает неловко. Попов продолжает улыбаться, но хочется ещё и вдобавок истерически посмеяться. Только не при ребенке, еще и психологическую травму получит. Пока сын снимал с себя уличную одежду, Оксана мягко взяла Арсения под локоть и отвела на кухню. Последний непонимающе следовал за ней. Кухонная дверь закрылась, за ней слышались лишь шорохи переодевающегося ребенка в коридоре. — Что такое, Окс? — Арсень, давай я сейчас сама ребенка покормлю, помою под душем, спать уложу? А ты иди сейчас уже ложись к себе, отдохни, а то я знаю тебя — вопросы свои не сможешь придержать, не дашь ребенку спокойно выдохнуть, — осторожно говорила Оксана, поглаживая Арсения по плечу и локтям. — А почему не я? — нахмурился парень, не понимая, к чему склоняет девушка. Руку не убирал. — Ну, я же вижу, как ты устал, а мне совсем не сложно. Ты стресс испытал, возьмешь и разревешься при ребенке. Зачем тебе это? — Ла-а-а-а-дно, хорошо, — неуверенно протянул Арсений, соглашаясь с высокой натяжкой. Ему не нравилось то, что его прямо уводят от ребенка, который только что объявился, но да, Оксана права в который раз — он действительно устал. И разреветься при ребенке ему не хотелось. — Отлично! Спокойной ночи, — победно улыбнулась Суркова, не сильно хлопая пару раз по арсеньеву плечу. Она открыла дверь, сразу скрываясь. Арсений растерянно стоял около прохода несколько секунд. Решил выпить прохладной воды из графина, который был удачно наполненным. Взяв простой стакан в руки, отпив небольшой глоточек, Арсений подошел к окну, осматривая ночную улицу, освещённая желтыми включенными фонарями. Арсений, увидев в самом вдалеке проходящую тень человека, нахмурился, чутка прищурившись. Ночной темный силуэт такой знакомый, опознанный его, Попова, глазами, что парень вдвойне упорно наблюдал. Антон, м, Андреевич что ли? Задумчиво отпил еще глоток воды, полностью не вдупляя, что происходит. Тень остановилась на пару секунд, что-то оглядела вокруг себя, и пошла также в сторону, куда и шла до остановки. Боже, теперь каждого проходящего буду принимать как Антона. Глупость какая. Не он это. Походка и телосложения тоже одинаковые встречаются. Арсений выпил до дна воду, поставил стакан на подоконник. Он не пустовал, не был одиноким, как у Шастуна. Была плетеная бежевого цвета корзиночка для сладостей, которых, ха-ха, не было, и тут лишь попрыгунчик Артема из автомата. Была бордовая ваза для цветов из керамики, продолговатый сосуд, чуть выпуклый снизу и с сужающимся горлышком. Она осталась от прошлых жильцов. Кажись, она никогда не будет приниматься по назначению — цветов. Кому ему, Арсению, подарят букет цветов? Даже первый альфа не дарил омеге. Скапливающихся слезинок уже не было. Усмехнувшись напоследок самому себе, что посчитал левый силуэт силуэтом Антона, Арсений посмотрел время на телефоне, и вышел из кухни, краем уха слыша, как Оксана ведет младшего Попова в душ. Но сейчас Арсению обязательно нужно отдохнуть. При всем желании не смог бы заставить переубедить альфу, и со слабой виной за такую же уставшую подругу Арсений спрятался в недрах своей неосвещенной комнаты. И в это же время на кухне телефон дал вспышку всплывающим пришедшим только что уведомлением. Он загорелся на один десяток секунд и следом выключился.Антон Андреевич. Начальник
В субботу жду тебя вот по этому адресу в 19:00.
*фото*