***
— Без синих волн, без дальних дорог не могут жить мужчины, а жены ждут, считая года, и будет так всегда… — тихо шепчет Адара, и Сириус, ни бельмеса не понимающий на русском, всё же узнаёт знакомый скользящий в словах мотив. Она сидит в кресле в гостиной Альфарда — волосы как всегда золотистым ореолом пушатся вокруг её головы, но в целом её вид настолько соответствует идеальному понятию невозмутимой леди, что у Сириуса даже появляются мурашки на руках. На мгновение показалось, будто она снова стала похожей на ту ледяную статую, которой была на протяжении нескольких лет. В комнату входит Вальбурга и коротко кивает всем уже здесь присутствующим, и её взгляд проходит сквозь Сириуса так, словно его здесь и в помине нет. Горький осадок застаивается где-то в горле, и Сириус чувствует мягкое прикосновение к своей руке: Адара улыбается неимоверно грустно, но всё же старается выразить ему всю ту поддержку, на которую сейчас способна. И он ей за это благодарен. Потому что, как бы там ни было, это всё же немного помогает. И она больше не напоминает ему ледяную статую, потому что Сириус уверен, что если она обернётся к нему, то её глаза будут светиться таким же теплом, как и несколько мгновений до этого. Регулус и Орион входят буквально через минуту после Вальбурги. Отец отнюдь не кажется ему всё таким же безразличным к окружающим, как обычно, — он слишком внимательно обводит просторный зал взглядом, и Сириус, сидящий в самом углу, ощущает огромное желание поёжиться, потому что глаза отца задерживаются на нём чуть дольше, чем на ком-либо ещё. Но он старается выдержать этот взгляд, как бы сложно не было. Словно подтверждая этим всё произошедшее ранее — я уже взрослый, отец, я справлюсь. Секунда — и он видит лёгкий кивок отца, безусловно, адресованный именно ему. И Сириус уважительно кивает в ответ — просто не может не кивнуть. Регулус не смотрит ни на кого, почти сразу присаживаясь возле матери и беря её бледную руку в свою. И уже только после этого он тихо здоровается с присутствующими, игнорируя тот угол, где сидят они с Адарой. А потом снова концентрируется исключительно на Вальбурге. Потому что мама, как бы холодно и сдержанно она не сидела, кажется наполовину умершей. Потому что её лицо бледнее обычного, и Сириус чувствует, как в груди предательски щемит и до жути хочется подойти и заслонить маму ото всех этих косых взглядов остальных присутствующих. Потому что впервые всё мамино умение держаться на людях выдаёт её с головой перед самыми близкими — и Сириус совершенно не понимает, почему он до сих пор себя к такому кругу причисляет. Учитывая, что его гордость никогда не проиграет, а потому он никогда в жизни не соизволит подойти к матери и завязать даже самый банальный светский разговор. Даже ради Альфарда, который, вроде как, хотел, чтобы они помирились. Альфарду легче уже точно не станет, а Сириус готов страдать сколько угодно, но никогда в жизни не позволит себе признать, что он привязан даже к такой своей семье. Которая выбрала чёртового Волдеморта. Который теперь убил Альфарда. Он чувствует, как горлу подступает предательский комок гнева, а оттого хочется встать и высказать всё, что он думает, прямо в лицо всем этим аристократичным снобам. Но Адара снова осторожно прикасается к его руке и немного загрубевшие пальцы мягкими движениями выводят непонятные вензеля на его кисти. И Сириус чувствует, как волна гнева постепенно утихает, в очередной раз сменяясь скорбью и печалью. Сложно принять смерть того, кто пытался компенсировать тебе всю семью. Кто прикрывал все твои проделки перед матерью и кто всячески пытался донести что-то важное… Донёс ли? Стоит ли всё то, что Альфард пытался донести, вот такой участи? Сириус не знал ответа. И, честно говоря, не хотел знать — за такую ужасную смерть точно стоило мстить. Он повернул голову к окну — облака бежали по небу с неимоверной быстротой, и он вспомнил, что с утра Сохатый предсказывал дождь. Губы на мгновение предательски вздрогнули, и Сириус сжал руки в кулаки, боясь выдать все свои эмоции. Не хватало ещё разрыдаться как маленький ребёнок прямо перед всеми этими… людишками. Сириус отвёл взгляд от окна, неожиданно сталкиваясь с идентичными собственным серыми глазами. Эти глаза пропитаны чем-то таким, чего он никогда раньше у матери не видел — скорбью, сожалением и чем-то ещё, смутно напоминающим то, что его самого грызёт изнутри. Сириусу неимоверно больно и горько, и он не может до конца понять, чья именно эта боль — его собственная или материнская. Или их общая, умноженная на два. Где-то на периферии он замечает, что Адара и Регулус тоже пытаются о чём-то незаметно поговорить, но до этого Сириусу сейчас нет совершенно никакого дела — он отчаянно ищет что-то в материнских глазах. Ответ, подсказку, хоть что-нибудь, что поможет ему в кои-то веки разобраться с тем, что между ними произошло. Как так вышло, что он поссорился чуть ли не с самым близким человеком из всех? Почему ты не приняла меня таким, какой я есть, мама? Всего на несчастное мгновение он впервые задумывается, что было бы неплохо всё-таки помириться с семьёй — и почти сразу эту мысль отметает. Нет. Этому не бывать. Не в этой жизни. Не после всего того, что было сказано. Он больше не Блэк. По крайней мере, не такой, каким его хотели видеть и каким его пытались слепить. Сириус чувствует острую вспышку ярости и со злостью разрывает установленный с матерью контакт. Он с ощутимой болью замечает, как мать едва заметно вздрагивает на этом моменте, словно он нанёс ей самый болезненный из всех ударов. Он почти готов обернуться и посмотреть матери в глаза опять. Почти. И всё же, он этого не делает, чувствуя, как холодным лезвием по нему скользит мигом изменившийся взгляд таких же стальных глаз. Теперь в них наверняка плещется аналогичная ярость, и в данной ситуации Сириус старается, но не может винить ещё кого-то, кроме самого себя. Адара смотрит на него с примесью сочувствия, и в её взгляде так и скользит наивно-смешливый вопрос: «Ну и зачем ты это сделал, дурачок?». Сириус не знает. И даже знать не хочет. Чёртовы Блэки. Регулус выглядит уже куда более успокоенным и расслабленным, и Сириус в очередной раз ревниво поражается тому, насколько у них с Адарой прочная связь. Несмотря на то, какие глупости брат наговорил, несмотря на то, каким неисправимым оболтусом он иногда бывает. И несмотря на то, что он, вообще-то, поддерживает Волдеморта. Сириус знает, что между Адарой и Регом — только дружба, потому что стоит заметить, как его младший братишка смотрит на малышку Маккиннон, как все ревнивые упрёки почти в то же мгновение пропадают. Сириус как никто другой знает, что уж Рег точно не будет крутить с несколькими девушками сразу. Он совершенно непроизвольно замечает, что изучает брата дольше положенного (они ведь теперь совершенно чужие люди, так?) только в тот момент, когда спокойный и уверенный взгляд Регулуса встречается с его изучающим и задумчивым. Брат сжимает руку матери значительно крепче, чем стоило бы, и Сириусу становится интересно — это он так Вальбургу успокаивает или самого себя? Брат смотрит на него без доли какого-либо презрения или же сочувствия — не в меру тупой, прямой взгляд, которым обычно смотрят на пустое место, и Сириус чувствует себя предельно некомфортно. Где Рег вообще такому научился? Сириус искренне старается ответить ему тем же, но вместо этого закатывает глаза и ухмыляется краешком губ — уж больно по-взрослому невозмутимым выглядит этот малолетний придурок. Рег в ответ смотрит с лёгким укором, но потом, быстро мазнув взглядом по остальным присутствующим и убедившись в том, что внимание хоть кого-то на нём не сосредоточено, тоже подмигивает. Невозмутимо, чисто по-блэковски. И всего одно мгновение Сириус гордится тем, какая у него семья — неубиваемая и сильная даже тогда, когда они отчасти порознь. Но потом он всё же вспоминает о том, что они сейчас от него, по сути, по другую сторону баррикад и что вряд ли существует хоть что-то, что смогло бы сплотить их всех назад. Некстати вспоминаются слова Адары: «Все войны пройдут, Сириус, но семья останется с тобой навсегда. Даже если их не будет». Альфарда уже нет. Но в то самое мгновение, когда в гостиную входит семейный юрист, дабы огласить завещание покойного, Сириус всего на секунду словно бы замечает Альфарда у дверей. Дядя стоит, прислонившись туловищем к косяку и улыбается краешком губ — так, как умел только он. Тепло и в то же время строго. И Сириус чувствует, как часть его скорби отступает под давлением неведомой силы. Он не знает ей названия, но он понимает, что она сейчас где-то совсем рядом с ним: между самим Сириусом и мамою, папой, Регом и Адарой. Она вокруг них и, возможно, она поможет им выстоять. От этого понимания становится чуточку легче. Сириус знает, что силуэт Альфарда не больше, чем воспоминание, но ему на мгновение кажется, что улыбка дяди напоследок становится шире и что словно он одними губами шепчет всего одно слово. И Сириус, кажется, догадывается, что дядя хотел до них всех донести.Призрачная горечь
15 октября 2022 г. в 12:08
Примечания:
Дорогие читатели, выставляю вам эту работу с надеждой, что кто-то её ещё ждёт, и хочу сказать, что я о своём детище не забыла и что я ещё обязательно вернусь. Возможно, не сейчас, возможно, намного позже, но это обязательно случится.
Желаю всем вам мира, тепла и родного плеча где-нибудь рядом))
Атлантический океан завораживал любого, кто хоть раз оказывался чересчур близко к нему. Адара была свято убеждена — вот он, единственный мужчина, которого она наверняка никогда не сможет разлюбить. Самый прекрасный, самый необыкновенный.
И стоило признать, что океан отвечал ей тем же. Мягкие волны осторожно ласкали её стопы, и Адара, всем сердцем ненавидящая любой массаж, решилась позволить себе немного расслабиться и насладиться окружающим миром. Ведь что может случиться на яхте посреди Атлантического океана? На расстоянии десятка миль вокруг неё находится всего три человека, и один из них её крёстный, второй — его подруга, а третий — придурок-однокурсник и племянник крёстного по совместительству.
Туманная, дождливо-весенняя Великобритания осталась где-то далеко позади, быстроходная яхта (наверняка не обошлось без толики магии) уносила их всё дальше и дальше, оставляя где-то там все проблемы.
Даже не верилось, что на дворе был только апрель, а не июль–август. Солнце припекало знатно, как бы невзначай освобождая от ненужных мыслей. Адара открыто наслаждалась положением дел и не хотела даже вспоминать о том, что осталось в пределах Альбиона.
Адара не понимала, как между знакомством с родителями Люпина и такой отличной перспективой поездки Астра могла выбрать первое. Она, конечно, уважала Рема и его родителей тем более, но стоило признать, что Джойс и Лунатик явно куда-то спешили в развитии своих отношений. И та часть школы, которая называла их «престарелой супружеской парой», по скромному мнению Адары, была не так уж и далека от истины. Конечно, она с особым усердием и удовольствием всё так же затыкала всех завистников, но в глубине души не могла отрицать, что Астра и Рем явно куда-то спешат.
Лёгкий ветерок всколыхнул всё вокруг, и Адара прикрыла в удовольствии глаза — чёрт возьми, гори оно всё пропадом, отношения Астры и Ремуса — сугубо их дело, детки сами разберутся и не стоит за них переживать.
Адара не была уверена, в какой именно момент её тягучие и ленивые раздумья о разнообразнейших вопросах плавно перетекли в лёгкую дрёму, но проснулась она от короткой череды лёгкий прикосновений и ласкового голоса:
— Просыпайся, солнышко. А то ещё секунда — и ты свалишься в воду.
Адара в ту же секунду рефлекторно подскочила и прижала колени, быстро вертя головой в поисках опасности. Уже во второй оборот она заметила лицо смеющегося Альфарда и скривила губы в сторону:
— Ты престарелый шутник, Альф.
Альфард схватился за сердце, словно ужаленный её словами, и упал на палубу в сантиметрах пятидесяти от неё:
— Малышка, так меня ещё не оскорбляли. Считаю, что моё уроненное эго требует отмщения! — и, повысив на последних словах интонации, Альфард кинулся к ней и принялся усиленно щекотать.
Стоило признать, что преимущественно Адара щекотки не боялась. В детстве, правда, она чуть ли не умирала от смеха, но сейчас её единственными слабыми местами были только ступни. Альфард, к счастью, не сразу сообразил по этому поводу, а потому у Адары была уникальная возможность для ответной атаки.
Мужественный и сильный в понимании Адары Альфард, как оказалось, щекотки боялся значительно сильнее, чем она. И она не могла этим не воспользоваться, не только начав щекотать Альфарда, но и перевернув его на спину и тут же водрузившись в позе победителя сверху.
— А ты у нас ревнивец, оказывается, крёстный. И как твоя загадочная леди собирается тебя приручить? — сквозь смех Альфарда и немножко собственный, Адара не только ещё что-то пыталась говорить, но и заодно всеми силами удерживала руки крёстного от попыток её переиграть.
— Уж она-то разберётся, поверь, — сквозь хохот торжественно пробасил Альфард и в следующее мгновение собрал все силы и перевернул её назад.
Адара была достаточно юркой и упорной для того, чтобы продолжить щекотать крёстного даже в таком положении.
И даже в том случае, когда Альфард начал всячески пытаться захватить её руки. И даже в том, когда у него это, по сути, получилось, Адара всё равно хотя бы пыталась кончиками пальчиков дотянуться хоть до одного уязвимого места.
— Так, всё, сдавайся, — весело буркнул Альфард, и Адара почти что послушно замерла и, жалобно вскинув бровки и поджав губы, прикрыла глаза.
— Ладно, — досадливо пробормотала Адара и окончательно перестала сопротивляться. Интересно, Альфард действительно настолько безоговорочно уверен в том, что она может сдаться?
Видимо, всё-таки, крёстный отличался определённой самоуверенностью, поскольку заметно расслабил хватку, и Адара поспешила этим моментом воспользоваться, в ту же секунду выворачивая их кисти так, что теперь руки Альфарда оказались у неё в плену. Следующим слитным движением, несмотря на уже оклемавшегося крёстного, девушка успела перевернуть их обратно, во второй раз усаживаясь на крёстном и на этот раз прижимая его к земле значительно сильнее.
— Мне кажется, дорогуша, что мы сейчас пребываем с тобой в весьма неоднозначной позе, — миролюбивым тоном провозгласил Альфард, но Адара даже не думала поддаваться на эти уловки.
— Меня такими глупостями не обманешь, крёстный, — Адара немножко оскалилась, на этот раз отчаянно надеясь, что ей удалось восторжествовать. — Пришла твоя очередь сдаваться.
Крёстный состроил скорбную физиономию, напомнив ей о собственной уловке. Весьма сомнительно, что Альфард надеется провернуть этот номер с ней, учитывая, что она же использовала его буквально минуту назад.
— С каких пор гриффиндорцы выдают такие чисто слизеринские замашки? — Адара не удержалась от демонстративного закатывания глаз на этой фразе. Честное слово, подобное внимание к факультетским ужимкам звучит странно из уст волшебника, окончившего Хогвартс почти что сорок лет назад. Тридцать шесть, если быть точными. Альфард на это ухмыльнулся: — Я просто вспомнил о вашем хвалёном благородстве. Но ладно-ладно, я сдаюсь. Выпусти уже мои ручки из своей когтистой хватки.
Стоило признать, что хотя бы по поводу хватки Альфард не сильно-то и ошибался. В целом, Адара признавала, что на фоне любого спортивного юноши или мужчины она выглядит достаточно миниатюрно, а оттого и значительно слабее. Да она никогда и не пыталась гнаться за мышечной массой — в отличии от той же Астры, которой хотелось выглядеть спортивно, или Марлин, которой это было необходимо в силу постоянных квиддичных тренировок.
Адара же предпочитала заниматься спортом умеренно (или, будем честными, не заниматься вовсе), но и от разнообразных физических нагрузок не отлынивала. Да и Камилла Говард усердно делала всё, чтобы приёмная дочь не имела возможности расслабиться с помощью «этих твоих абракадабр». А после тренировок Альфарда так вообще шансов, что она когда-нибудь забудет основные навыки рукопашного боя, снижались практически до нуля.
Адара точно не знала, как называются эти рукопашные техники у магглов, а переспрашивать у Альфарда было как-то неудобно (тогда бы следовало признать, что часть его болтовни пару лет назад она пропустила мимо ушей), но основной упор делался на разнообразнейших ручных захватах. Отсюда следовало, что надо было иметь достаточно гибкие и в то же время стальные кисти. Сам Альфард подобными приёмами обычно не пользовался, поскольку его кости были в какой-то мере чересчур крепкими, но полагал, что хрупким девушкам вроде Астры или Адары такие навыки точно не помешают.
У Астры эти техники боя выходили как-то не очень — гибкость у Джойс была значительно лучше, чем у Адары, но вот с крепкими пальцами дело как-то не заладилось. Поэтому вскоре Альфард предложил Астре изучить другие приёмы и техники, основной упор в которых был как раз на хорошей гибкости и плавности. Адара же продолжила соревноваться с крёстным в ручных захватах, пока не достигла в этом определённых успехов и пока Альфард в один прекрасный день (она уже была готова напиться от радости, что этот бойцовский дурдом закончился) не сказал, что больше ему научить крестницу нечему.
Как оказалось, крёстный слукавил: в захватах ему, действительно, научить её уже было нечему, а вот в метании кинжалов — вполне себе. Адара, которой подобные тренировки не приносили никакого удовольствия (в отличии от Астры, которая, казалось, за всё бралась с непомерным энтузиазмом), уже откровенно обещала придушить Альфарда подушкой как-нибудь ночью, если он не прекратит. Крёстный весёлым тоном вычитал ей лекцию на тему «опасностей, подстерегающих одиноких девушек в магическом мире», но через три дня и вовсе забросил это дело: основное умеешь, не интересно — не учись.
Так что в этот чудный момент впервые тренировки Альфарда хоть где-то пригодились — правда, и пригодились-то они как раз против Альфарда. И всё же, Адара, отпуская крёстного и резво поднимаясь на ноги, ожидала какого-то подвоха — Альфард не мог закончить их игру вот так просто.
И она не ошиблась — едва поднявшись на ноги, она тут же была вынуждена упасть обратно на крёстного. Добрый дядя Альфард не побрезговал одной из своих подсечек, дабы сбить несчастную крестницу с ног, и тут же поспешил обратно прижать её к земле, но Адара сориентировалась значительно быстрее, чем он сам в своё время, так что секунд тридцать они ещё покатались по палубе, пока девушка не оказалась опять прижатой к крепким доскам.
— Сейчас мы тоже выглядим неоднозначно, — без тени улыбки елейным голосом пропела Адара, наблюдая за ухмыльнувшимся в ответ Альфардом и размышляя, получиться ли ей в таком положении покрепче сдавить его шею (на этот раз её руки оставили свободными).
— Ну если нас уже кто-то увидел в предыдущей неоднозначной ситуации, то зачем таить нашу великую страсть сейчас? — и при этом на лице Альфарда была такая серьёзная мина, что уже впору было бы и испугаться. Но при этом от внимания Адары не укрылось, как весело поблёскивали его глаза, так что в том, что это просто очередная пошлая шутка, сомневаться не приходилось.
И всё же Адара не сдержалась от брезгливой мордашки:
— Фу, как противно, Альф. Это была отвратительная шутка.
Альфард расхохотался, откинув голову назад, а потом осмотрев глазами палубу. На мгновение его глаза задержались на какой-то точке слева, но уже в следующую секунду крёстный непозволительно близко наклонился к самому её уху и прошептал:
— Судя по всему, мой племянник с тобой в корне не согласен. — Адара не без огромного усилия воли и небольшой помощи Альфарда подавила нервный порыв подорваться и посмотреть в ту сторону, где, судя по всему, стоял Сириус. Затем единственным, что ей оставалось сделать, было испуганно посмотреть в глаза Альфарду. Крёстный вёл себя нарочито спокойно и не спешил от неё отползать, оставаясь во всё той же неоднозначной позе: — Ведь себя естественно, солнце. Ты же ничего такого тут со мной не делала. Кстати, считаю, что сейчас вам представилась замечательнейшая возможность для разговора.
— Нет, Альфард, — выразительно сверкнув глазами, процедила Адара. — Никаких разговоров с твоим племянником у меня не будет.
Альфард покачал головой и наклонился ещё более непозволительно, теперь губами почти что касаясь её шеи и максимально закрывая обзор на свои действия Сириусу:
— Если в мою яхту шандарахнет молнией из-за пробегающего между вами электричества, то я прибью вас обоих, Анни. И никто меня за это не осудит — скажу, что вас акулы сожрали.
Адара, возможно, и расхохоталась бы от того, каким злым шёпотом Альфард произнёс эту фразу, но внутри всё сжималось от небольшого страха перед, вероятнее всего, предстоящим разговором со злым Сириусом.
Стоило ли скрывать, что она боялась не злого Сириуса, а того, насколько сильно вместе с ним может разозлиться она сама? В последнее время её нервишки периодически шалили, и не стоило особо надеяться, что она не выйдет из себя в пылу ссоры с единственным Блэком, который умел её качественно вывести одной своей фразой.
— Как жестоко, Альфард. Не ожидала от тебя такого отношения к своей крестнице. — постаралась как можно увереннее ответить Адара и при этом осторожно перевести тему в другое русло. Но Альфард на эту уловку не купился, о чём и поспешил тут же заявить:
— Когда я согласился на предложение Теи, то даже вообразить не мог, что стану крёстным такой хитрой занозы, как ты. — и, сделав драматическую паузу, добавил: — Которая без помощи посредника не может нормально поговорить с моим племянником.
— На слабо берёшь? — в свою очередь спросила Адара, подозревая, что совершенно правильно истолковала скрытые камни в словах крёстного.
Тот лишь хрипло рассмеялся, опустив голову куда-то в районе её ключиц. Пожалуй, Адара уже была согласна на то, чтобы её в таком положении оставили умирать, поскольку смотреть сейчас Сириусу в глаза категорически не хотелось.
Она была более чем уверена, что это одна из тех ситуаций, когда даже гипотония не спасёт её от стыдливого румянца.
Чёртовы Блэки! Чтоб их всех книззл обобрал!
— Есть немного, — тем временем неопределённо покачал головой Альфард, а затем совершенно спокойно добавил: — Эх, ладно, возьму дело в свои посреднические руки. Запустим план «Спасение принцессы».
И не успела Адара даже сообразить, в чём, собственно, состояла суть-то плана, как Альфард чересчур быстро поднялся и, схватив её под коленками и подмышками, с размаху бросил в воду. Адара, ожидавшая чего угодно, но уж точно не этого, не успела даже взвизгнуть, как оказалась под водой.
Океан, до этого так горячо ею любимый, теперь в первую очередь вселил в неё панический ужас. На секунду в её голове мелькнула мысль, мол, всё — пора и с жизнью-то попрощаться. А главное, как нелепо вышло-то. Альфард ведь точно не собирался её топить, старый чёрт.
В следующее мгновение, Адара почувствовала давление, охватившее лёгкие и непомерное желание вдохнуть. Конечно, пока у неё хватало сил понимать, что делать этого категорически не стоит. Да и паника смысла не имела — поверхность воды вон, совсем рядом, даже такой никудышный пловец, как она, справится. Мысленно попросив все верховные силы ей помочь, Адара мощно оттолкнулась руками и ногами вверх, а затем ещё раз, и ещё, и в этот же миг почти что вылетела из толщи воды, с ходу глубоко вдыхая.
Сразу же после вдоха — это же простая физика, Адара, могла бы сообразить, — она снова ненамного ушла под воду. Но это уже не привело к той панике, что была первоначально, и Адара усердно и как можно более синхронно замахала руками, стараясь удержаться на плаву.
Альфард, знавший, что хоть как-то плавать она умеет, не учёл одного: плавать-то Адара умела только полностью нырнув в воду, а не как большинство, у которых голова хоть немного выглядывала. И поэтому, собственно, она и считала себя плохим пловцом: полноценно вдыхать у неё получалось через раз, а это ни к чему хорошему не приводило, поскольку нестерпимо хотелось вдохнуть прямо под водой.
Тем не менее, сейчас Адаре удавалось хоть как-то балансировать на поверхности и при этом ещё гневно взирать на хохочущего Альфарда, стоящего на яхте буквально в десяти метрах от неё.
— Адара, ты как? — неожиданно раздалось со спины, и она с испугу забыла и взмахнуть руками, и вдохнуть. И уже через секунду потеряла совсем недавно обретённое равновесие, совершенно неслышно начав уходить под воду.
Этот нырок оказался ещё короче, чем каждый из двух предыдущих — кажется, прошло четверть секунды, а две бережные ладони осторожно держали её за талию, помогая балансировать над водой и даря неожиданное спокойствие.
Адара аккуратно, в глубине души боясь сделать любое неверное движение, повернулась спиной к яхте и встретилась с обеспокоенными серыми глазами.
Чёртов Альфард.
С каких пор она стала принцессой, которую надо спасать? Плана лучше не было? Например, увести Сириуса куда-нибудь подальше и поговорить с ним о картографии?
— Я нормально, — сглотнув, Адара придала голосу как можно более уверенности и спокойствия, и уже только после своих слов сообразила, что перепуганные глаза наверняка выдали её эмоции с лихвой. Как можно более расслабленно вдохнув, она благодарно прошептала: — Спасибо.
Сириус даже со взмокшими волосами был всё так же красив. Он и рубашку скинуть не успел, надо же. Адара усердно постаралась не смотреть на то, как рельефно мокрая ткань прилипла к его коже. И тут же столкнулась с пронзительными глазами.
Чёртовы Блэки. Они её точно когда-нибудь с ума сведут.
— Не бойся, я с тобой, — прошептал Сириус, и в его голосе прозвучало столько уверенности, что Адара выдохнула на этот раз куда менее нервно, чем в предыдущий.
При этом глаза у Сириуса были настолько ненасмешливые, внимательные и глубокие, что Адара уже была готова признать, что лучше бы она утонула в воде, чем сейчас так откровенно пялилась. Как можно более спокойно постаравшись отвести взгляд, лишь бы это не казалось слишком неестественным, Адара посмотрела на горизонт, куда-то туда, где океан встречался с небом. И немного задумалась.
Дурочка, ей ведь не нужны были отношения. Она лично четыреста и один раз говорила Астре, что ужиться с ней — штука почти что невозможная. Адара откровенно признавала, что часто ведёт себя как самый настоящий баран и что её силу духа переплюнуть сможет не каждый. А это неизменно приведёт к тому, что она будет, образно говоря, сжирать каждого, кто будет хоть немного её слабее в этом аспекте.
Как ни странно, Блэк в этом вопросе слабее не казался. Но от этого ужиться с ним становилось почти что невозможным — ни один из них не привык уступать другому.
Да и было ещё, в общем-то, множество причин, по которым она не хотела кого-то впускать в свою жизнь. Одна из них — страх. Страх впустить кого-то в свою жизнь, а потом получить ножиком в спину. И не то чтобы в случае чего она сомневалась в идейной верности Сириуса родным и близким, но вот о его похождениях было тяжело не знать. И о том, как долго его девушки держались на этой «должности» — тоже.
Камилла оказалась приятным исключением, и разве стоило за это даже приближаться на близкое расстояние к чужому счастью? Адара была свято убеждена, что нет, и плевать, что там по этому поводу думал Альфард. Холланд была откровенно счастлива, Сириус рядом с ней казался тоже неожиданно спокойным и умиротворённым, а потому всем им было так однозначно проще.
Плевать, что скрытая симпатия Адары никуда не делась — она уже была достаточно взрослой девочкой, чтобы справиться с собственными эмоциями. К тому же, насколько ей известно, симпатии проходят и у неё уж точно хватит сил это пережить.
Вот только… Альфард в чём-то был немного прав: почему Сириус за всё время их каникул ни разу не написал Камилле? Не то чтобы сама Адара кому-то часто писала и не то чтобы ей было дело до чужих отношений, но… Чёрт, она всегда страдала от любопытства, и единственное, что могло ущемить это её качество, так это гордость.
Адара повернула голову, понимая, что так сильно задумалась, что их своеобразное плавание стало куда более неловким, чем это было изначально. А, стоило признать, ситуация с самого начала была предельно смущающая. Сириус продолжал чересчур внимательно изучать её лицо, и Адара, почти полностью успокоившись, с усмешкой ляпнула его по руке:
— Не пялься, Сириус. — Сириус аккуратно улыбнулся и взял её ладонь в свою руку, второй продолжая помогать ей удерживаться на плаву:
— Ты слишком далёкая и красивая. Это выше моих сил. — и, притянув её ладонь к своим губам, осторожно поцеловал каждый палец. Адара почувствовала, что кислорода ей сейчас не хватает даже сильнее, чем под водой. Аналитическая часть её мозга при этом уловила расширенные зрачки Сириуса. Часть же романтическая не могла отвести глаз от своей ладони у губ Блэка и от того, каким взглядом он смотрел на неё.
О, Господи, прекрати это, пожалуйста. У неё может так и сердце остановиться.
— Прекрати это, Сириус. — как можно более уверенно попросила Адара, стараясь не выдать собственно волнения. Выходило, откровенно говоря, отвратительно.
А какой-то червячок в голове, да видит Мерлин, умолял Сириуса продолжать.
Чёрт возьми, с каких пор у неё в голове завелись червячки? Кольцеобразным слова не давали.
И последняя мысль, скорее шутливая, чем по-настоящему серьёзная, неожиданно придала Адаре сил. Чёрт возьми, да у него же есть девушка! С каких пор она затесалась в ряды разлучниц?
Резко вырвав ладонь из руки Сириуса, Адара поглубже вдохнула и нырнула, где-то на периферии услышав собственное имя. Но сейчас никакие оклики Сириуса уже не имели существенного воздействия — Адара проклинала себя за слабость, за то, что не оторвалась от наглеца Блэка сразу же, и за то, что это, кажется, начинает превосходить рамки всевозможных симпатий.
А потому, не помешало бы удавить все эти чувства ещё в таком небольшом зародыше. Пока сам Сириус, так легко манипулирующий чужими эмоциями, это не понял и не поспешил растоптать то немногое доброе и светлое, что у неё осталось.
На этот раз плылось ей значительно легче — то ли гнетущие мысли отодвигали на задний план все опасения, то ли даже океан разделял её чувства и тоже хотел отлепить её подальше от чересчур наглого Сириуса.
Расстояние между яхтой и тем местом, где они остались, хоть и увеличилось за это время ещё на метров тридцать-сорок, но показалось Адаре чертовски маленьким. На секунду она уже было оглянулась назад и задумалась, может быть, не помешает поплавать ещё, но затем заметила подплывающего к яхте Сириуса и уверенно схватилась за протянутую руку Альфарда, тихо пробормотав:
— Когда-нибудь я тебя точно покалечу, массовик-затейник, — крёстный, немного закашлявшись, покрепче обнял её, словно полностью понимал все её чувства и эмоции. Адара уложила голову ему на плечо и на мгновение почувствовала себя в полной безопасности, словно вокруг не маячило никаких Сириусов и как будто не Альфард буквально четверть часа назад закинул её в воду.
Вполне возможно, что Альфард действительно её понимал. Как никак, у него ведь там была какая-то чересчур мутная история с его загадочной «М. М.». Хотя Адара, скорее, представила бы себе Альфарда на месте Сириуса, чем на ей собственном.
— Ты чересчур бледная, малышка. Не хочешь прилечь? — участливо спросил Альфард, давая ей возможность сбежать.
Едва нога Сириуса коснулась палубы, как Адара, уже бережно укрытая полотенцем, показательно вздрогнула и поспешно ответила:
— Если ты не против. Мне немного стало дурно от такого неожиданного купания, — и, не дождавшись ответа, поспешила в свою каюту.
Уже внутри, наверное, в первый раз за всё дневное время плаванья защёлкнув дверь на замок, Адара почувствовала себя в безопасности. Устало прислонившись спиной к двери, она медленно сползла по стенке вниз и обняла себя за коленки, чуть ли не впервые за всю жизнь настолько отчётливо чувствуя себя глупой и одинокой.
Адара, какие бы жизненные перипетии с ней не происходили, не привыкла уж слишком сильно заморачиваться по поводу собственных эмоций, скорее, отдавая предпочтение изучению чужих чувств. Но сейчас не имело ни малейшего смысла отрицать, что для привычного равновесия ей однозначно было необходимо разобраться в себе. Сириус Блэк, определённо, выбивал её из колеи и с этим нужно было что-то срочно делать.
Если уже не было слишком поздно.
Альфард сочувствующе смотрел Адаре в спину. Как никогда ясно вспомнилась собственная местами не в меру бурная молодость, хоть и однозначно не настолько, как у Сириуса. Да и не в ту сторону — Альфард, возможно, чересчур быстро нашёл собственный идеал и не собирался долго заморачиваться над кем-то другим. Та же Натали, тогда ещё не Маккиннон, была в него влюблена весьма длительное время, и Альфард прекрасно об этом знал, но не помнил, чтобы он хоть раз пытался найти хоть толики романтической симпатии к ней. А ведь они были хорошими приятелями, он уважал мисс Смит, да и она была весьма хорошенькой. И всё же.
Вальбурга как-то шутила, что все Блэки были однолюбами. Пожалуй, в этой шутке была доля правды — он не помнил кого-то из их богатого на разнообразнейших личностей семейства, кто бы разрывал один брак и вступал в другой, или нагло изменял супругу (даже если первоначально брак был по расчёту, а не по любви).
Альфард не сомневался, что Сириус тоже был таким, только, видимо, пока сам паренёк этого не понимал. И, возможно, в данной ситуации ему бы не помешала помощь человека постарше? Адару он, конечно, любил и знал, что сейчас малышка нуждалась в его поддержке не меньше, чем племянник, но Альфард подсознательно догадывался, что крестница обижена на него за этот, судя по всему, не слишком шикарный план. Так что, наверное, пока их разговор лучше отложить.
Сириус понуро смотрел на окружавшую их воду, задумчиво опустив голову в самый низ и немного перевесившись через перила. Его волосы уже почто полностью высохли, куда сильнее завившись, чем обычно, и Альфарду некстати ностальгически вспомнился тот маленький шустрый мальчишка, который бегал между его коленок и умолял показать что-нибудь интересное из своих «штучек», Тот задорный ребёнок, необременённый никакими подростковыми тяготами, казалось, остался так далеко позади, что Альфард поневоле начинал понимать Вальби, которая никак не могла смириться с тем, что её любимый сын вырос и теперь вправе сам распоряжаться своей судьбой и вдоволь бить коленки.
— Из тебя отвратительный сводник, дядя, — всё так же грустно пробормотал Сириус, пяткой ковыряя одну из досок.
Альфард постарался придать лицу как можно более беззаботное выражение и беззлобно пригрозил:
— Выковыряешь хоть одну щепку — на ленточки для флага пущу.
Сириус, казалось, шутку не оценил — видимо, чересчур сильно был поглощён собственными переживаниями. Говоря откровенно, не то чтобы Альфард не контролировал то, что происходило в воде: хоть он и всячески хотел показать, что ему и дела нет, но и Адара, и Сириус были ему слишком близки, чтобы хоть на мгновение выпустить их из виду. А вдруг что-то произошло бы? А вдруг его план удался бы?
А потому, от его глаз не укрылось то, каким любовным движением Сириус прижимал руку крестницы, словно та была самым большим сокровищем из всех, какие он только мог найти в Атлантическом океане (а их ведь здесь было немало). И, в общем-то, по напряжённой спине ему не стоило особого труда понять, какие эмоции действия племянника вызывали у Адары. В какой-то миг он уже даже был уверен, что они сейчас поцелуются, и ему, наконец-то таки, станет хоть немного спокойнее: хотя бы Хогвартс тогда будет стоять в безопасности. А то эти двое на нём камушка на камушке такими темпами не оставят. А ведь там ещё есть Мародёры и Астра, которые тоже не промах.
— Дядя, почему она так со мной? — спросил Сириус, неожиданно повернувшись к нему лицом и заглянув в глаза. Надо же, а они ведь теперь почти одного роста, а глаза всё такие же, наивно-мальчишеские. — Иногда мне кажется, что я решительно ничего не понимаю в девушках.
Альфард усмехнулся: надо же, всего-то несколько лет назад Сириус задавал ему аналогичный вопрос, но тогда он касался Вальби. А сейчас он уже спрашивает его о девушках. Так ещё и о его собственной, Альфарда, крестнице! Вот уж комедия. Сириус там попроще девушку выбрать не мог?
Хотя Астра тоже была его крестницей, и он её любил не меньше, чем Адару. Просто за последней частенько был необходим куда более пристальный присмотр, чем за теперь уже Джойс (и Альфард надеялся, что в ближайшие лет так пять он не будет вынужден начать говорить «теперь уже Люпин»). Но Альфард помнил, что малышка Асти иногда может выколоть такое, что Адаре и не снилось. Так что, в общем-то, среди его крестниц у Сириуса всяко выбор был невелик. Но ведь можно было посмотреть и в другую сторону!
Будто сам Альфард когда-то смотрел в ту сторону, в которую можно было посмотреть. Если бы он хоть раз воспользовался этим своим советом, то уже точно был бы женат, а вокруг плясало минимум двое детишек.
Ну, приходится управляться с тем, что имеем. И всё же, щадить Сириуса он не собирался — вот это сейчас ему точно было необходимо меньше всего. Тех, кто его пожалеет, у племянник пруд пруди, а вот тех, кто наконец-то таки сможет справедливо оценить неприглядную правду, не так уж и много.
— А ты сам как с ней поступаешь? — осторожно спросил Альфард, стараясь не напоминать племяннику инквизитора. Заметив, что во взгляде Сириуса плещется немой вопрос, он поспешил объяснить: — Эта твоя… Камилла. Ты не думал, каково Адаре сейчас видеть, как ты за ней откровенно ухлёстываешь и при этом знать, что где-то в Британии у тебя есть девушка? — и пока Сириус переваривал информацию, Альфард плавно продолжал, смотря уже не на племянника, а куда-то вдаль: — Даже если ты с ней прямо сейчас порвёшь, это мало что изменит. Адара уже в тебе сомневается.
— В каком смысле? — поспешил спросить Сириус, наклонившись к нему поближе и тем самым переведя всё внимание Альфарда на себя.
— Ну, ты меняешь девушек приблизительно с той же частотой, что я пью скотч. — Альфард пожал плечами: скотч он пил как минимум раз в два дня. Иногда и ежедневно, для профилактики. Кашлянув, он продолжил: — Для таких девушек, как Адара, это обычно немалый показатель. Откуда ей знать, что ты не бросишь её, как только тебе наскучит?
Альфард подавил очередное желание кашлянуть и впервые задумался: неужели он умудрился продуть горло? Да ладно, он ведь никогда не был таким слабаком, чтобы простудиться из-за малейшего ветерка. Штормов за всё время их поездки, к счастью, не было.
Эх, ничего, само пройдёт. На крайний случай достанет микстуру из аптечки. Если она ещё пригодная, конечно, — Альфард, кажется, её доставал всего раз в жизни. Двадцать с хвостиком лет назад. И не для себя, а для Вальби.
Интересно, какой срок годности у микстур мадам Помфри? И интересно, забыла ли она уже ему эти одолженные (нормальные люди могли бы признать, что украденные) лекарства?
Альфард, немного развеселившись, вернулся к Сириусу, который с особой вдумчивостью размышлял над его словами, снова напоминая надутого мальчишку, а не уже ставшего привычным статного юношу. Определённо, сегодня Сириус заставляет его ностальгировать.
— Если ты мне не веришь, то скажи Адаре, что расстался с Камиллой, и посмотри на реакцию, — добавил Альфард и тут же проклял свой чересчур быстрый язык. Этот вариант категорически нельзя было бы рассматривать даже в том случае, если бы Адара была ему чужим человеком. Какой рунеспур его вообще дёрнул это говорить?
Сириус озвучил его мысли:
— А разве это не обидит её ещё сильнее? Ну, когда она потом узнает, что я не расстался с Камиллой.
— Да, ты прав, — поспешил согласиться Альфард, мысленно выдыхая, что хоть у племянника осталась ещё парочка непрямых извилин. Раз уж он уже настолько постарел, что не может даже вовремя заткнуться. — Ты однозначно прав.
Альфард со всей имеющейся в нём поддержкой похлопал Сириуса по плечу — как никак, сейчас племянник действительно не напоминал того весёлого, неугомонного и совершенно беспардонного подростка, которым обычно являлся. И…
Откровенно говоря, Альфард совершенно не понимал, как пускать таких детей на войну. Аластор к ним вообще присматривался? Да ведь они ещё с собственными подростковыми демонами воевать не закончили, а их уже хотят куда-то бросать.
«Талантливые. Будет грехом позволить им пойти по профессиям по типу каких-нибудь квиддичистов или, упаси Боже, преподавателей», — некстати вспомнились слова Аластора. Конечно, тому легко судить.
Это ведь не его дети.
Для него уже давненько вся война измеряется в победах и поражениях. И он готов не только проливать собственную кровь, но и чужую. Он готов до конца жизни с этим мучаться.
Альфард, честно говоря, совсем не готов. Не готов даже задуматься о том, что Адара и Сириус, к примеру, так и не успеют расставить все точки в своих отношениях, что Регулус окончательно станет Пожирателем или что Астра так и не разберётся со всем, что гложет её изнутри. Или что он не в силах будет им помочь.
Уберечь. Спасти. Подсказать. Наставить.
Альфард не раз замечал, что Сириус готов воевать. Что, вполне возможно, он даже хочет этого не только в силу подросткового максимализма. Но и в силу понимания всей серьёзности ситуации.
Альфард как никто другой понимал, насколько ситуация серьёзная. И понимал, что как бы он не хотел уберечь всех этих детей от приближающейся опасности, у него это не выйдет. Хоть живым, хоть мёртвым.
Куда более сильный приступ кашля остановил его размышления, помешав додумать мысль до конца. Слишком важную мысль.
Сириус, глаза которого приблизительно по размерам можно сравнить с шестерёнками в одном из последних изобретений, смотрит чересчур настороженно. Альфард кашляет в рукав, где-то между кистью и сгибом локтя, и на периферии весь окружающий пейзаж окунается в какие-то красноватые оттенки, словно картинки к постапокалиптической книжке.
Сириус же напоминает больше мертвеца, кожа которого отчего-то покраснела и, кажется, подпухла, и эта картина ещё больше вгоняет Альфарда в ужас, ведь теперь племянника ему видно через тёмное переплетение звёздочек.
Эти ассоциации слишком явные, и Альфард, мучимый, кажется, не только кашлем, но и лёгкой долей страха, не может прогнать эту мысль даже через двадцать секунд, когда кашель уже совсем отступил и от былой красноты не осталось и следа. Альфард как можно более естественно прячет руки в карманах, стараясь скрыть дрожь — не хватало ещё напугать и без того взволнованного племянника.
Мир прекрасен как раньше. Солнце блестело в небе, коряво отражаясь в слегка покачивающихся волнах. Яхта всё так же невыносима белая, и до этого Альфард ни разу в жизни не подозревал, как сильно этот цвет может резать по глазам. Палуба всё такая же горчичная — ни пылинки, что является однозначным поводом для гордости. Никаких пятен крови там тоже незаметно.
Глаза Сириуса всё такие же серые, черты всё такие же блэковские, и нет никакого свидетельства того, что всё, что он видел, было наяву.
— Дядя, ты в порядке? — голос племянника абсолютно твёрд, и Альфард не может не гордиться им: определённо, самообладание Сириусу ещё не раз в жизни понадобится.
Альфард осторожно прислонился локтями к перилам и посмотрел на собственные руки, краем глаза замечая на рукаве лёгкой голубой рубашки небольшие красные капельки.
Мерлин и Моргана.
Альфард невозмутимо перевернул руку так, чтобы пятна крови Сириус не заметил. И всё же, менять свои планы из-за такого пусть и серьёзного, но пустячка, он не будет. Дал себе слово показать Сириусу и Адаре Фоклендские острова — и, да видит Мерлин, он их покажет. А потом уже можно хоть в Британию, хоть на тот свет.
Кто из волшебников хоть раз не кашлял кровью? Крякнем, плюнем, выпьем зелье и прочно об этом забудем.
— Да, Сириус, не беспокойся, пока наследство тебе не достанется, — свободно сострил Альфард, а сам некстати вспомнил, что, в общем-то, ему бы не помешало немного подкорректировать завещание.
На всякий случай.
Сириус ухмыльнулся, и, судя по всему, шутка была оценена более чем благодушно:
— Ох, ладно, дядя, пойду намешаю мышьяк — уж больно наследство хочется.
— Вторая сверху полка в правом нижнем шкафчике, — подсказал Альфард, в ответ услышав довольный смех племянника. Похоже, хоть кому-то от его шуток полегчало.
Взгляд Сириуса всё ещё сочился сопереживанием и какой-то примесью сожаления, обычно ему неприсущей, но уже был значительно спокойнее и радостнее. Напоследок пару раз похлопав Альфарда по плечу, племянник поспешил удалиться, тихо насвистывая какую-то незатейливую мелодию.
Альфард с удивлением узнал в ней мотивчик из советского фильма «Капитан Немо», который он сам частенько любил напевать. Надо же, так уже, видимо, всех ею достал за время этой поездки, что даже Сириус запомнил.
Надоедливая песенка — стоило Сириусу только начать её напевать, как Альфарду тут же захотелось подхватить — даром, что он почти ни одного слова не понимал на русском, а просто коряво запомнил сочетание букв. Адара, как никак, знала русский получше его, а потому любезно объяснила, что эти слова вообще значат.
Ох, точно, всё же парочку слов на русском он знал — не стоит вспоминать, при каких обстоятельствах Альфард выслушивал лучшие конструкции русского мата.
— Без синих волн, без дальних дорог не могут жить мужчины, а жены ждут, считая года, и будет так всегда…